Читать книгу Секретные доклады - Владимир Фёдорович Власов - Страница 2

«Из Журавлиной Резиденции досье секретов»

Составил Чжан Цзи, всем в эпоху Тан поэт, известный,

Он рос среди писателей, придворных, и поэтов,

Но сам имел о нравах двора взгляд не очень лестный.

Чжань Цуань-бо, внук министра Цзян-цзян интересовался,

Делами и секретами политики, придворной,

Поэтому архив, секретный, у него остался,

Что стало в продвиженье наставленьем, рукотворным.

Всё загниванье при дворе с морали начиналось,

Через постель богатство и влиянье получали

Придворные, и это как обыденным считалось,

В народе презирали их, и слухи распускали.

От этого в народе всегда нравственность страдала,

В делах своих обычных все равнялись на примеры,

В царя, в правительство не было у народа веры,

Страна стремительно свои устои разрушала.

Там инциденты, непристойные, всем оглашались,

Как назиданье, но всё это где происходило?!

Там, где порядок должен быть, где все дела решились,

Всему где задавался тон, всему было мерило.

Когда царь жалует кого, растёт власть фаворитов,

И незаметно власть в стране всей к ним перетекает,

Зло проявляется помалу и стаёт открытым,

А добродетель умаляется и исчезает.

Всё в жизни начинается с простых вещей и единичных,

И вроде безобидных как, и даже симпатичных,

Но вот со временем всё превращается в уродство,

Когда границ не соблюдают, погружаясь в скотство.

Временщики к себе всех фаворитов приближают,

Надеются на дружбу их, на верность и уменье,

Не замечая их к наживе, к власти устремленья,

И этим власть свою и царство разрушают.

Так, в главных персонажах, У Цзэтянь стала царица,

Которая лет сорок всей страною управляла,

Она себе в помощники мужчин всех набирали,

Вступала в половую связь, переходя границы.

И «императоршей» она до смерти оставалась,

Как во дворце царском впервые появилась,

Наложницей у императора Тай-цзун являлась,

Со временем её власть в Поднебесной укрепилась.

А после его смерти вдруг попала в гарем сына,

С ним переспав, супруги царя статус получила,

А после смерти её мужа, её господина,

Страною управляла всей, народ знаньям учила.

Вначале она, став в стране главою даосизма,

На привлекательных мужчин устроила охоту.

Себя провозгласила Буддой, став главой буддизма,

Построила пещеры, как Драконовы Ворота.

Мужчин в любовники по своим меркам отбирала,

Ценила выдающихся людей всех из народа,

Меняя сыновей своих, всегда трон сохраняла,

Брала мужчин в свой двор, как лошадей любой породы.

Смотрела на мужчин, как на коней для обузданья,

Вначале изучала их перед своим свиданьем,

Училась ими управлять, проникнув в их сознанье,

Считая член их, детородный, корнем мирозданья.

Их члены все она с грибом Дао «личу» сравняла

Чтоб, видеть, пользовалась ситуацией, любою,

Мужчин, придворных, догола раздеться заставляла,

Чтоб те могли сравнить достоинства между собою.

Вначале фавориткой из-за этого не стала,

Наложницей к царю попав, тринадцать лет ей было,

Когда в сопровожденье императора попала,

Ему совет, как жеребца объездить, предложила,

Чтобы прутом железным усмирил его сначала,

Затем кувалдой дал по голове с размахом, малым,

Иль вырезал коню язык, чтоб страх нагнать, кинжалом.

Возможно, этим императора и напугала.

Она была весьма начитанной и всё ж считала,

Что все мужчины и животные – одной породы,

Мужчин, как лошадей, почти всегда воспринимала -

Самцов – одной из разновидностей скота природы,

И думать, таким образом, имела основанье.

Так как был при дворе один философ, так считавший,

Он мыслил также как она, природу почитавши.

Считал, что человек и есть животное созданье.

Он говорил так: «О душе у нас нет представленья

В том, что пересекающей грань между жизнью этой

И следующей есть людей всех перевоплощенье

В животных: лошадей, ослов, рождающихся где-то.

Поймём, кто мы есть, лишь тогда, когда на свет родимся,

А будем мы конями иль ослами – уж не важно,

Нам только нужно вынести невзгоды все отважно,

Мы через тернии к своему счастью устремимся.

