Читать книгу Неравнодушные рассказы —2 - Владимир Броудо - Страница 8

В соавторстве с Галиной Петровной Перевозовой, мкр Трудовая, гп некрасовский, Дмитровкий го, Моск. обл.

Никакая статистика не может передать ту боль и страдания, которые выпали на плечи детей, переживавших беды войны. В нашем городском поселении Некрасовский (Дмитровский район, Московская область) скромно живут уже немолодые люди, пережившие Великую Отечественную войну в детском возрасте. Их, в отличие от ветеранов (участников, тружеников тыла, блокадников, узников фашистских концлагерей) не приглашают выступить 23 февраля и 9 Мая перед школьниками и детсадовцами. А им есть что сквозь слёзы рассказать нам всем.

Вот что рассказали наши поселковые «дети войны» в канун 75-летия Великой Победы :

Козяр Сергей Денисович: я родился 15 июня 1940 г. в г. Ровно. Во время войны с мамой укрывался от фашистов, оккупировавших Ровно, в дер. Бриков, Корецкий район, Ровненской области у бабушки. В 2 года потерял речь от ужаса после бойни в избе, устроенной полицаями. Подробности не хочу, тяжело очень вспоминать. В 1947 году вернулся с фронта отец, инвалид ВОВ, без ноги. Мама работала после войны в колхозе.

Речь вернулась, и в 1948 г. я пошёл в школу. Проучился 4 класса, и пришлось бросить учёбу и с 12 лет идти работать в колхоз, чтобы прокормить семью.

Петрищева Дина Борисовна: война застала меня трёхлетней девочкой в г. Минске. Город начали бомбить и обстреливать. Меня, маму и бабушку погрузили в последний эшелон, который вёз мирное население в эвакуацию. По пути эшелон бомбили самолёты и обстреливали немецкие мотоциклисты. На второй день во время бомбёжки, эшелон остановился, мы выскочили из теплушек и залегли у насыпи. Погибло много людей. Эшелон был уничтожен и горел. Было очень страшно, люди кричали. Нас погрузили на машины и отвезли на станцию, которая была ещё не захвачена немцами, и погрузили в другой эшелон. Эвакуированы мы были в г. Аягус, Казахстан, там поселили к местным, они относились к нам очень хорошо. Вернулись в разбомбленный Минск после войны.

Горскин Александр Тимофеевич: в 1941 году мне было три года, когда немцы заняли нашу деревню Стрешнево Тепло-Огаревского района Тульской области. Помню, как перед боями по освобождению деревни от оккупации мы бежали в другую деревню по оврагам, моего годовалого брата отец нёс на руках. После освобождения мы вернулись домой, отца – учителя призвали в действующую армию, а я помогал маме по хозяйству и работе в колхозе и по заготовке дров в лесу. Отец закончил войну в Праге, в 1945 году вернулся домой. Это был незабываемый лучший праздник в моей жизни, праздник Победы и новой счастливой жизни.

Вислогузова Раиса Дмитриевна: «Нашу семью (маму, меня, двух моих братьев – отец был на фронте) в 1941 году эвакуировали из родного села Гороховка в село Россыпное (Воронежская обл.). Жили в заброшенном доме до того дня, как село начала обстреливать немецкая артиллерия. Нас, детей, буквально забросили в грузовики и вывезли из – под обстрела красноармейцы, отступающие от немецких войск. Было очень страшно. Позже мой брат подорвался на мине.

Белякова Тамара Степановна: жителей нашей деревни с детьми заперли в церкви. Ни есть, ни пить не давали. Дней через десять дверь открыли, и мы стали выходить, с трудом обходя распухшие трупы умерших односельчан.

