Читать книгу Здравствуйте, мои дорогие - Владимир Гельфанд, Владимир Самуилович Гельфанд - Страница 4

19.01.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Давненько вам не писал. Причина этого в том, что у меня было (да и сейчас не прошло) мрачное настроение. Дело заключается в экзаменах.

Для меня были очень важны первые экзамены в институте, не только потому что они показывают мою успеваемость в высшей школе, но главным образом потому, что они показывают способен ли я УСПЕШНО совмещать работу, учёбу и одновременно заниматься некоторой общественной и узко личной хозяйственной деятельностью.

Первые экзамены показали, что я НЕ справляюсь. Очень печально, но факт. Экзамен по агрозоотехнике сдал на «посредственно», а по математике на «хорошо» (по математике и то не «отлично»! ) Конечно, я не являюсь худшим по успеваемости, но попадаю в число, может быть, и большинства, но посредственных учеников. А ведь такого, всё же раньше не бывало…

Ни перед кем, но перед вами постараюсь оправдаться. В течение 1-го полугодия лекции по агрозоотехнике читались 2 раза в неделю и всегда по расписанию первыми. Никаких семинарских, практических занятий не проводилось по этому предмету. Следствием такого положения было: я этим предметом совершенно не занимался и, наверное, на более, чем ¾ всего количества лекций по данному предмету не присутствовал. Сдавать приходилось таким образом; 30/XII политэкономия, а 31/XII – агрозоотехника. Несколько дней до 30/XII я готовился к политэкономии, так как считал этот предмет более важным, тем более, что для подготовки к нему необходимо было проделать немалую работу: проработать 4 главы из «Капитала» Маркса и прочесть много других произведений классиков Марксизма-Ленинизма. 30/XII пришёл в 8 часов утра с работы, перекусил и поехал сдавать. В 11 часов вернулся и лёг спать.

Когда встал начал учить агротехнику по учебнику, взятому у Муси Курас. Учил до ухода на работу и немного на работе. 31/XII прямо с работы поехал сдавать и, полагая, что мне должно достаться обязательно то, что я знаю, сунулся отвечать первым. Но расчёт не оправдался, досталось то, что не знаю и получил «посредственно.» Другое дело с математикой. Математику я уважаю, я ею в течение полугодия аккуратно и честно занимался, и я её знаю. Тем не менее позабыл и не сумел вспомнить как вывести формулу, которой вывод я и не повторил, считая его достаточно простым и лёгким. Тем более досадно!

Но почему я не сумел вспомнить? Если считать, что память не изменилась, то, возможно, причина в усталости. За день до сдачи экзамена я пришёл с работы в 7 часов утра (с 1 января МПФ работает по 8 часов. Ночная смена с 11 вечера до 7 утра). Часа 2 поспал. К 11 утра поехал на консультацию по математике. В 3 часа дня вернулся. К 5-ти часам дня поехал на фабрику к замдиректора Фомичёву поговорить насчёт жилплощади (Ведь надо же в 1948 году перетащить вас в Москву! К лету, может быть что-нибудь получится). Вернулся часов в 6. Ещё 2 часа порешал задачи. Потом больше терпеть не смог и уснул. Через 2 ½ часа снова на работу. На работе и минутки не пришлось вздремнуть (впрочем, весь месяц последний так – спать на работе не приходится. Первое время час-два подремлешь…) С работы заехал домой переоделся и в институт. Конечно был усталый… но если усталость влияет на память, то это и означает, что я недостаточно способен совмещать работу с учёбой.

Поэтому ссылку на усталость в оправдание забывчивости я должен отбросить и признать единственною причиною того, что у меня непрочные знания – наличие лености! Факт, что большую часть (и без того ограниченного) времени, которое я имел для того, чтобы готовить уроки я использовал в высшей мере нерационально и только благодаря лени. Это факт. И это же источник оптимизма при взгляде в будущее, так как показывает реальную возможность исправить положение и изменить успеваемость к лучшему.

Я нахожусь в более тяжёлых условиях чем другие студенты. Никто из студентов не работает на производстве. Никто! Только я один! Многие из учителей и не знают, что я работаю. Поэтому поблажек мне никто не делает.

