Читать книгу Русская фантастика 2015 - Александр Бачило, Александр Золотько, Андрей Бочаров - Страница 14

Здравствуйте, дамы и господа. Мое имя – Филиас Шелдон. В прошлом я горный инженер, затем – путешественник, первопроходец, знаменитость и кумир молодежи. А затем – канувший в безвестность одинокий любитель виски и опия. И нет со мной рядом никого, кто бы помог избежать порочного пути и остановить это безудержное падение.

Я начинаю рассказ помимо воли, и не ради давно угасшего в душе тщеславия. Не ради славы, не ради признания каких-либо заслуг, и уж тем более – не ради грошовых гонораров, которые платят газетчики за историю, которой можно напугать искушенного в наш просвещенный век читателя. На днях я узнал, что неугомонный профессор Милфорд, одержимый идеей снова вступить в контакт с разностной машиной, собирает средства для очередной экспедиции в «темную зону», и этот факт не дает мне покоя. Одно неосторожное действие – и зло, с которым мы столкнулись в «темной зоне», вырвется, подобно джинну из бутылки. При таком повороте событий гибель нашей цивилизации неизбежна. В нелепой попытке охватить необъятное и познать непознаваемое мы погубим человечество, не оставив и шанса на то, чтобы оно когда-либо возродилось вновь.

Мою тревогу усугубила и встреча с Юн Су, которая не может быть случайной. Этот маньяк дал понять, что над каждым, кто занимается вопросом «темных зон», висит дамоклов меч. Полагаю, Юн Су пришел к выводу, что убийство – мера грязная и, по большому счету – недейственная, что, полагаясь лишь на насилие, проблему не искоренить. Ныне он взялся взывать к здравому смыслу и делиться крохами сведений, чтобы сформировать общественное мнение. И хоть этот человек, по моему глубокому убеждению, не заслуживает ничего, кроме виселицы, я вынужден объединить с ним усилия, в связи с чем и берусь за перо.

…Когда на обеденный стол легло приглашение из Рэй-Браунского университета, оно показалось мне пятном света, упавшим из окна над дверью на заставленную грязными тарелками плоскость. Профессор Джошуа Милфорд заверял, что готов принять меня в любое удобное время по некому безотлагательному делу. Я подумал, что речь идет о лекции, на которой я должен буду рассказать о своем путешествии к Краю Корабля. Еще год назад мне регулярно приходилось выступать перед самой разнообразной публикой: студентами, военными, рабочими заводов, клерками и даже заключенными.

Я надел лучший костюм и недавно отремонтированные башмаки, водрузил на голову цилиндр, зажал под мышкой трость и вышел на улицу. На перекрестке Тишайшей и Улицы Бутылочников, я поймал кеб.

Сначала мы ехали через Ист-Энд в сторону Сити, а пассажирские и грузовые омнибусы проносились, грохоча колесами, мимо по отведенной для парового транспорта полосе. Затем опустились на подъемнике на два горизонта и оказались в Гранд-Парке, за которым располагался Рэй-Браунский Университет. Дабы не загрязнять первозданную атмосферу Гранд-Парка угольным чадом, паровой транспорт здесь был запрещен. Поэтому остаток пути я наслаждался относительной тишиной и щебетом птиц.

Извозчик остановил кеб перед университетской площадью. Расплатившись, я двинулся к главному корпусу. Возле университета, как всегда, было множество студентов в скромных сюртуках и мантиях, с книгами и свитками в руках. Кто-то кормил голубей, кто-то беседовал, сбившись в тесный кружок, кто-то отдыхал, расположившись на скамье.

Шпили главного корпуса едва не касались потолочного свода, ярко освещенного мощными лампами. Я невольно задрал голову, придерживая цилиндр. Передо мной было старинное четырехэтажное здание, построенное лет четыреста назад. С тех пор оно обзавелось двумя пристроенными крыльями, горделивыми шпилями и изысканной лепниной на стенах. Полукруглый фронтон, обжитый гипсовыми химерами, подпирали шесть колонн. Окованные медью двери, высотою в два человеческих роста, были гостеприимно раскрыты. Дующий в лицо ветерок нес запах книг и чернил.

В вестибюле меня встретил подвешенный к потолку остов реликтового механоида. Останки таких существ мы встречали во множестве возле Края Корабля, это было во время путешествия, сделавшего меня знаменитостью. Университетский экземпляр отличался великанскими размерами, он был о шести ногах, с двумя парами чудовищных рук, оканчивающихся сверкающими клешнями, каждой из которых можно было с легкостью перекусить взрослого человека пополам. На длинной и гибкой шее сидела крошечная, ощетинившаяся штырями, голова. Всякий раз, когда я глядел на остовы доисторических гигантов, меня посещала одна и та же мысль: хвала Господу, что люди разминулись с ними на многие тысячи, а может, и миллионы лет.

Кабинет профессора Милфорда находился на втором этаже; два высоких шкафа, битком набитых книгами, письменный стол, пара стульев да безликая голова механоида на стене – вот и вся обстановка. Высокие арочные окна выходили в атриум, где искрились в лучах мощных ламп фонтаны. Сам профессор оказался еще достаточно молодым, но уже обзаведшимся брюшком и лысиной человеком. Голубоглазый, розовощекий, рыжебровый – он излучал радушие с первой секунды нашего знакомства. Я пожал его большую, но мягкую, словно тесто, руку, очевидно, с большей, чем того требовалось силой. Извинился, отчетливо услышав, как хрустнули кости.

– Что вы, не стоит! – Милфорд встряхнул покрасневшей кистью. – Для меня большая честь видеть вас в своем скромном рабочем уголке, мистер Шелдон. Я спешу выразить вам признательность от лица преподавателей кафедры Физики Корабля, все самые передовые теории основаны на открытии Края.

Я раскланялся в ответ. Сколько времени прошло, а все равно чертовски приятно слышать в свой адрес такие искренние слова.

– Присаживайтесь! – Профессор выдвинул стул. – Чаю? Кофе? Или что-нибудь покрепче? – спросил он, правильно поняв, что означают сизый цвет моего мясистого носа, украшения из сине-красных сеточек капилляров на щеках, ртутный блеск глаз и предательская, никогда не прекращающаяся дрожь в пальцах. – У меня есть коньяк из Горизонта Булони, тысяча семьсот девяностого года, доложу вам…

– Благодарю. Только чаю, профессор! – ответил я.

Милфорд позвонил в колокольчик. На зов явился пожилой слуга-индус и выслушал с важным видом распоряжения хозяина.

– Понимаете, в чем дело, мистер Шелдон. – Профессор сел напротив меня. – Ваше открытие многое изменило в современной физике и в понимании природы Корабля.

К сожалению, мой ум давно утратил прежнюю остроту, тем не менее, он все еще служил мне. Было предельно ясно, что профессор находится в некоем затруднительном положении и что какая-то необходимость заставляет его продолжать метать бисер, невзирая на мои трясущиеся руки, сизый нос и оловянный взгляд наркомана.

– Еще недавно общепринятым было считать, что Корабль – бесконечен. Открытие «края» не оставило камня на камне от этого архаичного постулата, и большое число научных работ в один ничтожный миг утратили свою ценность, – профессор небрежно взмахнул рукой, – превратились в беллетристику чистой воды. Одному лишь богу известно, сколько ученых мужей проклинали вас, ибо вы сломали им карьеру. Но иные возносили вам хвалу, так как появились новые факты, благодаря которым стало возможно поднять науку на новый уровень.

Слуга подал чай. Поблагодарив, я подхватил двумя пальцами чашку из тончайшего фарфора.

– Сторонники опровергнутой теории бесконечного Корабля попытались взять реванш, – продолжил Милфорд. – Ими была выдвинута гипотеза Постоянно Расширяющегося Корабля, согласно которой открытый вами «край» является подвижной границей. И снова у этого течения возникла оппозиция, в состав которой вошел и я. Был произведен ряд расчетов. Результат оказался предсказуемым. Если бы Корабль постоянно расширялся, то лишь за время существования человечества его размеры достигли бы таких величин, что путешествие к «краю» стало бы невозможным. Как и следовало ожидать, оппоненты подвергли наши выводы сомнению.

Чай был вкусным, черт побери. Липовым, с лимоном и медом. Если профессору нужно, чтобы я пересказал этот научный сыр-бор во время своей лекции, то мне придется сделать конспект. Иначе могу нагородить чушь.

Заметив мою обеспокоенность, профессор проговорил:

– Я прошу прощения за тяжеловесный пролог, сейчас я подхожу к сути дела, по которому пригласил вас в эту скромную обитель знаний. Изучив карты горизонтов, в том числе – составленные во время вашей знаменитой экспедиции, группа ученых, которой руковожу я, готова повергнуть в прах еще один замшелый и прочно укоренившийся постулат. Постулат о хаотичном расположении отсеков и палуб Корабля. Он неверен. – Профессор посмотрел мне в глаза. – Корабль имеет упорядоченную структуру симметрий вдоль продольной оси.

Я поставил чашку на поднос, глубокомысленно хмыкнул.

– Вы понимаете? – тихо, словно заговорщик, спросил Милфорд. – В строении Корабля присутствует замысел! – Он подался вперед. – Великий замысел, мистер Шелдон! И если Корабль подчинен замыслу, то пребывание людей на нем тоже имеет цель. Равно как когда-то имело цель пребывание на нем механоидов и еще раньше – протомеханизмов.

– Примите мои поздравления, профессор, – сказал я, мысленно пытаясь рассортировать по полочкам полученные сведения. – Это действительно великое открытие. Но, право, я не понимаю, каково мое участие в этом… этом всем?

Милфорд отодвинул поднос, развернул на столе свиток с картой одного из горизонтов. Вверху карты готическим шрифтом было начертано «Графство Дилэйн и Брукс Кантри». Профессор надел пенсне и принялся пояснять, водя пальцем.

– Все наши карты неполные. Видите, здесь и здесь – белые пятна, мы называем их «темными зонами», прикрывая шуткой наше незнание. На каждом горизонте найдутся территории, куда мы не можем проникнуть. Глухая стена: ни люков, ни тоннелей, нет даже вентиляционных портов.

Я постепенно вникал. Наконец речь зашла о понятных мне вещах.

– Основываясь на принципе симметрии, я могу предположить, что находится на закрытых от людей территориях, – проговорил тихим, отчетливым голосом Милфорд.

– Да? – удивился я. – И что же?

– Например, на этом горизонте, – профессор опустил взгляд на карту графства, – в «темной зоне» находятся еще два акра превосходных лесоохотничьих угодий. И пока что, обращаю ваше внимание, ничейных. В «темных зонах» на других горизонтах помимо новых земель для освоения можно будет отыскать дополнительные источники электроэнергии, воды и прочих ресурсов недр.

Только теперь я осознал важность открытия Милфорда. На картах горизонтов всегда наличествовали пустые места. Иногда площадь обжитой территории равнялась площади недоступного пространства. Как же легко, оказывается, было заглянуть за глухие стены. Симметрия относительно продольной оси… Одна половина горизонта – зеркальное отражение другой.

Профессорская карта, к слову, была самой подробной из всех тех, что мне приходилось видеть. О чем я не преминул сказать.

– Да, действительно, – с гордым видом согласился Милфорд, – мы долгое время копили данные по всем горизонтам. Тщательно замеряли каждый доступный тоннель и каждый отсек, чтобы получить идеально точные данные. Пожалуй, столь же подробные карты есть только у военных. Симметрия обнаружилась не сразу. И из-за обширных «темных зон», и из-за того, что ранние карты были составлены с погрешностями. Корабль – огромен. Кому, как не вам, об этом известно. И мы всегда смотрим изнутри, не имея возможности увидеть наши владения со стороны.

– Позвольте же, профессор, я повторю свой вопрос. Из-за чего я удостоился чести узнать об открытии? Если требуется прочитать лекцию, то я сделаю это с превеликим удовольствием. Однако я не уверен, что смогу вести речь о передовых достижениях в области физики Корабля.

Милфорд удивился.

– Лекция? Нет, не нужно.

– Что тогда?

– Союзник. Мне нужен союзник, – сказал Милфорд. – Ректор дает разрешение на летнюю экспедицию в одну из «темных зон», однако в Комитете Безопасности в штыки встретили наше предложение пробурить вход на недоступную территорию. Фонд Надсена заинтересован в финансировании экспедиции, однако оттуда не перечислят ни фартинга, пока вето комиссара Пибоди в силе. Мистер Шелдон, – профессор прижал руки к груди, – окажите любезность, переговорите с комиссаром, ведь он безмерно уважает вас! Пусть он снимет вето!

– Энсон Пибоди – комиссар Комитета Безопасности? – переспросил я, не сумев удержать горький вздох. У каждого из нас – своя дорога. Кого-то она ведет в курильню опиума, а кого-то – в наиглавнейшее силовое ведомство Корабля. Когда-то мы вместе с Пибоди работали на рудных разработках у старика Надсена, спали в одной палатке, ели из одного котелка пригоревшую кашу. И Пибоди был в числе моих спутников в историческом путешествии к «краю». Но он не дошел… Его свалила ржавая лихорадка, которую разносили кровососущие насекомые и мелкие механоиды, живущие в болотах Сибирийского горизонта.

– И еще… – Профессор замялся, посмотрел на мои трясущиеся руки, а потом все-таки решился: – И еще нам чрезвычайно нужен человек – опытный путешественник, который мог бы возглавить экспедицию. – Он снова уставился на мои пальцы: я крутил пуговицу фрака, ошарашенный таким предложением. – На ректорате мы обсудили несколько кандидатур и пришли к выводу, что вы, мистер Шелдон, лучше остальных справились бы с задачей. К тому же вы – прекрасный рассказчик. Я посетил одну из ваших лекций. Должен признать, тому, как вы владеете аудиторией, стоило бы поучиться некоторым преподавателям.

Свет, льющийся из окон, вдруг стал осязаемым. Превратился в золотистый туман. В этом тумане растворился профессор, книжные шкафы, голова механоида. И только голос Милфорда, продолжавший звучать из-за непроницаемой для взгляда завесы, удержал меня на кромке реальности и не позволил раствориться в грезах.

– …мы готовы выписать чек на сто фунтов стерлингов в качестве аванса, как только удастся получить все разрешительные документы в Комитете Безопасности. И еще двести фунтов – после экспедиции, даже если нам не удастся пробуриться в «темную зону», – договорил профессор.

– Что ж, – протянул я, – судьба любит смелых, профессор Милфорд. Я в деле, черт побери.

И мы выпили еще по чашке чаю.

На Королевский горизонт для кого попало дорога была закрыта. К счастью, мне не пришлось в качестве пропуска демонстрировать свою физиономию и пояснять: «Три года назад, джентльмены, это лицо было на первых полосах всех корабельных газет!» Несколько раз в прошлом мне доводилось прибегать к такому методу, и каждый раз после этого я ощущал стыд.

Я ехал в карете с гербами Рэй-Браунского университета на дверцах. И у меня имелось рекомендательное письмо, подписанное ректором Уэбстером, поэтому полисмены молча брали под козырек и поднимали шлагбаумы.

Королевский горизонт делило надвое извилистое русло Лона. Из его теплых и ласковых вод в незапамятные века выползли на глинистые берега похожие на лысых обезьян пращуры современного человека. Среди теперь уже исчезнувших лесов Королевского горизонта строились первые поселки. Постепенно первозданную природу сменили искусственные пейзажи непрерывно разрастающегося города. На одном горизонте стало тесно, люди принялись переселяться на соседние. Вверх и вниз, насколько позволяли подъемные платформы Корабля, управление которыми в те времена только осваивали.

Свод над Королевским горизонтом необычайно высок. Шпили величественных зданий тянулись к нему, словно ростки – к свету. Но даже самую высокую постройку – часовую башню Уэстхопского дворца – можно было дважды водрузить на саму себя, чтобы бросить вызов сияющим электрическим светом высотам.

