Читать книгу Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого - Владимир Буров - Страница 6

Глава 4

Оглавление

– Что значит, рабочем? – растерялся Вова. И добавил: – Я всё равно должен вернуться.

– Зачем?

– Было желание, и оно не прошло до сих пор.

– Думаешь, найти у нее то золото, за которым приехал?

– Я об этом не думал.

– Золото у меня, садись.

Они выехали на дорогу.

– Они оставили его у меня, и, видимо, забыли.

– Этого не может быть, – сказал Вова, – или они все были пьяные?

– Нет, не все, но у меня такое впечатление, что они не могут запомнить того, чего никогда не видели.

Представляешь, они приходили на стоянку такси и искали пропавшее золото в автобусах! Они не различают автобусы и такси!

– Так бывает?

– Я сам видел.

– И не отдал.

– Я побоялся. Если они такие забывчивые, то могут подумать, что я его и украл.


– Надо было мне сразу сказать.

– Я должен был подумать. Возьми это золото, я его боюсь, взял на память всего одну десятку. Не думаю, что они такие мелочные и будут считать с точностью до одного золотого кружочка.

– Они могут подумать на меня.

– Думаю, тебе придется выкрутиться, иначе я не отдам это золото. Да я бы и не отдал, но боюсь чего-то.

– Чего?

– Когда я умру, охраняя налоговую инспекцию, меня похоронят, скорее всего, как всех, а это значит, что пока я не сгнию, они могут прийти и потребовать эти десять золотых.

Более того, говорят, что, в принципе, разговорить можно даже скелета.

Поэтому отдаю, но с условием под честное слово, возьмешь эту десятку, если они прицепятся:

– На себя.

– Окей.

– Ты подарил мне счастье. Я могу пообещать возить тебя бесплатно всю оставшуюся жизнь, но ты же откажешься, не правда ли?

– Я подумаю.

– У меня бывает мало чаевых, дают только на водку, а чтобы жене купить сапоги – никогда.

– Я пошутил, прошу только в долг, если что.

– Вот этого никогда не проси, ибо ты сам роешь себе могилу в виде долгов. Никогда нельзя об этом думать.

– Спасибо, что предупредил. И да: где золото?


И случилось не как будто по предначертанному, а по предначертанному:

– Всегда!

– Это невезенье.

– Да нет, обычно так и бывает всегда.

– Ты куда их положил? Нет, нет, ничего не говори больше, пока не найдем: напиши.

– Я не умею писать. Нет, честно, в Волге я всегда держал блокнот с записями калыма, и жена нашла его, пришлось отдавать ей всё. Хорошо, что цена на водку повысилась, и калым увеличился соответственно, и она не смогла этого понять, как человек, привыкший к стабильности рубля каждый, з-э, тринадцать – двадцать лет.

– А после?

– После вообще забывает, что было раньше.

– Ваши старые Волги списывают на металлолом? – спросил Вова.

– Списывают? Да, но потом их продают начальникам. На моей, например, уже ездит зам завгара. Тысяч за семь, восемь ее точно можно продать сейчас.

– Он недавно ее купил?

– А что?

– Где ставит, в гараже?

– Да, пока стоит в гараже. Хотя нет, вчера еще достроил гараж, и отогнал домой.

– Адрес!

– Вот ду ю сей? Ай доунт ноу, ай доунт ноу.


Они приехали в гараж, и начальник, зам завгар, который купил списанную Волгу, как здесь шутили:

– По Лэнд-Лизу, – как раз менял на ней колеса. Ибо:

– Было уже утро.

– Вы хотели сменить только резину, сэр, – вежливо обратился к нему Лева.

– Это вопрос? – спросил зам.

– Да, ибо достать резину еще труднее, чему купить саму машину.

