Читать книгу Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему - Владимир Еркович - Страница 3

Группа «Кутузовский проспект», которая считается предтечей «Четырех тараканов», организовалась не в 1991 году, как принято считать, а двумя годами ранее, когда Денис (Рубан) Рубанов, Юрий Ленин, Александр (Пэп) Потапов и Дмитрий Воробьев решили собрать рок-группу. Все они были одноклассниками, кроме Воробьева, который учился в другой школе.

Денис Рубанов вырос в цирковой семье. Его дедушка, Семен Борисович Рубанов, был заслуженным артистом РСФСР. В пятилетнем возрасте Денис впервые вышел на манеж в репризе легендарного клоуна Юрия Никулина, а в девять уже исполнял главную роль в двухчасовом цирковом представлении. Он играл мальчика, который не слушается бабушку и попадает в разные неприятности. При этом его мама Наталья Рубанова, которая была режиссером этого спектакля, играла сразу три роли: добрую волшебницу, злую колдунью и старуху Шапокляк, восемь раз переодеваясь в течение одного представления. В пятнадцать лет Денис уже выполнял олимпийские упражнения на кольцах под куполом цирка. Без страховки. При такой наследственности и вовлеченности в цирковую жизнь никто его даже не спрашивал, кем он хочет стать, когда вырастет. Это было и так понятно. Единственное, что можно было обсуждать, – это амплуа. Тем не менее в четырнадцать лет он попросил маму договориться с музыкантом из циркового оркестра, чтобы его научили играть на бас-гитаре. С басистом он гонял гаммы по грифу и играл примитивный рок-н-ролл.

Вплоть до старших классов Денис постоянно гастролировал по Союзу вместе с цирком, сменив порядка тридцати школ. Стоит ли говорить, что учиться ему было некогда. Он и одноклассников-то не успевал запоминать. В родной московской школе номер пятьдесят шесть, где он доучивался последние годы, его всегда были рады видеть. Просто Денис так редко приезжал в Москву, что не успевал никому надоесть. Тем не менее после восьмого класса его и других веселых, но не очень старательных учеников попросили на выход.

– Я пошел учиться в вечернюю школу рабочей молодежи, – рассказывает Денис Рубанов. – Там было обязательное условие, что надо где-то работать, и я устроился на завод. Но мы с пацанами там особо не утруждались, шлялись по территории, дурью маялись. Как-то я шел по рельсе, оступился и упал рукой на разбитые стеклоблоки. Сильно повредил левую кисть и не мог продолжать играть на басу. Мы к этому времени уже что-то поигрывали с Пэпом и решили поменяться инструментами. Он взял бас, а я стал осваивать ударные. Все равно никто из нас еще не умел толком ни на чем играть, а барабанить у меня получалось лучше.

Александр Потапов, или Пэп, как его все называли, проживал в доме двадцать шесть по Кутузовскому проспекту. Этот дом знаменит тем, что в нем жили партийные бонзы. Серый кардинал Кремля Михаил Суслов, Леонид Брежнев и Юрий Андропов, который по очереди сменил на должностях одного, а потом и другого соседа. Дедушка Пэпа был большим чиновником, заместителем министра сельского хозяйства СССР, но квартиру на втором этаже номенклатурного дома ему не выдавали. Он получил ее в результате обмена на другую жилплощадь. Несмотря на повышенную плотность больших чиновников на квадратный метр, никакого мажорства или высокомерия в отношениях между соседями никто не замечал. Это были люди старой закалки, и любые попытки считать себя выше других здесь осуждались. Единственное, что отличало этот дом, – это наличие милиционера в каждом подъезде. Они следили за теми, кто приходит, и всех незнакомых опрашивали: «Саша, это к тебе? Мальчик, а как твоя фамилия? А где живешь?» Но после смерти Андропова отменили и это. К концу восьмидесятых годов двадцать шестой дом уже ничем не отличался от других домов в районе.