Улицы Королевского горизонта казались мне неестественно чистыми и малолюдными. Тут было не встретить бродяг, выпивох или цыган. А мальчишки – продавцы газет – носили ладные костюмы, шляпы и начищенные штиблеты.

Комитет Безопасности располагался в старом здании эпохи короля Эдуарда. Вход охраняли два гвардейца в килтах, панталерах, богато украшенных вышивкой, кителях из красного сукна и остроконечных кожаных шлемах.

И снова никто не стал чинить мне препятствий. Вскоре я уже листал газеты, сидя в прохладной приемной комиссара. Ждать пришлось долго – часа полтора, но Пибоди все-таки нашел для меня минутку. Он сам вышел навстречу и проводил в свой кабинет. Там мы обнялись, словно братья.

Пибоди раздобрел. Его нос стал таким же сизым и мясистым, как и мой. По сему поводу мы обменялись колкими шуточками. Но взгляд моего доброго друга оставался таким же ясным и пытливым, как в молодые годы. И Пибоди все еще носил бакенбарды, которые успели выйти из моды лет двадцать тому назад. Костюм комиссара соответствовал высокому статусу его владельца: черные, как ночь, фрак, брюки и шейный платок, расшитая серебром жилетка, белоснежная сорочка.

Комиссар бегло просмотрел ходатайство ректора. Он продолжал улыбаться, но уголки его губ опустились, а на переносице прорезалась глубокая морщина.

– Есть ли жизнь в других отсеках? – Я услышал в голосе Пибоди пафосные нотки. – Наши ученые мужи бьются над этим вопросом не один десяток лет, и до сих пор никто не дал однозначного ответа. В мое ведомство ежедневно приходят десятки донесений из разных частей Корабля. Люди видят, как неожиданно появляются люки там, где их никогда не было. Говорят о необычайно ярком свете, о выходящих из него человекоподобных существах. Жалуются на пропажу или порчу скота. Имеются даже сообщения об исчезновении людей. Эти недоступные территории, эти «темные зоны», как их стали называть с легкой руки профессора Милфорда, они соотносимы по площадям с Объединенным Королевством. И черт его знает, любезный Филиас, что может там водиться. Таков мой основной аргумент против экспедиции, затеянной Рэй-Браунским университетом.

– Ты всегда был перестраховщиком, Пиб, – сказал я. – Есть ли еще какие-нибудь аргументы, кроме крестьянских побасенок, которыми жители окраин пытаются оправдать собственную безалаберность и злой умысел?

Пибоди хмыкнул, заложил руки за спину, прошелся от одной стены к другой.

– Ты ведь не понаслышке знаешь, какие опасности скрывают неисследованные части Корабля. Полости Хаббла, где нет воздуха для дыхания. Излучение Хокинга, которое заставляет людей гнить заживо…

– Какие еще аргументы, друг мой? – с нажимом проговорил я.

Комиссар рассмеялся, погрозил пальцем.

– Это не секрет, но мне бы не хотелось, чтоб в дальнейшем это всплыло в прессе, ну, ты понимаешь, Филиас. Последние тенденции в обществе, когда реакционно настроенная толпа протестует против индустриального пути развития Объединенного Королевства, заставляет проявлять чрезмерную осторожность в некоторых вопросах.

– Я нем, как могила, Пиб, – пришлось пообещать мне.

– Старый ты пират, Фил! Слушай внимательно. Чтобы наши заводы не дымили на горизонтах, мы выбрасываем газы в воздуховоды, ведущие на недоступные территории.

– И что? – удивился я.

– До тех пор, пока ты не открыл проклятый «край», все думали, что Корабль бесконечен. И никого не волновало, что какие-то условно токсичные газы отравят некоторое число необитаемых отсеков из миллиардов миллиард наличествующих в нашем мире. Теперь же народ стала одолевать клаустрофобия. А один джентльмен из министерства промышленности подсчитал при помощи разностной машины, что мы накопили у себя под носом… – Пибоди нервически дернул плечом, договорил, понизив голос: – Мы накопили на недоступных территориях такое количество угарного и гремучего газа, что если это все высвободится, цивилизации в нашем понимании придет конец.

– Ясно, – сказал я. – Благодарю за откровенность. Я думаю, что в таком случае экспедиция в «темную зону» просто необходима. Ты ведь намерен доработать до пенсии, а не свалиться раньше времени с инфарктом, день ото дня ожидая худшего.

Пибоди с сомнением присмотрелся к моему костюму. Истина, излагаемая человеком, у которого на пиджаке – плохо застиранные пятна, не есть априори.

– Есть и другой повод провести разведку «темных зон», – продолжил я. – Ты знаком с теорией профессора Милфорда о симметрии Корабля?

– В общих чертах… – буркнул Пибоди, после чего вынул хронометр на золотой цепочке, откинул ногтем большого пальца крышку с выгравированным на ней гербом Объединенного Королевства, посмотрел, щурясь, на циферблат.

– Разве тебя не привлекает перспектива заполучить новое месторождение полезных ископаемых? Или электрическую жилу? Второй Угольный Мешок? Вторые Сады Мидаса?

Пибоди вздохнул.

– Как вижу, дорогой Филиас, ты знаком с теорией Милфорда в куда более общих чертах, чем я, – изрек комиссар, продолжая держать перед собой хронометр. – Я не отрицаю наличие симметрии, но она не идеальна. Сорви с дерева лист и осмотри его внимательно. Он вроде бы симметричен, но некоторые жилки не соответствуют друг другу. Так и наш Корабль. Он слишком сложен, чтоб его можно было описать каким-то одним законом. Ответь лучше, сколько Милфорд пообещал тебе за то, что ты будешь представлять его интересы?

– Некоторое вознаграждение, а еще – участие в экспедиции, – не стал скрывать я.

– Да? – удивился Пибоди. – Можно было бы догадаться…

– Ты знаешь, какое-то время назад я думал, что моя карьера давно закончилась, что мои навыки и опыт никому больше не пригодятся, и единственное путешествие, в которое я смогу отправиться, – это только на кладбище Сент-Бридж.

Комиссар захлопнул крышку хронометра.

– Ладно, черт тебя подери… – пробурчал он. – Будем считать, что ты меня убедил. Я обдумаю свое решение по поводу экспедиции Милфорда еще раз. А сейчас – будь любезен. Министр внутренних дел уже десять минут ждет в приемной.

Через несколько часов Пибоди отправил ректору Рэй-Браунского университета телеграмму, я же получил обещанный аванс в тот же день, а точнее – вечер, когда лампы дневного освещения на сводах еще не погасли, но уже источают не свет, а густой красноватый сумрак.

Я отправился в паб на Черити-Лок и устроил отменную пирушку. В компании рыбаков и портовых грузчиков разгромил в зале мебель и чудом улизнул до того, как нагрянули полисмены.

Подготовка к экспедиции заняла приблизительно два месяца. Ректорат назначил Милфорда научным руководителем, а меня – техническим. С нами отправлялся аспирант Милфорда – двадцатитрехлетний Уильям Ганн, он показался мне малахольным юношей, слабо подготовленным для длительных путешествий, но я решил оставить свое мнение при себе, поскольку знаю, как сильно может изменить человека дорога. Кроме того, к нам присоединились профессор Александр Телье – биолог и Ричард Форд Киллиан – доцент кафедры кораблеографии. Ученым мужам было за пятьдесят, в своей жизни им доводилось посещать самые экзотические уголки Корабля. У Киллиана осталась память об одном таком путешествии в виде шрамов от стальных когтей сибирийского механоида.

Комитет Безопасности откомандировал своего специалиста – майора Рекса Шефнера. Майор работал с токсичными веществами, он должен был на месте оценить, таит ли «темная зона» угрозу, предсказанную разностной машиной министерства промышленности. Остальными участниками стали девять студентов-старшекурсников с разных факультетов – физики, биологи и кораблеографы.

Были заявлены следующие задачи экспедиции:

– Отыскать прямые доказательства Симметрии Корабля;

– Проникнуть в одну из «темных зон»;

– Проверить возможность жизнедеятельности в «темных зонах».

– Изучить флору и фауну «темной зоны»;

– Разведать месторождения природных ископаемых и электрических жил «темных зон».

22 июня 1886 года наша маленькая научная армия вышла из главных ворот Гранд-Парка и, оставив за спиной учебные корпуса Рэй-Браунского университета, двинулась на покорение до сих пор недоступных территорий Корабля. Мы были верхом, провизия и личные вещи хранились в крытом брезентом фургоне, в который была запряжена пара косматых меринов. На козлах с поводьями сидел Уильям Ганн, который, как я и подозревал, с трудом держался в седле; к счастью, для него отыскалась вакансия извозчика. Предполагалось, что в Угольном Мешке у нас появится еще один фургон с оборудованием, предоставленным лабораторией рудодобывающего концерна «Надсон и Сын», для того, чтобы вскрыть металлический монолит переборки и проникнуть в «темную зону».

Экспедиция началась как увеселительная прогулка. Молодежь шутила, покупала на ходу сладкие пирожки и леденцы на палочке, козыряла встречным дамам. Держу пари, студентам казалось, будто весь путь в «темную зону» будет похож на прекрасную брусчатую дорогу, вроде той, что стелилась под копытами наших лошадей.

Но горизонт Угольного Мешка встретил нас холодным дождем. Струи сочились вполсилы из встроенных в свод форсунок, дорожное полотно заливала жидкая грязь. В воздухе совсем не по-летнему пахло снегом. Пышная растительность исчезла, из земли торчали голые, колючие кустарники, в кору которых навсегда въелась угольная пыль. Зданий, радующих глаз архитектурой, здесь тоже не было: только похожие на хлева бараки, безликие склады и производственные постройки. По пути нам встречались лишь рабочие – китайцы, индусы, темнокожие с Жаркого Горизонта; все были в грязных комбинезонах, разношенных сапогах и кепках. Наши молодые люди не приуныли, но сменили радужный настрой на сосредоточенность.

Однако Угольный Мешок был лишь окраиной. Здесь трудились десятки тысяч человек, и моя карьера инженера тоже началась в одном из окрестных рабочих лагерей.

В тусклом свете, просачивающемся сквозь дождь, просматривалась застроенная лесами часть склона Карбоновой Глыбы. Вершиной гора уходила на смежный горизонт. Мокрые изломы склона тускло блестели. На лесах виднелись силуэты людей: добыча угля не прекращалась ни на минуту.

Мы подъехали к кирпичному зданию администрации. У крыльца нас встречал управляющий: человек средних лет в безупречном костюме, в очках с золотой оправой и фиолетовыми стеклами. Он носил бороду, но брил усы на манер мореплавателей с самых нижних – водных – горизонтов. Я знал его сто лет, но друзьями мы никогда не были. Декстер Льюис отличался жестким, даже жестоким отношением к рабочим. Поэтому старик Надсон продвинул его по карьерной лестнице до управляющего.

– Приветствую вас, господа! – с полупоклоном произнес Льюис. – Для меня большая честь – принимать в этих стенах первопроходцев.

Мы передали лошадей на попечение слугам. Начинало темнеть, дождь постепенно сходил на нет. На склоне Карбоновой Глыбы упрямо стучали кирки.

Пожав руки ученым, управляющий подошел ко мне.

– Шелдон! – Он стиснул мою кисть могучей ручищей.

– Льюис! – кивнул я.

– Хочу вас предупредить, – хмуро проговорил он. – Среди рабочих распространились вызывающие опасения слухи. Вы не хуже меня знаете, насколько суеверны эти дикари. По их поверьям, на недоступные территории, куда вы намерены проникнуть, уходят души умерших.

К нам подошел майор Шефнер.

– Кто же стоит за этими слухами? – поинтересовался он, набивая трубку табаком.

– «Таймс», – пожал плечами Льюис. – Некоторые рабочие умеют читать. К тому же фургон с экспериментальным оборудованием для прожига переборок – не иголка в стоге сена.

– Чего нам следует опасаться? – деловито уточнил майор, выуживая из внутреннего кармана плаща спичечный коробок. В тот момент я мысленно поблагодарил старого перестраховщика Пибоди за то, что он отправил вместе с нами еще одного человека, знакомого с запахом пороха.

Вспыхнула, зашипев, серная головка, осветив лицо майора. Он был тонконосым и тонкогубым аристократом в возрасте сорока трех лет с высокими скулами и цепким взглядом профессионала. С усами щеточкой и обильной сединой на висках.

– Под защитой этих стен вам ничего не грозит. В дальнейшем же не теряйте друг друга из виду, – посоветовал управляющий. – Постарайтесь одолеть путь до подъемника за один переход, привалов не делайте. Если к вам прибьются незнакомцы, то сначала берите их на мушку, а потом начинайте разговор.

В трапезной нас ждали накрытые столы. Меню ужина соответствовало средневековому вкусу старика Надсона, к нашему счастью, отсутствующего в Угольном Мешке, иначе его скверный нрав многим участникам экспедиции подпортил бы аппетит.

В камине, забранном железной решеткой, пылали, стреляя искрами, дрова. Слуги подали мясо дичи, вареный картофель и овощи. На лицах молодежи читался энтузиазм, студенты торопливо рассаживались вокруг стола.

Старшие же участники экспедиции – я, майор Шефнер, Милфорд, Телье и Киллиан – были представлены профессору Дервингтонширского Технологического университета Бэйзилу Арнольду, имевшему докторские степени по минералогии и материаловедению. Профессор Арнольд – низкорослый кряжистый мужчина с бородой до объемистого живота – вместе с двумя ассистентами присоединился к экспедиции. Его основной задачей было обеспечить прожиг переборки, чтобы мы смогли проникнуть в «темную зону». В дальнейшем вместе с нашими учеными он принял бы участие в разведке полезных ископаемых.

Дервингтонширский университет был моей альма-матер, и профессора Арнольда я знал еще с тех времен, когда тот ходил безусым аспирантом. Как и все любимчики старика Надсона, Арнольд отличался скверным нравом и экзальтированным поведением.

Студенты за столом немного приуныли, их смутило, что в графинах оказалась либо ключевая вода, либо сидр. Старик Надсон самым строгим образом запретил в Угольном Мешке распитие крепких напитков. Табу распространялось даже на эль.

Ученые мужи, едва отдав должное мясу дичи, поспешили начать диспут.

– Разгадка природы электричества – вот первый шаг на пути покорения Корабля, – высказался профессор Арнольд. – Пока люди не научатся управлять электричеством, они будут всего лишь беспомощными пассажирами на борту Корабля, тогда как судьбой им предназначено стать его командой.

– Мы не ставим перед собой цель покорить Корабль, – с улыбкой ответил Милфорд. – На сей момент перед нами – более скромная, но не менее важная задача познать Корабль.

– Мы слышали, что в Дервингтошире создали новую любопытную теорию электричества, – сказал Киллиан.

Арнольд кивнул с важным видом.

– Мы ознакомились с ней, – вставил Милфорд. – Мы считаем ее недостаточно обоснованной.

Ученые мужи так часто использовали в своей речи местоимение «мы», что можно было подумать, будто они мнят себя монархами. На самом деле этим они подчеркивали, что говорят от имени научных коллективов, в которых им доводится трудиться.

Арнольд хмуро посмотрел на Милфорда из-под кустистых бровей.

– Это ваше право, коллега, быть несогласным, – сказал он. – Любая гипотеза имеет право на жизнь, пока она не опровергнута. Что касается теории Фридмана-Гора, то мы считаем ее обоснованной. Корабль в таком ракурсе предстает замкнутой и самодостаточной системой. Он расширяется и сжимается, вырабатывая электрическую энергию по принципу пьезоэлемента. Мы подсчитали, что запас энергии Корабля достаточен, чтобы обеспечить его расширение. В период сжатия энергия восстанавливается и накапливается. Полагаю, профессор Телье согласится, что такая пульсация присуща многим жизненным формам, населяющим Корабль. От амеб и медуз до человеческих органов.

