Читать книгу Правда истории или мифология? - Владимир Городинский - Страница 3

Я не историк, но, как любой нормальный человек, с юношеских лет питал неподдельный интерес к истории своей страны, особенно к событиям Великой Отечественной войны. И это не случайно! Сама общественно-политическая ситуация в стране в середине 60-х годов прошлого века способствовала этому. Появление на экранах новых художественных фильмов о войне, издание сотен книг, повествующих о героике и трагизме того времени, многочисленные встречи с участниками войны формировали у абсолютного большинства мальчишек моего поколения гордость за свою страну и искреннее желание после окончания школы обязательно отслужить в армии, а если повезёт, то и поступить в военное училище. Хотя бы этим каждый из нас стремился быть похожим на героических участников той войны. Так получилось, что из десяти моих одноклассников в 1967 году восемь ребят поступили в различные военные училища и впоследствии стали офицерами.

Очень большое воспитательное воздействие на моё поколение, естественно, оказывали наши родители, которые сами в полной мере хлебнули горечи и страданий на фронте и в тылу в годы военного лихолетья. Мой отец, Иван Владимирович, в 15 лет из-за болезни своей мамы оказался на территории, временно занятой фашистскими войсками. Кто-то из односельчан донёс немцам, что его старший брат Григорий перед войной был призван на службу в войска НКВД, где и остался на сверхсрочную. Поэтому, за три года оккупации, моему будущему отцу пришлось пережить немало: и голод, и холод, и допросы оккупантов и издевательства земляков-полицаев. После освобождения в начале 1944 года Правобережной Украины от фашистских захватчиков Ивана Городинского призвали в Красную армию. Всего лишь после двух недель обучения он оказался на передовой. Провоевав около трех месяцев, отец в одном из боев в районе Ново-Украинки Кировоградской области был тяжело ранен в ногу. Так в свои 18 лет он стал инвалидом 1-й группы.

Моей маме, Татьяне Лазаревне, накануне войны исполнилось двенадцать лет, но и ей за эти годы досталось. Вместе со своими родителями и земляками эвакуировала колхозное имущество, лошадей и крупный рогатый скот за Волгу, а после освобождения Украины от немецкой оккупации – возвращала их обратно. Участвовала в послевоенном восстановлении колхоза на своей малой Родине, за что и была в 1949 году награждена Орденом Ленина.

Отец моей жены, Садовенко Петр Фомич, в действующей армии – с первых дней войны. Боевое крещение получил в районе г. Львов. Немало хлебнул лишений, испытал боль утрат своих боевых товарищей в ходе летнего отступления 1941 года, а также в период выхода из окружения под г. Харьков в мае 1942 года. Войну закончил в Австрии. На фронте он познакомился со своей будущей женой, Марией Тихоновной, которая в 17 лет добровольцем ушла на фронт. За три года войны ей пришлось выносить раненых с поля боя, послужить медсестрой в санитарном поезде, а также начальником смены в полевой хлебопекарне дивизии.

Вспоминая свои юношеские годы, хочу заметить, что наши родители не очень-то любили вспоминать о войне. Но иногда, особенно после просмотра очередного художественного фильма о войне, в котором авторы очень легковесно подавали события того времени, они на наши вопросы о впечатлениях от увиденного на экране, отвечали, что на реальной войне всё было по-другому. А дальше начинались скупые рассказы о том, какой им запомнилась Великая Отечественная война. К сожалению, это было очень редко. Не исключено, что их правдивые рассказы о войне в то время были далеко не безопасными.

Уже на втором курсе Московского высшего командного Краснознаменного пограничного училища КГБ СССР, я, впервые прочитав мемуары Г.К.Жукова «Воспоминания и размышления», задумался над тем, что в свои 18 лет ещё очень мало знаю о той страшной войне. С этого момента, наверное, и начался процесс моего осмысленного «погружения» в историографию Великой Отечественной войны.