Но это и хорошо. И именно в период, когда я нахожусь в более тяжёлых чем у других условиях, я должен учиться лучше других… В первом полугодии мне это не удалось. Надеюсь, что во втором полугодии мне это удастся.

Таковы дела с учёбой. 21/I я сдаю последний предмет – эконом. географию, к которому, кстати, также не подготовлен. В последующие после 21/I 2—3 дня я рассчитываю выехать к вам. Однако с отпуском у меня всё ещё не улажено и поэтому (кто знает?) может быть… всё. Но будем надеяться, что дело уладится. Во всяком случае, ответьте на письмо. Пишите, выкупили ли пальто. Как работаете и вообще обо всём.

Ну на этом кончаю.

Приветы всем.

Всего хорошего.

Ваш Вова.

19/I – 48 г.

15.02.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Вот уже почти неделя как я снова в Москве. Приехал я 9/II, но не в 5 часов утра, как это должно было быть по расписанию, а на 12 часов позже, т.е. в 5 часов вечера. Ехали мы хорошо, как я уже вам телеграфировал. Как и в первый мой приезд Москва встретила меня неприветливо. В первый раз эта неприветливость выразилась в том, что мои дела, которые я развернул сразу же по приезде, кончились неудачно. Правда, спустя пять недель дела завершились успешно, но сначала успеха не было. И теперь почти что так. Конечно, есть разница. Сейчас мои дела уже улажены. 10/II я начал и учиться, и работать. Всё нормально. Сейчас, т.о. неприветливость встречи выражается уже в другом. Неприветливость – в обстановке. Судите сами.

О своей комнатке я вам немного рассказывал. Я говорил, что тесновато, вместо 10 коек – 13, но живём не в обиде, свыклись и т. п. Придя с поезда застал примерно следующее: Стекло в наружной раме одного из окон разбито. В комнате жуткая холодина. Горит единственная и небольшая лампочка. Неприятный жёлтый полусвет. Нет стола. Ни одного стула, ни одной тумбочки, этажерки. Коек не 13, а 16. Теперь они стоят почти сплошной стеной. Из ребят более половины новых, малознакомых, из другой комнаты, которая по какой-то причине оказалась сейчас, после каникул, занятой под склад. Ребята в пальто с поднятыми воротниками. Кто стоит, кто валяется на постели. Даже присесть не на что…

Все это подействовало на меня весьма удручающе. Поставил чемодан, постоял минут пять и ушёл. Зашёл к Жижиной, пошлялся по Москве, успокоил себя парой пирожных, вернулся и завалился спать. Т.о. 9/II-48 г. уподобилось 31/VII – 47 г. оба дня – дни моего прибытия в Москву – приятные деньки, не совсем приятно заканчивающиеся. Конечно, такая обстановка не нравится всем. И всех успокаивают, что такое положение будет не долговечным, что вскоре всех нас выселят из этого общежития в другое, куда-то за город. Как кого, но меня это не успокаивает, а беспокоит. Для меня остро встаёт вопрос о необходимости достать себе жилплощадь, либо общежитие от фабрики, либо угол в частной квартире. И то, и другое нелегко. Но жить в такой обстановке невозможно, так же, как и невозможно для меня переселяться в другое общежитие, в какое-то Никольское, по Курской железной дороге. Правда сейчас обстановка в комнате несколько улучшилась. Появился стол, одна табуретка (на 16 человек!) и, за счёт большего уплотнения коек, 3 тумбочки и 2 этажерки. Скромненько, не правда ли? Стало светлее – уже не одна, а три лампочки. Но… вопрос с жилплощадью продолжает для меня оставаться и острым, и неотложным. Конечно, через некоторое время, скажем, недель через пять, надо полагать, этот вопрос будет разрешён успешно. Но пока успеха нет.