– У меня был двухкассетник Sharp, который родители привезли из братской Монголии, – вспоминает Александр Потапов. – И один мой приятель едва ли не каждые выходные привозил мне пачку кассет с записями нового метала. Мы с ним это слушали, и я сразу переписывал, что понравится. Спасибо функции «ускоренная запись», позволявшей переписывать вдвое быстрее воспроизведения. Потом я таскал кассеты в школу и переписывал их уже для одноклассников. Денис Рубанов тоже интересовался металом, и на этой почве мы с ним задружились. За пару лет мы стали весьма подкованными в музле. Естественно, нам нравились и все сопутствующие этому жанру атрибуты. Прыжки с гитарами, размахивание хаерами, девушки табунами, пиротехника и все такое.

Так в процессе прослушивания очередной забористой композиции Пэп с Рубаном решили собрать группу и самим рубить метал. Для достижения цели самое главное – это желание, и оно у ребят было. Оставалось дело за малым – собрать полный состав группы и написать крутых песен. Третий участник в команде появился быстро. Буквально на следующий день Пэп оказался на дне рождения подруги. Там он познакомился с Дмитрием Воробьевым, который поражал тусовку исполнением трехаккордных песен на акустической гитаре. Это был единственный и лучший гитарист из всех, кого знал Александр Потапов. В тот же день Воробьев получил предложение присоединиться к группе. Да, требования к кандидатам были не очень высокие, но и группа из себя еще ничего не представляла. Интересно, что мама Воробьева, Надежда Семеновна, одно время была классной руководительницей Дмитрия Спирина, будущего участника группы. Она преподавала у него немецкий язык.

– Сосед по коммуналке подарил мне старую раздолбанную электрогитару без внутренностей и струн, – рассказывает Дмитрий Воробьев. – Мой дядька, сведущий в делах электроники и имевший опыт игры в группе, воссоздал этот инструмент, и так у нас появилась настоящая электрогитара. Старый магнитофон «Вега» выполнял роль усилителя и примочки. Мы крутили ручки и подбирали необходимый звук под Accept.

– Денис как-то притащил книжечку какого-то поэта девятнадцатого века, – продолжает Александр Потапов. – Там были стихотворения «Рок» и «Цепи». Совместив эти два слова, Рубан решил, что это отличные тексты для метал-команды. О чем еще, кроме металлического рока, может идти речь в стихах с такими названиями? В поисках четвертого музыканта мы приглашали к участию разных друзей, но надолго никто не задерживался. Кстати, среди возможных кандидатов был и мой одноклассник Петр Арсентьев, который позже стал участником группы «MЭD DОГ», а еще позже – тур-менеджером Земфиры.

В итоге вокалистом новой группы стал Юрий Ленин, учившийся в параллели с Рубаном и Пэпом. После восьмого класса, когда Рубанов ушел в вечернюю школу, Ленина перевели в класс к Потапову. Юра Ленин вырос в такой семье, где тлетворное влияние Запада не только не приветствовалось, а даже каралось физически. Пару дней ходить с синей жопой, не имея возможности присесть, было нормой. Папа Ленина служил офицером в КГБ и детей держал в строгости. Тем не менее каждое лето Юру отправляли к бабушке в Эстонию, где был совершенно другой мир. Бабуля придерживалась либерального подхода к воспитанию ребенка, да и вообще в Прибалтике дышалось значительно свободнее, чем в остальном СССР. Устав бороться с эстонским сопротивлением, которое продолжалось вплоть до семидесятых годов, руководство страны выбрало мудрую стратегию не ломать морской народ через колено. Пусть они живут как хотят, главное, чтобы развевался красный флаг. Получалось, что Юра за лето напитывался духом пиратской вольницы в Эстонии и потом возвращался в Москву под строгий семейный надзор. С каждым годом управлять парнем становилось все сложнее, и на его увлечение хеви-металом не мог повлиять даже суровый отец.

– В школе я зарубался с учительницей на тему группы KISS, – рассказывает Юрий Ленин. – Она утверждала, что KISS расшифровывается как Kinder SS. А я уже увлекался английским, переводил тексты и спорил с ней: «Если это «Дети СС», то они должны петь про линчевание негров и убийства евреев, а не про тусовки, любовь и про жизнь в кайф». В итоге я чуть не вылетел из пионерской организации, и меня самым последним приняли в комсомол. Просто у них была какая-то квота, и меня взяли туда для количества. Родители, конечно, были в шоке от всего этого.