– С нашей точки зрения, говорить о Корабле, как о живом организме, допустимо лишь в метафорическом смысле, – возразил Милфорд.

– Позвольте возразить, коллега, – встрял биолог Александр Телье. – Были ли живыми реликтовые механоиды? У нас до сих пор нет четкого определения, что есть живое и неживое на Корабле. Не исключено, что Корабль – жив, а мы лишь призраки или временные флуктуации, населяющие его утробу.

– Джентльмены, нам выпала честь сидеть за одним столом с человеком, открывшим Край Корабля, – Милфорд чуть заметно поклонился мне. – Мистер Шелдон заявил, что «край» незыблем. Корабль не расширяется и не сжимается. Размеры Корабля – это константа. Не так ли, мистер Шелдон?

…Не искали мы никакой край. Мы даже не предполагали, что он существует. Старик Надсон отправил нас на разведку полезных ископаемых. Это был Сибирийский горизонт – один из самых многообещающих. Мы потеряли много времени и людей, пока прошли насквозь тайгу – дремучий, обжитый механоидами лес, – и оказались у входа в лабиринт тоннелей и малых отсеков. Там мы оставили раненых и обессиленных, а сами двинулись малым отрядом дальше.

Что гнало нас вперед? Почему мы, выполнив задачу, поставленную стариком Надсоном, не вернулись к ближайшему подъемнику? Какой-то безумный, беспочвенный азарт исследователей обуял меня и моих спутников.

В лабиринте на нас напал медведь-шатун. До того, как мы смогли убить взбешенного зверя, он сократил и без того маленький отряд до трех человек. И снова мы не повернули назад.

Мы набрели на древнюю стену, облепленную разнесенной паводками грязью, обжитую мхами и плесенью. Стена была высотой до свода, и она выгибалась, образуя острый угол по отношению к горизонту. Под разноцветными наслоениями и заскорузлой грязью угадывались очертания чего-то титанического, осязаемого.

Мы расчистили часть стены и натолкнулись на плоскость из материала, похожего на стекло. Я смыл со стекла грязь, использовав воду из фляги.

И увидел то, что до сих пор посещает меня в кошмарных сновидениях.

Я увидел черноту, в которой ровно светили похожие на застывшую снежную пыль искорки. Я увидел покрытую причудливым рельефом внешнюю поверхность Корабля, – я сразу понял, что это такое, – она уходила в бесконечность, терялась в абсолютной ночи, которая, оказывается, каждое мгновение окружала наш хрупкий мир.

Мне порой снится, что я вываливаюсь из этого окна. Что я лечу над безжизненной поверхностью Корабля, а ночь, царящая за бортом, выпивает из меня жизнь.

– «Край» Корабля выглядел неподвижным, – сказал я, – и мертвым.

– Наш университет запланировал экспедицию к «краю», – сообщил Арнольд. – Ее участники будут вооружены высокоточными измерительными приборами. Только после тщательных исследований мы сможем делать выводы о незыблемости «края».

– Вот как?.. – приподнял бровь Милфорд. – Наука окажется перед вами в долгу, коллега.

В ту ночь я не мог уснуть. Сказывались перемена места, обильный и жирный ужин, а также моя склонность к бессонницам. Я ворочался с боку на бок, зарывался руками в свежее сено, раскиданное по полу трапезной слугами. Утомленные переходом студенты и ученые мужи храпели на все голоса. А рабочие в окрестных лагерях, как и я, не спали: они били в тамтамы и распевали песни. За кирпичными стенами административного корпуса что-то затевалось.

После полуночи я услышал голос Льюиса. Управляющий разговаривал со своими людьми, и он был встревожен. Застучали копыта, небольшой конный отряд отдалился от здания. Минут через сорок в отдалении прогремели выстрелы.

Я вышел на крыльцо. С удивлением увидел сидящего на табурете майора Шефнера. Майор курил трубку, на его коленях лежал «винчестер».

– Что стряслось, майор?

– Ночная смена прекратила работу. Управляющий поскакал поговорить с людьми.

Снова загрохотали выстрелы. Я посмотрел в сторону Карбоновой Глыбы, у ее подножия горело множество костров, а на лесах – сотни факелов. Гора в таком освещении казалась облитой кровью, как жертвенный камень язычников.

– Идите спать, мистер Шелдон, – посоветовал майор. – Нам завтра понадобится ваша свежая голова.

– А вы, майор? – спросил я.

– И я тоже отправлюсь спать, – флегматично ответил тот и запыхтел трубкой. По всему было видно, что он собирается бдеть до рассвета.

Очевидно, этот факт на каком-то подсознательном уровне оказал расслабляющее воздействие. Мне почти сразу же удалось уснуть.

Но наши тревоги не развеялись с наступлением утра.

Когда мы собрались в трапезной на завтрак, который состоял из вареных вкрутую яиц, бекона, козьего сыра и гренок со сливочным маслом и джемом, выяснилось, что одного из студентов с нами нет. Поначалу никто не придал этому факту значения: быть может, отсутствующий Ральф Тейлор задержался за умыванием или в отхожем месте? Только майор Шефнер стегал себя перчаткой по колену, то и дело бросая взгляды в сторону двери.

Вскоре к нам присоединился управляющий. Он был бледен, в то же время глаза его сверкали лихорадочным блеском, – сказывалась бессонная ночь. Льюис сообщил, что все неприятности, возникшие ночью, удалось уладить, и призвал нас быть бдительными, пересекая Угольный Мешок.

– Позвольте, джентльмены! – не выдержал Киллиан. – Куда же все-таки запропастился мой студент – мистер Тейлор?

Милфорд отправил своих студентов искать Тейлора. Пока их не было, мы в полнейшем молчании пили кофе. Всех терзали дурные предчувствия.

Вернулись студенты, Тейлора они не нашли. Тогда управляющий Льюис вызвал слуг и приказал им проверить все здание от подвала до чердака, а заодно – конюшни, хлев, два сарая и кузницу.

Но и слуги не смогли обнаружить пропавшего студента. Его лошадь стояла в конюшне вместе с остальными. Вещи тоже были на месте.

– Что же делать… – в задумчивости тер подбородок Милфорд. – Надо проверить рабочие лагеря. Быть может, Тейлор вышел ночью на прогулку и его схватили фанатики. Но на это уйдет уйма времени. Тем не менее я не имею права оставлять своего человека на произвол судьбы.

Льюис прочистил горло и сказал официальным тоном:

– Как управляющий концерна «Надсон и Сын» я заверяю вас, что наша служба безопасности, и я лично приложим все силы, чтобы найти пропавшего Ральфа Тейлора.

– Спаси вас бог, мистер Льюис! – Милфорд вздохнул с облегчением. – В таком случае, мы немедленно выдвигаемся в путь.

– Это весьма разумное решение, сэр, – одобрил управляющий.

Не откладывая дело в долгий ящик, мы принялись седлать лошадей. Я приказал всем вооружиться. Телье, Киллиан, Ганн и студенты разобрали винтовки, которые до сего момента хранились зачехленными в фургоне. Я и майор Шефнер в пути никогда не расставались с оружием, а Милфорд показал, что у него на поясе в кобуре – револьвер. Профессор Арнольд проигнорировал мое распоряжение, но его ассистенты схватили по винтовке и расположились на козлах фургона с оборудованием.

После вчерашнего дождя в Угольном Мешке было сыро. Над лужайками, поросшими чахлой травой, серыми клочьями висел туман. На голых ветвях кустарников восседало воронье. Когда мы проходили мимо, черные птицы расправляли крылья и принимались истошно кричать, нагоняя на нас сплин.

Милфорд то и дело озирался. Наверное, надеялся, что потерявшийся студент неожиданно найдется.

Мы пересекли одну железную дорогу, затем – вторую. Постояли, ожидая, пока состав из наполненных углем вагонеток неспешно проедет мимо, направляясь к сереющим вдали складам, а затем пересекли и третью железную дорогу.

Нам стали попадаться дубовые рощи и спонтанные переборки разной ширины. Последние не образовывали отсеки, они просто непонятно зачем соединяли землю со сводом: бесполезные, увитые плющами нержавеющие куски металла.

Ветер снова пах снегом, его порывы доносили шум воды и грохот гребных колес барж, принадлежащих различным промышленным компаниям Объединенного Королевства. Спрос на надсоновский уголь был традиционно высоким на всех горизонтах Корабля, где обитали люди.

Свод постепенно становился ниже, вскоре впереди показались входы в тоннели. Их было десять. Все они располагались на одинаковом расстоянии друг от друга. Послышался гудок паровоза, проходящего с горизонта на горизонт. Мы приближались к той части Корабля, через которую шло множество коммуникаций, соединяющих разные уровни нашего многослойного мира.

Нужный нам подъемник находился в третьем восточном тоннеле. Туда мы и направились по старой, редко используемой грунтовке.

Я заметил, что майор Шефнер то и дело наклоняется к шее лошади, что-то высматривая на дерне.

– Следы? – спросил я.

– Свежие, – подтвердил майор.

– Смотрите в оба, джентльмены, – сказал я тогда. – Вы давно не в Гранд-Парке.

Первым увидел покойника, наверное, снова Шефнер. Я еще не успел понять, почему это майор спешился, а он уже кинулся к входу в тоннель. Через несколько секунд Шефнер, не выпуская из зубов мундштук чадящей трубки, стоял возле трупа. Я подъехал ближе и спрыгнул с лошади.

– Господи Иисусе… – пробормотал Милфорд. Остальные тоже заторопились спешиться.

Мы обступили покойника со всех сторон. На дороге лежал пропавший Ральф Тейлор. Прежде белая сорочка теперь была черна от грязи, угля и крови. Кто-то, точно мясник на бойне, пронзил остро заточенным штырем юному кораблеографу сердце. Возле тела крови не было, и это указывало на то, что Тейлор был убит в другом месте, а сюда доставлен позднее.

– Ральфа специально оставили здесь, – мне казалось, что я озвучиваю очевидное. Тем не менее слова сами рвались наружу. – Они знали, какой мы дорогой пойдем, и оставили тело, чтоб мы нашли его.

Майор Шефнер кивнул.

– Проклятые фанатики, – простонал Милфорд. Он вытянул из кармана платок и промокнул им покрытую испариной лысину.

– Необходимо изменить маршрут, – констатировал Шефнер. – Пока это лишь предупреждение. Следы на дороге ведут в одну сторону. Впереди ждет засада.

– Что скажете вы, мистер Шелдон? – обратился ко мне Милфорд.

– Идем вперед, – сказал я, поправляя ремень винтовки. – И упаси господь этих убийц оказаться у нас на пути.

Милфорд кивнул. Я знал, что профессор против изменений в маршруте, по крайней мере – на начальном этапе.

Нам пришлось расстаться еще с одним членом экспедиции – сокурсник и близкий друг погибшего поскакал обратно, чтобы известить о страшной находке управляющего Льюиса. Таким образом, наш отряд сократился на двух человек. А ведь самая сложная часть пути ждала впереди.

В подъемнике у нас заложило уши. Мы поднялись на высоту необжитых горизонтов. Покинули платформу, достигнув уровня Бронвудского леса. Места там были исключительно дикие; следы свиней, волков, косуль и мелких видов механоидов стали попадаться сразу возле шахты подъемника. Можно было, конечно, вскрыть одну из «темных зон» на соседнем с Угольным Мешком или даже с Сити горизонте, но мы соблюдали предельную осторожность. Если привычному миру случится соприкоснуться с миром, до последнего момента недоступным, хранящим за глухими переборками неведомые тайны, то пусть это случится в безлюдной местности.

Бронвудский лес встретил нас запахами прелых листьев и грибов. Кроны шумели, ветви поскрипывали, отзываясь на дыхание ветра. Пели птицы. У входа в тоннель с подъемником белели руины церкви времен Крестовых походов.

Старая просека почти заросла шиповником и лещиной. Пришлось взяться за топоры и ножи, чтобы расчистить дорогу для фургонов. Не давала покоя мысль, что здесь мы не одни и что из чащи за нами могут наблюдать убийцы и фанатики, вознамерившиеся во что бы то ни стало сорвать экспедицию.

Только поздним вечером мы подошли к переборке, за которой скрывалась «темная зона». За день мы изрядно вымотались, и сил едва хватило, чтобы разбить лагерь, определиться с ночным дежурством, а после – поужинать.

Я спал возле костра под одеялом в обнимку с «ремингтоном», и, черт возьми, я бы прекрасно выспался, если бы не комары. Для дежурства я выбрал себе самый тяжелый – предрассветный – час, когда лампы под сводом начинают светить даже не в половину накала, а в четверть. Мой напарник – студент-физик – откровенно дремал, но я не стал будить его повторно. Я сидел и смотрел на обступающий лагерь лес, стараясь не прозевать за игрой теней приближение чужаков. Я думал о судьбе, сделавшей меня своим баловнем. Во второй раз я оказался причастным к великому открытию; если судьба продолжит благоволить мне и я вернусь живым, то не потрачу остаток жизни на пьянство. Здесь, на безлюдных горизонтах, в тайге, в тундре, в пустыне – я на своем месте. Здесь воздух легок, он кружит голову, точно опиумный дым. Здесь мое предназначение, и, скорее всего, здесь меня ждет последняя гавань.

Проснулся майор Шефнер. Он пожелал мне доброго утра, а затем объявил общую побудку. Все зевали и потягивались; к нашему облегчению, ночь, таящая в себе угрозу, была пережита без приключений.

После завтрака, который состоял из галет, консервов и растворимого кофе, участники экспедиции приступили к работе.

Сначала мы изучили переборку. Милфорд и Киллиан даже прослушали ее с помощью устройств, которые напоминали докторские стетоскопы. Нужно было убедиться, что за преградой нас не поджидает полость Хаббла, в которой царит убийственная пустота. Профессор Арнольд с ассистентами тем временем отыскали место, где выходила наружу электрическая жила. Я, майор Шефнер и оставшиеся без дела студенты подогнали туда фургон с оборудованием. Затем впритык к переборке поставили палатку из плотного, прорезиненного изнутри брезента.

Милфорд и Киллиан пришли к заключению, что за переборкой есть атмосфера. Тогда ассистенты Арнольда втащили в палатку массивный прибор, который подключили кабелем к электрической жиле. Профессор Арнольд и майор Шефнер надели длинные фартуки, тяжелые резиновые рукавицы и противогазы. Скрылись внутри палатки, тщательно завязав за собой полог. А я приказал всем отойти к лесу.

Плотный материал палатки приглушал звук, но все же мы услышали отвратительный скрежет: как будто некий безумец тащил по брусчатке тяжелый плуг. Минут через десять скрежет прекратился. И прошло еще минут пятнадцать, прежде чем Арнольд и Шефнер вышли наружу и сдернули маски противогазов.

Едва сдерживая нетерпение, мы окружили их. От бороды Арнольда шел сильный запах горелых волос. Лицо доктора технических наук было красно и покрыто бисеринками пота.

– Что ж, – проскрипел Арнольд. – Пробный прожиг прошел успешно. Толщина переборки около пяти с половиной дюймов, структура неоднородная, плотность к середине уменьшается. Давление в «темной зоне» существенно не отличается от давления на горизонте, температура и влажность воздуха несколько выше. Мы взяли пробы атмосферы, после чего залили отверстие эпоксидной смолой. Как только майор Шефнер подтвердит пригодность атмосферы для дыхания, мы осуществим основной прожиг.