В 70—80-е годы прошлого столетия это происходило под мощным воздействием официальной советской версии о причинах развязывания и основных этапах этой войны. Однако в период так называемой перестройки у меня, как и у многих людей того времени, появились первые сомнения в правдивости не только официальной версии событий и фактов Великой Отечественной войны, но и всего советского периода в истории страны. Так, во время учёбы в Академии общественных наук при ЦК КПСС, я впервые подробно узнал об обстоятельствах гибели семьи последнего российского Императора Николая II, познакомился с секретными протоколами Молотово-Риббентропа. Немало и других открытий в тот период я сделал для себя. За прошедшие десятилетия, под воздействием новой, порой противоречивой, информации о Второй мировой войне, менялись и мои взгляды на те или иные события, подвергались ревизии, казалось бы, неоспоримые ранее факты и общепринятые догмы далекого прошлого.

Очередным этапом в переосмыслении моих взглядов на историю Великой Отечественной войны стал период службы на Северном Кавказе в должности заместителя командующего Кавказским особым пограничным округом. А началось это так. Как-то в 1997 году в округ прибыла делегация пограничной службы Финляндии во главе с тогдашним её руководителем. В состав делегации входили его помощник, переводчик и жена руководителя финских пограничников. По решению командующего округом мне было поручено ознакомить высоких гостей с достопримечательностями Ставропольского края и Карачаево-Черкесской Республики. В предпоследний день их пребывания на участке округа я преподнёс гостям наши пограничные сувениры, подготовленные к 75-летию округа, которое мы отметили накануне. Среди них была и книга, изданная, как принято, к очередному юбилею, под названием «75 лет на страже южных рубежей Отечества». Я не сразу обратил внимание на то, с каким интересом финские офицеры стали рассматривать и листать эту книгу. Но вот переводчик, открыв очередную страницу, начал переводить текст для остальных членов делегации. Через некоторое время среди них послышался смех, нередко переходящий в громкий хохот. Удивлённый столь необычной реакцией гостей на прочитанное, я позже поинтересовался у переводчика, что так их рассмешило в подаренной им книге. Он, немного смущаясь, сказал, что изложенная в книге наша версия участия Советского Союза в войне с Финляндией в 1939—1940 гг., мягко говоря, не соответствует действительности. Что не Финляндия, а СССР развязал ту войну.

За повседневными делами и заботами я как-то позабыл об этом случае, тем более, что расстались мы с гостями как искренние и давние друзья. Уже потом, более основательно познакомившись с историей так называемой «зимней войны» между СССР и Финляндией, я понял причину смеха финнов в тот раз. Они были искренне удивлены тем фактом, что в России по истечении многих десятилетий, минувших после завершения советско-финляндской войны (1939—1940 гг.) до сих пор считают, что тогда Финляндия напала на СССР, а не наоборот. Что мы по-прежнему героизируем всё, что связано с той войной, забывая то, что Лига наций квалифицировала действия СССР против Финляндии как неспровоцированную агрессию и исключила нашу страну из своего состава. Честно говоря, мне стало стыдно, потому что, как оказалось, живя в конце XX века, я, как и многие другие граждане России, по-прежнему руководствуюсь сталинскими оценками тех далёких событий.

В одном я был по-прежнему твердо убежден, что боевая деятельность пограничных войск НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны представляет собой образец мужества, героизма, высокого профессионализма и верности долгу перед Родиной. Поэтому, как и абсолютное большинство моих сослуживцев, я продолжал рассматривать этот героический период в истории пограничной службы России в качестве основного средства воспитания у подчиненных любви к своей Родине, гордости за принадлежность к элите Вооруженных Сил страны, готовности продолжать славные традиции воинов-пограничников.

Некоторые сомнения по этому поводу у меня возникли чуть позже. Нет! Не по поводу героического прошлого пограничных войск, а по поводу утверждения о том, что история страны вообще, а Вооруженных Сил и пограничных войск в частности, должна быть основой для воспитания патриотических чувств у граждан России, гордости за свое Отечество. Ведь у каждого народа есть как героические, так и трагические страницы его истории. Одними можно и нужно гордиться, другими нет. К примеру, как гражданам России можно гордиться массовым террором, развязанным сталинским руководством в отношении собственного народа в 30-е – 40-е годы XX века? Или какие патриотические чувства может вызвать практически полный разгром кадровой Красной армии в начальный период Великой Отечественной войны? Не может наполнять душу гордостью и тот факт, что наши Вооруженные Силы понесли в той войне значительно большие потери в личном составе, чем Германия и её союзники.

