Читать книгу Театр теней - Владимир Фёдорович Власов - Страница 16

Когда я проходил мимо нашей городской столовой (ресторана в нашем городке не было), то вдыхал такие вкусные запахи, что у меня кружилась голова, возникало чувство голода и начинала выделяться слюна. В этой столовой работал повар – японец. Его звали Охара, что с японского переводится, как он объяснил мне однажды, "Большой луг". Он вместе с другими оказал большое влияние на моё воспитание. Охара был бывшим военнопленным, который не вернулся на родину после отбытия плена, а, женившись на русской женщине, работал поваром в местной столовой. Они жили рядом с нашим домом и были хорошими знакомыми моих родителей.

У них не было детей и, эта странная супружеская пара привязавшись ко мне, его жена осуществляла надо мной шефство, или, как тогда говорили, патронаж. Моя мать постоянно была занята на работе и часто просила её покормить меня в столовой, давая ей деньги, где вместе и работали супруги. Таких вкусных вещей, какие они готовили, я потом в жизни не ел. О кулинарии сам Охара говорил мне: "Если хочешь что-то приготовить в своей жизни, тщательно подбирай то, что тебе нужно, потому что каждый человек состоит из того, что он потребляет. Поэтому старайся есть то, что тебе нравится. Пища всегда была важным элементом жизни, так как мы всё ещё не научились питаться светом и росой, как это делают восточные святые. В нашей истории был такой император Коко, который правил в конце девятого века, его посмертное имя – Комацу-но-микадо. Так вот, в его покоях была такая комната, которая называлась Куродо – Чёрная Дверь, потому что вся прокоптела от очага. Там он, будучи коронованной особой, обычно занимался собственноручным приготовлением пищи – любимым свои делом, не забытым его величеством ещё с тех далёких пор, когда он был просто принцем".

Как-то я признался ему, что люблю вкусно поесть, поэтому хотел бы научиться кулинарному искусству. Тогда он рассказал мне историю об одном поваре-монахе, который в своём мастерстве не имел себе равных. А всё началось с того, что тот однажды приготовил карпа, да так вкусно, что всем его блюдо понравилось. После этого к нему часто стали обращаться с просьбами приготовить карпа к какому-нибудь знаменательному обеду или ужину. О нём пошла слава по всей столице, и так случилось, что как-то в течении ста дней он только и занимался приготовлением карпа. Его настоятель, узнав об этом, сказал: "Меня лично такие вещи в крайней степени раздражают, если бы он готовил карпа всего лишь по необходимости, то не случилось бы того, что он занимался приготовлением этого блюда постоянно в течение ста дней. Вообще, чем вызывать к себе интерес, всячески изощряясь, лучше быть неинтересным и жить спокойно. Слов нет, хорошо, когда удачно выбирают случай созвать гостей на угощение, однако лучше всего, когда это делается просто так, без особого предлога. То же самое, когда делают подарок: если не выбирают особого случая, но просто говорят: "Это вам", значит, от чистого сердца. Неприятно, когда человек ломается, выпячивая своё мастерство, и ждёт, что его станут упрашивать".

Я не очень понял того, почему он рассказал мне об этом. И тогда он сказал:

– Часто увлечение становится призванием. Поэтому прежде чем чем-то увлечься, подумай, стоит ли тебе это делать, ведь твоя страсть может стать твоим избранным путём. Нужно ли это тебе?

Я задумался.

– Вот так и со мной, – закончил он свой рассказ такими словами, – в армии я вызвал к себе интерес этим делом, и определил свою судьбу, хотя совсем не хотел становиться поваром.

Услышав эти слова, я уже в детстве понял, что нужно быть во всём скромным. Ещё он мне говорил, что лучше, когда человек не умён и бездарен. Меня удивляли его слова, так как в нашем обществе принято было считать, что человек должен быть всегда умён и одарён. И лишь позже я понял, что он имел ввиду. Ум и одарённость должны всегда оставаться скрытыми качествами человека, и их нельзя выставлять на показ.

Однажды, будучи у них в гостях, я увидел на столе книгу, написанную на его родном языке. Потрёпанная обложка была бумажная, и на ней было семь странных значков, состоящих из многих чёрточек.

– Что это? – спросил я Охара, взяв её в руки и раскрыв.

– Записки одного мудреца, – сказал повар и рассмеялся, – но ты смотришь не с того конца.

– Как это? – удивился я.

– Наши книги читаются справа налево и столбиком вниз.

Я раскрыл книгу с конца и только там обнаружил титульный лист.

