Читать книгу Фустанелла - Владимир Ераносян - Страница 6

СССР, Москва,

5-е управление Наркомата обороны СССР

– Троян Иван Васильевич, 1906 года рождения. Из семьи середняков. Воинское звание – майор. В Красной армии с 1928 года. С 1937 года по 1939 год участвовал в гражданской войне в Испании – командир разведывательно-диверсионного корпуса «Четырнадцатый специальный» на Каталонском направлении, в Андалузии, Эстремадуре и на Центральном фронте. Проявил себя исключительно с положительной стороны. Беззаветно предан делу партии и народа, зарекомендовал себя как специалист экстра-класса в подрывном деле – мосты, эшелоны, конвои. Владеет приемами джиу-джитсу, дзюдо и «борьбы в одежде» самбо Харлампиева, тренера «Крыльев Советов». Обладает навыками стрельбы по-македонски – способен вести огонь с двух рук на ходу с поразительной точностью. Незаменим как организатор. Принимал участие в обучении боеспособных подразделений. Курировал создание партизанских формирований в тылу франкистов. С 1939 года в разведуправлении РККА. Откомандирован к нам в иностранный отдел по вашей прямой разнарядке. Столкнулись с противодействием его прямого командира. По вашей рекомендации пригрозили ему разоблачением связи с троцкистами. Скрипя зубами выписал предписание, – доложил адъютант, изобразив льстивую улыбку, и прихлопнул папку с личным делом офицера.

– Знаком с ним. По Испании. Сорвиголова. Рисковый, черт! Да и фамилия у него подходящая для заброски в Грецию – Троян! – покачал головой глава ведомства.

– Не понял, товарищ армейский комиссар 2-го ранга.

– Легенду о троянском коне не знаешь? Трою данайцы взяли благодаря хитрости. Осада ни к чему не привела, вот они и смастерили деревянный истукан огромных размеров в виде коня. И посадили внутрь отборных воинов. Троянцы затащили идола в город. А ночью притаившиеся воины вылезли наружу и открыли ворота. Слыхал об этом?

– Никак нет!

– Ну и хорошо… – задумчиво изрек начальник и, почесав лысину, достал из пачки папиросу. – Поручи иностранному отделу подготовить заброску группы. Снаряжайте самолет. Загрузите под завязку оружием, провиантом, папиросами – это для завязывания знакомств. Там англичане кируют. Надо это исправлять… Спляшем в Греции «Тарантеллу»[10] вместе с НКВД, доверяют нам в Главном управлении госбезопасности.

– Понял…

– Да уж. Оправдать бы доверие это. Там у них так: не оправдал – голова с плеч. А Трояну скажи, чтобы сформировал группу из проверенных кадров, без самодеятельности. И пусть всех кандидатов согласует со мной.

– Есть, товарищ армейский комиссар…

Иван Троян понимал, с кем имеет дело. Знал он также, что предстоит серьезная работа. Офицер всегда едет туда, куда родина пошлет. А он не дезертировал бы, даже если б его послали в самое пекло.

В Испании он поладил с республиканцами и иностранными добровольцами, но, прибыв домой, опасался, что каток репрессий в РККА может пройтись и по нему. Хотя бы за то, что отказался в Мадриде сделать одну черную работенку – ликвидировать «троцкиста» по заданию НКВД. Сказал, что у него начальники свои, армейские.

«Троцкист» этот был героем и не раз выручал на самых рискованных заданиях. Как мог он отплатить черной неблагодарностью?! Правда, нашлись исполнители. Но главное, что это сделал не он. Его совесть чиста.

В Москве Трояна не тронули. Каток раздавил армейских шишек поважнее его, мелкой сошки. Тухачевского вон не пощадили. Хотя, может, и на самом деле тот занимался вредительством, ведь развитие бронетанковых войск шло в бесполезном русле. Легкая броня и короткие пушки наших машин действительно делали их уязвимыми, и никакая маневренность им не помогала…

Сам черт ногу сломит. Кто теперь разберет, где друг, кто враг… А может, небесная кара настигла командарма за применение химического оружия против восставших крестьян Тамбова и за расстрел заложников – членов семей восставших в селах.

