Читать книгу Горные инженеры - Владимир Бахмутов - Страница 4

Это было летом 1958 года. Я вместе с группой своих однокурсников – студентов Свердловского горного института проходил тогда подземную ознакомительную практику на шахтах рудоуправления имени Третьего Интернационала, – неподалеку от станции Сан-Донато, что за Нижним Тагилом.

Вечером к нам в общежитие заглянул наш куратор, – доцент горного факультета Василий Петрович Казаков. Человек предпенсионного возраста, фронтовик, выпускник нашего же института начала 20-х годов, он был у нас кем-то вроде няньки, или «классной дамы». Своей опекой он нас сильно не досаждал, но, как ни удивительно, много знал о каждом из нас, успешно решал с комендантом общежития вопросы нашего быта, и в меру сил следил за содержательностью нашего досуга. Он то и объявил нам, что в субботу мы всей группой едем в Тагил смотреть представление Вольфа Мессинга, который, якобы, читает мысли людей на расстоянии.

Что мы в то время знали о Мессинге? Да ничего не знали! Заявление преподавателя, что он может читать мысли другого человека, вызвал у нас взрыв гомерического хохота и массу язвительных замечаний. Да и могли ли по-иному реагировать на это мальчишки, выросшие в трудное послевоенное время, воспитанные в материалистическом духе, не верившие ни в бога, ни в черта. Добавьте к этому ассоциации, которые вызвала у нас фамилия Мессинг. В послевоенные годы мы часто слышали фамилии Геринг, Геббельс, Борман, к которым вольно или невольно на подсознательном уровне тотчас отнесли и фамилию Мессинг.

Одним словом, никаких положительных эмоций и даже особого желания увидеть этого самого Мессинга сообщение нашего куратора у нас не вызвало. Более того, те из наших ребят, у кого родители жили в Тагиле или неподалеку, предпочли использовать наступавшие выходные для более полезного дела, – подались к мамкам. Тем не менее, нас, поехавших на представление, набралось человек пятнадцать.

Не помню, чтобы накануне мы обсуждали что-либо, связанное с предстоящим представлением, – наши головы были заняты другим. В те дни среди жителей Нижне-Тагильской округи прошел слух, будто две студентки-медички тайно усыпили и кастрировали знакомого им молодого парня, который, якобы, над одною из них грубо надругался, – изнасиловал. Говорили, что против них возбуждено уголовное дело, но что медицинские эксперты, привлеченные к этому делу, восхищены профессиональным мастерством, с каким была выполнена операция. Эта тема, понятное дело, привлекала нас – молодых больше, чем какой-то там Мессинг со своими фокусами, и потому, если мы что-то и говорили о предстоящей встрече, то, разве лишь то, что уж мы-то найдем способ разоблачить его хитрости.

Вот с таким настроением мы и явились в дом культуры, где в актовом зале предстояла встреча с Вольфом Мессингом. Зал был обычный, относительно небольшой, – мест на 150—200, с простенькой сценой, с которой в зал вели две короткие лесенки. Одна из них к тому же была бесхозяйственно заставлена какими-то коробками.

Когда на сцене появился Вольф Мессинг мы, честно говоря, были немного шокированы. Он оказался уже немолодым человеком, – подстать нашему куратору, с копной серебрящихся волос и добродушным морщинистым, немного, как мне показалось, усталым лицом. В нем не было ничего от Геринга или Гебельса, как мы их себе представляли по карикатурам послевоенного времени. На фокусника он тоже не был похож. Впрочем, это не изменило нашего настроения и наших разоблачительных намерений.

Мессинг, не торопясь, обстоятельно рассказал нам об условиях опыта. Предложил втайне от него сформулировать сколь угодно сложную задачу со множеством разного рода действий и предметов и потом передать ему человека, который знал бы об этой задаче и последовательности её выполнения, назвав его «индуктором» или «проводником мыслей». Заявил, что он, держа за руку этого человека, выполнит все, что мы задумали. Нас такая самоуверенность только разозлила и подтолкнула к самым изощренным выдумкам.

Публика, в зале была обычная, – молодежь, люди в возрасте, были и пожилые. Кто-то пришел сам по себе, кто-то с другом или подругой, наверное, были и такие, кто пришел всей семьей. Но такой дружной и большой командой явились только мы, и потому сразу же взяли «управление процессом» в свои руки. Всем дирижировал Васька Бельков, – наш староста. Он был старше большинства из нас, отслужил армию, относился к нам снисходительно, и считал, что мы должны ему беспрекословно подчиняться.

Прежде всего, двоих из наших он отправил наблюдать за Мессингом, чтобы ему каким то образом не были переданы наши секреты. Двум другим поручил наблюдать, чтобы пока мы будем придумывать задание, к нам не подошел бы и не подслушал наши разговоры кто-нибудь посторонний из зала.

Остальные во главе с Васькой сгрудились к углу зала, и принялись за дело. Первое, что нужно было сделать, – выбрать наше доверенное лицо, – «индуктора».