– Я поздравляю вас, коллега! – Милфорд пожал Арнольду обтянутую толстой резиной руку. – Ганн! Немедленно задокументировать: 24 июня 1886 года в десять часов тридцать семь минут состоялся первый в истории прожиг переборки, отделяющей безымянную «темную зону» от территорий Объединенного Королевства…

Пока Милфорд диктовал, а Телье и Киллиан поздравляли друг друга и Арнольда, я отошел к майору Шефнеру. Тот изучал образцы атмосферы при помощи маленькой химической лаборатории: колбы, реторты, тигли, пробирки – с реактивами и пустые – стояли перед ним на раскладном столике.

– Надеюсь, что опасения комиссара Пибоди окажутся напрасными, – сказал я, наблюдая, как ловко управляется майор с посудой и реактивами.

– Я тоже, – ответил он.

– Майор, ваша специализация – отравляющие газы? – спросил я полушепотом.

Шефнер взглянул на меня, но ничего не ответил. У Комитета Безопасности – свои тайны. Я понял, что слухи, которые просачивались в прессу, о новых способах ведения войны и о чудовищном химическом оружии, имели под собой основание.

Воодушевленный Милфорд решил не терять время и отдал приказ готовиться к вскрытию переборки. Студенты под руководством Арнольда, которое чаще всего заключалось в нервных окриках и междометиях, принялись выгружать из фургона и устанавливать остальное оборудование. Это были сплошь прототипы, и я не видел ничего подобного раньше, хотя, работая некогда на концерн «Надсон и Сын», привык иметь дело с передовой техникой.

При помощи магнитов к переборке крепились направляющие вроде рельс. На направляющие было посажено сопло, которое соединялось шлангом в металлической оплетке с массивным баллоном. К моему изумлению, в баллоне оказалась вода. Но не простая, а с добавлением гранатового песка. К тому же в баллоне она находилась под высоким давлением.

Ассистенты проверили, легко ли движется сопло по направляющим: устройство описало овал высотою в семь футов и шириною в пять и вернулось в исходную точку. В движение его привели вручную посредством троса и нехитрой подвесной системы.

– Джентльмены! – послышался голос майора Шефнера. – За переборкой – пригодный для дыхания воздух.

Милфорд перевел дух.

– Тогда – с богом! Мы находимся в шаге от великого открытия. Сегодня человек, гражданин Объединенного Королевства, впервые ступит на «темную зону». Для меня будет огромной честью сделать этот шаг вместе с вами! Коллега! – Он повернулся к Арнольду. – Начинайте!

Арнольд заправил бороду под фартук. Надел очки-консервы, затем дал знак ассистенту, и тот с видимым усилием повернул на баллоне с водой кран.

Тончайшая струя ударила из сопла в поверхность переборки. Второй ассистент профессора Арнольда принялся крутить ручку привода, отправляя сопло вдоль направляющей. Я с изумлением обнаружил, что струя воды оставляет на металле четкий и глубокий след.

Профессор Арнольд стоял посреди клубов водяной пыли, уперев руки в бока.

– Больше! Больше давление! – ревел он, отдавая распоряжения. – Вращать равномернее!

Сопло пошло по второму кругу. Сверкнули искры, и дневной свет резко потускнел, суля то ли дождь, то ли кару господню.

– Не останавливаться! – точно сержант на поле боя, заорал на ассистентов Арнольд. – Убью, если кто-то прервет процесс!

Неожиданно всех охватил ужас, но останавливаться было поздно. К тому же мы уже ничего не могли изменить. Сегодня параллельным прямым суждено было пересечься. Два разных мира становились одним целым. И завтра никогда больше не будет похожим на вчера.

Вырезанный водой металлический овал вывалился в «темную зону». Контуры отверстия на несколько мгновений скрылись за завесой пара, а затем врата в другой мир открылись нашему взору.

Мы стояли, пораженные собственным дерзким поступком. А Арнольд сорвал очки и перчатки, устремился к отверстию. Милфорд кинулся следом, страшась уступить лавры первопроходца.

А потом пришла очередь остальных сбросить с себя оцепенение. Студенты наперегонки метнулись вперед, но Милфорд поднял руку, и все сбавили шаг.

Два профессора стояли плечом к плечу и глядели на открывшийся им пейзаж.

– Поздравляю, Джошуа! – пробурчал Арнольд. – Признаки симметрии несомненны.

Сказано это было таким тоном, что я не понял – искренен ли технолог или же язвит.

– Благодарю… – выдохнул Милфорд. Он извлек из футляра подзорную трубу, раздвинул ее и приник к окуляру.

И в следующую секунду мы во все глаза смотрели через окно, появившееся в монолите переборки, на «темную зону».

Там, по другую сторону, простирался окутанный испарениями лес. Ветер доносил непривычные сладковатые запахи и странные звуки, которые не могли быть голосами птиц или зверей. Даже дневной свет был другим: более спелым, красновато-оранжевым.

Быть может, эта необычность помешала мне разглядеть симметрию, о которой вели разговор ученые.

– Форма свода, – принялся перечислять Милфорд, – рельеф, колоннада у дальней переборки…

– Все это так, – проворчал Арнольд, – кроме того, что мы видим не такой же Бронвудский лес, а какие-то… джунгли.

– Мы не исключали, что эволюция в изолированных «темных зонах» могла идти иным путем, – высказался Телье.

– Я думаю, что стоит повременить с разговорами, коллеги. – Милфорд сложил подзорную трубу и посмотрел на нас.

– Валяйте же, Джошуа! – бросил Арнольд.

Тогда Милфорд – с опаской, будто полагал, что отверстие внезапно закроется и разрубит его, подобно гильотине, – шагнул на противоположную сторону. Одной ногой, затем другой. Мы затаили дыхание.

– Здесь скользко, – сказал Милфорд, и все рассмеялись: наверное, это были не те слова, которые полагалось произносить, впервые ступая на новые земли.

За Милфордом последовал Арнольд, затем – Телье, я, Киллиан и майор Шефнер. Потом пришла очередь студентов.

Итак, мы оказались в «темной зоне».

Точнее, мы оказались на новой территории, которая отныне стала частью Объединенного Королевства.

Сверкнула магниевая вспышка: Ганн сделал первую фотограмму удивительного леса, который гудел, точно предостерегая незваных пришельцев, в пятидесяти футах от переборки.

Здесь все было точно в кошмаре, навеянном опиатами. Ни одного привычного глазу деревца или кустарника. Древовидные папоротники с листвой, похожей на роскошные опахала. Уходящие к своду трубчатые хвощи, словно сошедшие с иллюстраций Франса Гигера – оформителя нового издания палеонтологической энциклопедии. Древовидные растения вроде членистых лап насекомых, коряво произрастающие пучками из одного корня и с иглоподобными ветвями в верхней части. Здесь были и настоящие исполины высотой до шестидесяти футов, они напоминали мне перевернутые метлы.

– Параллельные отсеки… – проговорил, смакуя каждый слог, Милфорд; он стоял, скрестив на груди руки, и задумчиво глядел перед собой. – Кто бы мог подумать… Новый мир буквально в шаге от нашего. Все, что было нужно сделать – заглянуть за стену, которую мы привыкли не замечать.

Студенты под руководством Арнольда разобрали водорезку и погрузили оборудование в фургон. Было ясно, что основной лагерь останется на прежнем месте, поскольку фургонам дальше не пройти. В джунгли «темной зоны» отправились Киллиан и Телье со своими студентами. К ним присоединился майор Шефнер, как эксперт по безопасности. Я рассчитывал на вторую вылазку, Милфорд – тоже. Далее мы планировали измерить площадь «темной зоны» и нанести ее границы на карту Корабля. Если теория симметрии подтвердится, а мы в этом почти не сомневались, то Бронвудский лес и джунгли по другую сторону переборки на карте будут выглядеть, как два крыла красивой бабочки.

Как ни странно, но вечер в «темной зоне» настал гораздо раньше, чем мы ожидали. Оранжево-красный свет стал вишневым, пугающим. Болотистая почва источала пар, и загадочный лес постепенно скрылся за завесой пахнущих гнилью клубов. Это привело нас в удивление и испуг, потому что на «нашей» стороне был день – самый обычный светлый день. И хронометры говорили, что сейчас только три часа после полудня.

Вскоре лампы под сводом «темной зоны» погасли полностью, свет лился только сквозь отверстие в переборке. Большая часть внимавших вечерним джунглям «темной зоны» участников экспедиции поспешила вернуться на сторону Бронвудского леса.

Но там нас уже ждали. Я успел увидеть ужас в округленных глазах студента, которого мы оставили присматривать за фургоном с оборудованием. И в следующий миг мускулистая рука, сжимающая кривой нож, оборвала несчастному юноше жизнь. Лезвие вскрыло студенту горло, и горячая кровь щедро окропила пожухлый дерн. За спиной студента стоял коренастый китаец в серой от въевшейся угольной пыли робе. Его лоб был выбрит, а волосы собраны в длинную косу.

Признаюсь, я оторопел. Вместо того чтобы перехватить «ремингтон» и взять убийцу на мушку, я несколько долгих мгновений просто глядел в озаренные злым светом раскосые глаза. Все-таки, как это ни прискорбно осознавать, я уж не тот молодой авантюрист с молниеносной реакцией, которым был в еще не столь отдаленное время.

Когда же, словно пробудившись, я прижал приклад к плечу, то бритолобый китаец исчез, словно испарился, но сейчас же ожил подлесок: из густой тени выдвинулись цепью люди, одетые в робы.

– К бою! – закричал я, продолжая отставать на все те же драгоценные мгновения от ритма, в котором разворачивались события.

С шипящим присвистом воздух рассекла черная молния. Профессор Арнольд, стоявший рядом со мной, взмахнул руками, словно хотел отогнать комариную тучу. Из его роскошной бороды торчало оперение стрелы, которая вошла профессору под шею. Я выстрелил и, кажется, ранил одного из нападавших. Грянуло еще несколько выстрелов: студенты оторопели еще сильнее, чем я, нам нужно было время, чтобы собраться для отпора. Но у нас не имелось ни лишней секунды: воздух наполнился гулом стрел. Одна из них сбила мне шляпу, вторая застряла в толстой коже голенища сапога. Я продолжил нажимать на спусковой крючок, пятясь на полусогнутых ногах к отверстию в переборке. Верный «ремингтон» перхал свинцом, прореживая цепь серых фигур. Боковым зрением я видел, как падают студенты, сраженные стрелами. Это был не бой, это была бойня. И, держу пари, от нас бы и мокрого места не осталось, если бы мы задержались на прежней позиции.

– Отходим! – закричал я, разбрызгивая слюну. – Все за переборку!

Мне не нужно было повторять, студенты кинулись назад, на территорию «темной зоны». Одновременно нападающие отбросили луки и с кровожадным ревом перешли в наступление. В их руках теперь были короткие копья, ножи и даже мечи.

Увидев, что профессор Арнольд еще жив и даже в сознании, я поставил его на ноги и, задыхаясь от напряжения и боли в мышцах, забросил через игольное ушко, ведущее в другой тайный мир. Затем перемахнул через порог сам, а пара стрел бессильно клюнула в переборку за моей спиной.

Впереди стоял стеной сумеречный дивный лес. А еще ближе – мелькали, точно фонари, качающиеся на ветру, бледные лица студентов и ученых мужей.

– Развернуться! – рявкнул я, передергивая затвор винтовки. – В две шеренги! Стрелять по моей команде!

Я развернулся к дыре, в которой с мгновения на мгновение должны были показаться наши безжалостные враги. Прижал приклад к плечу, нажал до середины спусковой крючок…

Что-то большое и темное заслонило отверстие, отрезав нас от дневного света Бронвудского леса. Я ждал. Остальные тоже сумели овладеть собой и теперь стояли в полной готовности вступить в бой.

Загудела электрическая дуга, и почти сразу затрещала сварка.

– Они запечатывают выход? – пронесся шепоток среди студентов, сначала – недоуменно, а потом – с ужасом. – Они что, собираются отрезать нас от известного Корабля? Они хотят замуровать нас! Мы отсюда не выберемся!

Два самых несдержанных юнца кинулись к уже замурованному отверстию, принялись колотить прикладами по заплатке, в качестве которой использовался вырезанный нами фрагмент переборки. Само собой, усилия молодых людей были напрасными, похоже, китайцы умели обращаться с оборудованием, предоставленным компанией Надсона, и знали толк в сварке.

Я посмотрел на профессора Милфорда, но руководитель экспедиции лишь нервозно пожал плечами.

– Филиас! Джошуа! – проговорил слабым голосом Арнольд. Я одним движением переместился к раненому. – С ними был Юн Су, изобретатель из лабораторий старика Надсона, – сообщил наш технолог. – Я сожалею, но он сделает крепкие швы. Вы не выберетесь.

А после профессор Бэйзил Арнольд испустил дух. Милфорд, который не успел услышать ни слова из того, что произнес умирающий, схватил меня за рукав и потребовал:

– Что он вам сказал?

– Ничего важного, док, – отмахнулся я. – Нужно искать другой путь.

Бум-бум! Бум-бум! – Студенты продолжали сбивать приклады о заплату. Меня разозлило это достойное мулов тупое упорство и напрасная растрата сил, ведь молодые люди должны уже были осознать тщетность своих попыток.

– Джентльмены! Оставьте! – распорядился я. – Соблаговолите собраться вокруг меня! Да, особенно – вы двое! – Я подозвал упрямцев жестом. А когда все подошли, произнес громко: – Отставить панику! Если мы смогли сюда попасть, значит – сумеем выбраться обратно! С нами – лучшие умы Королевства!

В подтверждение моих слов, профессор Милфорд шмыгнул носом. На его ранней лысине блестела испарина, а полные, почти женские плечи тряслись.

– Что же мы, позвольте, можем сделать? – пролепетал он. – Сколько же нас, позвольте, осталось?

Мы действительно потеряли удручающе много людей. Четыре человека были убиты по ту сторону переборки, и профессор Арнольд скончался здесь, в «темной зоне». Нас – шестеро, включая меня. И еще не вернулись из вылазки Киллиан, Телье, Шефнер и двое студентов.

Одиннадцать человек.

Но однажды я ступил на Сибирийский горизонт с куда меньшим отрядом.

А вот, кстати, и наши. Бегут через диковинный лес, грязь выплескивается из-под ботинок и жирными шлепками падает на источающую пар землю.

– Шелдон! Милфорд! – узнал я голос майора Шефнера. – Мы услышали выстрелы! Что у вас стряслось?

Милфорд перевел дух. Студенты тоже приободрились, подкрепление подоспело, без сомнения, вовремя.

Наши разведчики запыхались, они едва держались от усталости на ногах. Вид покойного Арнольда со стрелой, торчащей из груди, поверг их в изумление и скорбь.

– На нас напали люди Надсона, – пояснил я, и голос мой был сух, как старая полынь. – Шайка фанатиков, не согласных с тем, что мы открыли путь в «темную зону». К несчастью, они смогли применить оборудование концерна против нас и уничтожили лаз, через который мы сюда попали.

Майор Шефнер гневно поглядел на меня. Его ноздри раздувались, и даже в сумраке было отчетливо видно, как на виске пульсирует жилка.

– Вы прозевали шайку беглых работяг? Шелдон! Отвечайте! Куда вы смотрели? Как они смогли подобраться к лагерю незамеченными?

У меня ведь нет на затылке глаз. Признаться, мы все, раззявив рты, всматривались в удивительную и завораживающую бездну нового мира, простершуюся перед нами. Мы не смотрели назад и не заметили притаившегося в засаде хищного зверя.

– Я осознаю свою ответственность… – начал было я.

– Старый выпивоха, – с горечью и презрением бросил майор Шефнер.

– Оставьте, джентльмены! – брезгливо взмахнул руками Киллиан. – Выяснять меру вины каждого станем, как только над нами засияет электрика Королевского горизонта. А сейчас – не трать зря дыхание!