– Чудеса и только, – протянул я, рассматривая сложную письменность. – Как вы это читаете?

– Так же, как и вы – ваши книги, – ответил Охара и бережно взял из моих рук свою книгу.

– Это – единственное, что осталось у меня от моей родины, – сказал он. – Чтобы не забыть свой язык, я читаю её каждый день. И почти что всю выучил её наизусть.

– Прочтите мне что-нибудь, – попросил я его, – но так, чтобы я это понял.

Охара раскрыл книгу наугад и прочитал, переводя мне, следующее:

– "Приятно бывает в задушевной беседе с человеком одних с вами вкусов беспечно поболтать и о чём-нибудь интересном, и о разном вздоре. Когда же нет такого человека, а собеседник обеспокоен лишь тем, чтобы не перечить вам в какой-либо мелочи, появляется чувство одиночества. Случается иной раз вести разговоры с разными людьми. От одного только слышишь: "Да, действительно". Другой же не во всём согласен с вами и начинает спорить: "А я так не считаю, – заявляет он, – вот так-то, по таким причинам".  Вам в этих случаях кажется, что разговор помогает рассеять скуку, но в действительности же по вопросам, вызывающим хотя бы некоторые разногласия, в разговоре с инакомыслящим человеком можно выказываться лишь о пустяках. И как это грустно, когда близкий вам друг – далеко!"

– Интересные мысли, – сказал я, – а кто это написал.

– Один буддийский монах, который жил почти семьсот лет назад.

– Стоило бы его почитать, – сказал я.

– Но такую книгу на русском языке ты вряд и где-либо достанешь.

– Тогда я выучу японский, – сказал я.

Охара рассмеялся, но когда позже умерла его жена и он собрался вернуться на родину, то оставил мне эту книгу, благодаря которой я изучил японский язык. А его подарок стал моей настольной книгой.

Однажды Охара сказал мне, что для того чтобы очиститься и стать святым, человек прежде всего должен перестать быть плотоядным. Человек сам состоит из плоти, и, поедая чужую плоть, он этим поедает самого себя.

Меня очень удивило такое заявление. «Так, значит, – спросил я его, – чтобы очиститься и стать святым, нужно отказаться от свинины и говядины»? «Это нужно сделать в первую очередь», – ответил он». «Но почему»? – не унимался я. Охара подумал, а затем ответил:

– Всё, что имеет глаза, не может быть съеденным. Потому что зрачки глаз открывают двери в другую душу, в другую сферу, которую человек не имеет права поглощать. Любой зверь и любая птица, так или иначе, родственны человеку, поэтому он не имеет права съедать её плоть, так как в этой плоти есть нечто, что роднит все эти существа с человеком. Вот почему я все свои блюда готовлю из плодов овощей, фруктов и трав.

– Что же есть такое во всех глазастых тварях? – удивился я.

– Есть некая потайная комната, – сказал он, – обитель души, которая связывает их с небом.

– И что же это за комната? – опять спросил я.

– В древности, – сказал Охара, – некоторые мудрецы искали богов посреди гор и долин, тогда как был путь обретения их внутри самих себя. Почти два тысячелетия назад ханьский монах Чжоу Шань провёл долгие годы в поисках богов Высшей Триады. Он бродил по горам, исследовал пещеры и в конце концов нашёл на горе Куньлунь тех, кого искал. Он опустился перед ними на колени, а боги повелели ему сосредоточиться и заглянуть в себя. Монах закрыл глаза, чтобы попытаться увидеть себя изнутри. И он тут же увидел, как внутри себя в одной из его потайных каморок оказались двое из триады – совершенно такие же по облику и в тех же одеждах, какими они предстали ему в горном гроте. Один из них рассмеялся и сказал: «Проницательно! Глубоко! Следуй путём медитации, ибо это путь вхождения к Небу среди белого дня». Яшмовый император, который восседает на небе в созвездии Большой Медведицы, может также пребывать и в человеке, как и в любой твари с глазами в малом теле, организованном как космическое тело. Аскет в состоянии экстаза способен его увидеть внутри себя, в комнате-гроте, подобной маленькой хижине, называемой «нивань». Эта маленькая хижина, расположена в центре головы, в месте мифической медитации. Именно «нивань» рассылает энергию Ци для наполнения всего тела до кончиков пальцев, подобно тому как сердце гонит кровь по всему телу. Когда даос ведёт дыхание сквозь тело, он не только возрождается физически, но и укрепляется духовно. Он питает свою сущность и свой дух.