– И знаешь, что я тебе скажу, друг мой, Лёвка: ты прав! Но, представляешь подъехали сегодня на почти новой Волге, купленной, как мне объяснили за Чеки, после долгосрочно – долгожданной работы за границей, и пажалте:

– Мы можем взять еще все четыре колеса, если у нас будут сданные на утиль старые абармотившиеся за миллионный даже пробег хоть семь раз наварные резинки.

– Я грю, скока? Ибо деньги-то есть из сэкономленных на новую машину, заместо этой сунувшейся мне прямо в лапы розово-голубой Волги.

– Розово-голубой? – сбился с толку удивленный Лёва.

– Да, не могу решиться, как лучше, ибо раз был на побывке в Московском таксопарке, и видел, как ея директор выезжает сёдня на голубой, а завтрева на:

– Розовой?

– Так бывает? – удивился Лева, – ибо ты никогда об этом сновидении не рассказывал.


– Забыл, – просто ответил зам завгар

– А теперь? – счел нужным вкрасться в разговор и Вова.

– Да, мил человек, теперь вспомнил, что счастие, иногда, но бывает для избранных, разумеется.

– Так где старые колеса? – ничего не понял Лева.

– Тебе зачем? В принципе, к исходу третьей от сегодняшнего дня пятилетки, могу пообещать тебе, тоже поиметь такую, но с условием:

– Будешь отстегивать от чаевых на пять процентов больше.

– Я так далеко считать не умею.

– До третьей включительно пятилетки, или до пяти тоже?

– Я должен подумать, – сказал Лева.

И вышло, что:

– Колес нет, так как их уже увезли – неизвестно кто – но на новой Волге цвета:

– Чистый изумруд, – и, как говорит, – добавил зам завгар:

– Слуги белку стерегут.


Они вышли, и Лева сказал:

– Я всё понял, это какой-то начальник.

– Слишком неуверенное предположение, – мрачно ответил Вова.

– Он знает, кто это был, – добавил таксист.

– Вот скотобаза, почему же не сказал?

– Почему ты спрашиваешь? Ответ очень простой: здесь всё продается и покупается, а просто так – считают – лучше съездить с бухгалтершей в лес, и до такой степени, чтобы запела:

– Видел только лес да дятел, как мужик той бабе пятил.

Иначе, понимаешь, жизнь просто не видит своего колеса истории.

– У меня сейчас нет с собой, – сказал Вова.

– Я тоже сдал все деньги в кассу.

– Может занять у кассира?

– Да ты что! Их сразу опечатывают.

– Да не может быть, сказки.


– Нет, здесь так, чтобы не распускали нюни, мол, денег не хватает, так как на нас напали, или вообще таксисты не додали, а сами пропили.

– Придется грабить вашу турбазу, быстрей мы ничего уже сделать не успеем.

– В принципе это можно, т.к. таксист, который должен был везти выручку в соседние ворота, где находится автоколонна грузовиков, чтобы потом вмести с их деньгами отправить в банк, – отвалил уже на линию, а ждать завгара:

– Можно не ждать, – скажу:

– Хочу еще поработать, – благо у меня сменщика нет, т.к. он в отпуске, и могу, следовательно, легко завезли всю ночную выручку к соседям – грузовикам.

Решайся, рыцарь:

– Быть или не быть?


– Если честно, – признался Владимир, – я ни разу не успел узнать, сколько стоит резина, тем более, старая.

– Вообще-то, я понял, – сказал Лева, – она стоит столько, сколько в ней золота спрятано.

– Да? Я тоже после бессонной ночи почти не догадался:

– Они знают, что везут, – подытожил Лева.

Я тоже мог бы сообразить, но тоже – как и ты – не спал всю ночь, ибо не сидел в машине, а ходил к знакомой вожатой, как пить дать, свободной в этой день от других претендентов.

– Сегодня был, точнее, была: постная ночь?

– Она была на понедельничной дискотеке, и скорее всего, всё уже было, было, было, а теперь спит.

– И?

– Её не было на месте. Я проследил возможные пути её исхода, и понял: только во пруду. Не там, где был ты, а за поворотом.