– Действительно, – буркнул Шефнер, очевидно, вспомнив, что за безопасность в экспедиции отвечает именно он. – Прошу меня извинить.

Я же ощутил жгучее желание припасть к горлышку фляги и сделать добрый глоток виски. Вместо этого я передал флягу майору. Тот все понял правильно.

– За упокой души новопреставленного… – Шефнер глотнул, поморщился и передал флягу Телье.

– Что мы будем теперь делать… – простонал Милфорд.

Я прочистил горло и произнес:

– Если вас интересует, что делать в данный момент, то необходимо предать земле тело нашего доброго профессора Арнольда. Если же, что делать вообще…

– Да, Шелдон! Что делать вообще? – спросил, повышая голос, Милфорд. – Вы, насколько всем известно, самый опытный в нашей компании неудачников.

Все притихли, я же кожей ощутил пристальные взгляды, направленные на меня. Я снова мысленно перенесся на десять лет назад, и ответ пришел сам собой.

– Оставаться у переборки нет смысла, док, – сказал я. – Нужно идти вперед. Когда мы отправлялись в экспедицию, перед нами стояли определенные цели. Даже если мы не выберемся на горизонты Объединенного Королевства, мы все равно обязаны найти ответы на вопросы, которые привели нас в «темную зону».

От меня не укрылось, что все сникли еще сильнее. Неужели эти молодые люди полагали, будто я порекомендую биться головой об переборку, пока не будет проделан выход из «темной зоны»? Неужели они полагали, что я призову тратить силы на бессмысленное действо вроде рытья подземного хода? Неужели они думали, что я опущу руки и вместе со всеми погружусь в болезненный сплин?

Нет уж. Мой опыт подсказывал иное. Движение – суть жизнь. Пока у нас есть цель и воля, мы сможем сохранить рассудок.

– Но Шелдон! За переборкой остались наши припасы! У нас нет ни еды, ни воды! – пессимизм овладел Милфордом, отчаяние буквально сочилось сквозь поры кожи молодого профессора. – Мы здесь все умрем!

Шефнер фыркнул и отвернулся. Ему было столь же неприятно слышать плаксивый голос руководителя экспедиции, как и мне.

– Джентльмены, – обратился я к Киллиану и Телье, – расскажите, что вы видели во время вылазки?

Ученые переглянулись.

– Эти джунгли простираются на многие мили, – сказал Киллиан. – Без сомнения, его расположение симметрично Бронвудскому лесу.

– Мы не увидели ни птиц, ни зверей, – добавил Телье. – Только насекомые. Впрочем, сейчас ночь…

– Подъемник расположен так же, как и тот, что остался за переборкой, – подхватил Шефнер. – Мы не решились им воспользоваться. Быть может, он приведет нас на горизонт, аналогичный Угольному Мешку.

– Любопытно. – Профессор Милфорд, казалось, на короткое время смог позабыть о своем страхе.

– Мистер Киллиан, – обратился я к кораблеографу. – Нам нужны будут самые подробные карты этого горизонта и смежных.

– М-да. – Киллиан снял с плеча рюкзак. – Моя колода всегда при мне.

– Оставьте шуточки, бога ради! – взвизгнул Милфорд.

– Ладно, – потер я ладони, – в таком случае – за дело.

Троих я отправил собирать хворост: нам был нужен костер и свет, потому как лампы «темной зоны» все еще работали в ночном режиме, а запас свечей и масляных светильников оказался по другую сторону переборки. Трое принялись копать могилу для профессора Арнольда: двое рыхлили землю ножами, а третий выгребал грунт саперной лопаткой, которая по счастливой случайности оказалась в снаряжении майора Шефнера.

Ученые мужи, а также майор Шефнер и я склонились над картами. Сначала в сумеречном свете, а затем – под беспокойный танец языков костра, мы изучали замысловатую схему лабиринтов отсеков. Четкие линии – территории Объединенного Королевства. Пунктир – предполагаемые отсеки «темной зоны». Мы искали, где в хитросплетениях линий могут скрываться незамеченные ранее тоннели и подъемники, которые бы связывали наш мир с «темной зоной».

Искали, но не находили.

Звучали малопонятные для меня термины, вроде «скрытая масса Корабля», «червоточины в переборках, предсказанные Общей Теорией Кораблестроения». В то же время мы уделяли внимание материям и структурам, более привычным и приземленным – вентиляционным шахтам и питающим реки водоносным трубопроводам: тем путям, которыми мы никогда не пользовались напрямую, блюдя древнее табу, дабы не навредить древним и могучим механизмам, которые поддерживают на корабле условия, пригодные для жизни. Мы обсуждали расположение электрических жил и паропроводов.

– Нужно покинуть этот горизонт и углубиться в «темную зону», – предложил, поглаживая подбородок, майор Шефнер. – Насколько я вижу, здесь – одна сплошная переборка. И муха не пролетит. Необходимо как минимум провести разведку смежных горизонтов.

– Поддерживаю, – высказался я.

Прочим осталось лишь согласиться.

После короткой похоронной церемонии, во время которой профессор Телье прочитал несколько проникновенных псалмов, а профессор Милфорд, взявший наконец себя в руки, произнес энергичную речь, восхвалив наше мужество и призвав считать жертвы ненапрасными, отряд выдвинулся в путь.

С форсунок срывались частые и мелкие капли, это был еще не дождь, но и без того топкая и «живая» почва мгновенно превратилась в жидкую разваренную овсянку. Походная обувь по щиколотку вязла в грязи, и каждый новый шаг давался с превеликим трудом. Складывалось впечатление, будто «темная зона» противится нашему продвижению через свои девственные территории. Сейчас бы спрятаться под крышу, развести костер и забыться сном, укрывшись с головой волглым пиджаком. Но ничего похожего на убежище поблизости, увы, не наблюдалось, и мы продолжали брести вперед через морось и туман, чуть позолоченные тусклым светом ламп, словно призраки или лесные духи, идущие из ниоткуда в никуда.

Вокруг нас чавкало и хлюпало. Причудливые деревья вблизи откровенно пугали, пробуждая в каждом глубинные страхи детства и представляясь дистрофичными чудовищами, слепо выпроставшими в стороны многопалые конечности.

Влажному шелесту, звук которого нарастал впереди, мы поначалу не придали значения, поскольку он до последнего момента не выделялся из общего фона. А потом из тумана в нашу сторону выдвинулось одно из самых отвратительных и богомерзких созданий, которое только мог носить Корабль.

Овальное, выпуклое сверху туловище высотой в четыре фута и длиной – боюсь даже предположить… Оно все тянулось и тянулось из тумана: сегментированное, собранное из члеников, одетых в глянцево-блестящий хитин, частящее многочисленными лапами. С большими круглыми глазами, что, словно мозаика, были собраны из агатово-черных фасеток. С раззявленными, точно в беззвучном крике, челюстями, вокруг которых подергивались не то недоразвитые лапы, не то костистые щупальца. Вонь желчи и рвоты, которую источала мерзкая тварь, перебила запахи сырой земли и дождя, в мгновение ока став невыносимой.

Грянул выстрел. Пуля, выпущенная из «винчестера» майора Шефнера, с визгом срикошетила от скошенной хитиновой пластины, прикрывающей твари голову. Тем не менее чудище взяло в сторону. Пронеслось мимо нас, точно кеб, управляемый крепко принявшим на грудь возницей. Исчезло в тумане.

– Иисусе… – простонал профессор Милфорд.

– Р-ракообразное! – заключил Телье и добавил совсем уж очевидное: – Г-гигантское!

Я же предположил, что чудовищная мокрица не собиралась нападать на нас, и что это мы – чужаки, а она – на своей территории.

– Будьте начеку, – пробурчал, оглядываясь, Шефнер. – Случайна наша встреча или нет, но челюсти этой мокрицы явно рассчитаны не на то, чтобы жевать листву.

Действительно, прежде чем мы достигли платформы подъемника, нам довелось воочию убедиться, что этот первобытный мир предельно жесток. Мы натолкнулись на растерзанное существо, похожее на многоножку. Само собой, размеры многоножки также внушали трепет. Несколько «мокриц» поедали ее внутренности, не обращая внимания на усиливающийся дождь, и, хвала господу, на нас – пришельцев, неосторожно приблизившихся к тошнотворному пиршеству. Оторванные лапы многоножки ворочались в лужах, словно не могли смириться, что тело, которое они должны были спасти, давно находится отдельно.

Мы продвигались вперед. Огромные красные черви, больше похожие на удавов, выбирались из земли, не стесняясь нашего присутствия. Они извивались, разбрызгивая жидкую грязь, в недоступной человеческому пониманию неге. Когда же мы подходили совсем близко, черви нехотя зарывались в жижу. Но на каждом шагу мы ощущали, что эта неугомонная дрянь продолжает копошиться под нашими ногами. Не самое приятное чувство, доложу.

И вот наконец мы встали на твердую поверхность. Платформа вздрогнула, как застоявшаяся лошадь, и медленно, со скрипом, поползла вниз. Дождевые капли еще долго ниспадали нам на головы мелкими, злобными плевками.

Мы использовали передышку, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Нам повезло, что, отправляясь в первую вылазку, отряд майора Шефнера захватил с собой некоторое количество припасов. Безусловно, это была лишь толика от запаса, оставшегося в Броквудском лесу, но все же каждому досталось по нескольку галет и по куску свиной тушенки. Пустив по кругу флягу с водой, мы запили нехитрую снедь. Однако вода не спасала глотку от привкуса стылого жира, и я покончил с остатками виски.

Новый горизонт встретил нас смесью запахов горячего железа, селитры, сырой нефти и дегтя. Раскатисто и сердито гремело, словно в отдалении забивал сваи паровой молот.

И снова на долгие, тягучие минуты мы оказались в плену увиденного. Миры «темной зоны» изменялись, точно узоры в калейдоскопе, не прекращая повергать нас в изумление. Платформа находилась под сводом нового горизонта, и ее спуск продолжался с той же неспешностью, с которой улитка сползает по замшелому стволу вяза. Нам же выпала возможность осмотреться на мили окрест.

Без сомнения, эта часть Корабля была зеркальным отражением Угольного Мешка. Однако отличия также оказались разительными. Прежде всего отсутствовала Карбоновая Глыба. Старик Надсон, вложивший средства в экспедицию, был бы разочарован: вместо горы угля здесь имел место овальный котлован со ступенчатыми склонами. Приходило на ум, что полезные ископаемые уже кем-то выработаны. Вид самой долины так же красноречиво говорил, что некогда здесь находилась промышленная зона, однако со временем все работы прекратились, и на эти бесплодные земли пришли упадок и запустение. Терриконы наползали один на другой, не было ни пятнышка зелени. Грунт – как будто вспахан чудовищным плугом, за которым мог бы идти языческий бог из седой древности. В низине, прилегающей к котловану, угадывалось какое-то движение. Хотя это могло колыхаться горячее марево.

А еще через миг никто не смог удержать восклицания. Из-за серого муравейника вытянутого террикона вышли четыре реликтовых механоида – собрата того исполинского экземпляра, чей остов украшал фойе Рей-Браунского университета. Только эти механоиды отнюдь не были реликтовыми. Они были порождением «темной зоны» и существовали с нами в одно и то же время, как бы ни безумно это могло звучать.

Шестилапые, с передними конечностями, которые можно было бы с натяжкой назвать руками. С крошечными безликими головами на длинных и гибких шеях.

Они шли друг за другом. Две особи более крупного размера, и две – относительно мелкого. То и дело из труб, расположенных на спинах за плечевыми поясами, вырывались облака зловонного сизого чада.

Один из студентов по распоряжению профессора Телье уселся на платформу и принялся зарисовывать удивительное шествие в блокноте, ловко орудуя карандашом. Какая все-таки жалость, что наше фотографическое оборудование осталось в Броквудском лесу.

Механоиды скрылись за очередным отвалом земли. На движущуюся платформу они не обратили ни малейшего внимания. Либо это было для них привычным явлением, либо природа Корабля лишила механические создания любопытства.

Итак, платформа остановилась. Какое-то время мы молча стояли и, нахмурившись, рассматривали негостеприимный пейзаж. Было очевидно, что здесь мы вряд ли сможем найти воду и пищу. Даже горизонт с гигантскими червями и мокрицами мог показаться более пригодным для жизни нежданных гостей из Объединенного Королевства.

Затем мы почувствовали, что за нами кто-то наблюдает. Взгляд был пристальным и холодным, так мог глядеть охотник, оценивая расстояние до цели, скорость ветра, вычисляя упреждение, прежде чем спустить курок…

Я рывком оглянулся. Что-то темное скрылось за терриконом, только зашуршал потревоженный щебень.

– Здесь как в кошмарном сне, – пожаловался Уильям Ганн.

– Зря мы сюда пришли, – поддержал своего аспиранта Милфорд.

– Зря или не зря, – протянул майор Шефнер, забросив «винчестер» на плечо, – нужно разведать горизонт, джентльмены. А после будет видно, что делать: вернуться или искать следующий подъемник.

Я же прислушался к гулкому звуку, что рождался и затихал в отдалении. Человеку с живым воображением могло бы показаться, что на другом конце пустоши бьется, иногда сбиваясь с ритма, металлическое сердце.

– Предлагаю проверить источник шума, – сказал я. – Карбоновой Глыбы нет, похоже, месторождения горизонта выработаны. Но я не удивлюсь, если там отыщется промышленный объект.

Легкий ропот прошел по нашему отряду.

– Хорош, должно быть, завод, спрятанный в глубине «темной зоны», – высказался Киллиан. – Настоящая адова кузница… Боюсь, джентльмены, что старик Надсон покажется ангелом по сравнению с теми силами, которые могут хозяйничать здесь.

– Не драматизируйте, мой любезный Ричард, – возразил Телье. – Дьяволу не нужны заводы.

Мы побрели на шум, источник которого располагался в северной части горизонта. Никто из нас не питал иллюзий относительного этого похода. Не было ни энтузиазма, ни излишка моральных сил, могущих подпитывать наш дух. Никто не шутил, никто не пытался затеять научный диспут. Мы нехотя обменивались короткими фразами, то и дело смачивая забитые пылью глотки водой с привкусом ржавчины.

Повсюду встречались следы механоидов. Похоже, горизонт был населен самыми разными видами этих существ. Некоторые из них были не крупнее воробьев, а некоторые превосходили размерами даже тех гигантов, шествие которых мы наблюдали с платформы подъемника.

Обойдя очередной отвал каменистого грунта, мы убедились, что эта часть «темной зоны» может быть не менее жестока, чем горизонт чудовищных мокриц. Покореженные останки исполинского цельнометаллического существа и многочисленные следы когтистых лап вокруг корпуса недвусмысленно говорили, что здесь идет такая же борьба и что проигравшему не уготовано ничего иного, кроме смерти.

И еще этот взгляд, направленный нам в спины…

Взгляд как будто стал материальным. Он превратился в тонкий, словно вязальная спица, луч. Он уперся в спину майора Шефнера, скользнул по шее и ключице, прощупал заброшенную на плечо винтовку. Затем луч переместился на лысину Милфорда, затем на повязанную платком шею Уильяма Ганна.

И никто его не видел, кроме меня. Все разглядывали разрушенную механическую и электроническую внутренность мертвого существа.

– Если бы я нашел все необходимые части, – проговорил студент-технолог по имени Отто Янсен – ему единственному из трех представителей Дервингтонширского университета посчастливилось выжить под обстрелом бандитов. – Если бы удалось подключиться к электрической жиле… То можно было бы попытаться прожечь переборку и отправить послание в Угольный Мешок…

Мои спутники упорно не замечали луч. Они смотрели на безусого юнца, как на святого пророка, на изможденные лица возвращался румянец, и в потухших глазах разгорался огонь. Юноша парой косноязычных фраз, произнесенных с австрийским акцентом, смог разбудить в людях надежду.