10/II пошёл на занятия. После института отнёс твои, Зина, контрольные в твой институт. Получил твою контрольную по Основам Марксизма. В неё вложен листок с рецензией преподавателя. Этот листок я тебе посылаю, а контрольную вышлю несколько позже. Если контрольная тебе нужна, то ты напиши, и я потороплюсь, не то придётся подождать 3—4 недели. С запросом относительно некоторых дополнительных материалов, о которых ты мне написала на бумажке, мне пришлось идти к вашему декану, т.е. декану технологического факультета. Он записал всё, что ты просишь. Из запрашиваемых тобою материалов в институте, по словам декана, есть не всё, но то что есть он мне на руки не дал, справедливо решив, что отправлять тебе и Пашке, это не моя, а его обязанность. Он обещал всё что возможно выслать в ближайшее время. На вопрос о том, как поступать тебе с таким предметом, как черчение и др. по которым учебников нет, декан уклончиво ответил, что тебе волноваться не следует, а следует успешно заниматься пока теми предметами, по которым материалы есть. Кроме того, не следует пренебрегать возможностью, если таковые есть, доставать учебники и пособия вне института.

С деньгами у меня положение таково. На фабрике мне следовало получить деньги за выслугу лет за 5 месяцев: Сентябрь – Январь. Но оказалось, что мне надлежит получить оплату только за три месяца: Ноябрь, Декабрь и Январь. За Сентябрь и Октябрь мне выплачено не будет. Т.о. я получил на руки выплату за выслугу лет за Ноябрь и Декабрь. После вычета разного рода налогов из причитающейся суммы мне досталось 125 рублей. Выплату за Январь я получу в день получки за первую половину Февраля, т.е. числа 20/II. В институте получил стипендию за Январь 200 руб. Всего на 12/II у меня было 350 руб. Числа 20/II получу, возможно, ещё рублей около 100. Но стипендии за Февраль, по слухам, получить не придётся, так как она будет целиком удержана в счёт уплаты за учёбу за 2-е полугодие. Т.о. денег мне на жизнь хватит, но сумею ли выслать сколько-нибудь вам в этом месяце сказать не могу.

На работе дела не плохи. Работы стало меньше и стало легче. Каждую ночь мне удавалось (за время с 10/II – 15/II) поспать часика 2—3. Я этим хорошо воспользовался. «Дома» спал мало и свободное время использовал для выполнения своего задания, которое в Краснокамске не выполнил, и которое должен был выполнить за каникулы, и которое было для меня довольно тяжёлым бременем. Но теперь, наконец, гора с плеч. Задание выполнено.

Вот и всё о моих делах. Надеюсь, ваше любопытство в основных вопросах удовлетворено. Это письмо вы, наверное, получите числа 20—21. 22/II вы мне опустите ответ. 27-28-го я его получу. 29/II я опущу вам очередное письмо. Т.о. вы от меня будете получать письма 1 раз в 2 недели, по пятницам или субботам. Вам, быть может, это покажется не часто. Но волноваться не следует. Во-первых, две недели не такой уж большой срок; во-вторых, в середине периода от получения одного моего письма до другого, будет получать от меня небольшие письмишка Пашка Ершов. Я его буду просить по получении моего письма передавать привет вам. Т.о. привет от меня вы будете иметь еженедельно, а раз в две недели более или менее подробное письмо. Я полагаю, что вы не будете сердиться на это. Вы, мамаша, и Зина будете аккуратно отвечать на мои письма. Это в обязательном порядке. Кроме того, я надеюсь и прошу тебя, мама, писать мне и между ответами на мои письма. Это, конечно, уже не по обязанности, но просьбе, ради одолжения для меня. Ну на этом кончаю.

Пишите мне обо всём. И за меня не беспокойтесь. Знайте, что уныние мне чуждо при любых обстоятельствах.

Всего хорошего. Ваш Вова.

P.S. Забыл тебе сообщить, Зина, что для вас в полиграфическом институте приготовлены студенческие билеты и зачётные книжки. Вскоре и они должны быть высланы тебе и Паше.

29.02.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Пишу вам очередное письмо. Но не подробное. Зато напишу следующее раньше, чем через две недели.