– Ясно. С кем она была? С одним из них?

– Нет, я тоже думал: им придется заплатить за тайну, но это был Диман из Москвы – дискотека-чик.

– Агата Кристи в действии, – сказал Вова, – ибо: помучаемся теперь точно, но удастся ли найти десятки Ивана:

– Слишком сильно опосредовано.


– Я думаю, они поехали менять чеки на рубли, – сказал Вова.

– Да? – удивился Лева, – почему?

– Потому что они у них есть.

– Хорошо, я согласен, давай их догоним.

И точно на трассе, километров через шестьдесят, они догнали одну изумрудную, как мечта девственницы, Волгу.

– Вот она, вот она, – сказал Лева, и почти тут же, на заправке, заснул за рулем. Надо было его разбудить, но дошла до осознания мысль о счастье:

– Сам поведу эту торпеду, ибо я-то, кажется, спал прошлую ночь немного.


Но уже через пять километров понял, что засыпает, и даже, как нарочно, не мог остановиться, и повторял, повторял только одну, но пламенную страсть:

– Нет, не тройка, семерка, туз – тройка, семерка, дама! – а:

– Мои руки тяжелеют? Тяжелеют. Мои ноги тяжелеют? Да, сэр, тяжелеют.

– Без да, пожалуйста, ибо ваше согласие на дезориентацию мне не требуется.

– Спасибо, сэр, я согласен. Но только после тарана.

И Владимир пошел на таран изумрудной Волги, так как его красный Москвич начал прыгать по дороге, как будто она была неровная. Так сказать:

– По неровной дороге, по тракту ли, но я думаю, нам в любом случае не по пути.

Волга, заметив блуждающего на ее хвосте странника, не вознамерилась уйти куда подальше, а наоборот, притормозила, чтобы спросить:

– Я у вас забыла еще одно колесо.

– Запаску?

– Вот именно.

И он потерял способность к необученному управлению, которое очень полюбил, и только сожалел, что сотню с первого раза набрать не удастся, ибо кювет, к сожалению, уже:

– Навис над головой.

Последнее, что он запомнил – это обращение жены к солидных телосложений мужу – скорее всего, главному экономисту завода:

– Он умрет без посторонней помощи.

И ответ:

– Думаешь, не умрет? – Пришлось запомнить:

– Муж и жена, а за столько лет так и не разучились понимать друг друга.


И только к вечеру, часам к пяти сумел сказать, лежа на широкой медвежьей кровати:

– К не могу принять ваших благородных намерений, миледи.

– Почему?

– Сейчас придет муж и добьет меня, как лишнего конкурента.

– Не беспокойся, его вызвали в Москву на тотами.

– На ковер?

– Это было раньше: если вызвали – значит уже есть покупатель этого ковра со свежими каплями крови.

– Его могли зарезать? А кровь, чтобы сдал предварительно на нужды народонаселения? А теперь? Только обучают борьбе и боксу?

– Неужели там, на перекрестке трех дорог, ты не нашел ответ на даже незаданный вопрос.

– Это такой ответ, – тоже не спросил, а ответил Вова. И добавил: – Кажется, я запутался так, что хочу вернуться назад просто так, без намерений узнать что-то новое.

– Поздно, ты уже продал свою душу за недорого.

– Так-то ничего, авось, страшного, ибо я люблю, точнее, боюсь, страшно, что без золота я не могу вернуться на работу.

– Почему?

– Я взял залог уже, что найду его, а куда дел – не помню.

Нет, нет, ты не подумай ничего плохого, я всё хорошо помню, кроме начала.

– Не помнишь, чего искал?

– Не помню, куда делалось золото, помню кто его потерял, а вот как – забыл. И да: не разбили свою новую Волгу?

– Не успели, а вот Москвич, к счастью, еще пригоден для личного пользования.

– Значит, моя мечта сбылась, и мне уже предложили его купить?

