Читать книгу Рабы эскапизма. Сборник рассказов - Владимир Евгеньевич Псарев - Страница 2

«F31.8»

Двери клуба, в вестибюле которого кому-то качественно раздавали люлей, не закрывались. Поток людей позади двигался, обгонял, толкал в спину. Макс на секунду остановился на входе, но понял, что это небезопасно. Подвыпившие толкнут, и сами же тебя в этом обвинят, и пойдет-поедет. Напротив остановился черный "Фантом", и за опустившимся задним стеклом показалось знакомое лицо. Улыбалось. Человек махал рукой, приглашая в салон. Макс сел в открывшуюся перед ним дверь. Музыка давила на перепонки и грудную клетку. Человек на заднем попросил водителя убавить:

– Ну как ты?

Макс что-то кратко сформулировал, положил затылок на подголовник и попросил музыку вернуть. В панорамной крыше над ним ночной космос. Кожаный салон цвета коньяка роскошен, но холоден. То ли алкоголь в голову ударил, то ли наступило просветление по причине его же неожиданно угнетающего действия, но Макс принял решение сходить впервые за долгое время к целителю душ. Нет, не в церковь.

***

– Я плачу вам за то, чтобы вы слушали и не мешали.

– Не мешал чему? – спрашивал серьезный мужчина в очках.

– Сходить с ума.

– Хорошо. Я слушаю.

Макс осекся от неожиданного безусловного принятия его просьбы. С детства он не привык к такому. Сначала мама убеждала его, что он всем мешает. Потом эти установки подкрепили неудачи на личном фронте и первые ссоры с близкими друзьями: "Отброс, отброс, отброс".

– О чем вы думаете?

Максим молчал. Затем выдавил:

– Отброс.

– Вы считаете себя отбросом?

– Не знаю, но самые близкие всегда мне пытались это внушить, – парень немного наклонился вперед, поставив локти на колени. – Понимаете, до какого абсурда дошло? Я за прошлый месяц "поднял" пять миллионов, а вчера не мог поднять себя с пола, потому что я – отброс. Вдруг подумал про это и впал в такое уныние… У меня есть девушка, но я не могу поднять себя с нашей постели по утрам, потому что я…

– …Отброс, – перебил доктор.

– Да, вы меня понимаете. И я даже не могу переехать к ней, или забрать ее к себе, потому что я – отброс. Комплексы, комплексы, комплексы. Так много мыслей в голове, но ни одной точной формулировки, кроме этого одного проклятого слова. Я все время сомневаюсь в том, кем я являюсь, и главное – что я могу. Какое-то расстройство идентичности что ли…

– Вы понимаете, почему мама так делала?

– Потому что сама ничего не смогла реализовать из того, что хотела бы. И я всегда был тем, об кого точить когти легче. Это как пьющий отец, который герой только дома, а герой должен воевать, и он бьет жену. Женщины же применяют психологическое насилие. Маме, как я полагаю, не хотелось, чтобы я был меньшим неудачником, чем она.

– Вы не хуже меня разбираетесь, кажется.

– А вы и не первый мой психотерапевт, – с ноткой гордости в голосе произнес Макс.

Помещение казалось мрачным из-за плотно задвинутых жалюзи. Интимная обстановка. По углам скучающие в полутьме фикусы, на столе стаканы с водой, чистая бумага.

– Tabula rasa, – блеснул знаниями латыни Макс, зациклив внимание на ней.

– Вы употребляете наркотики?

Максим не отвечал. На секунду поднял глаза на доктора, и словно продолжил пересчитывать белые листы.

– О чем вы задумались? – настаивал психотерапевт.

– Я задумался о том, употребляют ли они меня, или я их, – Макс хищно улыбнулся.

Доктор не понял шутки или просто не оценил. Взрослый человек.

– Юмор, – уточнил молодой человек, но разрядить обстановку это не помогло. – Нет, не употребляю.

– Давно?

– Точно не помню, но и ни к чему это. Мне и без них терпимо. А что можно считать наркотиками? Давайте договоримся о терминологии.

Доктор начал что-то перечислять, хитро щурясь.

– А алкоголь? Никотин?

– Вполне.

– Ну тогда да, – впалые щеки только подтверждали теорию.

– Вы понимаете, как работает алкоголь?

– Объясните мне. Может, вы это сделаете лучше других.