Я подхватил винтовку и стремительно развернулся.

Луч исчез. Над дальним терриконом промелькнуло нечто, похожее на хвост скорпиона – только из черной вороненой стали. Да ударила вверх сизая струя вонючего дыма.

Не сказав никому ни слова, я кинулся к подозрительному террикону, стал взбираться по ненадежному откосу. Свет ламп, сияющих на своде, как будто сконцентрировался на мне. Я обливался потом, со свистом втягивал растрескавшимися губами горячий воздух, с отвращением ощущая, как скрипит на зубах пыль.

Но с вершины я увидел лишь висящие в неподвижном воздухе серые клубы и вереницу свежих следов.

…Мы устроили привал в тени бетонной глыбы, торчащей из земли, точно пенек гнилого зуба. Решили приберечь оставшиеся припасы, довольствовались лишь теплой водой и табаком.

Профессор Телье и любопытные студенты изучили останки растерзанного механоида.

– Безнадежно, – такой вердикт вынес Отто Янсен. – Все внутренние узлы уничтожены, ничего не уцелело. Едва ли мы найдем что-нибудь полезное… Кроме, пожалуй, нескольких обрезков кабеля.

А Милфорд, откинувшись спиной на бетонную глыбу и опустив шляпу так, что остался виден только подбородок, заросший рыжеватой щетиной, произнес сонным голосом:

– Сверхсимметрия подтверждена, в Объединенном Королевстве я бы стал героем… Да, Шелдон, я всегда вам завидовал. Вы совершили свое открытие наобум, преодолев тяготы перехода через Сибирию. Я же не являюсь человеком силового действия. Мое открытие родилось на кончике пера. Но мне страстно хотелось своими глазами убедиться в правильности теории. Я поплатился за свою гордыню…

Что я мог ответить этому человеку? Мы знали, что идем в неизведанное. Следовательно, осознавали степень риска.

– Не унывайте, док, – сказал я. – Это все тот же Корабль, наш Корабль. А значит, мы сможем найти дорогу домой.

– Сначала мы открыли, что Корабль пределен, а не простирается бесконечно, – продолжил лениво Милфорд. – Затем, что его внутреннее устройство высокоорганизованно… Но остается главный вопрос – зачем? Корабль не мог сформироваться сам по себе. Физики неоднократно пытались рассчитать вероятность самопроизвольного возникновения Корабля, и каждый раз мы приходили к невероятно малому числу. Наш Корабль попросту невозможен, и все же он существует! И мы живем в нем… Это лаконичное совершенство и сбалансированность физических констант, благодаря которой возможна жизнь… Зачем, Шелдон? Каков был великий замысел?

– Я не знаю, док, – чистосердечно признался я. – Надо думать, чтобы мы нашли ответ?

– И меня приводит в ярость сама мысль, что ответ может найти кто-то другой, – слабо шевеля воспаленными губами, произнес профессор. – И что я – сгину в том пространстве, которое сам открыл.

– Господь создал Корабль познаваемым, – ответил в тон Милфорду я. – Мы можем обойти каждый горизонт, прощупать и измерить каждый его дюйм.

Милфорд приподнял шляпу и посмотрел мне в глаза.

– А вы, простая душа… задумывались ли вы, каким Корабль может быть снаружи? Наверняка, нет! Что для вас предел познания? Вы не видите дальше, чем на ружейный выстрел. – И он вяло махнул рукой, словно хотел отогнать муху.

Мне не хотелось обсуждать это вслух, тем не менее я решился:

– Порой, док, мне снится, будто я вываливаюсь в забортную пустоту. Я не вижу Корабль со стороны, а только окружающую его вечную ночь. И в этой ночи я тону, словно в темной речной воде.

– М-да… – Милфорд потер виски. – Тогда вы, вероятно, задавали себе вопросы… Что есть эта пустота? Так ли уж она пуста? Конечна ли она?

Действительно, я не единожды размышлял об этом. Но каждый раз я приходил к достаточно простым выводам: да, окружающее Корабль пространство пусто и тянется бесконечно во всех направлениях. Корабль – это единственный материальный островок посреди небытия.

Неожиданно подал голос Уильям Ганн.

– Мне же, джентльмены, кажется перспективной идея, что Корабль сформировался из облака забортной пыли, – сказал он, с опаской поглядывая на своего научного руководителя, словно опасался, что Милфорд подвергнет его обструкции.

Милфорд медленно кивнул.

– Физика внекорабельного пространства – наука, за которой будущее, – подтвердил он. – Однако пока мы не можем смотреть в будущее настолько далеко.

Здесь уж я не удержался и съязвил:

– Вы не рискуете смотреть в будущее дальше, чем на ружейный выстрел.

– Будущее… – Милфорд снова опустил шляпу на лицо. – Нас отделяет пять дюймов высокоуглеродистой стали от Объединенного Королевства. Каких-то пять дюймов… Но даже это расстояние, как выяснилось, нам не по зубам.

Кажется, механоиды не знали, как относиться к пришельцам из Объединенного Королевства. Наше появление неизменно приводило эти удивительные порождения природы Корабля в замешательство.

Бронированные рогатые твари с крошечными головенками под цельнометаллическими шейными гребнями прекращали рыться в земле и замирали, не сводя с нас льдисто блистающих кристалликов глаз. В их поведении угадывалось настороженное любопытство, которое, впрочем, в любой момент могло смениться яростью и агрессией или же паникой.

Малые двуногие механоиды, что при помощи циркулярных пил, которыми были оснащены их хищно вытянутые головы, методично расчленяли помятый корпус мертвого гиганта, бросили свое занятие и попятились, сердито размахивая сегментированными хвостами.

Стальной ящер – варан, размером с паровозный локомотив, – старательно делал вид, будто нас не замечает. Он важно шествовал между терриконами, и по похожему на парус из тончайшего золота гребню на его спине ползали бело-голубые змеи электрических разрядов.

Вскоре механоиды смирились с присутствием людей, и все вернулось на круги своя. Жизнь, пугающая своей неестественностью, снова била ключом. И каждого из членов нашей экспедиции невольно пробирала дрожь, ибо то, что мы видели, было насмешкой и пародией на традиционные законы природы. Профессор Телье сравнил механоидов с чудесным образом ожившими статуями или манекенами, которые пытаются вести себя подобно существам из плоти и крови.

С замиранием сердца мы наблюдали, как пара больших двуногих механоидов загнала шестилапого исполина в ловушку – глухой угол, окруженный отвесными склонами спрессованной и твердой, как камень, земли. Гигант хромал, поэтому двуногие охотники смогли отделить его от стада, которое, несмотря на численное превосходство, предпочло обороне бегство.

Двуногие сбавили шаг. Пыхтя перегретыми котлами и выпуская пар через клапаны, расположенные на вывернутых назад коленях, они принялись искать слабое место в корпусе шестилапого. Сверкали спицы красных лучей. Этими неосязаемыми пальцами охотники прощупали броню угодившей в ловушку жертвы. Оба луча сошлись на разошедшемся сварочном шве возле правого плеча шестилапого. И сейчас же последовала первая атака – однако с другой стороны. Когда гигант развернулся, готовый отбросить охотника ударом, второй «хищник» метнулся вперед и повис на боку жертвы, использовав помимо цепких когтей еще и электромагниты. Гигант пошатнулся, присел на широко расставленных лапах, чтобы сохранить устойчивость. В этот миг на него набросился первый охотник. Завизжали дрели, заскрежетала раздираемая обшивка. А затем ослепительно засверкала сварка, ударили в стороны снопы искр, повалил едкий дым.

«Хищники» вырезали и выламывали куски с боков беспомощной, сдавленной весом навалившихся охотников жертвы, извлекали расположенные под обшивкой узлы, выдергивали переплетения кабелей. Все это они прессовали при помощи дюжины пар малых конечностей, расположенных вдоль панцирной груди и сегментированного брюха. А затем прятали лом в расположенные в передней части туловищ грузовые отсеки.

Так происходило «поедание плоти» в мире механоидов. Целесообразность процесса вызывала у нас сомнение. Телье предположил, что «позаимствованные ресурсы» автономные механизмы каким-то образом используют для собственного роста и ремонта поврежденных узлов. Однако наш биолог тут же назвал свое предположение «паранаучным» и «волюнтаристским». Все мы понимали, насколько сложным должно быть внутреннее устройство механоидов, окажись Телье прав. Едва ли даже самым совершенным механизмам доступны возможности живых организмов.

Вскоре охотники перестали терзать поверженного гиганта. Они ушли – перегруженные и неловкие, – оставляя глубокие следы на грунте. Гигант все еще сохранял остатки псевдожизни, он пытался подняться на лапы. Сквозь прорехи в корпусе было видно, как сочится масло из перебитых маслопроводов, как тяжело ходят туда-сюда поршни и плунжера, как искрят оборванные провода.

Но у гиганта не было шансов. Сначала мы услышали дробный топот, а потом из-за террикона выплеснулась стая мелких двуногих. Они в два счета покрыли обреченного живым ковром серо-стального цвета. Стервятники были такими юркими и пронырливыми, что целиком забирались сквозь дыры в корпусе под обшивку и там беззастенчиво крушили все, что попадется под дисковые пилы.

Увиденное нас удручило. Более того, нас не покидала одна простая мысль: мы ничего не можем противопоставить обитателям этого горизонта. Если нам придется сражаться против многотонных, бронированных, словно дредноуты, механоидов, то наши ружья и револьверы будут не опаснее мухобоек. Даже мелкие виды, как мы могли убедиться, были более чем опасны. Само собой, артиллерия превратила бы эти создания снова в руду, но где нам взять артиллерию?

Почти крошечный механоид, похожий на скарабея с мордочкой аллигатора, скатился со склона и упал к ногам профессора Милфорда. Встрепенулся, расправив хромированные крыльца, с присвистом выпустил струйку пара и поднял на телескопической шее головку.

Милфорд, поборов сиюминутное изумление, пробормотал:

– Это… мне?

Механоид-скарабей сжимал в челюстях прямоугольный кусочек пластика размером с визитную карточку. Не дождавшись ответа, профессор опасливо протянул к механоиду руку.

– От него пышет жаром. Надеюсь, он не оторвет мне пальцы… – Милфорд потянул за карточку, механоид курлыкнул и разжал зубы. – Voila! Джентльмены, тут какие-то дырочки…

Мы собрались вокруг Милфорда плотным кольцом. Профессор нацепил пенсне и принялся вертеть карточку в руках.

– Дайте мне! – потребовал майор Шефнер. – Надо перевернуть… Ох уж эти ученые мужи! Чистейший английский… Прошу. – Он передал карточку мне.

Я увидел, что отверстия в пластике образуют слова.

«ПРОСЛЕДУЙТЕ В СОПРОВОЖДЕНИИ»

– Что-что? – не понял Милфорд, когда я произнес написанное вслух.

Студенты принялись озираться. Действительно, в чьем сопровождении и куда нам проследовать? Не станет же нашим проводником механоид-скарабей, что едва крупнее синицы… А главное – от кого послание? Кто считает, будто он вправе отдавать распоряжения джентльменам и верноподданным королевы?

И вообще, текст послания походил на фразу, выдернутую из контекста. Смысл вроде бы понятен, но что стоит за словами – черт разберет.

Внезапно то, что мы принимали за груду темных камней, с лязгом пришло в движение. Перед нами предстал еще один механоид, он походил на шишковатого гибрида черепахи и крокодила с хвостом, оканчивающимся мечевидным отростком. Я вспомнил, что именно такой хвост мелькнул над вершиной террикона, когда я пытался вычислить слежку. Механоид был страшен и грозен. К тому же размером он был сопоставим с першероном, поэтому никому из нас не хотелось бы мериться с эдакой бестией силами. На уродливой голове стального монстра вспыхнул малиновым светом глазок. И сейчас же знакомый луч уперся майору Шефнеру в грудь. С майора луч перескочил на меня, и я ощутил тепло, затем – на Киллиана… Механоид «ощупывал» каждого из нас, словно выбирал самого опасного, того, по кому нужно нанести удар в первую очередь. Нервы у всех были на пределе. Больше всего я опасался, что кто-то поддастся панике и наделает глупостей – например, откроет стрельбу, – и тогда беды точно не избежать.

Однако в следующий миг, когда с разных сторон к нашему отряду приблизились братья-близнецы шишковатого монстра, мы поняли истинную плачевность положения.

Мы продолжили движение в полукольце страховидных сопровождающих. Механоиды ступали слаженно, с грацией крупных хищников, с четкостью швейцарских часов. Кроме натужного гула движителей, льющегося из-под обезображенной в целях маскировки обшивки, они не издавали ни одного лишнего звука.

Поддерживать темп, заданный механоидами, было непросто. Мы на ходу пили воду, вытряхивая последние капли из фляг на иссушенные языки, мы злобно курили, выпуская облака дыма, словно сами сроднились с механоидами «темной зоны».

Местность была однообразна. Один террикон сменялся другим, как две капли воды похожим на предыдущий. Верхний слой грунта был так исковеркан и перемешан, что кое-где виднелись стальные проплешины Палубы – так называемого «нулевого слоя». Иногда нам встречались остатки переборок и прочей корабельной инфраструктуры. Все было в ужасном состоянии: выворочено, спилено и сточено буквально под корень.

Наш путь пересекло высохшее русло реки, на дне которого поблескивал ручеек. Увы, его вода была грязна, как мокрота заядлого курильщика. На камнях собирались шапки серой пены, а на берегах пестрели окрашенные разнообразными химическими примесями лужи.

Несколько десятков мелких механоидов, которые бесцельно бродили вдоль ручья, поспешили взобраться на спины наших сопровождающих и перебраться таким образом на другой берег.

Металлический лязг нарастал. Он не давал покоя, как зубная боль. Звук обрастал оттенками, теперь помимо основного раскатистого «бум-бум-бум», слышался звонкий перестук сотен или тысяч молотов меньшего размера, и каждый из них бил в своем ритме. Звук расширялся в объеме, и нам уже казалось, что вся атмосфера вибрирует, грозя размазать нас по каменистой поверхности, как букашек.

Стена терриконов осталась позади. Расположенная за ней пустошь уходила вниз пологой воронкой. В ее центре виднелся полускрытый султанами пара умопомрачительный котлован. Именно здесь когда-то находился близнец Карбоновой Глыбы. Из провала доносился лязг, по ступенчатым склонам метались багровые всполохи, и изредка взлетали под самый свод пылающие искры. Это был дышащий жаром расплавленного металла ад, грозовая бездна, и именно туда нас вели механоиды.

Когда мы приблизились ярдов на двести, шум смолк. Воцарившаяся тишина была столь внезапна, что я испугался: не поразила ли меня глухота?

Но в следующий миг снова грянуло: ударили вверх струи пара, отдающие точно при извержении гейзера сероводородным душком, и следом заныли высокими голосами невидимые механизмы.

Нечто огромное неторопливо, с ленцой, поднималось из котлована нам навстречу.

Уильям Ганн принялся читать, путая слова, «Отче наш». Майор Шефнер велел ему заткнуться. Милфорд натянул пенсне, а я взялся за флягу, но, увы, в ней было пусто.

Над краем бездны появилась кособокая полусфера, примерно пяти ярдов в диаметре. Она была закреплена на гидравлических подъемниках. Блеснули в свете ламп стекло и начищенная латунь: я разглядел с дюжину объективов телескопических труб. Трубы располагались по кругу – словно стволы пулемета Гатлинга, все это угнездилось на одной стороне полусферы. На другой вспыхнула россыпь малиновых огоньков, и целая гребенка из лучей прошлась по нашему отряду, заставив щуриться и прикрывать глаза ладонями.