Подобные мысли привели меня к твердому убеждению в том, что если история – это научная сфера деятельности, а не средство манипулирования общественным сознанием, то она, прежде всего, должна быть строгим и бесстрастным учителем для нынешних и будущих поколений граждан нашей страны, особенно для людей в погонах. Потому что настоящая историческая наука оперирует только теми событиями и фактами, которые получили объективное отражение в архивных документах или беспристрастных свидетельствах очевидцев. Она не приемлет политической конъюнктуры и связанных с нею исторических мифов. Очень точно по этому поводу высказался выдающийся русский историк Н.М.Карамзин, заметив, что «история – не роман, не мирный сад, где все должно быть приятно: она изображает действительный мир». А если этого не происходит, то мы все время будем «наступать на одни и те же грабли». Будем повторять одни и те же ошибки, которые в годы Великой Отечественной войны в ряде случаев приводили к поражениям, а победы нередко достигались за счёт ничем не оправданных человеческих жертв.

Эти мои мысли вскоре нашли своё реальное подтверждение в ходе непосредственного участия в подготовке и осуществлении специальной пограничной операции «Аргун» на территории Чеченской Республики в 1999—2000 годах. До этого мне не приходилось участвовать в реальных боевых действиях, я не занимал командных и штабных должностей, поэтому был твёрдо уверен в том, что при подготовке и проведении этой уникальной в своем роде пограничной операции, её разработчики в Федеральной пограничной службе обязательно учтут богатейший опыт пограничных войск, накопленный как в годы Великой Отечественной войны, так и в ходе локальных вооружённых конфликтах. Однако действительность оказалась несколько иной.

Первые тревожные сомнения в этом появились у меня на этапе приема и доподготовки резервов, прибывающих из других региональных пограничных управлений для участия в этой операции. По долгу службы этой работой пришлось заниматься мне и моим подчиненным. Оказалось, что абсолютное большинство подразделений на местах были сформированы наспех, укомплектованы по принципу – только бы отправить в срок положенное количество личного состава, без учета требуемого числа военных специалистов и в ряде случаев не имеющих даже элементарных знаний и навыков в обращении с конкретным видом оружия. И, как следствие, при проверке этих резервов выяснялось, что вчерашний повар погранзаставы назначался снайпером, дизель-электрик был определен наводчиком АГС-17, которого он и в глаза не видел. Аналогичное положение складывалось и с прибывшими минометными подразделениями, которые по месту дислокации имели на вооружении 120-мм, а по новому штату вооружались 82-мм минометами. К сожалению, подобных примеров было предостаточно. На этом фоне заметно выделялась своим уровнем подготовки лишь ДШМГ из Воронежа, укомплектованная военнослужащими контрактной службы. Поэтому начальником СКРУ генерал-полковником Е.В.Болховитиным было принято решение об увеличении сроков доподготовки прибывших подразделений с 3 до 10 суток. По сути, на месте офицерами отделов боевой подготовки, воспитательной работы и инженерного отдела заново осуществлялась подготовка и боевое слаживание прибывших подразделений. Ещё за несколько месяцев до десантирования в Аргунское ущелье выяснилось, что на вооружении пограничных подразделений, которым предстояло там действовать, нет крупнокалиберных пулеметов, которые весьма эффективны при ведении боя в горах. Первые современные образцы крупнокалиберных пулеметов «Корд» с оптическим прицелом появились в наших подразделениях только по истечении нескольких недель с начала специальной пограничной операции «Аргун». Проведя, так сказать, внеплановую ревизию на складе арттехвооружения в г. Ставрополе, офицеры отдела боевой подготовки обнаружили двенадцать пулеметов ДШК 1939 года выпуска. Они, после ускоренной подготовки для них пулеметных расчетов, и были переданы в состав пограничных подразделений, которым предстояло первыми десантироваться на территории Итум-Калинского района Чеченской Республики. К слову сказать, ДШК здорово помогли нашим подразделениям на первом этапе этой операции.