В третьем классе Юра услышал по телевизору новость про очередной виток напряженности в отношениях между СССР и США и написал письмо Рональду Рейгану, отправив его в американское посольство. Он писал на английском со словарем, старательно составляя мирное послание с просьбой не развязывать войну. На следующий день папа принес это письмо домой со штампом шестого управления КГБ. Ругать сына он не стал, но все же постарался объяснить, что это может навредить семье. Большой брат всегда наблюдает. Тогда маленький Юра впервые задумался о том, что в этой стране что-то не так, если даже искренний призыв к миру может довести до цугундера.

Первой репетиционной базой для группы была комната в квартире Пэпа. Бас-гитару сделали из семиструнной акустики, с которой просто убрали три лишние струны. Ударную установку собрали из двух барабанов, технично вынесенных из пионерской комнаты в школе, клетки почившего попугая вместо хэта и ведер, обтянутых плотным полиэтиленом.

– Из раскрытого окна во двор доносились жесточайшие звуки перегруженных катушечных магнитофонов, которые служили нам усилителями и колонками, – вспоминает Денис Рубанов. – Под окном стали собираться местные ребята, привлеченные грохотом. Потом они уже притащили лавку поближе. Мы это заметили и стали работать на публику. Периодически высовывались из окна, получая одобрительные возгласы. А первыми нашими зрителями стали многочисленные родственники Пэпа, для которых мы устраивали шоу в большой комнате.

– Я узнал, что в нашем районном Доме пионеров есть кружок под названием «Рок-группа», – рассказывает Дмитрий Воробьев. – То есть это реальное место с настоящими музыкальными инструментами и аппаратурой. И я предложил ребятам сходить, посмотреть, что там и как. Может, получится туда устроиться, и нас научат играть. Мы пришли, впервые взяли в руки гитары «Урал» и даже попытались что-то исполнить. Это, конечно, было эпично.

– Руководили кружком два брата, Игорь Валентинович и Олег Валентинович, – продолжает Денис Рубанов. – Не близнецы, но очень похожие. Оба с длинными редкими хаерками до плеч, с усами-крабами и всегда в классических костюмах. Один в сером, другой в коричневом. Деловито прохаживаясь из стороны в сторону, они рассказывали нам про музыку, ноты и, конечно, о своих былых подвигах. Валентинычи утверждали, что они должны были играть в Deep Purple и только стечение досадных обстоятельств этому помешало. Иэн Гиллан подсидел, видимо.

Валентинычи давали своим подопечным разучивать лайтовые композиции вроде «Льет ли теплый дождь, падает ли снег» Валерия Ободзинского, чем вызывали нарастающее недовольство со стороны юных музыкантов. Они пришли мочить рок, а тут такой вялый репертуар. У Ленина, который стал вокалистом группы, отношения с руководителями кружка сразу не заладились. Он хотел играть на гитаре, но его поставили на клавиши. Сопротивление Юры подавлялось жестко и бескомпромиссно, но бунтарский дух кипел, и серьезный конфликт был вопросом времени. В этом смысле Ленин полностью оправдывал свою революционную фамилию.

Над названием группы парни долго не думали. Назвали ее «Кутузовский проспект», тупо по геолокации ансамбля. В их репертуаре уже появились песни собственного сочинения, написанные под впечатлением от творчества любимых метал-групп и популярной в андеграунде команды «Монгол Шуудан»: «Дорога под копытами пылится, по дороге скачет эскадрон. Вдали село какое-то дымится, Махно там с бандой всем дает разгон». И дальше в этом духе.

Первое выступление состоялось там же, в Доме пионеров. На концерт собралась вся окрестная братва, и выступление получилось дико нервным. Начав играть, они поняли, что гитары тупо не строят. Пацаны не додумались провести саундчек перед концертом, а Валентинычи, которым вообще не нравилась идея этого мероприятия, не подсказали. Педагоги надеялись, что юных рокеров там побьют, и на фоне такого унижения они станут больше прислушиваться к советам старших. Но шоу удалось вопреки всему, и ребята произвели настоящий фурор в среде своих сверстников. Ленин, отвоевавший-таки право играть на второй гитаре, просто отложил расстроенный инструмент и провел концерт в качестве свободного вокалиста.