Черник Анна Михайловна: Войну наша семья (я, брат и мама) встретила в станице Луганской, Луганская область, это рядом с железнодорожной станцией Новокондрашевская. В 1941 году мне было 6 лет, но я прекрасно помню как бомбили станцию. Было очень страшно, хата тряслась, вылетали стёкла, выли от страха животные. Я до сих пор очень боюсь звук летящих самолётов, он мне напоминает детский ужас бомбёжек. Немцы, венгры, румыны по-хозяйски расположились в наших домах. Помню, как перед освобождением нашей станицы нас эвакуировали в соседнюю деревню, а перед этим мы с радостью увидели на улицах советских разведчиков в белых маскировочных халатах. После боёв у околицы нашего дома остались траншеи и воронки от взрывов бомб и снарядов.

Папсуев Михаил Дмитрович: В моём селе на Смоленщине фашисты были уже 20 августа 1941 года. И оказались они не такими хилыми, как их представляли… Первой жертвой в селе оказалась сельский врач – еврейка Рива, которую немцы расстреляли при первой встрече. Затем по селу начался отстрел кур. Охотились немцы на кур по всем дворам- всюду гремели винтовочные выстрелы.

У жителей немцы никакую еду, кроме яиц, не брали. Но «яйки» -подай! «Добрые» немцы иногда яйца меняли на какие-нибудь безделушки – вроде губной гармошки.

К лету 1942 года немцы вынуждены были в районе брянских лесов держать значительное количество войск. Они, чтобы уничтожить питательную среду партизан, выжгли все хутора и почти все сёла. На границе Брянской и Смоленской областей были сожжены так же такие населённые пункты, как Барковичи, Прища, Малаховка, Алексеевка, Тросна, Деньгубовка и многие др. Но оставили целыми крупные сёла для собственного базирования, такие как Корсики, Сукромля, Сергеевка и др. Зима – то суровая.

В сжигаемых населённых пунктах местных жителей или расстреливали, или угоняли. А на хуторе Лузганки более 50 человек загнали в колхозный сарай и сожгли заживо. На этом месте сейчас стоит обелиск в память погибшим.

Если в районе какого – нибудь населённого пункта был убит хоть один фашист, село сжигалось, и первые попавшиеся десять жителей превращались в заложников и расстреливались.

…Нагрянувший в село Сукромля карательный отряд застал в селе двоих партизан. В лес они уходили через усадьбу колхозницы Елены Бруевой – матери двоих девочек. Немцы заметили… Елену Ефимовну подвели к колодцу, расстреляли, и труп бросили в колодец.

Выход в лес из населённого пункта за определённую черту был запрещён. А как крестьянин мог существовать без леса? Там дрова, грибы, ягоды, лыко для лаптей и верёвок, веники для бани и пр.

Каждый застигнутый в лесу мужчина или подросток расстреливался на месте. Женщину приводили в комендатуру. Её оцепляли дети, староста доказывал, что это жительница села. Чаще прощали. Но давали 25—30 ударов шомполом, при детях.

Если узнавали, что кто – то из семьи в партизанском отряде, дом сжигали, а всю семью, включая детей, расстреливали. Такая участь постигла и семью моего учителя Ковалёва Александва Харитоновича. Перед войной он окончил 10 классов. В армию по молодости призван не был. Оказался в партизанском отряде. Родителей расстреляли. Дом сожгли. Маленькая сестра Нина играла с соседскими детьми. Её спрятали женщины. Осталась жива. Сейчас Нина – доктор физико – математических наук.

У села Сосновка стояла колхозная ветряная мельница, принадлежащая когда —то «кулаку». В селе во время оккупации появилась дочь этого «кулака». Очевидно, она донесла немцам, что старик – мельник молол зерно партизанам, а его жена пекла им хлеб. Мельника с женой немцы повесили на крыле ветряной мельницы.

…

Я лично был бит палкой немцем за то что из детского любопытства перелез забор посмотреть сарай, который они использовали как склад. После избиения до вечера не мог встать, и лежал на земле за этим забором…

…

Кошмар оккупации для нашего села Сукромля, Ершичского района, Смоленской области окончился 23 сентября 1943 года. Всю ночь через село двигались отступающие фашистские войска. Жители ожидали, что село будет сожжено, люди убиты.