Что-то наподобие серебристой слезы скатилось по полусфере. Стрекоча хромированными паучьими ножками, к нам подбежал крохотный механоид. В хелицерах он сжимал уже знакомую нам пластиковую карточку. Профессор Милфорд со вздохом наклонился и протянул руку.

– Хм… Здесь написано – «ближе».

– Ближе? – пошел шепоток среди студентов. – Не очень что-то хочется…

Шефнер перехватил винтовку.

– Ну же, джентльмены! Мы ведь не испугаемся железного ночного горшка?

Мы побрели к окруженной клубами пара полусфере. Механические конвоиры остались на месте. Полусфера не сводила с нас стеклянных глаз. Барабан с телескопическими трубами проворачивался, и на нас фокусировался то один объектив, то другой. Но, к счастью, «ночной горшок» больше не слепил красными лучами.

Вскоре мы оказались в тени полусферы. Металлическая громада нависала над нами. Было слышно, как внутри нее стучат маховики, пыхтит пар и клокочет кипяток в трубопроводах. Затем коротко лязгнуло, словно подал голос велосипедный звонок, и очередной паукообразный механоид вытянул из щели в полусфере новую пластиковую карточку. «Паук» на тончайшем тросе устремился вниз: к профессору Милфорду под ноги.

– «В чем великий замысел», – прочитал Милфорд и обескураженно развел руками. – То есть мы должны ответить, в чем заключен великий замысел? Я правильно полагаю?

– М-да, – потер подбородок Телье. – Вот так сразу? А отдышаться?

Мы не сводили глаз с полусферы. Полусфера пялилась на нас объективами. Механоид принялся метаться по пыли туда и сюда, волоча за собой серебристую нить троса. Он явно был в нетерпении.

Я легонько толкнул Милфорда.

– Надо что-то отвечать, док. Иначе пришлепнет нас и глазом не моргнет.

– Погодите же! – вспылил Милфорд. – Что отвечать? Дайте подумать!

Точно торопя с ответом, из полусферы выдвинулась консоль, развернулась цветочным лепестком в нашу сторону. Мы увидели на конце консоли массивную печатную машинку, клавиши которой были подсвечены электрическими огоньками. Алфавит был английским, шрифт – готическим. Впрочем, этим языком, восходящим к протоязыку Корабля, пользовались в большей или меньшей мере почти все народы. Поэтому никого не удивило, что английский известен и на горизонте механоидов.

– «Устройство ввода информации», – прочитал Милфорд следующую карточку. – «Ожидаю ответ».

Проворный «паук» рванул по тросу вверх, блеснув хромом в дневном свете ламп.

– Профессор… джентльмены… – подал голос Отто Янсен. Выдержав паузу, молодой технолог продолжил: – Сдается мне, что мы имеем дело с разностной машиной. Вроде той, что построил в прошлом году Дервингтонширский университет для министерства промышленности. Только более совершенной и интеллектуальной.

– А что? – Телье перевел взгляд с технолога на полусферу. – Разностная машина – чем не венец эволюции в мире механоидов? Мне кажется, ваше предположение логично.

– Так что же, коллеги, мы ответим? – Милфорд положил ладонь на клавиатуру.

– Ничего не отвечайте, – предложил шепотом я. – Попросите уточнить вопрос. Затем юлите. Если это действительно разностная машина, то ее можно обхитрить.

Я почувствовал, как объективы полусферы фокусируются на мне. Проклятая машина словно пыталась заглянуть внутрь моей черепной коробки.

– Хотелось бы посмотреть, как вы себе это представляете, – буркнул в мою сторону Милфорд и забарабанил по клавишам.

– Говорите вслух, что вы там печатаете! – потребовал майор Шефнер. – Чтоб мы не оставались в неведении.

– Если бы я сам видел, что печатаю, – пожаловался Милфорд. – Бумагу ведь в машинку заправить забыли… Пишу, дескать, уточните, что вы понимаете под великим замыслом.

– Молодец, док! – одобрил я.

Звякнул велосипедный звонок. По консоли сбежал «паук» с карточкой в хелицерах.

– «План полета. Цель полета», – прочитал Милфорд и недоуменно поглядел на нас.

Слово взял Киллиан.

– Очевидно, машина приняла на веру теорию о так называемом «Перемещающемся Корабле», наверняка, вы знаете о ней, Джошуа.

– Безусловно… – Милфорд поглядел на меня. – Эта теория связана с открытым вами «краем». Сейчас идут обсуждения, движется ли Корабль во внешнем пространстве или же он незыблем, как небесная твердь. И я опять не знаю, коллеги, что отвечать…

– Эдак вы бы давно провалили экзамен, Джошуа, – высказался Телье. – Спросите лучше, что оно такое и что намерено с нами сделать. Перехватывайте инициативу, коллега.

– Тише! – зашипел майор Шефнер. – Оно нас слушает и крутит свои шестеренки!

– Позвольте, майор! – Телье тронул Шефнера за локоть. – Предполагаю, что эта машина глуха и нема. Зачем ей слух, если она проводит все время в грохоте адской кузнецы? Зато у нее отменное зрение, и, вероятно, имеются иные чувства, недоступные человеку.

– Согласен… – буркнул Милфорд и застучал по клавишам. – Прошу объяснить, что оно такое.

Паук бросился вниз с очередной карточкой в хелицерах.

– «Обрабатываю новые данные. Ждите», – прочитал наш руководитель.

Ждать пришлось недолго, мы как раз успели выкурить по папиросе и понаблюдать, как пришедшая из-за терриконов стая двуногих охотников опорожняет чрева, раскрыв их, словно чемоданы. В желоб, круто уводящий в котлован, посыпались искореженные куски механоидов из числа тех, кому не повезло. Я же подумал, что на этом горизонте царит, быть может, самая жестокая на Корабле межвидовая конкуренция. Ресурсы, скорее всего, давно выработаны. Не пожалели и пустили в утиль даже структуры, относящиеся к Кораблю. И теперь охотники выводят из строя себе подобных, а металлический лом отправляют в бездонную глотку адской кузницы.

Слеза, похожая на каплю ртути, скатилась по выпуклой щеке разностной машины. Трубчатые хелицеры разжались, вкладывая в дрожащую руку Милфорда послание.

«НЕ ХВАТЕТ ДАННЫХ. ОПРЕДЕЛИТЕ СЕБЯ».

– Ладно, – Милфорд хрустнул костяшками пальцев и потянулся к печатной машинке. – Мы живем с вами на одном Корабле. Мы все – его пассажиры. Без разницы, из плоти и крови мы или из металла…

– Да вы философ, Джошуа, – усмехнулся Киллиан.

«ОБОСНУЙТЕ ВАШЕ ПОЯВЛЕНИЕ»

– Мы пришли из параллельных отсеков, – проговорил, стуча по клавишам, Милфорд.

«УТОЧНЕНИЕ: ВЫ НЕ СОЗДАТЕЛИ КОРАБЛЯ»

– Верно, – Милфорд взмок от напряжения. – Мы, как и вы, лишь смиренные пассажиры.

«НЕ ХВАТАЕТ ДАННЫХ. ОБОСНУЙТЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ДРУГИХ ОТСЕКОВ»

Карточки теперь приносили пять хромированных «паучков». И еще дюжина висела на нитях тросов наготове.

– Мы существуем в параллельных отсеках, – забарабанил Милфорд. – Наша зона жизни находится рядом с вашей, и до сих пор они не взаимодействовали. Два мира отделяла друг от друга переборка толщиной в пять дюймов. И долгое время мы жили, не замечая переборки и не задумываясь, что за эту преграду возможно заглянуть.

Киллиан достал и развернул одну из своих карт. Сейчас же на нее упал один из «паучков» и бесцеремонно утащил вверх: к «глазам» полусферы. Машина выдохнула облако пара, и мы на время потеряли друг друга в белесой мгле.

Когда туман рассеялся, мы увидели, что на печатной машинке сидит мокрый от выступившего на нем конденсата «паучок».

«УТОЧНЕНИЕ: РАСПОЛОЖЕНИЕ НАШИХ ОТСЕКОВ СИММЕТРИЧНО И ПАРАЛЛЕЛЬНО»

– Верно, – принялся печатать Милфорд. – Мы – ученые и первопроходцы…

Снова звякнул велосипедный звонок. Профессору не дали закончить фразу. «Паучок» приземлился на печатную машинку.

«УТОЧНЕНИЕ: ТОЛЩИНА ПЕРЕБОРКИ 5 ДЮЙМОВ»

– Да, – ударил по клавишам Милфорд. – Мы пришли с миром…

«ВЫ ВЕРНЕТЕСЬ В СВОЙ ОТСЕК»

Милфорд передал карточку по кругу. Мы, затаив дыхание, перечитывали эти простые, но согревающие душу слова. Никто не ожидал, что с этой страшной машиной удастся договориться. Неужели она прониклась словами Милфорда о том, что мы все – смиренные пассажиры Корабля? И что, в общем-то, мы все одинаковы под его сводами и в равной мере участвуем в пресловутом великом замысле.

«ДАННЫЕ ОБРАБАТЫВАЮТСЯ. ОЖИДАЙТЕ РЕШЕНИЯ»

Полусфера содрогнулась. Из форсунок ударили струи пара. «Паучки» одновременно подтянулись на стальных нитях, а затем скрылись в незаметных технических люках. Консоль с печатной машинкой двинулась вверх.

– Профессор! – крикнул Шефнер. – Нам нужна вода и припасы! Скажите!

– Ох, бог ты мой, – пролепетал Милфорд, а затем прыгнул к консоли. Уцепившись за нее одной рукой, другой он принялся что-то выстукивать на клавиатуре. Однако удержать консоль ему не удалось: профессор сорвался и упал в пыль.

Разностная машина, эта огромная глазастая полусфера, принялась спускаться в котлован. Все ниже и ниже под аккомпанемент воя гидравлики она уходила в колышущийся океан пара.

Не прошло и минуты, как вновь ожили молоты и взлетели ослепительные искры. Адская кузница продолжила огненную потеху.

Я не знаю, удалось ли профессору Милфорду выстучать на клавишах печатной машинки нашу мольбу о воде. Сам профессор, кстати, тоже не мог сказать ничего определенного, он только пожимал плечами.

Однако один механоид, подойдя к нам, стал стравливать кипяток из своего котла через клапан, расположенный на шишковатом боку. И хотя это неприятно напоминало оправление естественных потребностей, мы все же наполнили походный котелок, в котором тут же заварили чаю, и свои фляги, – их мы сложили кучей в тени, чтобы вода успела остыть до того, как придется выступить в путь.

Мы ждали, что чудовищная полусфера снова восстанет из гремящей преисподней, чтобы еще раз вступить с нами в контакт. Но разностная машина решила поступить иначе.

Часа через полтора активность механоидов возросла. Стаи двуногих охотников стягивались к котловану, и здесь они строились, точно солдаты, в каре. Рядом с ними становились в шеренги бронированные получерепахи-полукрокодилы со скорпионьими хвостами. Появились тяжелые многоногие механизмы с торчащими, словно рога, бурами всевозможных калибров вокруг большеглазых голов. Появились механоиды, вооруженные гигантскими дисковыми пилами, ковшами на роторных колесах, отвалами разных видов для разработки почвы.

Раздираемые дурными предчувствиями, мы глядели, как растет армия стальных чудовищ. И мы заметили хромированного «паучка» только тогда, когда он требовательно подергал лапкой штанину Милфорда. В хелицерах посланник разностной машины сжимал свернутую свитком карту Киллиана.

Майор Шефнер схватил свиток и торопливо развернул. На карте появились новые метки: разностная машина обозначила аккуратными отверстиями три точки на переборке, смежной с Угольным Мешком.

– Хм… – Киллиан провел слоистым ногтем по границе между Объединенным Королевством и затерянным миром «темной зоны». – Пробив переборку в этом месте, мы выйдем к железнодорожной развязке, в этом – к газораспределительной станции Надсона, в этом – к северному Кольцевому пути.

– Да-да… какое же сегодня число? Двадцать пятое июня вроде? – рассеянно пробормотал Шефнер, но в следующий миг взгляд его наполнился решимостью, и я понял, что майор что-то задумал. – Мы пойдем к Кольцевому.

– Но позвольте! – возразил было Милфорд.

– Совершенно верно – к Кольцевому, – со вздохом проговорил Телье.

– Абсолютно, – тихо подтвердил Киллиан.

– Что ж, – растерялся Милфорд. – В таком случае…

«Паучок» снова подергал профессора за штанину. Киллиан протянул Милфорду карандаш. Наш руководитель присел, положил карту на колено и обвел точку, что была рядом с Кольцевым путем.

В этот момент нас заставил обернуться могучий рев. Из парких и задымленных глубин котлована снова что-то поднималось. Но на сей раз – не разностная машина.

Мы увидели огромного механоида, стоящего на решетчатой платформе подъемника. Это был ящер на двух похожих на колонны лапах, с длинным хвостом и головой размером с рыбацкий баркас. Вместо нижней челюсти у механоида наличествовал набор дисковых пил. Удивление вызвали неожиданно крошечные передние конечности. Они были двупалыми и практически незаметными на фоне громадного корпуса. Зачем разностная машина наделила столь впечатляющее создание смехотворными передними лапками? Понять это посредством человеческого разума было решительно невозможно.

Пока мы пялились на ужасного стального ящера, «паучок» снова заграбастал карту и кинулся к котловану. И уже в следующую минуту взлетел блистающей искоркой по лапе и корпусу гигантского механоида, просочился внутрь его головы через люк, расположенный на месте уха.

Гигант ожил. С проворством, удивительным для столь крупногабаритного создания, он перешагнул с платформы на грунт. Земля отозвалась на его поступь дрожью. Механоид с высоты своего роста осмотрел наш отряд, затем перевел холодный взор на механических собратьев. Пошел нарочито неторопливо, потому что легко мог обогнать каждого, взяв курс на смежную с Угольным Мешком переборку. Следом за исполином потянулись остальные механоиды. Нас же окружила стая двуногих охотников, пилы которых угрожающе вращались. Безмолвный приказ был понятен: мы идем вместе с остальными.

– Признаться, во всем виноват лишь я. – Профессор Милфорд шагал с опущенной головой, словно что-то высматривал под ногами. – Не перестаю удивляться прозорливости комиссара Пибоди, этого верного сына Объединенного Королевства. Я же был слеп, как щенок. Моя слепота уже стоила нам дорого, и я опасаюсь даже предполагать…

– Безусловно, комиссар был прав, – перебил профессора Шефнер. – Мы могли жить и дальше бок о бок с «темными зонами», лишь гадая, таят ли они в себе опасности или же нет. Однако мы проникли на запретную территорию, и нам был преподнесен урок. Это полезный урок, профессор. Так что, не корите себя, сэр. Мы потеряли много людей, но, быть может, в будущем мы сможем сохранить несравнимо больше жизней.

– Я благодарен, майор, за слова поддержки, – отозвался Милфорд. – Но я вынужден заметить, что положение плачевное. Мы ведем в Объединенное Королевство армию вторжения. Наши войска не готовы к встрече с таким врагом. Боюсь, война будет быстротечной и кровавой.

Киллиан и Телье переглянулись. А Уильям Ганн поднял руку, словно на лекции.

– Но профессор!

Я от души стукнул юнца ладонью между лопаток.

– А чем вы займетесь, мой дорогой Билл, когда вернетесь домой? – спросил нарочито громко.

– Я… эм… – аспирант Милфорда замялся, ему не очень хотелось делиться сокровенным, но мой авторитет и его врожденная честность сделали свое дело. – Пожалуй, навещу родителей… Они живут в Крауч-Энд, я редко туда выбираюсь. Мне почему-то раньше было стыдно, что я – физик и будущий кандидат наук – родом из аграрной глубинки. Это было глупо с моей стороны, джентльмены. Пожалуй, проведу остаток лета, помогая отцу на ферме. У меня раньше неплохо получалось заботиться о лошадях.