И хоть это – фантазии, все эти измышленья,

И в изложении имеют привкус, благородный,

Материя тонка и деликатна, как творенье,

Она прочна, затащит вниз на уровень животный».

То был мудрец У-неба и имел он представленье

О том, что был Будда – изваянный и неподвижный.

Он меж простыми и святыми отвергал деленье,

Без страха, что окажется он на ступеньке, нижней.

Так государыня стала наложнице Тай-цзуна,

А после смерти брак на его сына поменяла,

Опять стала императрицей сына Гао-цзуна,

После его кончины управительницей стала.

Она всегда была текучей и непостоянной,

Сама менялась, всё в своём меняла окруженье.

Меняла имена, в зависимости от значенья,

Но, завершая все дела, была в том неустанной.

Имён имела много государыня У-хоу,

В семье жила, богатой, и стремилась всё учиться,

Она звалась У-чжао, У-мэй в детстве же «Тянь-хоу»,

Что означало, что она – Небесная Царица.

Отец её богат был, и торговлей занимался,

Он продавал лес и на знатной девушке женился,

Царь Гао-цзу дружил с семьёй и У-мэй увлекался,

Когда он приходил к ним в дом, то с нею находился.

Она же посвящала своё время обученью,

Отец всегда её образованьем занимался,

В искусствах, разных, развивая всё её уменье,

Трудилась, чтобы дар её всё больше развивался.

В тринадцать лет она уже в гарем царя попала,

Как младшая наложница, чин «цайжен» получила,

И секретарские все функции там выполняла,

Попутно, углубляя знанья, сутры изучила.

Детей Тай-цзун не нажил от наложницы У-хоу,

Хотя имел детей четырнадцать от женщин разных,

И после смерти и бесплодного брака, такого,

У-мэй попала в монастырь в среду монашек, праздных.

В буддийский храм Ганье захаживал сын Ли Тай-цзуна,

Он во дворце ещё к ней проявлял вниманье,

Когда же занял трон, как царь, с названьем Гао-цзуна,

То в жёны взял ей, сперва, в гарем на воспитанье.

Довольно скоро император У к себе приблизил,

И у неё возможности царицей стать открылись,

Придворных всех отца он в должности понизил.

Царица Ван с наложницею Сяо удалились.

Соратники Тай-цзуна оскорбились поведеньем

Его, так как его поступок этот осуждали,

В то время, по регламентам всем, по их представленью,

Женитьбу на жене отца к инцесту приравняли.

Когда у У Цзе-тань дочь умерла, та обвинила

Императрицу Ван в умышленном убийстве лично,

Хотя комиссия убийства след не находила,

Но обвиненье сослужило службу её отлично.

Скандал скомпрометировал так Ван императрицу,

Царицей стала У по завершению процесса,

И принесла Гао-цзу дочь одну – Тай-пин принцессу

И четверо сынов, чтобы на троне укрепиться.

Ей удалось победу удержать в борьбе, сложнейшей:

Всех недоброжелателей от дома удалили,

Соперниц всех четвертовали тайно, утопили,

Над дядей императора расправилась в дальнейшем.

Сам Гао-цзу слабел день, каждый, и душой и телом,

Она, страною правив, самолично отбирала

Военных всех министров и делами заправляла,

Скрывая их засосы все на теле её, белом.

Имев любовников, наложниц мужу подбирала,

В интимных сценах их за ними в спальне наблюдал,

А после с каждой из них секс подробно разбирала,

Как мужа ублажить в любви, советы им давала.

Так, записи тайн всех из Управления Секретов

Начальником Чжан Цзи в негласности производились,

Доклады в Журавлиной Резиденции хранились

О всех делах династии Тан, как в докладе этом.

Хранились в семье Чжан Гуан-бо тома и стенограммы,

Где служба о мистических явленьях извещала

Творились непристойности ,разыгрывались драмы,

Так непохожие на то, что летопись вещала.

Там есть и биография У-хоу Вай императрицы,

Расхожая с официальным о ней сообщеньем,

Которое писали государственные лица,

И кратко здесь приведено доклада изложенье:

Императрица, вдовствующая, была смиренной,

Униженой другой императрицы поведеньем,

Она сказал мне: «Всё это – необыкновенно,

Но я хотела б справедливости и исправленья.

Так как я после императора никем здесь стала,

Осталась я в монастыре и не имею права,

И как же мне можно смириться с этим, я устала.