– Мы тогда играли что получалось, – рассказывает Александр (Пэп) Потапов. – Хотели, конечно, метал-рок, но выходил какой-то «Сектор Газа», да и то не всегда. Надо сказать, что незадолго до концерта мы наконец обзавелись каким-никаким собственным инструментом. Денис приобрел недорогую ударную установку, а мой отец притащил из института валявшиеся там с шестидесятых годов полуакустический бас, электрогитару и полуакустику. Еще одним поворотным пунктом стал показ по телевидению, кажется в «Программе А», группы Sex Pistols с песней God Save the Queen. Я даже умудрился записать ее на магнитофон. Вот это был натуральный отвал башки! Название Sex Pistols мы знали, но слышать толком не доводилось. Когда я на следующий день притащил запись на репетицию, все охренели. Я читал немой вопрос в глазах приятелей: «А что, так можно было?» После этого с металом решено было завязывать. Мы нашли то, что нужно.

Выступление в Доме пионеров сразу превратило музыкантов «Кутузовского проспекта» в локальных звезд.

В связи с навалившейся популярностью начались и первые творческие проблемы в коллективе. Все как у больших. Теперь, когда был взят ориентир на группу Sex Pistols с ее лаконичным, дерзким панк-роком, начались трения, как играть новый материал, кто и что будет сочинять. Ленин топил за то, чтобы новые песни были англоязычными. Рок – это изобретение импортное, а значит, и делать его надо на языке оригинала. Рубанов же хотел простого русскоязычного контента. Группа поделилась на два лагеря. Пэп и Ленин в одном и Воробьев с Рубаном в другом. Название осталось за вторым лагерем. В течение последующих нескольких месяцев Дима Воробьев стал вокалистом, и через группу прошло несколько сменяющих друг друга музыкантов.

В кружок «Рок-группа» периодически приходили новые кандидаты, но Валентинычи не очень охотно расширяли штат подопечных. Чтобы оправдать свое присутствие в учреждении, им надо было создать отчетный коллектив, который будет выступать на торжественных вечерах, похоронах и танцах. И «Кутузовский проспект», который уже более-менее сыгрался, вполне подходил для этой роли. Новых, сырых учеников принимать в кружок Валентинычи не хотели. В числе прочих на прослушивание приходила некая группа «Аббат», пытавшаяся играть музыку в стиле «Арии». Ребята первый раз подключились к настоящей аппаратуре и ничего внятного изобразить не смогли. После прослушивания Валентинычи морально изнасиловали испуганных детей, высокомерно объяснив, что их судьба только мыть сцену в сельском ДК после хора местных пенсионеров. Свидетелями этого унижения стали чуваки из «Кутузовского проспекта». Сам коллектив «Аббат» их не впечатлил, но тогда они впервые увидели длинного рыжего парня с хорошей чехословацкой бас-гитарой.

В те времена, когда еще не было соцсетей, люди знакомились, объединялись по интересам и общались исключительно аналоговым способом. В первую очередь сообщества формировались по дворам, дальше шла улица и район как более широкий круг общения. Когда «Кутузовскому проспекту» понадобился басист, искать его стали тоже по знакомым.

– Мы кинули клич, и наш друг Андрюха Тидеман, ныне известный барбер и стилист, сказал, что есть чувак по имени Дима Спирин, который нам подойдет по набору необходимых качеств и навыков, – рассказывает Юрий Ленин, вокалист группы «Кутузовский проспект». – Потом мы как-то встретили его на троллейбусной остановке и позвали к нам.

– Я впервые узнал о его существовании еще раньше, – продолжает Денис Рубанов. – Как-то мы сидели во дворе, и знакомый пацан сказал, что рыжего пацана с района избили в школе и надо совершить акт возмездия. Я вообще думал, что речь идет о другом чуваке, а оказалось, что это Спирин. Второй раз я его увидел на том прослушивании в Доме пионеров. И когда он от меня лично получил предложение присоединиться к нашей группе, то не раздумывая бросил тех металлистов.