Как еще отца Трояна миновала сия незавидная участь. Определили тогда его семью как середняцкую. А ведь прятал батя хлеб, умел прятать и молчать, чтобы выжили детишки. От него и Ивану передался талант маскироваться. Иначе никак.

Троян многое видел, все замечал, он стал настоящим спецом, и именно это его спасало не раз.

В политике он понимал немного, но точно знал, что английская разведка в Греции вряд ли будет рада появлению русской миссии. Но на то они и англичане, чтобы их обойти. Полагаться на их гостеприимство, а именно они пока хозяйничали в Элладе, было бы верхом беспечности.

Иметь таких союзников – и врагов не надо! Они уже показали все свое нутро, когда удирали с Дюнкерка. Пока грузились на эсминцы и гражданские посудины, выставили французов живым щитом!

«Томми» видят в союзниках только мясной фарш, а во врагах – простофиль. Греки для них – расходный материал. Как, впрочем, и русские, которых Черчилль с превеликим удовольствием бросил бы в пасть фюреру, чтоб тот подавился или сломал зубы, заточенные для «островных обезьян», как пренебрежительно Берлин называл англосаксов. Да, с англичанами надо держать ухо востро… Но вовсе не в них была главная проблема…

По приказу командования Троян приступил к набору группы. Утвердить ее состав в ведомстве военной разведки РККА не составило бы большого труда, если бы не согласование каждой персоналии команды в Главном управлении госбезопасности НКВД, отвечающем за внешнюю разведку. Ему надо было отстоять каждую свою кандидатуру. Для них главное – благонадежность. А для него – человеческие и профессиональные качества.

Еще в испанский период Троян наблюдал несостыковки и откровенный разлад в действиях служб, особенно когда начались репрессии. Под молот разоблачений, особенно после провальной финской кампании, попали опытные кадры. Тех, на кого военачальники, приближенные к вождю, списывали свои неудачи, ожидали безжалостные жернова, перемалывающие не только тела, но и души.

Стоило сказать правду, и ты мог попасть в немилость. В лучшем случае. Но он все равно предупреждал о том, что не хотели видеть. Он докладывал, невзирая на политическую конъюнктуру, передавал данные о линии обороны финнов, о количестве дзотов и сосредоточении дивизий, о том, что население вовсе не собирается встречать цветами освободителей… Как-то даже попал под прессинг за излишнее рвение. Все могло закончиться и пулей в затылок. Но пронесло и в тот раз.

Наступили времена настоящей войны, у порога дома. И эта война была чревата самыми страшными последствиями для государства и его вождей. Вот почему монстры на время успокоились.

Когда стало понятно, что оперативную информацию больше некому правильно анализировать, они спохватились. Набирать в военную разведку исключительно благодаря пролетарскому происхождению – верх глупости. Здесь в первую очередь требовалась реорганизация и постоянная борьба за каждого спеца в отдельности.

Ивану Васильевичу это было ясно как божий день. Но знал он и этих кабинетных крыс. Не любил он высокое начальство.

Даже поручительство могло обернуться во вред, играть нужно было тоньше. Троян не был знатоком аппаратной возни, интриги не были его инструментом в подковерных склоках. Но командир знал наверняка: без радиста, который воспринимает на слух не меньше трехсот знаков в минуту, без инженера-подрывника и без носителя языка, такого как Николаос Романопулос, Коля, как он по-русски называл чистокровного грека, ему в горах Эпира и Фессалии не обойтись… Именно Коля был мастером на все руки. Он мог выполнять не только функции переводчика, но в случае чего – заменить радиста и даже снайпера.

Николаос был настоящим полиглотом, он происходил из понтийских греков, вынужденных бежать в Россию после резни, устроенной турками в южном Причерноморье.

Семья Романопулосов обосновалась в Абхазии, именно оттуда Николаос призвался в армию и был определен в разведку по протекции Трояна, испытывавшего перед засылкой в Испанию настоящий дефицит кадров.