Пока хороших новостей нет. Вчера 28 февраля из общежития выгнали. Перегнали в Красково. Я не поехал. В перспективе имеется следующее: 1) общежитие от института в Москве около метро «Сталинская». Туда помещают старшекурсников и инвалидов. Надеюсь, что и мне, единственному работающему, может быть оказана привилегия. 1/III поговорю с директором института; 2) Общежитие от фабрики в Москве близко от фабрики. Надеюсь, что мне, единственному рабочему-студенту, оно может быть предоставлено. 2/III по вторникам, приёмный день у Кузьмина, директора МПФГ, пойду поговорю с ним; 3) Надеюсь ещё на моего друга Макса Рубина. Он также отказался ехать в Красково. Он также надеется получить место в общежитии от института в Москве, хотя он и первокурсник и не инвалид. Но зато он отличник, парторг группы, член партбюро факультета и т. п. Если получит место в общежитии он, значит и мне есть по меньшей мере где ночевать. Но, кроме того, сейчас в Москву приехал его папаша по вызову Министерства (он зам. начальника довольно крупного строительства). Папаша желает найти для сына частную квартиру поближе к институту. А он вообще-то деловой дядька. Но если он достанет комнату для сына, то это будет и для меня. Таковы шансы. В настоящее время (и, как я надеюсь, ещё не более трёх-четырёх дней), я нахожусь у Жижиной.

Таковы дела с жильём, ставшим для меня серьёзным и первостепенным вопросом. В остальном всё ничего.

Более подробное письмо отправлю к следующему воскресенью.

Пока всё. Целую. Вова.

Ваши письма получил. Стипендию не получил. Включился активно в общественную работу.

Приветы знакомым.

11.03.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Хотел вам написать ещё в воскресенье, 7/III, но пишу только сегодня, т.е. в четверг. Квартирный вопрос кое-как уже разрешён и следующим образом.

Ещё в воскресенье, 29/II мой приятель Макс Рубин вместе с папашей своим, приехавшим в Москву в командировку, ходили к знакомым, которые сдавали комнату. Комната была очень хорошая, правда, на восьмом этаже, но очень близко от института (5 минут ходьбы), с газом, ванной и пр. Кроме того, и лифт работает, так что и 8-ой этаж не страшен. Комнатка небольшая, уютненькая, с обстановкой, с балконом. В общем, замечательная. Хозяйка квартиры заявила, что она с удовольствием готова предоставить эту комнатку для двоих человек – меня и Макса, – но… что она (комнатка) уже сдана. Как говорится, облизнулись!

Тогда мы с Максом поехали на другую квартиру по совету одной девушки, учащейся в одной группе с Максом. Эта квартира расположена близ шоссе Энтузиастов, между прочим, менее, чем в двух трамвайных остановках от квартиры Мили Марголиной. В этой квартире комнату сдавала старуха, которая сама же в этой комнате и живёт. Здесь никаких удобств нет, но сама комната неплохая. Стены обклеены обоями, посреди стол, 4 стула, небольшая плита, выложенная из кирпичей, но по размерам, чуть побольше железной печи-буржуйки. У стен комод, два сундука и одна, но широкая никелированная кровать. Три окна, пол крашеный и устлан клеёнчатыми половиками. В общем, комнатка аккуратненькая и довольно уютная, несмотря на скромную обстановку, которая по описанию может показаться убогой. В этой комнатке мы и поселились. Итак, я живу с Максом Рубиным и с нами одна старуха. Условия таковы: мы платим ей в месяц 300 руб., т.е. по 150 с человека. Она предоставляет нам кровать с постелью (сама спит на сундуке), готовит обед, (утром и вечером – чай) и стирает наше бельё. После того, как мы пропишемся, институт обещает платить мне и Максу по 50 руб. ежемесячно, сверх стипендии для квартирной платы. Тогда нам нужно будет ежемесячно выплачивать из своего кармана не по 150 руб., а по 100 руб.

Т.о. с 1 марта 1948 г. я живу на частной квартире. Теперь вопрос упирается в прописку. Это, по-прежнему, весьма сложное дело. И оно ещё усложнилось тем, что 2-го марта, на следующий после переселения день, Макс потерял свой бумажник, с некоторыми документами, в числе которых был и паспорт. Теперь он хлопочет новый паспорт, а мы пока 11-й день живём без прописки. Когда наконец мы будем прописаны, вопрос с жилплощадью нужно будет считать окончательно урегулированным до того момента, когда встанет вопрос о жилплощади для вас.