Понимая, что после десантирования в Аргунское ущелье нашим подразделениям предстоит вести с боевиками не открытые общевойсковые бои, а в большей мере использовать тактику, так называемой, контрпартизанской войны, мы попытались найти в наших секретных и несекретных библиотеках хоть какие-нибудь материалы, обобщающие подобные действия пограничных и внутренних войск в прошлом. Но, к нашему изумлению, их там не оказалось. Не получили мы подобных материалов и из Федеральной пограничной службы России. Перелопатив весь Интернет, офицеры отдела боевой подготовки нашли всего лишь один добротный опыт организации контрпартизанских действий войск НКВД СССР на Северном Кавказе в 1944 году, который и был взят нами на вооружение. А ведь подобные действия войскам НКВД приходилось вести и в Прибалтике, и в западных районах Украины, и Белоруссии. Да и в Афганистане пограничники применяли подобную тактику. Но куда подевался этот, оплаченный кровью тысяч советских солдат и офицеров, опыт узнать так и не удалось.

В течение полутора месяцев, исполняя обязанности старшего оперативной группы «Аргун», я смог ещё не раз убедиться в том, что многие горькие уроки Великой Отечественной войны нами усвоены плохо.

Но значительно больше возможностей, для углубленного изучения литературы о Второй мировой войне, о боевой деятельности пограничников в годы Великой Отечественной войны у меня появилось, лишь когда стал начальником Голицынского пограничного института. Весьма плодотворной в этом плане оказалась моя работа над диссертацией на тему «Патриотическое сознание пограничников в условиях глобализации». В тот период мне всё ещё казалось, что пограничными историками довольно таки глубоко исследованы эти вопросы. Особенно я укрепился в этом мнении после прочтения фундаментальной работы Г.П.Сечкина «Советские пограничные войска в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. и возможные их действия в современных операциях», изданной в далёком 1976 году. Уйдя в 2010 году на заслуженный отдых, я решил более основательно заняться изучением проблемы участия пограничников в сражениях Великой Отечественной войны. На первом этапе в своей работе я использовал только широко доступные источники информации в виде книг, монографий, статей, а также безграничные возможности сети Интернет. Единственным, можно сказать, настоящим архивным документом, который я использовал в тот период, была копия «Журнала оперативной записи», который вели оперативные дежурные Главного управления пограничных войск НКВД СССР с 22 июня по 8 июля 1941 года.

Однако через некоторое время пришло осознание того, что без архивных документов мне не обойтись. В итоге несколько месяцев мною было посвящены работе с документами в фондах Российского государственного военного архива (РГВА). Как-то, узнав от директора Государственного историко-литературного музея-заповедника А.С.Пушкина «Захарово-Вязёмы» А.М.Рязанова, что у него хранятся подшивки центральных газет «Правда» и «Известия» за период с 1941 по 1945 годы, я с большим душевным трепетом несколько недель с карандашом в руках исследовал их пожелтевшие страницы. В этот же период мне удалось ознакомиться с материалами о служебно-боевой деятельности пограничных войск в годы войны, опубликованными в журнале «Пограничник» за 1941—1945 годы.

На каком-то этапе «погружения в тему» я обнаружил множество противоречивых фактов, нестыковок в работах историков при освещении некоторых событий, чрезмерную, порой надуманную героизацию всего того, что было связано с деятельностью пограничных войск в тот период. При этом явно прослеживалась линия на замалчивание многих негативных фактов в их деятельности как накануне, так и в годы войны. К тому же, многие события, описанные в работах ведомственных историков, не находили своего подтверждения в трудах ведущих российских учёных. О своих сомнениях по этому поводу в 2013 году я высказался на страницах газеты «Граница России» в статье «Стойко и мужественно выговаривать правду». К сожалению, в развернувшейся полемике вокруг названной статьи, мои оппоненты не стали утруждать себя поиском аргументированных ответов на поставленные в ней вопросы, а пошли по пути дискредитации автора любым способом. Более подробно об этом будет сказано в последней главе, озаглавленной «Заключение или необходимое послесловие к несостоявшейся дискуссии», этой книги.

Такова, вкратце, предыстория зарождения у меня мысли написать об этом периоде в истории пограничной службы новую книгу. На работу над ней ушло три года. Что из этого получилось – судить вам, уважаемые читатели.

Не претендуя на истину в последней инстанции, выражаю надежду, что мои скромные изыскания позволят будущим исследователям более объективно и глубоко в своих трудах отразить служебно-боевую деятельность пограничных войск накануне и в годы Великой Отечественной войны. Буду признателен за пожелания и замечания читателей, за предоставление дополнительных сведений и документальных материалов по всем проблемам, поднятым в книге.