– А чем займетесь вы, Шелдон? – с улыбкой поинтересовался майор.

Не могу сказать, что он застал меня врасплох, и все же мне пришлось ответить первое, что пришло в голову. Возможно, это и был самый искренний ответ. А может – лишь пыль, которую я пустил в глаза и себе, и своим спутникам.

– В пабе на Черити-Лок кухаркой работает одна девушка. Ее зовут Мария. Ее нельзя назвать красавицей, но она молода, стройна и преисполнена христианскими добродетелями. Вряд ли ей приглянется старый хрыч вроде меня, но чем черт не шутит – сделаю ей предложение!

– Это правильный замысел, Шелдон! – одобрил майор. – Дай бог вам удачи!

– Рискну задать тот же вопрос вам, – обратился я к майору.

– Ха! Выйду на пенсию. Буду играть в крокет в компании таких же отставников! – со смехом ответил Шефнер. – Ну, а вы, профессор?

– Я? – растерялся Милфорд. – Да мне объяснительных теперь писать столько, что…

– Бросьте! – отмахнулся майор. – Какие-нибудь человеческие планы. Вы ведь, по сути, еще совсем молодой человек.

Милфорд пожал плечами.

– Не знаю я ничего. И думать не желаю. Все это не имеет смысла…

– Что не имеет смысла? – не оставлял профессора в покое майор.

– Все это, – развел руками Милфорд, точно желал заключить в объятия однообразие терриконов, постылую пыль, которая поднималась за механоидами, и приближающуюся грязно-серую переборку, за которой – трудно поверить! – территория Объединенного Королевства. – Поиск ответов на фундаментальные вопросы физики Корабля, исследование дальних и необитаемых отсеков, протомеханизмов, природа электричества и магнетизма… Все это – возведенное в степень тщеславие. Не ради чистого знания, не ради ученых степеней, наград и званий. Даже не ради сказочной славы и богатства в пределах Королевства.

– Ради чего же, док? – спросил я, подозревая, что Милфорд намерен закончить монолог многоточием.

Милфорд посмотрел на меня, потом на остальных.

– Мы пытаемся познать суть бытия, чтобы стать подобными богу. Это соперничество длится не одну тысячу лет, и пока у нас неважные успехи. Но мы не успокоимся, пока не сравняемся в своих знаниях и могуществе с Творцом. Мы не остановимся, пока каждый из нас не окажется способен создать свой Корабль. Да, на свой вкус, исходя из своих потребностей, тайных и явных желаний. Вот в чем наш великий замысел! Каждый человек, осознанно или не отдавая себе отчета, мечтает стать богом! Тщеславие, джентльмены, рафинированное тщеславие. Смертный грех, осмелюсь напомнить!

Киллиан хлопнул Милфорда по плечу.

– Дорогой друг! Множественность Кораблей – это сильное допущение, – проговорил он дрожащим от волнения голосом. – Никогда ничего подобного не слышал. И даже, признаться, не задумывался.

– Я поздравляю вас! – Телье схватил удивленного Милфорда за руку и горячо потряс. – Дух захватывает, стоит только представить флотилию Кораблей, плывущую во внешнем пространстве.

– Бросьте, джентльмены! – вяло отбился Милфорд. – Мы узнали, что Корабль не бесконечен каких-то несколько лет назад. А вам уже подавай множественность Кораблей! Будьте же скромнее, всем сердцем призываю!

– Мне кажется, профессор, вы станете проповедником, – неожиданно высказался майор Шефнер.

А я поднял руку, требуя остановиться.

– Почти на месте. Думаю, ближе подходить необязательно.

Нас действительно не стали гнать к переборке. Сопровождающие – пара крокодило-черепах и пара двуногих охотников – остановились за нашими спинами. А авангард сил вторжения уже занялся преградой. При помощи воздушных струй механоиды очистили переборку от грязи. Произведи замеры будущего входа, прощупав поверхность красными лучами.

А затем яростно бросились вперед. Вклинились дисковыми пилами в переборку, и корабельная сталь поддалась, как поддается жестяная консервная банка острому лезвию ножа. Механоиды меньшего размера вгрызались в стену снизу, а в верхней части в нее врезался пилами исполин. Пилы оглушительно визжали, трещали электрические дуги, шагающие механизмы тряслись от усердия и напряжения.

– Джентльмены, для меня было честью участвовать в этой экспедиции вместе с вами, – сказал Шефнер, опираясь на винтовку, словно на трость.

– Взаимно, майор, – ответил я.

– Джентльмены! – обратился ко всем Уильям Ганн. – Если вам по душе рыбалка, буду рад принять вас в Крауч-Энде этим летом.

– Или же – добро пожаловать в кораблеографический клуб в Ист-Энде! – в свою очередь пригласил Киллиан. – Имеется славный винный погреб, а наш повар готовит умопомрачительные стейки.

А Милфорд, не отрывая взгляда от механоидов, проговорил почти с мольбой:

– Только бы они не прорвались дальше Угольного Мешка… Только бы они не…

Взвилась в воздухе водяная пыль, заиграла всеми цветами яркая радуга. С грохотом поток выбил подпиленный кусок переборки, как вышибает игристое вино пробку из горлышка бутылки.

Исполин вскинул голову, на которой все еще вращались пилы, грудью принял удар и завалился на бок. Менее габаритные механоиды мгновенно оказались по шею в воде, а мелких бурный поток и вовсе поглотил с головой.

По северному Кольцевому пути – судоходному каналу, опоясывающему половину горизонта, Надсон гонял баржи с углем. Об этом, по-моему, знали все, кроме книжного червя Милфорда. А в двадцатых числах июня в канал начинали сбрасывать талые воды с Свальбардского горизонта, где в это время размораживаются для профилактики морозильные отсеки. Кольцевой путь в июне и июле обычно переполнен, и движение по нему затруднено из-за сильного течения.

Стена воды надвигалась стремительно. Ревущая, серо-желтая, пенная. Бежать было бессмысленно. Я успел разглядеть, как мелькают в круговерти куски породы и части механоидов. Секунда-другая, и меня заключило в цепкие ледяные объятия.

…Ударили по щеке.

Один раз. Второй. А потом я, не открывая глаз, перехватил руку, обтянутую влажной замшевой перчаткой.

С усилием разлепил веки. Надо мной нависала борода Декстера Льюиса – управляющего концерна «Надсон и Сын».

– Кто… еще… уцелел? – выкашлял я по слову, опережая возможные вопросы.

– Меньше трети из ваших, – ответил Льюис, протягивая руку.

Я сел и огляделся. Поток забросил меня на горб террикона, тело болело, но кости, похоже, остались целы. Вода все еще прибывала сквозь дыру в переборке, но это уже были слезы, а не наводнение. Там, где раньше простиралась пустошь, теперь плескались грязные и мелкие волны. Над котлованом висела пышная шапка пара. Адская кузница безмолвствовала.

Я увидел с полдюжины лодок с клеймами старика Надсона на бортах. Рабочие, которые пришли вместе с Льюисом, были заняты делом: кто шарил в воде, кто помогал счастливчикам вроде меня, кто тыкал баграми и веслами в вяло шевелящихся или вовсе неподвижных механоидов. Над волнами вздымалось облепленное грязью брюхо павшего исполина, он лежал на спине, а лапы с внушающими ужас когтями, казалось, чуть-чуть не доставали до свода.

Я увидел, что майор Шефнер сидит, закутавшись в одеяло, и пьет из фляги наверняка что-то обжигающее и вкусное. Кучерявый индус ловко бинтовал голову бледному Телье. Киллиан вылавливал свои карты. Бумага сильно размокла и разваливалась на куски, стоило упрямому кораблеографу подцепить ее веслом.

Я увидел профессора Милфорда и Уильяма Ганна, они сидели в лодке, что направлялась в сторону пробоины в переборке. Темнокожие гребцы изо всех сил налегали на весла, идя наперекор течению. Милфорд почувствовал мой взгляд, улыбнулся и помахал рукой. А с ним и Уильям Ганн вскинул руки в жесте то ли приветствия, то ли прощания.

– Мы потеряли многих в Бронвудском лесу, – сказал я Льюису. – Здесь вы их не найдете.

Управляющий хмуро кивнул.

– Тогда, пожалуй, будем сворачивать поиск. Неприятное место. Словно оказались в выгребной яме.

Волнение сдавило мне горло.

– Скольких вы нашли?

– Восьмерых, – ответил Льюис. – И еще двух покойников.

Это была невосполнимая потеря, от моего сердца словно отрезали ланцетом кровоточащий кусок и отдали на съедение псам скорби. Однако, признаться, я ожидал, что погибших окажется в разы больше.

– Нужно уходить! – подал голос майор Шефнер. – Чем скорее – тем лучше. Мистер Льюис, следует позаботиться, чтоб пробоину заварили как можно крепче. И под водой – тоже. Я знаю, у вас есть хорошие сварщики…

Майор передал флягу мне. Я с нетерпением припал к горлышку, но во фляге был клюквенный морс: у старика Надсона в Угольном Мешке были запрещены крепкие напитки.

Как нетрудно догадаться, уйма времени ушла на отчеты, показания, объяснительные. Сейчас я не хочу касаться этой стороны жизни после экспедиции. Я могу лишь заметить, что, вернувшись в Объединенное Королевство, мы еще долго были вынуждены жить теми печальными и пугающими событиями, свидетелями и участниками которых нам довелось стать.

Профессор Милфорд полысел еще сильнее. Его портрет не покидает газетные полосы. Он не спит и не ест, выбивая разрешение на очередную экспедицию в «темную зону», которая перестала быть «темной» и которая на всех картах отныне названа Адской Кузницей. Профессор одержим идеей разгадать тот самый великий замысел: зачем был создан Корабль, откуда он отправился в путь и куда. Милфорд почему-то полагает, что разностная машина Адской Кузницы поможет найти необходимые ответы и тем самым позволит ему стать чуточку ближе к богу.

С майором Шефнером в дальнейшем встречаться мне не довелось. Возможно, он на самом деле ушел на пенсию, как и планировал. Однако что-то мне подсказывает, что майор снова выполняет какое-то задание в интересах безопасности Королевства.

Профессор Телье написал две книги. Одну – о гигантских мокрицах, вторую – в соавторстве с известным палеоинженером – о реликтовых механоидах. Насколько мне известно, теперь Телье не стремится участвовать в каких-либо экспедициях, и в учебных заведениях он редкий гость. Большую часть времени профессор проводит с семьей, особое внимание уделяя воспитанию сыновей. У него – близнецы.

Однажды я воспользовался приглашением Киллиана и посетил клуб кораблеографов, который находился по соседству с живописной лесопарковой зоной Ист-Энда. И хотя Киллиан был несомненно рад моему визиту, преобладающее большинство завсегдатаев клуба дало мне понять, что в их стенах я – чужак, и мои лавры первопроходца, хоть и заслуженные, все же не дают покоя многим, лишая аппетита и доброго расположения духа.

Уильям Ганн уехал в Крауч-Энд, там он влип в романтическую историю, которая закончилась весьма трагично: дуэлью и смертельным ранением. Бедолага так и не защитил кандидатскую диссертацию. Хотя, как мне поведал Милфорд, в ученых кругах недописанная работа Ганна была оценена высоко.

По-прежнему без вести пропавшим числится Отто Янсен, поисковая партия из Угольного Мешка, несмотря на все усилия, найти его не смогла.

Вход в Адскую Кузнецу был заварен гроссовской сталью – ее применяют для бронирования палуб современных боевых кораблей.

Что касается меня, то планы так и остались планами. Я частенько захаживаю в паб на Черити-Лок, однако показаться на глаза Марии, и тем более заговорить с ней, не хватает духу. Обычно я напиваюсь, сидя, словно паук, в темном углу. Потом ухожу, наталкиваясь на мебель и на посетителей паба. Никто не смеет сказать мне ни слова возмущения. Я падаю, и нет никого рядом, кто бы смог подать руку и остановить это безудержное падение.

Однажды в ноябре, когда форсунки день и ночь разбрызгивают над горизонтом стылую морось, я оторвался от созерцания танца языков огня в камине и понял, что за мой столик без приглашения уселся какой-то человек. Встретившись с ним взглядом, я моментально протрезвел. Я отлично помнил эти раскосые глаза и злой свет, горящий в их глубине.

Передо мной сидел Юн Су – беглый изобретатель и лабораторный работник концерна «Надсон и Сын». На убийце был весьма приличный костюм-тройка. Когда Юн Су снял шляпу, я увидел все тот же выбритый лоб и заплетенные в косицу волосы.

Китаец сунул узкую кисть во внутренний карман пиджака и вынул предмет, при виде которого меня прошиб холодный пот.

– Это – реплика разностной машины, созданной мастером Мо Цзу для императора Чэня Четвертого почти тысячу лет назад, – проговорил Юн Су вкрадчивым голосом, пока я, онемев от изумления, разглядывал полусферу, которая размером была чуть больше, чем половинка крупного яблока. На боку миниатюрной разностной машины поблескивал глазок линзы, казалось, что он заглядывает мне в душу с холодным любопытством. Это было знакомое ощущение. И не самое приятное. – Помимо решения арифметических задач, разностная машина помогала императору всевозможными житейскими советами. Чэнь Четвертый внимал им, пока Китайский горизонт не завоевали монголы. Перед тем как бежать, император приказал выбросить разностную машину в самую глубокую вентиляционную шахту. Так вот, мистер Шелдон, – Юн Су взял полусферу в руки. – Китайские механические изделия бессмертны. С зернышка риса, упавшего в плодородную землю, начинается бескрайнее поле.

Юн Су убрал полусферу в карман. Затем встал, надел шляпу. При этом он продолжал глядеть мне в глаза.

– Разностная машина, с которой мы столкнулись в темной зоне… – проговорил я. – Она впервые вступила в контакт с людьми. До того дня она не знала о нашем существовании. Боюсь, что ваш рассказ – всего лишь легенда, которая имеет мало отношения к действительности.

Китаец пожал плечами.

– Все, что я хотел сказать, уже сказано. Не пытайтесь искать великий замысел во тьме, мистер Шелдон. Тьма искажает любые замыслы. «Темные зоны», как вы смогли убедиться, уже заняты, причем – давно и не людьми. Пусть их бесчеловечность останется за монолитом сплошных переборок, иначе великому замыслу так и остаться замыслом.

Сказав это, он откланялся и удалился. Прошелся тенью среди завсегдатаев, оставив за собой лишь легкий запах опиумного дыма.

Я же ошарашенно глядел перед собой в наполненный алкогольным перегаром, запахом снеди и нетрезвыми голосами сумрак. Мне казалось, что душу все еще буравит холодный неживой взгляд мыслящего механического устройства. Вероятно, это чувство будет преследовать меня столько, сколько отведено прожить на Корабле. Если только я не смогу что-то предпринять…

– Мистер Шелдон!

Чудесный ангельский голос выдернул меня из трясины тяжелых мыслей. Возле столика стояла Мария, и свет масляной лампы искрился в ее русых волосах, порождая нечто вроде нимба.

– Вам нездоровится? – прозвучавшая в вопросе искренняя забота согрела мне сердце.

– Вы знаете, как меня зовут… – несколько невпопад проговорил я.

– Все знают, как вас зовут. Могу ли я что-то для вас сделать? Быть может… – Ее взгляд упал на опустевшую бутыль виски.

– Безусловно, – согласился я; решение пришло почти сразу. – Попросите хозяина подать мне письменный прибор. И кофе, дорогая Мария, много крепчайшего кофе. Похоже, я задержусь у вас до рассвета.