Все сидели по погребам и землянкам, вырытым в склонах оврагов. В то время постоянного страха за жизнь семьи не уединялись. Наоборот, объединялись в небольшие группы. По нескольку семей сидели и в погребах, и в землянках. Очевидно, проявлялась истина, что «на миру и смерть красна».

Ранним туманным утром раздалось несколько взрывов снарядов. Метрах в пяти от меня на деревенской улице упал осколок снаряда – длинный (сантиметров 15), и узкий (сантиметров 5). Осколок упал плашмя и даже не врезался в землю.

Из-за мальчишеского любопытства я схватил его руками и сильно обжёгся. Осколок оказался горячим.

…

После освобождения Смоленщины в сентябре 1943 года партизаны вышли из леса. Кто остался живой из довоенной администрации, заняли свои места. Мужчины нестарого возраста были переброшены на пополнение Красной (затем Советской) Армии.

…

Всё постепенно, с каждым годом улучшалось. Но долгие годы неимоверный труд был у наших матерей. Война страшная, тяжёлая, кровавая работа. Но страшный, лошадиный, титанический труд наших матерей, по – моему, недооценён.

В 1943 году после нашего освобождения от оккупации возродился колхоз. Возродился ни на чём. Благополучие колхоза долгие годы в отсутствие техники зависело от животного тягла.

Наши матери и мы-пацаны землю пахали на себе. Плуг можно было тянуть не менее, чем 8 (восьми) человекам, а борону – 3 (три).

Колхозное поле почему – то запрещалось пахать на себе плугом. Наряд женщинам бригадиром давался копать лопатой колхозное поле. Но это было труднее и медленнее, чем плугом. Поэтому женщины прятали плуг в кусты, а когда бригадир уходил, плуг извлекали из кустов, и колхозное поле пахали плугом на себе.

Кроме колхозного поля были свои приусадебные участки, которыми жили. Их обязательно нужно было вспахать. Из колхоза ничего не получали. В колхозе ничего не было.

Если плуг тащили 8 женщин, значит нужно было вспахать 8 приусадебных участков по – очереди. Свои участки пахали до и после работы в колхозе. Утром и вечером.

..

9 Мая 1945 года ещё не было известно, кто живой из молодёжи, угнанной в Германию. Это Василий Багаутин, Иван Горбунов, Алексей Казаков, Иван Чиганов, Алексей Папсуев, Владимир Старостин, Анна Переходкина, Анастасия Горбачёва, Надежда Надвикова.

…

А 9 Мая 1945 года я болел. Лежал дома на полатях. Температура, очень болела голова. Вдруг я услышал НЕИМОВЕРНЫЙ ШУМ на нашей деревенской улице. Из райцентра по телефону сообщили, что ВОЙНА ЗАКОНЧИЛАСЬ!!!

Люди высыпали на улицу. Женщины вынесли все красные лохмотья, которые нашли. Особенно мне запомнились красные женские платки с бахромой и цветами, привязанные к палкам вместо знамён.

После ШЕСТВИЯ собрали снедь, какая была. Появилась и самогонка. Началось пиршество, КОТОРОЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ ВСЕНАРОДНЫМ ПЛАЧЕМ.

Оказывается плач – дело общественное, коллективное. А плакать было по чём и о ком. За столами сидели в подавляющем большинстве – вдовы.

…

Вернулись домой искалеченными Иван Казаков, Егор Фомченков, Сергей Поляринов, Николай Никонов, Владимир Салякин, Пётр Чиганов, Иван Папсуев, Анатолий Лалэко, Михаил Чуенков и многие другие.

Всех назвать не могу. Не знаю. Село было большое. Для скорби хватит и названных…

В соседних сёлах было покалечено много подростков найденными ими же взрывчатыми веществами. Пацаны нашего села обошлись малой кровью. Два пальца в руке покалечило Николаю Папсуеву, после взрыва капсуля от РГД перестал видеть правый глаз у Николая Лобанова. А взрывом немецкой гранаты – «лимонки» оторвало кисть правой руки Кате Миренковой.