Пока должен вам сказать, я удовлетворён новым местом жительства, хозяйкой и пр.

До института и до фабрики расстояние примерно одинаковое – 35-45-50 минут езды. (в зависимости как поедешь, т.е. какой трамвай подойдёт раньше). В общем, ничего.

С деньгами положение неплохое. Прошло уже более месяца с тех пор, как я в Москве после каникул. За это время я вам не выслал ничего, хотя и не забыл того, что обещал. Но… собрать посылочку сейчас стало труднее. Крупы нарасхват, сахару и дешёвых конфет нет вовсе, а последние 5—6 дней чёрт знает, что творится с хлебом: в 4—5 часов утра занимают очередь и к открытию, т.е. к 9 часам утра очереди вытягиваются на целую трамвайную остановку и даже более. В столовых хлеб отпускают только при наличии обеденных талонов и не более 100—200 гр. Конечно, такое явление для столицы некрасивое, его надо считать временным и даже кратковременным, тем более, что оно ни коем образом не может быть объяснимо отсутствием продуктов и в особенности хлеба (хлеб есть в стране!), но так или иначе, такое положение серьёзно тормозит дело отправки вам посылочки. Да ещё и ящичка никак не удаётся раздобыть.

А деньги мои, хотя я и не высылал вам разошлись таким образом: 100 руб. внёс уже за квартиру, 100 руб. дал Максу, чтобы он заплатил за утерянный паспорт (мы не хотим, чтобы его папаша узнал об утере), за 117 руб. купил себе ботинки в центральном универмаге. 37-ой размер на кожаной подошве и приличные с виду, за 36 руб. купил себе чёрный свитер с длинными рукавами для работы. Кроме того, ходил вместе с Максом в государственный Еврейский театр и в театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. В первом смотрели «Леса шумят» (в основном поняли всё), а во втором «Нищий студент». Очень интересно. Ещё был несколько раз в кино и, кроме того, отпраздновали неплохо 30-ю годовщину Советской Армии. На всё это ушло также не менее 100 руб. Плюс ко всему этому я хорошо питался. Как видите, я за месяц в деньгах не стеснялся. В этом я вижу надежду, что свои финансовые обязательства перед вами сумею выполнить.

Ну вот пока всё.

Пишите, что нового у вас. Каково положение с продуктами, с хлебом? Какова погода и т. д. Здесь, в Москве уже началась весна, но она, по-видимому, имеет затяжной характер: тает, снова сыпет снег и т. д.

Поинтересуйся, Зина, почему Пашка Ершов не отвечает на моё письмо.

Привет всем знакомым.

Всего хорошего.

Ваш Вова.

11/III-48 г.

Пишите мне по адресу на конверте.

P.S. Поздравляю, Зина, с двадцати пятилетием! (Как всегда, с запозданием! Т.е. опаздывает не твоё 25-летие, а моё поздравление). Извини, что ничего к этому дню не прислал. Видишь ли, дело в том, что…

Впрочем, объективных причин нет. Ну ладно. Хотя и с опозданием, но поздравляю, желаю и т.п., и т. д.

Целую, Вова.

24.03.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Давненько вам не писал. Ждал вашего письма на новый адрес. Вчера получил его. У меня новости таковы: с 15 марта я занимаюсь на промышленном факультете.

Если учесть, что переход с одного факультета на другой дело нелёгкое и очень хлопотливое, то, пожалуй, можно сказать, что моя настойчивость одержала ещё одну победу.

Это, конечно, хорошо и тем более сейчас, когда живу не в общежитии, а только вдвоём с Максом. Макс на промышленном факультете всё время. Теперь я с ним в одной группе и это в некоторой степени облегчает мне занятия: иногда я у него списываю задания и т. д. Таким образом, на одном фронте улучшение.