В армии Николай быстро привык к русскому имени и проявил себя исключительно храбрым воином. Но по возвращении из Каталонии вместо гарантированной правительственной награды, представление на которую подал командир легендарного диверсионного отряда, Николаос попал в НКВД по надуманному обвинению в шпионаже.

Тогда НКВД по прямому поручению Сталина депортировал всех греков мужского пола, проживавших в СССР, вне зависимости от прежних заслуг перед родиной, поголовно. Разоблаченные в «греческом заговоре» подлежали расстрелу или высылке.

Троян начал поиски. И не побоялся указать имя Романопулоса в своем списке. Эта протекция могла вылиться боком поручителю, но боевой командир рискнул и очень скоро оказался на ковре у высшего руководства.

– Иван! Что ты творишь? – Армейский комиссар – глава 5-го Управления Наркомата обороны – нервно макал в чернильницу свое перо, будто бы собираясь поставить свою визу на документе. Он склонился над рапортом подчиненного и пытался всеми силами своих неоспоримых аргументов вразумить майора. – А ты в курсе, что конструктора двигателя для Т-34 арестовали только потому, что он грек, и расстреляли его по плану, понимаешь, по плану. План, мать твою, план есть у них. Только напротив каждого десятого грека пишут – выслать. Остальных – расстрелять, ты это хоть осознаешь?

– Так, значит, шанс, что он жив, все же есть. Гипотетически… – вставил Троян, пренебрегая субординацией.

– Шутишь? – насупился армейский комиссар, но все же призадумался. – Или издеваешься? Или не боишься ничего и никого?

– И как я обойдусь без переводчика? – стоял на своем Троян.

– Найдешь на месте.

– Может, попросить в Абвере или у англичан? – ерничал Троян, стоя при этом в положении «смирно».

– Ты давай без своих штучек-дрючек! Тоже мне клоун глумливый, – повысил голос начальник Управления военной разведки. – Оставь свой юмор до лучших времен. Мне не до шапито. Хочешь и сам загреметь, и меня под раздачу подставить! Слышал, что со «Стариком» сделали? Ян Карлович – троцкист! Подумать только! Он нас создал фактически, в благодарность – прямо на полигоне в расход! Что творится, не видишь?

– Романопулос – не враг, Федор Кузьмич, – твердо отрезал Троян. – Он свой и всегда был своим. Это ошибка.

– Ты полагаешь, что партия и ее инструмент НКВД могут ошибаться? – сощурил глаз начальник ведомства, немного опомнившись от своей тирады в защиту бывшего начальника, угодившего в расстрельные списки сразу по возвращении из Испании.

– Я полагаю, что судьба не ошибается, товарищ армейский комиссар 2-го ранга, а Николаос считался в отряде счастливчиком. Его ни пуля, ни осколок не брали. Он как заговоренный, в группе его называли Неваляшка. Такой позывной просто так не дают. И он за свой героизм и отвагу был представлен к ордену Красного Знамени.

– Да помню я, помню… После отпуска должны были вручить. И удостоверение в столе со штампом… – почесал затылок глава Управления. – Не проще ли подыскать замену?

– Где? Если девять из десяти греческих мужчин, по вашим же данным, расстреляны? – поставил в тупик горькой правдой Троян.

– Ладно, постараюсь что-нибудь сделать, но, думаю, все это зря. Опоздали мы, – вздохнул армейский комиссар и махнул рукой, показав Трояну на выход. Правда, тут же вскочил и догнал майора.

Почти в дверях начальник шепнул Трояну на ухо:

– Ты это… Забудь все, что я тебе тут в сердцах наговорил. Особенно про расстрелянного Старика. И поменьше языком тряси… А то загремим все вместе… Попадем под раздачу ни за что ни про что. Ну посуди ты сам, даже если ты его вытащишь всеми правдами и неправдами – думаешь, он будет благодарен за истребление своего народа? Сбежит – а нам отвечать…

– Греку теперь некуда бежать, Федор Кузьмич. С родных мест выгнали турки. Мы, приютив, обманули, а историческую его родину топчет фашистский сапог. Грек должен освободить свою землю, и мы ему в этом поможем. Авось тогда простит нас. Мы на одной стороне, – заключил Троян и отдал под козырек, прощаясь.