– Алкоголь сам по себе не несет в себе ничего положительного и полезного. Он лишь выдавливает из вас последние капли эйфории, но затем организму нужно время, чтобы вернуться хотя бы в то шаткое состояние, в котором вы можете жить. После похмелья часто наступает сильная апатия. Это абсистентный синдром – период, когда тело и разум накапливают то, что из него вытянули силой. Потому спирт никогда не сможет вывести вас из депрессии. Это я так, простым языком вам.

Макс внимательно слушал, и под конец даже начал улыбаться:

– Понятно все, собственно. И вы ничего нового не сказали. Дешево, очень дешево.

– А правда и не должна дорого стоить.

– А что поможет?

– Смена окружения и рода занятий. Вы помните, чем вы мечтали заниматься раньше?

– Только сейчас это уже совсем неважно, – было заметно, что Макс совершенно не настроен обсуждать такие вещи, и доктор это понял.

– Мне отвечать не надо. Себе ответьте. Можно попробовать что-то еще. Вы ведь понимаете меня?

– А таблетки какие-нибудь новенькие?

– Таблетки тоже вас не вылечат сами по себе. Только комплексная терапия. Любые таблетки дают лишь ресурс, с которым вы сможете прийти к позитивным изменениям. И я могу вам в этом помочь.

Макс смотрел на психотерапевта как на наивного мальчика:

– Вы хотите вылечить меня от желания доказывать свою любовь и ненависть дуракам?

– А как мы пришли к такой установке? – удивился врач.

– А очень просто – человек, которого унижали, хронический боец за чужое одобрение. Вы сможете меня от этого избавить?

– А, вы это имели в виду? – собеседники синхронно почесали небритые щеки. – А почему вы тогда не боретесь?

Фраза прозвучала неприлично остро, и Макс даже на мгновение оскорбился, но потом понял, что показать оскорбление – это снова начать доказывать свои чувства. Или просто стало неважно. Объективный ответ сам собой попал на язык:

– Потому что у меня заканчиваются эмоции, которые можно было бы доказывать. Вы только попробуйте дать мне ресурс, и я сразу же за это примусь. Потом снова устану, выпрошу у кого-то ресурс, и этот инструмент самобичевания будет вращаться подобно балисонгу.

– Чему-чему?

– Нож-бабочка.

Доктора шокировала правильно построенная речь и ясность ума, совершенно несвойственная людям с депрессивными расстройствами, находящимися при этом вне стадии ремиссии:

– Вы и сами лучше меня анализируете свое состояние. Может есть вопрос, в котором вы еще не разобрались?

Макс задумался, пробурчал себе под нос отрывки слов, но решил скатиться в иронию:

– Пожалуй, мне удобнее в вас видеть того, кто просто хочет постоять, покурить рядом. А мешать сходить с ума не хочет. Да, именно так. Мне больше нужен собеседник, который не будет меня упрекать, чем психотерапевт. Но ирония в том, что именно вы – лучшие среди таких собеседников.

Терапевт не нашел, что ответить, и сместил фокус диалога:

– Может, поговорим о ком-то из других ваших близких?

– О, это можно. Есть у меня друг один. В принципе, он у меня действительно один. Остальные – знакомые скорее, или партнеры по разным движениям. Никитой зовут. Но смысла говорить о нем так же нет.

– Почему?

– А он тоже из поколения "Полный пролет".

– Расскажите подробнее, пожалуйста, – доктор положил подбородок на тыльную сторону правой кисти, уперев локоть в край стола.

– Вид у вас максимально заинтересованный, конечно, доктор. Расслабьтесь немного, пожалуйста, а то переигрываете.

Доктор принял обычную позу, и после Макс продолжил:

– Вы слышали о такой теории..? Как бы это даже сформулировать..? В общем, если из семьи в детстве уходит мать, то ребенок становится алкоголиком, а если отец – наркоманом. Слышали?

– Есть такая тенденция, – кивнул терапевт.

– Никита – страшнейший в своем роде наркоман. И человек, в общем-то, отвратительный. Даже слишком. Он настолько отвратителен, что этим и прекрасен. Он отвратителен в мыслях, в поведении по отношению к себе, и в саморазрушении абсолютно фундаментален. Так вот, – Макс улыбнулся правым уголком губ. – Он настолько отвратителен, что сам понимает – никакого права кого-либо критиковать у него нет. Только поэтому мы дружим, вероятно. Хотя я буду говорить лишь о себе, – Макс ткнул пальцами обеих рук в грудь. – Почему он со мной дружит, я не знаю. Я не так отвратителен.