С 22 марта на фабрике, точнее в 41 мастерской ночная смена заменена вечерней. Ночной смены больше нет. Значит, я вынужден работать с 4-х до 12-ти ночи. Это гораздо для меня хуже. Теперь получается так: в 8 часов утра ухожу из дому и в час ночи прихожу. Прямо из института на работу. Выполнить какое-либо задание буквально не могу, разве только после часу ночи. А между тем, 27/III, т.е. через 4 дня мне надо сдавать коллоквиум, по существу сказать, экзамен по отраслевому курсу эконом. географии СССР. Но этого мало. Каждый четверг мне приходится, как приходилось и раньше, заниматься не до 3-х часов дня, а до 5. И как назло, между 3-мя и 5-ю часами в этот день не лекция какая-нибудь, а практическое занятие по математике, имеющее быть вообще-то всего один раз в неделю. Не присутствовать на этих занятиях до конца года немыслимо. Но присутствовать – это значит опаздывать на работу на полтора часа. Надо на работе отпрашиваться… В общем, на другом участке положение ухудшилось. Но плохо ещё то, что серьёзным образом изменилось настроение. Я был полон энергии закончить все четыре года института таким же образом, как я заканчиваю первый год обучения. Я и теперь считаю это возможным. Но печальный случай, прошедший некоторое время назад отрицательным образом повлиял на моё настроение. А случай таков:

Отработав ночную смену и отзанимавшись шесть часов, я возвращался из института домой. В трамвае уснул. Проснулся как раз, когда надо сходить. Обрадовался этому и побежал домой, и только назавтра хватился, что в трамвае оставил портфель. В портфеле были мои и Макса записи по английскому, счётной технике и марксизму-ленинизму. Это бы ерунда, но внутри у меня взорвалось: сколько так можно! Многие тысячи человек совмещают работу с учёбой. И все работают днём и учатся вечером. Какого чёрта я из себя строю наиболее умного! Да, я справлюсь. Но что толку? Разве мне легко? Сейчас я проспал портфель, завтра я просплю ещё чего-нибудь. Хватит! В самом ближайшем будущем я намереваюсь сделать директору фабрики примерно такое заявление:

«Я нахожусь в тяжёлых условиях… приближаются экзамены. Предоставьте мне на время экзаменов дополнительный оплачиваемый отпуск… (Ну и там ещё кой-что)

В случае отказа я со следующего года перехожу на вечернее отделение. Если же мне будет оказано некоторое поощрение, то это явится толчком для того, чтобы и дальше продолжать учёбу точно также.

Что касается первого курса, то я его закончу при любых условиях на дневном отделении.

Чтобы не быть вами понятым превратно, должен сказать, что такое решение принято мною не из-за случая с портфелем. Сей случай только повод. Причина – масса мелких неприятностей…

Ну ладно. Основное – закончить институт. Так или иначе – он будет окончен!

Вот всё о моей жизни и делах.

В Москве с хлебом наладилось. Но сахару совершенно нет. Погоды плохие.

Хозяйке плачу 150 руб. Конечно, за то, что она готовит и стирает я отдельно не плачу. Предоставляю лишь своё мыло.

Надеюсь, что вопрос с жилплощадью у вас будет разрешён хорошо.

Ну пока. Всего хорошего.

Ваш Вова.

Приветы родным и знакомым.

24/III – 48 г.

Вопрос прописки находится в стадии урегулирования.

11.04.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Получил ваши письма, где сообщается о переезде на новую квартиру. Наконец! Наконец! Ну, поздравляю с новосельем…

Напишите мне какой это дом третий. Не тот ли где гастроном? Кто соседи? Куда выходят окна? Приходил ли в новую квартиру П. Ершов? И т. д.