Нет никого возле меня ни слева и ни справа».

Затем она тряхнула головой в движенье, нервном,

Сказав: «Давно я с его сыном говорить хотела,

Хотя ко мне он не идёт ни с делом, ни без дела,

Так, может, стоит мне поговорить сейчас с ним первой»?

Но вскоре всё уладилось, императрицей стала

Она и заняла достойное ей положенье,

Но в поисках своих, любовных, не уставала,

И кроме брачных уз искала разных приключений.

Однажды вечером она с принцессой говорила.

Сказав: «Его Величество, когда о грехах знает

Всех Сяо, то он так собой Будду напоминает,

Ведь раньше, как святого, я его боготворила.

В кругу придворных его окружает столько мрази,

За счёт его живёт вольготно столько негодяев,

Что мне хотелось бы избавиться от этой грязи,

Отправить в ссылку всех лентяев, как и краснобаев.

Хочу я мужу подыскать молоденьких наложниц,

Чтоб жизнь его сейчас разнообразить, половую,

Они его могут встряхнуть при помощи ног-ножниц,

Отвлечь от всех болезней, радость принести, простую,

Мне для разнообразья нужно бы сменить партнёров,

Чтоб и самой испытывать такое ощущенье,

Ведь женщин омолаживает в сексе обновленье,

И чтоб были умны, для поддержанья разговоров»,

И после этих грустных слов царица вдруг вздохнула,

Как будто поняла, что в жизни радость упускала,

Её, стареющую, к молодым уже тянуло,

Принцесса, видя её грусть, приблизившись, сказала:

– «Ваше Величество, так не вздыхайте сокрушённо,

Вы знаете о том, что при царе Тай-цзун правленья,

Служил министр Чжан Цзю-чэн, он знал вас, определённо,

Чан-чжун, его сын, входит в молодое поколенье.

Сейчас он так же ещё молод и с лицом красивым,

И с кожей, белоснежной, весь похожий на картину,

Когда-то любовалась взглядом я его, пытливым,

И даже подчинилась ему раз, как господину».

Услышав эти новости, царица промолчала,

Но по лицу вдруг пробежали от волненья тени,

Она с вниманьем слушала, не отвечала,

Принцесса бросилась вперёд и встала на колени,

Сказав: «Ваше Величество, но вы не беспокойтесь

Так обо мне, Чан-чжуна тело я отлично знаю,

Если вы в связь с ним вступите, то этого не бойтесь

Нельзя вам без любви здесь жить, я это понимаю.

Ведь муж ваш болен и не может вами заниматься,

У моей тёти нечто подобное происходило,

Кода пришлось ей без мужчины долго оставаться,

Она о своем муже мне такое говорила:

«И даже муж больной хорошим остаётся мужем,

Её муж десять лет лежать в постели оставался,

Но женщине для радости мужчина нужен,

Чтоб он с потребностью интимной близости справлялся.

Она и наготу царя когда-то лицезрела,

Его, как снег, тело было, бело с ярким отливом,

Но без прозрачности, его достоинство висело,

Наощупь ей казалось не сухим и не потливым,

Была лобковая головка пухлой, заострённой.

Когда она не поднималась вверх, то вниз свисала,

Казалась грязной, как яйца гусиные из сала,

После знакомства с ней была неудовлетворённой,

Когда входил пенис в неё, то ей тогда казалось,

Что он худой, хоть толстый, но лишь пухлый, не костлявый,

А вышел мягким, ярко-красным, оказалось,

Запомнился тогда ей его рот ещё, слюнявый».

Когда закончила рассказ принцесса, то царица,

Была хоть похотливой, но немного оскорбилась,

Так как вдруг вспомнила, как в лет тринадцать покорилась

Сама царю Тай-цзуну, чтоб в гареме очутиться.

Когда Его Величество к ней в спальне прикоснулся,

Она была юна, и с грациозными ногами,

И с кожей тонкой, лицо с живописными бровями,

Как у небесной девы, к ней дух юности вернулся.

Она, переборов себя, принцессе так сказала:

– «Всем женщинам то на роду написано, как видно,

Когда с царём встречалась я, то было мне не стыдно,

Как выглядел голый Тай-цзун, тогда я тоже знала,

В пруду, дворцовом, Феникса мы голыми купались,

Когда вошёл в меня он, оба мы, словно, проснулись,

Член был его похож на гриб, когда мы целовались,

Входил он нежно, складки, словно зонтик, растянулись.