Дмитрий Спирин жил на Студенческой улице и учился в школе № 665 на улице Дунаевского, сокращенно ШШП, или «Школа шибзднутых придурков». В ШШП действительно учились не самые одаренные дети, и мама отдала туда сына с расчетом на то, что там ему будет легко учиться. Так и вышло: Дима получал хорошие оценки без особых усилий. Но по окончании восьмого класса его перевели в приличную школу № 591, тут же на районе. Согласно местной традиции после восьмого класса всех наименее одаренных детей спихивали в ШШП, а тех, кто с мозгом, наоборот, старались перевести из ШШП в другие школы. Но за пару лет до этого школу № 591, куда перевелся Дима, уплотнили, подселив туда детей из закрывшейся на ремонт школы на «Смоленской». Новые ученики оказались очень дерзкими и быстро построили ребят в этой приличной школе. Даже после выпуска чуваки со «Смоленки» приезжали в эту школу и тусовались там на заднем дворе, по привычке обувая и напрягая местных. Дима Спирин, будучи одновременно и рыжим, и длинным, моментально привлек их внимание. После неудачной попытки поставить Спирина на бабки гопники дичайше отоварили его на том же заднем дворе. Именно об этом случае и рассказывал Рубанов. За Спирина тогда впряглись старшие пацаны с района, проведя жестокую расправу над обидчиками.

После инцидента Диме пришлось забрать документы. Школе эти кровавые замесы были ни к чему. Педсовет посчитал, что парень здесь вряд ли уживется и стычки будут продолжаться. Спирину надо было куда-то устраиваться. Возвращаться назад в ШШП было морально тяжело, и тогда ему посоветовали пойти в Московский техникум космического приборостроения, где учились его друзья по пионерлагерю «Луч». В сентябре обычно абитуриентов уже не принимают, но перекошенное после агрессивного пальпирования лицо Димы Спирина служило доказательством того, что молодой человек стал жертвой физического насилия в школе и деваться ему больше некуда. В порядке исключения его зачислили на факультет гироскопов. Гироскоп – это такой прибор, который отвечает за позиционирование в пространстве спутника или любого другого устройства. Гироскоп есть в каждом смартфоне. Когда вертишь гаджет, а картинка остается в одном положении, не поворачиваясь вместе с экраном, это работает гироскоп.

Упомянутый пионерский лагерь «Луч» был ведомственным учреждением Всесоюзного научно-исследовательского института радиотехники ВНИИРТ, где работал отчим Димы Спирина. В этот лагерь Диму отправляли на все лето начиная с первого класса и вплоть до пятнадцати лет. В «Луче» подобрались очень продвинутые вожатые, которые были хорошо подкованы в актуальной западной музыке. Вообще, музыка в громкоговорителях по всему лагерю играла без остановки. Диджей в радиорубке ставил самые модные композиции, и казалось, что повсеместная советская цензура не распространялась на небольшой участок земли в Домодедовском районе Московской области. Например, все лето 1986 года в качестве побудки и сигнала на зарядку из репродукторов звучал моднейший хит The Final Countdown шведской группы Europe.

Дмитрий Спирин, будущий бас-гитарист группы «Кутузовский проспект»

Для меня это было время чистого, сгущенного счастья. Нам не давали ни секунды посидеть на жопе. С первого дня начиналось безостановочное вовлечение. Если не рисуем, то поем, если не поем, то играем. Идем кино смотреть, рисуем стенгазету, а кто играет в футбол, а пошли за грибами… И я дико бодрился от этого всего. Костяк ребят, с которыми я познакомился еще в младших отрядах, просуществовал до самого нашего совершеннолетия, когда уже нельзя было ездить пионером в лагерь. Приезжаешь записываться, смотришь списки, в каком отряде больше твоих корешей или твой любимый вожатый, туда и сам просишься.

Я в лагере научился всему плохому. Меломанство, метал и рок тоже оттуда пришли. Там же зародилась и мечта быть рок-музыкантом.