Мои дела в настоящий момент не совсем блестящи. В институте всё в порядке. Коллоквиум сдал на «отлично», причём с первого раза, в то время как 20-ти из 25-ти приходилось пересдавать по 2 и более раз. Контрольную по математике написал на хорошо. Досадная ошибка! Подумать только по математике и в первом и во втором семестре не вытягиваю на отлично! Ей-Богу, сам удивляюсь… В этом полугодии по математике не экзамен, а зачёт. Ещё зачёт будет по счётной технике. (По этому предмету мы проходили счётные машины начиная от счёт, арифмометра и до более сложных. Теперь я на счётах могу множить, делить, возводить в степень на арифмометре и т.д.). Больше зачётов нет. Т.о. за зачёты мне волноваться не приходится. Они будут легко и успешно сданы. Экзамены будут с 4 июня по 1 июля по политэкономии, основам марксизма, географии, истории, английскому. Из них Основы Марксизма я и Макс будем сдавать досрочно до 1-го мая, а английский язык в середине мая. Т.о. более или менее опасными для меня остаются три предмета. Вне сомнений – их я, конечно, сдам и не хуже других. В общем, с весенней сессией я справлюсь, и во всяком случае, надеюсь, не хуже абсолютного большинства студентов.

Должен сказать, что я был удивлён, когда прочитал твой, Зина, совет бросить институт и примириться с потерей одного года, а на следующий поступить на вечернее отделение. В таком совете я вижу не дельный совет, а угодливое желание высказать мнение, совпадающее с моим предположением. Но я и не собирался так поступать. Я и сейчас думаю о возможности со следующего года заниматься не на дневном, а на вечернем отделении, но это больше всего объясняется тем, что, справляясь с учёбой я оказываюсь не в состоянии осуществить многое из того, что мне бы хотелось и что мне кажется даже необходимым. Т.о. переход на вечернее отделение будет не столько отступлением, сколько манёвром для ещё более широкого наступления к достижению своих целей. Могу вам это пояснить. Если я все четыре года буду учиться на дневном отделении… Это возможно. Всё это время я буду работать слесарем… Закончив институт, я получу возможность выполнять более ответственную работу, но такую же, какую будут выполнять и все другие, окончившие институт. Но они, все другие, эти годы не работали, а я мучился… За что? Только за то, чтобы быть независимым от посторонней помощи!? Мало!!

Несколько дней назад я ходил к директору фабрики Кузьмину и сделал ему заявление о том, что на слесарной работе не требуется образования, которое я имею, и что сейчас, уже после окончания 1-го курса института я в состоянии выполнять и более ответственную, и более высокооплачиваемую, и в какой-либо мере руководящую работу… Он с этим согласился. Договорено, что после сдачи экзаменов я получу другую работу, подходящую для человека… гм! с образованием… Это важно. Это соответствует моим планам. Но это заставит меня перейти на вечернее отделение. Но, перейдя на вечернее отделение, я должен буду поступить сразу не на 2-ой, а на 3-й курс, или же иным путём, но добиться окончания института не позднее моих теперешних соучеников.

Вообще, в основном вопросе мои дела не плохи, плохими не были и, думаю, не будут таковыми и далее, но…

Но всё же в настоящий момент мои дела не блестящи…

Это объясняется тем, что кроме учёбы и работы мне ещё надо чем-то питаться и желательно получше, сколько-то времени бездействовать, т.е. спать и желательно побольше, и, наконец, где-то жить и желательно поближе к фабрике. Это тоже дела, и они тоже важны, и они также в случае неудовлетворительного состояния заметно влияют на настроение.

С 29 марта я снова без жилплощади. Хозяйка, после того, как милиция отказала в прописке, попросила нас убраться, чтобы не платить штраф. Макс переехал в общежитие института в Красково – 28 км. от Москвы. Семь дней я совершенно был бездомный. Последнее время и я живу в Красково, посещая институт лишь в дни практических занятий. В общежитии при фабрике совершенно нет мест. Но в последнее время вмешался в это дело Москворецкий райком ВЛКСМ, и более активно, чем партком и комитет ВЛКСМ фабрики. Райком предложил дирекции либо найти место для меня в общежитии при фабрике, либо кого-нибудь выселить, переселить в Пушкино, а меня поселить на это место. В ближайшие дни обещают так и сделать. Если я получу, наконец, общежитие от фабрики (в двух шагах от ф-ки!) Это будет великая победа!…

Ну пока. Всего хорошего.

До скорого свидания, Зина!

Ваш Вова.

Ты, мамаша, не волнуйся за меня. Всё будет хорошо.