Гао-цзун опоздал тогда, меня взять не решился,

Поэтому вторым лишь номером в любви остался.

Тан-цзун же ещё девочкой тогда меня добился,

Когда он девственность забрал, счастливым мне казался».

И тут вдруг на неё воспоминанье накатилось,

Когда в периодах весна и осень приходили,

У Вэй Ши-фана методам даосов обучилась,

Как культивировать бессмертие, как те учили.

Когда она достигла совершенства в том ученье,

То объявила всем себя Небесною царицей

И завладела троном, начала своё правленье,

Построила себе храм Даюнь-сы, чтобы молиться.

Там изучались виды практик разных, сексуальных,

Устраивались встречи с отроками, золотыми,

Нефритовых дев, где любовь на уровнях, астральных,

Знакомила всех юных с методами, непростыми.

Даосы говорили: «Мир энергией наполнен:

Инь – женской, и мужской – Ян, в перемене, постоянной,

Рождают в хаос вещественный мир и пространный,

И их взаимодействием в нас каждый миг заполнен.

От мига этого зависит форма с содержаньем,

Которые нас строят, наполняют и рождают,

И если в разум проникает это осознанье,

То, тот, кто это понимает, тайны мира знает.

Способен слабое он делать сильным в жизни этой,

Меняться, совершенствуясь, и перевоплощаться,

Он может воином стать, мудрецом или поэтом,

И императором, если желанию отдастся.

Инь есть Инь, Ян есть Ян, ведь это только говорится,

Но в Ине есть Ян, в Яне есть Инь, как всего начало,

И если захотеть, чтобы одно другим вдруг стало,

В противоположность можно перевоплотиться,

В природе всё со временем меняется местами,

Одно слабей становится, другое же – сильнее,

Борьба в нас происходит, управляет всем и нами,

Мы можем стать, кем захотим, отдавшись так идее».

У, слушая такие речи, в жизни всё меняла,

Старалась, изменяясь, добиваться своей цели,

Она всем женщинам в стране свободу открывала

Давала им возможность проявиться в каждом деле.

В Китае девочки собой ничто не представляли,

И жизни их особой ценности там не имели,

Родители их при рожденье часто убивали

У бедняков, так как лишь сыновей иметь хотели.

И девочки не получали там образованья,

А, вырастая, для детей годились лишь рожденья,

В стране мужчины получали право иметь знанья,

И брали в семьи женщин, как скота приобретенье.

При ней дороги женщинам открыты были,

Могли учёными и воинами становиться,

Впервые на них мужчины вниманье обратили,

Так как они могли с ними талантами сравниться.

Когда ей надоело заниматься даосизмом,

Она себя богом Буддой Мартреей объявила

В горах Лунмэнь – Драконовы Ворота возводила,

И увлеклась вплотную изучением буддизма.

В стране настроила буддийских храмов и кумирней,

В которых с благочестием молитвам придавалась,

И тут же с непокорными жестоко расправлялась,

Везде порядок учредила в Поднебесной, мирный.

Когда умер супруг, правленье сыну предала,

Беспомощному, и жене покорному Чжун-цзуну,

Но через месяц с женой сына в ссылку отослала,

А на престол другого сына возвела Жуй-цзуна.

Жуй-цзун шесть лет марионеткой был её, послушной,

Не посещал даже правительственных совещаний,

Совет её решенья принимал единодушно,

Разведка же везде внедрялась в каждое собранье.

Она же помогала устранять врагов всех тайно,

Её власть была крепкой, и к царю не допускались

Чиновники, никто не мог с ним встретиться случайно,

И во дворе на трон права за ней лишь признавались,

В стране она восстания и бунты подавляла,

На территории всей безопасность учредила,

И внешние границы государства раздвигала

После Кореи, Север, Юг и Запад подчинила.

(из тайных записей Юань Мэй)

«Секретные записи из Журавлиной резиденции» (1) были написаны Чжан Цзи во время Танской династии. Чжан гуань-бо, внук министра Цзин-цзян (2), держал несколько дюжин страниц копий этих записок в своём доме. Эта книга излагает неприглядные случаи из императорского дворца и отличается от всех других неофициальных биографий императрицы У-хоу, распространённых среди придворных (3).