У нас был ансамбль из вожатых, который иногда выступал на общелагерных танцах в клубе. Они играли песни еще не очень известных на тот момент московских рок-групп: «Динамик» Владимира Кузьмина, «Карнавал» Барыкина, «Альфа», у которой был хит «Я московский озорной гуляка» на слова Есенина, и так далее. Я всегда с отвисшей челюстью стоял около сцены и смотрел на них. Думал, какие же они клевые и привлекательные, как круто они взаимодействуют друг с другом во время выступления, какие шуточки они отмачивают между песнями. Сейчас я даже не могу представить, что это был за уровень исполнения. Ведь им было максимум по двадцать пять лет, и они точно не были музыкантами в своей обычной жизни.

Удивительно, что фамилия Спирин досталась Диме едва ли не случайно. Ее взяла бабушка, когда вышла замуж за будущего отца его мамы. Вскоре после рождения Диминой мамы они развелись, но фамилия осталась и перешла по наследству внуку. Лет до четырнадцати он считал фамилию Спирин достаточно редкой, по крайней мере ему ни разу не встречались однофамильцы. А в последний год его обучения в ШШП учительница русского и литературы вдруг вышла замуж за человека, живущего где-то тут же, на Студенческой улице, и взяла его фамилию, став Спириной. Еще через пару лет, начав тусоваться во дворах на Большой Дорогомиловской, он познакомился с одноклассником Рубана и Ленина, Женей Спириным, и его братом Игорем. Диму некоторым образом смутило такое сгущение однофамильцев на столь небольшой территории. А еще намного позже он узнал от бабушки, что семья ее первого мужа, те самые Спирины, через некоторое время после рождения его мамы, в начале шестидесятых годов, получила квартиру где-то в районе Дорогомиловского рынка. Получалось, что с большой вероятностью Дима, Женя и Игорь Спирины, а также муж его школьной русички были и остаются друг другу родственниками.

К тому моменту, как на Дмитрия Спирина обратили внимание восходящие рок-звезды с Кутузовского, он уже два-три года практиковался в игре на бас-гитаре. Сначала в «Студии популярной музыки» на «Новослободской», а потом в легендарном «Красном химике», через который в разное время прошли многие музыканты из московской рок-тусы: Дмитрий Дибров, Дмитрий Андрианов («MЭD DОГ»), Сергей Захаров («Король и Шут»), Михаил Житняков («Ария») и многие другие. Там были настоящие занятия с выписанными из Гнесинского училища специалистами вроде Олега Михайловича Степурко, знаменитого джазового трубача и педагога.

Когда в девяностом году Диму по возрасту уже не взяли в пионерлагерь, бывший вожатый из «Луча» Сергей Гавриленко пригласил его подработать грузчиком на гастролях группы «Клеопатра». После двухнедельного тура он привез денег больше, чем его мама зарабатывала за месяц. На эти деньги ему удалось разжиться моднейшей бас-гитарой Jolana disco bass производства Чехословакии. Невероятной красоты инструмент! Такого не было ни у кого в округе. Черный, блестящий, с витым «телефонным» шнуром. Правда шнур пришлось перепаять с «джека» на пятиконтактный разъем, потому что других в советской звукоусиливающей аппаратуре не водилось.

– Мы отмечали Новый год у Рубана дома, – говорит Юрий Ленин, – и он предложил мне вернуться в группу. Мол, давай будем половину песен делать на русском, а половину на английском, чтобы никому обидно не было. К этому времени мы уже несколько месяцев с Пэпом пытались что-то сочинять, но ничего конкретного у нас так и не получилось. И я решил вернуться.

Получившийся набор участников уже отражен в «Википедии» как первый состав группы «Четыре таракана»: Юрий Ленин на вокале, Дмитрий Воробьев на гитаре, Денис Рубанов – ударные и Дмитрий Спирин на басу. Они начали вместе делать быстрые, лаконичные песни под Sex Pistols, но возвращение Ленина в кружок «Рок-группа» неминуемо привело к нарастанию напряженности с руководством. Отсчет существования группы в стенах Дома пионеров пошел на дни.