– Да. За цену нового. И более того, сам пригонишь его из Москвы.

– У меня нет прав.

– Завтра пойдешь учиться, а послепослезавтра сдашь.

– Спасибо, я так-то всё умею, только в третью скорость не всегда попадаю, мне кажется, что она дальше, а, как говорится:

– Счастье намного ближе, чем мы почему-то всегда думаем.

– Спасибо и тебе на добром слове, но сейчас лучше ко мне не лезь, как черепаха, случайно уцелевшая после падения из клюва орла с большой высоты, но в:

– Случайную лужу.


В баре происходили чудеса, но все думали, что это нормально. Парадокс, но люди верят себе настолько, что не могут сразу решить, видя невозможное, что его нет. Ибо:

– Дураками быть нельзя, – так можно и работу потерять.

А именно: в баре каждый день был новый бармен.

Оказывается, Вова отсутствовал четыре дня, и все четыре дня были разные бармены, как-то:

– Иван, Малик, Андрей, Фёдор.

И как объяснила главбуху зав производством:

– Видимо, они купили себе эти должности, как одну на всех.

– Значит, слухи о золоте партии подтверждаются, – решил сознаться главбух, имеющий кличку Пианист, образованную песней Вилли Токи и его похожим на эту песню именем.

Но проверить точно все вероятности не могли, так как директор ушел в отпуск, и не оставил даже записки, в каком пруду, и тем более, в какой части Ялтинского пляжа будет сбрасывать намного больший лишнего вес.


Иван вздохнул с облегчением, ибо, как он признался:

– Хотя и не хочется уже возвращаться назад, но потерять эту возможность навсегда было бы жаль.

– Да, сэр, это без сомнения.

И после возвращения Вадика в свою бухгалтерию с предложением поискать временного директора, так сказать:

– Директора на час, – чтобы не просил и тем более не надеялся получать большей величины сумку каждый день, чем находясь в должности замдиректора.

Но была шокирована появлением Вовы, ибо все думали:

– Пропал в Москве. – Как?

Вот так, интуитивно. Ибо:

– Где же ты был? – спросила она Вову, и добавила про себя:

– Милый.

– Дак естественно, – только и нашелся он что ответить, ибо поверить она могла только в то, что успел за это время выучиться на водителя Москвича, и даже получил права.

Она хотела сообщить:


– Да, я говорила о тебе с начальником ГАИ, – но решила не хвастаться, и нечего не сказала по этому поводу, даже заранее заготовленную фразу:

– Не надо дурковать. – А только:

– Пусть они работают, а ты будешь директором.

– Где прошлый? – удивился бармен.

– Он еще не прошлый, но пропал тем не менее – это точно.

– Идет слух, что он в отпуске.

– Это одно и тоже.

– Почему?

– Потому что надо сообщать координаты того Титаника, на котором он решил затонуть вместе с ним.

– Вообще-то отпуск для того и отпуск, чтобы никто не забыл, а это возможно только в том случае, если весь месяц так и будут гадать:

– Где же он не испарился.

– Пожалуйста, хотя бы сегодня ты можешь не изъясняться уравнениями пятой степени?

– Не знаю, мэм, ибо привык либеральничать.

– Дай прямо сейчас мне клятву.

– О чем?

– О том, что в этот месяц зациклишься на четвертой, хотя бы. И сразу будешь доучиваться на зав производством вместе со мной.

– Так быстро?

– Нет, с первого курса, а я уже на третьем.

– Директор – это разве не сфера обслуживания? – поинтересовался Вова.

– Так-то бы, может и да, но у нас эта сфера не в менталитете.

– Не существует?

– Да, поедешь в Прибалтику, узнаешь, что скоро эта сфера будет не просто роботоризирована, но и полностью автоматизирована.

– Я уже там был, мэм.

– Увидел?

– Да, что всё наоборот, заставляют следить за столом, как за вражеским снайпером: только выпил – обязательно беги и налей ему опять, и чтобы не дай боже, сам не успел нахлестаться.