Это рассмешило доктора:

– А что именно он делает?

– Расскажу одну историю… Хм, да, одну.

– Прошу, – одобрил доктор.

– Были времена, когда он еще ни про передозировки не узнал, ни про то, что на медицинских препаратах сидеть можно не хуже, чем на том, на чем любили сидеть в его окружении. Ну так вот. Никита только начинал, открыв для себя забавный способ скрываться от своих мыслей. То, что этот способ не работает, а лишь медленно убивает, он тогда не понял, и употреблял по наивности. Это сейчас стало его выбором, а тогда было чуть поэтичнее. Денег ему не хватало все время. Даже сильнее, чем позитивных эмоций, и, надеясь получить хорошую работу в будущем (оставим на его совести такую самонадеянность), пришел к тому, что задолжал огромную сумму денег, точно не помню. Главная проблема алкоголя – сознание умирает раньше тела, но это происходит грубовато, и есть реперные точки, в которых еще можно остановиться самому. Наркотики хитрее – они тонко надрезают саму грань осознания зависимости от них, и способны вынести весь дом во всех смыслах, а ты будешь считать, что все так и должно быть.

Макс остановился. Поскоблил указательным пальцем правой руки нос, облизнулся. Продолжил:

– Ну так вот. Задолжал он крупную сумму денег. Пришли к нему судебные приставы, а дальше просто умора, простите. Он им заявляет: "Вот сломанный тостер, советский сервиз и две пачки сигарет". И ведь реально ничего ценного, кроме его собственной жизни, в квартире не было, хотя и это в тот момент всем казалось спорным. Даже квартира-то не на него записана, выселять неоткуда. Свобода – просто не высказать. Хами сколько хочешь. Однако исправительные работы назначили. Там таких было много, как вы понимаете. Они, чтобы не скучать, организовались. Ну, вы тоже понимаете, да? Перевели в другую колонию, но история повторилась. За исключением одной пикантной подробности – там он еще и буянил. Сейчас Никита пытается держать середину. Успокоился. Но наркотики вынесли еще не все. К слову, его дурной пример и заставил меня покаяться. Один на один с собой я бы точно ничего не понял.

– А дурного примера с алкоголем не было? – уточнил доктор.

– Такого – нет.

– А давайте все-таки вернемся в начало истории, – робко попросил доктор.

«ONI»

Шесть месяцев спустя

Алкогольное опьянение – как участие в несогласованном митинге. Сначала вы с боевыми товарищами, которые на утро оказываются не такими уж боевыми или не такими уж товарищами, воодушевленно прыгаете на щиты полиции, поднимаете забрала тех, кто заведомо вас сильнее, а на утро оказываетесь в автозаке Росгвардии, и хорошо, если не под ним, и начинаете выгребать последствия.

Повсюду метровые сугробы, которые не замечают ровно до тех пор, пока они не начнут таять и топить все дворы. Макс вывалился из такси и, даже не пытаясь держать равновесие, выписывал циркуляции, плавно приближаясь к подъезду. Магнитный брелок скоблил и скоблил по замку, но дверь не открывалась. Сфокусировав себя, опомнился – в руках ключ от дома девушки. Выронил. Поднимая его, упал сам, но быстро встал, облапав дверь:

– Ясно.

Другим ключом все-таки пробился. Вместо пассажирского лифта приехал грузовой. Упал в него, и поднимался с пола всю дорогу до девятого этажа. Ту минуту, которая оказалась между открытием дверей лифта и дверей квартиры, вспомнить невозможно. Опорожнил желудок от остатков возлияний в раковину, но забыл замыть. Мозг, освежившись, вдруг подкинул мысль – мало. Вытащил из-за пазухи флягу, но смог выцедить только один глоток.

Убить себя из своих же денег, зато красиво и со вкусом. Хотя эти понятия очень интимные. Кто-то не сочтет красивым умереть от алкоголизма в собственных биологических жидкостях, оправдав это детскими психотравмами.

Голоса лезли в голову и спорили об экологии, мировом кризисе и припоминали прошлые изречения, неаккуратно оброненные. Голоса подбирали рифмы на слова, а зачем – неизвестно. Вернее не голоса, а навязчивые мысли. Параллельные потоки сознания, которые самому остановить никак не получается. На просторах внутренней Монголии для них всегда достаточно места.