Пишите по прежнему адресу: Москва, Мытная, ф-ка Гознак, мне. Цех 16.

Отпраздновал свое 22-летие. В честь такого случая не вышел на работу. Ребята за меня поработали. Вечером с Максом сходил в оперетту. Смотрел «Марицу». После спектакля зашли в кафе, выпили, закусили…

4/IV был в Цирке. Сегодня 11/IV иду на оперетту «Сильва».

27.04.1948

Здравствуйте, дорогие мама и Зина!

Сегодня получил твоё, мама, письмо и пользуюсь свободным временем на работе, чтобы ответить.

Во-первых, поздравляю с праздником! Интересно, как вы его провели? Я Первомай намереваюсь провести неплохо: утром пойду на демонстрацию, а вечером с друзьями буду на вечеринке.

О моих делах ничего хорошего сообщить не имею. Хотя в основном, всё идет по-старому, но всё же не в точности так.

С получением общежития от фабрики где-нибудь поблизости от работы ничего не вышло, хотя райком комсомола и оказывал мне активное содействие. После того, как зам. директора фабрики несколько раз беседовал по телефону с инструктором райкома относительно дела, меня касающегося, он пообещал, что в ближайшее время вселит меня в общежитие в Москве, на место, которое должно было освободиться ввиду выезда одного из жильцов. Это должно было свершиться не позднее 10-го апреля. Однако, после 10-го мне было сообщено, что сей жилец не выезжает и что мне может быть предоставлено общежитие только в Пушкино. «Так что,», – сказали мне, – иди хоть в райком, хоть в горком, ничего не выйдет». Но пока продолжалась эта волокита, я жил в Красково, куда было переведено общежитие института, и живу там по сей день. Местность не плохая. Сосновый лес, чистый воздух и пр. Хозяйка неплохая. Ребята хороши. Но… но мне там плохо. Это хорошо, что сейчас учебный год идёт к концу и я, действуя по принципу: «Лопни, но держи фасон», рассчитываю благодаря этому всё же закончить 1-ый курс на дневном отделении. Если бы переезд в Красково был произведён, скажем, до зимних каникул, я бы, пожалуй, не сумел бы окончить 1-ый курс. На самом деле: я в Красково уже почти месяц и за это время пропустил почти все лекции в институте. Бываю лишь на практических занятиях. Но может ли быть иначе? Чтобы успеть в институт к 9 часам утра нужно отъезжать электричкой в 7—19. Для этого надо выходить из дому в 7 часов, так как до станции надо идти около двух километров. Прямо из института я еду на работу. Мне полагается работать до 12 ночи. Но чаще я удираю в половине двенадцатого, чтобы успеть на электричку, отъезжающую в 0—17. Если я на неё опоздаю, то смогу уехать лишь в 0—57. Даже в том случае, когда я уезжаю из Москвы в 0—17, я попадаю домой не ранее половины второго. Т.о. ранее 2-х часов ночи мне никогда не приходится ложиться. Возможно ли после этого ежедневно вставать в половине седьмого, чтобы посещать занятия? Я не могу. Но если я посплю до половины девятого (тоже не так уж много), то я уже пропускаю одну лекцию и если явлюсь на остальные, т.е. к 11 часам, то явлюсь совершенно неподготовленным. Но ежедневно являться на занятия совершенно неподготовленным тоже невозможно. А мало-мальски готовиться можно только за счёт пропуска и др. лекций. Итак, я сейчас более половины занятий пропускаю. Конечно, это осложняет задачу – успешно сдать экзамены.

Разумеется, всё это мало веселит. Таковы дела.

Есть ещё одна мелкая, но всё же неприятность. Мой рабочий «костюм» порвался так, что носить его уже невозможно. Быть может, ты, мамаша, починила бы его, но тебя, к сожалению, здесь нет. Предстоит в срочном порядке шить новый костюм.

Недавно, узнав, что приехала Аня Жижина, зашёл к ней. Подумать только, приехала к маме в дом, где росла всю жизнь, и ей отказывают в прописке. Говорят, где муж, там и жена жить должна.