– Да, конечно, но это пережиток прошлого.

– Где мы, мэм, если я вас правильно понял, до сих пор вот по сю пору, – и показал не туда, куда она больше всего любила смотреть, а чиркнул по горлу, как будто уже согласился на ее резюме, и давал клятву в своей полной привязанности к ее разлохмаченности ко всем условностям правды, включая пристрастие читать стихи на банкетно-праздничных мероприятиях:

– Лично.

– Да, я люблю показать всем духовность моей продуктовой корзины.

Он хотел спросить, надо ли заказывать в Мексике трехуровневый, но успел сообразить:

– Авось преждевременно. – Ибо правильно говорят:

– Лишь бы человек был хороший, – а членов у него и так много. Не исключая, однако, и голову.

И да, сейчас у меня некоторая запарка, могу ли я назначить своего зама по соединению электрических проводов и ремонту периодических затопляющихся туалетов, назначить еще и смотрящим за исповедальным залом?

– Исповедальным, я вас правильно поняла, сэр? – даже не попыталась улыбнуться, дама.

– Да, мэм, они исповедуются здесь пище.

– П-пельменям в горшочке, Котлетам по-Киевски, эскалопам и антрекотам?

– Цыплятам Табака – тоже.

– Вы хотите мне намекнуть, сэр, что у меня слишком малогабаритное меню?

– Мэй би. Пока что подумайте над этим, а я пойду в бар, и найду себе заместителя.

– В баре они бывают?

– В баре не только все бывают, но и всё, мэм.

– Хорошо, подскажите хотя бы в каком направлении мне думать, сэр?

– Пожалуйста, могу предложить вам даже два направления будущего развития этого дела в итальянском и датско-немецком направлениях.

Он глотнул из ее чашки того, что не в ней было, и конкретизировал своё предложение их общего благополучия:

– Закажите вашему бывшему любовнику, пошедшему на повышение, машину для жарки датских ребер, заодно и с самими ребрами, ибо наши слишком тощи и дороги. А во-вторых:

– Попробуйте приготовить мне на сегодня Стейк по-Флорентийски. А если не выйдет, то хотя бы подумайте над этим.

– Н-над Этим? – только подумала зав производством. Но он понял:

– Можно сегодня я сделаю его из своего мяса?

Он хотел ответить, что в оригинале его делают только из быков хороших пород, но постеснялся, ибо эта дама долго находиться в расслабленном состоянии не будет, и зажарить может его самого, причем:

– Целиком.


И так как за столом в зале сидел один Малик, его он попросил:

– Услужить мне.

– В ведении порядошных дел я всегда готов, – ответил Малик, – но чем вы будете платить, сэр.

– Здесь контора пишет.

– Нужна надбавка наличными.

– Зачем?

– Только с одной целью, сэр.

– А именно?

– Обещаю в этом ощутительном случае доводить дело до его положительного завершения.

– Так бывает?

– У меня всегда.

– Вы хотите получать золотом?

– Не обязательно, пусть будет местная валюта, Чеки.

– У меня у самого сейчас всего восемьсот Чеков.

– Я могу, конечно, сам обменять рубли на Чеки, но три к одному.

– Не надо, спасибо, лучше я сам их обменяю один к двум.

– В обратную сторону?

– Нет, в ту же, ибо баран один, и нет разницы с какой стороны его начинать жарить.

– Спасибо за разъяснение, сэр. И да, кто у нас сейчас в баре?

– Так, а Иван-то где?

– Я думал вы его куда-то назначили, – ответил Малик.

– Куда я его мог назначить? – задумался Владимир. – Если только к начальнице турбазы Огонек Социализма?

– Вы говорили, что куда-то уехали с ней.

– Да, уже говорил? Ну, так мы уже приехали опять.

– Вот, может, он с ней?

– Сомневаюсь, скорее, вместо нее. Пока она занята золотых дел мастером, он вполне может быть на ее месте.

