Читать книгу В долине смертной тени (Эпидемия) - Владимир Гурвич - Страница 2

1.

«Эпидемия все сильней захватывает Россию. За последние сутки только в Москве заболели еще 1583 человека, а по всей стране – 3345. Таким образом, на сегодняшнее утро всего заболевших кингвирусов составляет более 25 тысяч россиян. Эксперты предсказываю, что пик эпидемии далеко не пройден, более того, она в самом начале. И количество инфицированных будет стремительно возрастать. И через неделю их число может увеличиться в три, а то и в четыре раза. Уже сейчас наблюдается нехватка больничных коек, а так же необходимого оборудования и медикаментов. В связи с прогнозируемым ростом больных этот дефицит может принять обвальный характер. Многие высказывают опасение, что…»

Михаил Ратманов раздраженно выключил телевизор. Слушать дальше подобные новости не было ни малейшего желания. И без того каждый день все это говорится на бесконечных совещаниях. С начала эпидемии их число возросло многократно. А вот эффекта от них, если честно говорить, почти никакого. Но, как известно, нет худа без добра, теперь какое-то время он не будет участвовать во всей этой административной суматохе. В аппарате президента сразу несколько сотрудников заболели этим проклятым кингвирусом. И всех, кто с ними контактировали, отправляют на карантин. Включая его.

Правда, тест показал, что его, слова богу, миновала эта зараза. Но решение отменять не стали. К тому же понятно, если не заразился сейчас, можно заразиться в любой момент; вирус, как враг в засаде, поджидает новых своих жертв. И никакая дезинфекция не дает стопроцентной гарантии. Вот и решили отправить часть сотрудников от греха подальше на каникулы. Разумеется, все будут трудиться удаленно, но вот польза от такого формата не столь уж и большая. Их работа требует постоянного присутствия в офисе, по сути дела, она более чем наполовину состоит из контактов с людьми. Без них теряется ее эффект. А сейчас как раз такое время, когда требуется максимальная мобилизация усилий. К тому же есть ряд проектов…

Но об этом Ратманов пока по возможности решил не думать, сейчас у него другие заботы. Вот кончится весь этот ужас, тогда он займется и теми делами. Очень хочется надеяться, что это случится совсем скоро.

Михаил Ратманов выключил компьютер. Пора отправляться домой. Он с грустью оглядел свой кабинет – когда он теперь в него вернется? Чего скрывать, он очень его любит. И много сил потратил на то, чтобы сделать свою рабочую резиденцию красивой и уютной. Но сейчас придется со всей этой красотой временно расстаться.

Он встал и направился к выходу. Нужно было зайти к своему начальнику, получить руководящие указания и проститься. И затем уже ехать домой.

Внезапно к Ратманову пришла одна мысль. Она была весьма неожиданная и потому в первое мгновение появления, он даже ее отбросил. Но она тут же вернулась снова.

Мысль же была такая: а не пригласить ли на эти дни в его загородный дом отца? В последнее время они видятся не часто. Да и отношения между ними, чего греха таить, как-то остыли. После смерти матери минуло уже немало лет. Когда это произошло это несчастье, они почти перестали общаться. Даже не совсем ясно, по какой причине. По крайней мере, он, Михаил Ратманов, это не знает. Пора бы возобновить прежние контакты. Да и папе будет безопасней находиться у него в красивом, уединенном дачном поселке, чем в квартире в центре города. Именно там чаще всего этот кингвирус находит своих жертв. Кто бы мог подумать еще совсем недавно, что из-за этих микроскопических тварей в мире так много всего изменится.

Ратманов вернулся за стол, удобно расположился в кресле и стал звонить отцу.

– Папа, это я, как ты поживаешь?

– Михаил? – даже слегка удивился Герман Владимирович. – Давно не звонил.

– Ты прав, все время очень много дел.

– Как ты помнишь, в свое время дел у меня было не меньше. Но время на звонки родителям я находил. – В голосе Германа Владимировича зазвучали знакомые с детства иронические интонации.