– Меня, меня назначьте, – с мольбой в глазах вдруг встрепенулся Юрка Шрейбер. – От меня он, ей богу, ничего не узнает. Честное слово. – Своё обещание он закрепил эффектным, модным в ту пору жестом, – чиркнул ногтем большого пальца правой руки по верхнему зубу, махнул ребром ладони поперек горла.

Васька оценивающе смерил взглядом тощую фигуру Юрки с его остроносым цыплячьим лицом и старомодными 30-х годов очками. Обратился к нам:

– Ну, как?

Несмотря на его непрезентабельный вид, мы знали Юркино упрямство, его настырный непримиримый характер. Послышались возгласы:

– А что, можно.

Юрка был счастлив. Приступили к составлению задания. Если бы вы знали, сколько при этом было выдвинуто идей, – одна другой изощреннее. Одни из них принимались, другие отвергались из-за абсурдности или двусмысленности. Нам, конечно, очень хотелось «посадить в лужу» этого фокусника, но при этом мы все же старались быть объективными и не придумывать «бред сивой кобылы в лунную ночь».

В конце концов, была составлена обширная программа-задание. Память не позволяет мне вспомнить её во всех деталях, но осталось воспоминание о её грандиозности и запутанности. Начиналась она с того, что Месстнг должен был спуститься в зал по левой захламленной лестнице. С появлением такого предложения кто-то, помню, возразил, – зачем, мол, пускать деда по захламленному пути. Но Васька уперся:

– А вот пусть и попросит, раз он читает мысли, тех наших, кто за ним наблюдает, чтобы расчистили ему дорогу. А ты, Юрка, мысленно дай ему такое приказание. – Возражений не последовало.

А дальше пошла и вовсе карусель. Он должен был пройти к пятому ряду.

– Папиросы есть у кого? – спросил Васька, который сам не курил.

– Есть, вот, – Вадим достал из кармана помятую, замызганную початую пачку «Прибоя».

– Ёкарный бабай! – воскликнул Васька, – где ты её так изнахратил? В шахту что ли брал?

Эту полюбившуюся ему прибаутку, – «ёкарный бабай», Васька привез из Средней Азии, где он служил срочную. Мы знали, что бабаем там называют стариков. А вот что означает «ёкарный», не знал никто, в том числе и сам Васька, вставлявший в разговоре этого «бабая», где надо, и не надо.

– Ну, – утвердительно кивнул Вадим, не понимая причины Васькиного неудовольствия, – а что?

– Так я хотел, чтобы этот Мессинг отсчитал там третью, или пятую папиросу, а они тут у тебя все помяты и наполовину повысыпались…

– А у меня вот портсигар есть, правда в нем только две беломорины, – вклинился я в обсуждение, доставая из кармана свою гордость, – массивный мельхиоровый портсигар. На крышке портсигара было барельефное изображение университета на Ленинских горках, сбоку – красного стекла «пупочка» – защелка, которую при большом желании можно было принять за драгоценный рубинчик.

На внутренней поверхности портсигара моей рукой было нацарапано: «Внуку от деда в день рождения». Нет, дед, конечно, мне портсигара не дарил. Он и сам-то не курил. Он подарил мне в день рождения двадцать рублей, – чуть ли не полстипендии. И сказал, – купи себе в подарок сам, что тебе нравится. Вот я и купил. Нацарапанная же надпись придавала в глазах моих однокурсников легитимность моей вредной привычке и повышала, как мне казалось, мою взрослость. Можно было бы еще много чего рассказать об этом портсигаре, но не об этом речь.

– Так, – оживился Васька, с интересом разглядывая «дедов подарок», – пусть он возьмет у тебя портсигар, пройдет с ним к Вадиму. У него из пачки «Прибоя» переложит в него папиросы, вернет ему пустую пачку. Потом пусть отсчитает в портсигаре с левой стороны четвертую папиросу, вытащит её …, – Васька задумался. Чтобы это еще придумать?

– Портсигар пусть вернет Вовке …, – включился Генка Берсенев.

– А папиросы мои? – возмутился Вадим.

– Потом разберетесь, – отмахнулся от него Генка, – с папиросой пусть пройдет к десятому ряду. Там кого-нибудь посадим нашего….

– Я там сяду – заявил молчавший до того Саня Багин, – а чё делать-то?

– Спички у тебя есть?

– Есть.

– Положи их куда подальше, где обычно их не держат, – во внутренний карман что ли.

Санька послушно переложил спички во внутренний карман пиджака.

– Так вот, пусть найдет у тебя спички, вернется со спичечной коробкой к пятому ряду, отдаст папиросу Вовке и даст ему прикурить.

– Это в зале то? – усомнился Саня в допустимости такого действия. – Пусть он лучше возьмет у меня Вовкины часы, – я у него утром брал, чтобы не опоздать, и вернет их Вовке. – Саня показал ручные часы с черным циферблатом у него на запястье. – Можно и не прикуривать, пусть только спичку зажжет.