Императрица У Цзэ-тянь сделала Хуай-и (4) своим любовником на многие годы, типа своей приручённой домашней собачки. Хуай-и был высокомерный и своенравный и не подчинялся правилам. Один раз он сел на лошадь и проскакал через весь Южный дворец, который был резиденцией премьер-министра. Императрица У-хоу узнала об этом и возмущённо отчитала Сюэ за это. Однажды она устроила пир Шанъянском дворце, где была со своей приёмной дочерью Цянь-цзинь, которая в недавнем времени стала её поверенной во всех любовных делах и даже негласно набирала в её собственный гарем мужчин, пропуская «для пробы» их вначале через свою постель».

– «Я – человек искренний, – сказала вдруг императрица,

Я – мира женщина, и нежность я не выбираю,

Сейчас же опытом я, как богатством, обладаю,

И радостями жизни могу всеми насладиться.

И всё же прелесть женщин и мужчин, при рассмотренье,

Заключена в их красоте и мягкости во внешнем,

И лишь они в любви рождают друг к другу влеченье,

Без коего окажемся мы все в аду кромешном.

Поэтому я получаю то, что я желаю,

И что б это не стоило, возьму без сожаленья,

Лишь только так я миром и собою обладаю,

Предпочитаю изобилие, а не лишенья».

Принцесса со словами, сказанными, согласилась,

Заметив: «Я уверена, что вы это поймёте,

Я в юности в таком же положенье находилась,

Как вы, и выход из всех затруднений вы найдёте».

– «Да, – молвила царица, – женщины мужчин сильнее,

Так как наш ум практичнее их, и в чём-то твёрже даже,

Мы менее нежны, мужчины нас всегда нежнее,

И в этом – слабость их во всём, и в этом – сила наша.

Мы, женщины, умеем от иллюзий избавляться,

И во время себя брать в руки, видя вещи ясно,

К решенью всех проблем с уверенностью направляться,

Решать дела свои, и не терять время напрасно.

Мужчины почему влагалище всех женщин любят?

Считая самым лучшим это, ими обладая,

Так как они мягки, красивы, это их и губит,

Они становятся податливыми, размякая».

И после этих слов царица стала одеваться,

Надела юбку шёлковую, кофту, шарф воздушный,

Как фея, что сошла с небес, стала преображаться,

Приобрела для соблазненья мужчин образ, нужный.

Затем послала за Чан Чжуном, когда тот явился,

Она в постели с ним все наслажденья испытала,

Он полностью её желаньям, скрытным, покорился,

Она ему являться каждый день в ней приказала.

(из секретных докладов Чжан Цзи)

«Его кожа была ослепительная, как снег: на ней не было ни малейшего пятна. Он был великолепен, его рёбра не выступали, он был как бы мясистый, но не жирный. Его отросток как бы походил на острую палку, когда пенис не вставал и не выпрямлялся, то он свисал в виде гусиного яйца и выглядел усредненным по размеру с гребешком, который выпирал при возбуждении на пять-шесть ногтей, когда же опадал, то пенис становился красным, мягким и гладким".

Когда принцесса давала свои рекомендации, выражение императрицы У-хоу ставало добрым и приятным, она шутила с ней, спрашивая, занималась ли она с ним любовью, чтобы проверить, хороший ли у него пенис или нет.

Принцесса сказала: «Он мне тоже нравится, но я не посмею ничего сделать с ним, ради вас. Так что, поскольку я все еще не могла поручиться за его сексуальное мастерство, я послала свою горничную соблазнить его». Она повернулась к горничной и сказала: «Расскажи все императрице. Не стыдись»!

Горничная встала на колени перед императрицей и прошептала ей, как учила принцесса, сказав: «В начале полового акта с Чан-чжуном его пенис чувствовался невероятно гладким и нежным в моем влагалище, как свежая личинка. Потом его складки растянулись, как у зонтика. После того, как он вошёл и вышел из меня три-четыре раза, бутон моего влагалища как бы расцвел и растянулся, и я была в полном восторге. Чан-чжун сам корректировал скорость своих движений и был чувствителен ко всем моим чувствам и желаниям. После наслаждения его пенис, подобный красному нефриту, свободно висел, но когда я дотронулась до него, он все равно поднимался от возбуждения».