Читать книгу БЕЛЫЕ ВОДЫ. Сказка для неравнодушных - Владимир Басыня - Страница 4
Глава 3
Оглавление– Нам налево, – Чернавский уверенно вёл Верховцева по вестибюлю.
– А что направо? – Верховцев указал взглядом.
– Там экспозиция музея Николая Островского.
На входе в залу приятелей встречал солидный господин во фраке с белоснежными воротничком и манжетами. Увидев друзей, он поклонился и представился: «Граф Соколов-Крымский. Чернавский тоже сделал поклон и важным голосом произнёс: «Князь Чернавский-Танищев с приятелем».
– Проходите, судари, – Соколов-Крымский сделал жест влево. Верховцев осмотрелся: просторный зал с портретами царей и других государственных мужей на стенах был почти заполнен гостями. Дамы с высокими причёсками в старинных нарядах с веерами в руках, мужчины в сюртуках и фраках с карманными часами на золотых цепочках – всё это походило на массовку исторического фильма. На входе справа стояла украшенная цветами корзина с подносом для сбора пожертвований детям-сиротам. «Жертвуй за двоих, буду должен, – шепнул Чернавский. «Ну что вы, князь, какие долги», – улыбнулся Верховцев и положил на расписной поднос стопку тысячных купюр. Тем временем Соколов-Крымский подошёл к председательскому столику и серебряным колокольчиком призвал благородное собрание к тишине:
– Господа, на правах устроителя этого вечера хочу сказать несколько слов о нашем славном сословии. Дворянство на Руси хранило и приумножало культурные и духовные традиции нашей родины. Близость к царскому двору и в то же время к простому народу ставила наше сословие в особое положение, которое дало России великих писателей, поэтов, полководцев и государственных деятелей. Дворянин был высокообразован, воспитан и подготовлен для служения престолу и отечеству. За годы революций и репрессий дворянство было почти полностью уничтожено. Для России был утрачен ценный генетический потенциал. Но драгоценные крупицы дворянства всё-таки сохранились в этой страшной мясорубке. Кто-то уехал за границу, кто-то скрыл своё не пролетарское происхождение, поменяв фамилию. И вот, потомки славных российских династий собираются здесь, чтобы приумножить славные традиции предков, в числе которых благотворительность занимает особое место. Господа, все сегодняшние пожертвования будут перечислены в московские детские дома. Заранее благодарю вас за щедрость.
Соколов-Крымский взмахнул рукой, оркестр заиграл «Венский вальс», и вечер начался. «Соловей» Алябьева, затем «Очи чёрные», потом зазвучали стихи:
– Кто мы в этой старой Европе?
Случайные гости? Орда,
Пришедшая с Камы и с Оби,
Что яростью дышит всегда,
Всё губит в бессмысленной злобе?
Иль мы тот великий народ,
Чьё имя не будет забыто,
Чья речь и поныне поёт
Созвучно с напевом санскрита?
Чернавский толкнул Верховцева: «Пушкин?» «Нет. Валерий Брюсов, тоже гений поэзии».
Мы пугаем. Да, мы – дики,
Тёсан грубо наш народ;
Ведь века над ним владыки
Простирали тяжкий гнёт.
«До сих пор современно» – удивился Верховцев.
Довольство ваше – радость стада,
Нашедшего клочок травы.
Быть сытым – больше вам не надо,
Есть жвачка – и блаженны вы!
«Как в точку!» – восхитился вслух Чернавский. А на импровизированную сцену вышла девушка, одетая в форму воспитанницы института благородных девиц:
Мы завтра покаемся в жизни бесплодной
В последнем предсмертном бреду.
Оденем раздетых, накормим голодных,
Разделим чужую нужду.
Мы завтра поймём, что такое спасенье,
И завтра пойдём за Христом,
И завтра преклоним пред Богом колени,
Не ныне. А завтра, потом…
Так в планах на завтра, что скрыто в тумане,
За годом уносится год…
А что, если завтра возьмёт и обманет?
Что, если совсем не придёт?
«Изумительная девушка!» – прошептал Верховцев, а Чернавский, взяв писателя под руку, повёл того к только что выступившей даме:
– Сударыня, позвольте представить вам моего друга Александра Верховцева.
Та протянула руку ладонью вниз и, опустив глаза, промолвила: «Графиня Ланская, – и добавила тише: – Ирина…»
Верховцев поклонился и поцеловал её руку. Чернавский незаметно удалился, оставив их вдвоём.
– Какие замечательные стихи! Ваши собственные? – начал Верховцев.
– Нет, это стихи Веры Кушнир. Но они мне близки по духу.
– Дежавю. Мы с вами раньше не встречались? – писателю показалось, что это уже было, может быть в прежней жизни,
– Я была на презентации вашей книги «Последний Рим». Я не являюсь поклонницей вашего таланта, но по работе знакомлюсь с книжными новинками и тоже прочла ваши книги.
– И где вы работаете, графиня? – Верховцев не ожидал такого ответа.
– В магазине «Библио-Глобус». Не обижайтесь, но мне ваша книга показалась мрачной и безысходной, поэтому не понравилась.
Верховцев написал эту книгу пару лет назад. На иллюстрациях Чернавского опухшие от пьяного безделья мужики и бабы среди запустения и разрухи чесали свои репы в немом вопросе: «Почему так хреново живём?» На других рисунках изворотливые и жадные власть имущие чиновники справляли свои естественные потребности прямо на головы народа, который отупело, раскрыв рты, глазел на это реалити-шоу. На страницах романа Верховцев выразил всё неприятие духовной деградации общества. Это было криком тонущего в выгребной яме. По замыслу автора, чувство безысходности должно было заставить читателя осознать бездну падения когда-то великого народа. Роман был воспринят трояко: функционеры объявили его клеветой на власть, коммунисты и демократы – клеветой на народ, творческая интеллигенция с восторгом приняла роман и даже провела в интернете акцию в поддержку автора. Сейчас, выслушивая нелестное высказывание дворянки, Александр почувствовал стыд, и лицо писателя покраснело. Ланская заметила это и, видимо, желая подбодрить автора, сказала успокаивающим тоном: – Остальные книги мне понравились, особенно «Дом под небесами».
– А что именно привлекло ваше внимание? – воспрял духом Верховцев, и остаток вечера пролетел в приятном общении.
Верховцев по окончании вечера проводил Ирину до подъезда её дома. Поцеловать женщину он так и не решился. То ли её дворянское происхождение, то ли его собственная неуверенность создали невидимый барьер, который он перешагнуть не смог.