– С Валентинычами я постоянно был на ножах, – продолжает Ленин. – Как-то один из них решил показать гитарное соло из Smoke On The Water Deep Purple. Я это послушал и спросил, слышал ли он оригинальную композицию? Вообще-то, Ричи Блэкмор не так играл. Валентиныч просто шпарил какие-то тюр-лю-лю по грифу. Побольше нот, чтобы никто ничего не понял. А финал наших отношений случился, когда он стал гнать на панк-рок. Мол, это примитивное говно и музыка для уродов. Я в ответ начал орать: «Ты кто такой вообще?! Sex Pistols стадионы собирали (на самом деле нет), а ты со своей плешивой шапкой сидишь тут в говне! Тебе язык надо в жопу засунуть и не вытаскивать до конца дней!» Рубан меня тогда сдержал, потому что я уже начал кидаться на него. После этого инцидента доступ в Дом пионеров для меня был закрыт.

Какое-то время они поездили на платную репетиционную базу, которая была оборудована в здании бывшей церкви на улице Шаболовской, в Москве. Сейчас ее уже вернули верующим, а тогда единственными прихожанами там были рок-музыканты, которые окормлялись духовной пищей как умели. Помыкавшись таким образом, чуваки поняли, что решение квартирного вопроса лежит на поверхности. Долгие годы подвал в подъезде Рубана использовался для культурного и не очень досуга местной молодежи. Там пили портвейн, курили взатяг и миловались с подружками. Все подвалы в сталинских домах были одновременно и бомбоубежищами. Они представляли собой множество небольших помещений, в которых во время войны можно было скрываться от налетов авиации. Но война все никак не начиналась, а свято место пустовало. Рубан с друзьями освоил андеграунд собственного дома еще в детстве. Сперва они нашли лаз через отдельно стоящую во дворе будку, которая была связана с подвалом узким коридором. Естественно, первооткрыватели такого кошерного места были заинтересованы, чтобы оно принадлежало только им, и пугали других ребят рассказами о скелетах мертвых немцев со «шмайсерами». Никто почему-то не задумывался, что эти дома построили уже после войны. Со временем железный занавес таинственных легенд пал, и подвал стал общим местом для тусы, а вход наладили уже через подъезд.

Чуваки объяснили текущим обитателям подвала, что теперь он будет использоваться для сочинения мировых хитов, и это станет его главным предназначением. Конечно, тусовки и бухло там тоже будут, но в первую очередь музыка. Намутили каких-то стройматериалов, провели косметический ремонт и сделали минимальную звукоизоляцию.

– Мы собирали с миру по нитке, – рассказывает Юрий Ленин, вокалист группы «Кутузовский проспект». – Видимо, у нас было такое сильное желание и настолько мы были чисты в своих устремлениях, что нам сыпалось все как из рога изобилия. То найдем на стройке штукатурку, то нам скажут, что рядом разбирают какое-то помещение и там можно взять оргалит для стен. Ремонт, конечно, был косметический, но мы хотели привести подвал к соответствию минимальным санитарным нормам. Все это требовало времени, и я на несколько месяцев практически перестал учиться. А в это время в рок-кружке Дома пионеров тоже происходили изменения. Вскоре после нашего ухода Валентинычей погнали за безрезультатность и пьянство, и руководителем кружка устроился работать наш хороший приятель. А потом эту лавочку вообще прикрыли, и заботливый кореш аккуратно списал весь аппарат в нашу пользу. Мы на руках перетащили два гитарных комбоусилителя от площади Победы почти до «Киевской». А там без малого три километра.

В доме у Саши Потапова был красный уголок, где присутствовали кое-какие усилители и колонки. Чуваки попросили аппарат как бы на время, надеясь, что потом о его существовании просто забудут. Так оно и вышло. Когда на базе поставили установку Дениса Рубанова, оказалось, что помещение очень неплохо упаковано и можно начинать репетиции.