И да, кстати, надо найти золото.

– Я уже послал Андрюху в этот лагерь, чтобы нашел.

– Э-э, оттуда начинать – это слишком долгая история!

– Ничего страшного, сэр, ибо часть пути вы уже прошли, как говорят:

– В нужном направлении.


Владимир вышел из ресторана, и вместо отчаяния, решил:

– В принципе это неплохо, когда всё само вертится как перпетуум-мобиле.

Только успевай подбрасывать ему угля, хотя и с неполным пониманием, но:

– Много.


Вечером следующего понедельника – после дискотеки – сели играть в банкетном зале, так как Нерон напился, точнее, уже пришел в ресторан пьяным, и заявил в ультимативном тоне:

– Кто не будет с ним играть – тот вообще не уйдет из ресторана. Но, как не знал еще бармен, никогда не делал ничего сдуру. Правда, если иметь в виду то, что здесь всегда было в большом дефиците, а именно:

– Деньги.

А так-то мог прыгнуть в реку, не измеряя предварительно ее глубины, и периодически сворачивал шею.

Оказывается, Черный и Гусь рассказали ему, что золото было настоящее. Один из них заныкал, а сказал другому, что потерял одну золотую пятерку, и потом они продали ее цыганам за тысячу:

– Золото оказалось очень высокой пробы.

Владимир не мог понять, зачем он нужен для игры, если золото Ивана так и не было найдено. Пропал и Малик, и Андрей, которого он послал занять немного места в сердце директора турбазы Огни Социализма.

И появился тот, кого можно было ожидать, но с очень малой вероятностью:

– Черный, – с ухмылкой: я буду играть, и до такой степени, что даже хитрый Нерон не поверил в его аргументацию:

– Потому что у меня есть золото, – и бросил на стол сразу червонец. Нерон думал, что это единственный и сказал, что может разменять его прямо сейчас.

– Нет, – ответил Черный без улыбки, – сегодня мы играем только на золото.

– Ладно продай мне пару штук, – сказал пьяный Нерон.

– По полторы штуки за десятку.

– Меньше нельзя?

– Нет.

– Ну, окей, окей, – и он отсчитал Черному две с половиной.

У меня столько нет, отдай за две с половиной.

– Я сегодня не подаю, – честно признался Черный.

– Почему?

– Не могу, у меня договор с Гусем, что вообще не продавать, а если уж очень просят, то только по тыще семьсот.

– Почему же ты мне отдаешь дешевле?


– Я увидел на полу около твоей ноги пятьсот рублей, подумал твои, и решил честно засчитать их в счет долга.

Нерон приподнял скатерть, и подтвердил, что, да, видел, эти пятьсот, но думал, чужие.

Владимира удивила напавшая на ребят честность, объяснявшаяся, скорее всего, степенью хитрости с которой они приготовились вести битву за золото.

– Я пока посмотрю, – сказал Владимир, искренне веря, что у него золота нет, но как только его коснулся в кармане, забыл, что он Владимир, и наконец вспомнил, что прилетел из созвездия Большого Пса, и:

– Я, и я, и я, – хорошо, пусть будет пока, – он погладил шотландскую кошку, которая ходила за ним по пятам, как любящая собака, и которую он недавно взял по объявлению. Он специально, можно сказать, именно её искал, так как его прежняя красавица умерла в пятнадцать лет, что, как он думал:

– Через чур скоропостижно, – и решил найти уже готовую – от года до трех – чтобы понять:

– Часть первой Муськи, – к ней обязательно приклеилась.

Эта была похожа на соболя по цвету, и по уму на человека с соседней Галактики.

Если он говорил ей:

– Мяу-мяу, она тоже отвечала:

– Мяу-мяу, – если:

– Мау-мау, – она тоже понимала, что разница, и соглашалась:

– Мау-мау.

Полное взаимопонимание, любовь и взаимо-защита.

Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого

Подняться наверх