Для московских панк- и андеграундных рок-групп в 1991 году единственный путь к известности, пусть и в узких кругах, лежал через «Рок-лабораторию». Устав бороться с вредным влиянием Запада, растлевающим молодежь, в 1986 году в Москве создали организацию, аналогичную Ленинградскому рок-клубу, которая должна была легализовать, а потом и контролировать рок-группы. Если не можешь победить врага, то надо его возглавить. К моменту развала СССР «Рок-лаборатория» успела вывести из подполья и продвинуть не один десяток команд. Это «Бригада С», «Ва-банкъ», «Монгол Шуудан», «НАИВ», «Звуки Му», «Коррозия металла» и вообще практически все столичные рок-группы, засветившиеся во второй половине восьмидесятых и самом начале девяностых. «Лаборатория» регулярно проводила набор групп и принимала демозаписи. Если музыку считали годной, то банду приглашали на очное прослушивание, где десятки команд на потоке играли по две-три песни. После прослушивания лучших звали на «Фестиваль надежд», где они играли уже полноценные сеты. В результате несколько групп принимались в «Рок-лабораторию» и из самодеятельного ансамбля получали статус профессионального музыкального коллектива. При этом участники группы получали официальную запись в трудовую книжку.

До этого многие рок-музыканты были вынуждены устраиваться сторожами и кочегарами, лишь бы не уехать в тюрячку за тунеядство.

При помощи обычного магнитофона чуваки как смогли подготовили демозапись, подписали кассету «Кутузовский проспект», добавили домашний номер кого-то из парней и отнесли ее в «Рок-лабораторию». И им перезвонили! Сказали, что музыка веселая и задорная, но название «Кутузовский проспект» крайне неудачное. Тогда на слуху была группа «Ночной проспект» и еще несколько ансамблей с подобными названиями, так что бодрые панки могут тупо слиться с бесконечным количеством других проспектов. Ребятам настоятельно рекомендовали назваться как-нибудь иначе. Чуваки стали чесать репы. Надо было придумать что-то звучное и английское, раз уж они собираются присвоить себе звание русских Sex Pistols. После некоторых размышлений они решили, что «Биг-Бен» будет отличным названием. Центрально лондонское и с необходимой долей скабрезного русского подтекста.

Заметки на полях #1

В своей книге «Тупой панк-рок для интеллектуалов» Дмитрий Спирин очень вскользь рассказал о ранней истории коллектива, и мы толком ничего не знаем о людях, которые создали группу «Кутузовский проспект», в которую он пришел в качестве бас-гитариста. Чтобы исправить это, я связался с участниками первого состава. Все они оказались вполне контактными и приятными людьми, согласившись принять участие в книге. Сомнения были только у барабанщика Дениса Рубанова. В одном из интервью Дмитрий Спирин говорил, что Денис – это единственный человек из бывших его коллег по группе, перед которым ему стыдно. А сам Рубанов неоднократно заявлял в Сети, что Спирин его кинул и отжал у него группу.

Мне обязательно надо было убедить его принять участие в книге. Убери его – и вся идея о беспристрастности и всестороннем описании истории команды развалится. Конфликт Спирина и Рубанова – это первый и один из самых ярких в истории группы.

Мы с Денисом не были знакомы. Я написал ему сообщение в VK, где подробно описал суть вопроса, заверив, что группа «Тараканы!» и Дмитрий Спирин лично не регулируют содержание книги. Он отреагировал вполне дружелюбно, и мы договорились встретиться у него дома.

Денис Рубанов живет в том же добротном сталинском доме на Большой Дорогомиловской, в подвале которого тридцать лет назад репетировала группа «Четыре таракана» и разворачивались события этой книги. Денис выглядит бодрячком. Невысокий, жилистый, кудрявые волосы без седины.

– Ты читал книгу Спирина? – начинаю я с порога. Изначально я планировал построить свою книгу на противопоставлении мнения других участников событий тому, как Сид изложил историю в «Тупом панк-роке». Надеялся, что они начнут спорить с содержанием его книги.

– Я с пятнадцати лет не прочитал ни одной книги, – отвечает Денис. – Это протест против того, что мама заставляла меня читать в школе. И я общался с бабой (ударение на последний слог) в Индии, это мудрец такой, так он мне сказал, что это даже хорошо. Я не забиваю себе голову чужой шизофренией, до всего дохожу своим умом.

Мы сели на кухне, Денис предложил мне чаю, а сам закурил, приоткрыв балконную дверь. Разговор длился около пяти часов, в течение которых он рассказал о своей жизни, начиная с циркового детства и до наших дней. Кстати, сейчас он тоже выступает с иллюзионистскими номерами, продолжая семейную династию.