– Папа, сейчас не время это не выяснять. Видишь, что творится.

– Тут ты прав, ситуация ужасная.

– Я вот по какому поводу звоню, меня отправляют на карантин.

– Ты болен? – забеспокоился отец.

– К счастью нет, тест отрицательный. Но есть опасность заразиться, несколько наших сотрудников подхватили заразу. Поэтому и отправляют всех на каникулы. Вот я и подумал: почему бы и тебе не провести в моем доме некоторое время. В нем гораздо безопасней, чем в твоей квартире.

На некоторое время в трубке воцарилась тишина, Герман Владимирович обдумывал предложение сына.

– Я согласен, Миша, – решил он.

– В таком случае приезжай сегодня. Послать за тобой машину?

– Доберусь на такси.

– Тогда мы с Софьей будем тебя ждать.

Они разъединились. Ратманов почувствовал что-то вроде облечения, он опасался, что отец откажется. С его характером этому не стоило бы удивляться. Скорей следует удивляться тому, что он согласился, даже еще так легко и быстро. Значит, и он расценивает положение, как крайне тревожное. А он всегда умел трезво это делать. Все же большой опыт работы на высоких должностях. Ладно, теперь пора заглянуть к руководству и мчаться на всех парах домой.

2.

Ответный звонок отца застал Михаила Ратманова в машине. Он покосился на шофера, так как не любил разговаривать на личные темы при посторонних, особенно в присутствии обслуживающего персонала. Но выбора не было, не сбрасывать же вызов, это будет выглядеть не слишком вежливо.

– Да, папа, слушаю тебя.

– Я тут подумал на досуге, и ко мне пришла гениальная идея. Слышишь меня?

– Да, слышу. Что за гениальная идея?

– А почему бы раз такая чрезвычайная ситуация не собраться нам всей семьей. Тем более, мы лет двадцать уж точно не собирались вместе.

Ратманов невольно подумал, что скорей не двадцать, а даже больше. Но он вовсе не намерен превращать свой дом в приют для людей, которые ему не симпатичны. Даже, если они его близкие родственники. Вечно у отца возникают не гениальные, а дурацкие идеи. За последние годы он как-то позабыл об этом.

– Как ты себе это представляешь? – без всякого энтузиазма поинтересовался он.

– Элементарно, соберемся все вместе: ты со своей семьей, Алексей – со своей, плюс Святослав.

У Ратманова даже екнуло что-то внутри. Когда он предложил отцу укрыться от эпидемии в своем доме, то у него и мысли не было приглашать братьев да еще со своими домочадцами.

– А разве Святослав в Москве? – спросил он.

– Представляешь, да. Приехал несколько дней назад. А тут такое. Он мне вчера звонил. Он просто в панике.

– Ясно, – пробормотал Ратманов. – Странно, что он вернулся именно сейчас.

– Во Франции такой же ужас, как и нас, – пояснил Герман Владимирович. – И в Штатах ничуть не лучше. Он думал, тут как-то спокойней. А здесь еще хуже. Вот он и не знает, как поступить. Сидит в гостиничном номере и даже боится спуститься в ресторан.

– Надеюсь, он не голодает?

– Говорит, еду доставляют в номер.

– Хорошо, Святослава можно пригласить. Но ты же понимаешь, Алексей ни за что ко мне не приедет.

Несколько секунд в телефоне стояла тишина.

– Предоставь это мне. Если он согласится, ты примешь его?

«Очень надеюсь, что не согласится» – мысленно произнес Ратманов.

– Я жду ответа, – напомнил отец.

– Нет, – произнес Ратманов.

– Тогда я тоже не приеду, – твердо проговорил Герман Владимирович. – Либо мы соберемся все вместе, либо прячься в своем доме один.

«Мерзкий старикашка», – мысленно обозвал Ратманов отца. – Всегда хочет, чтобы все происходило только бы по его желанию».

– Ладно, если Алексей согласится, пусть приезжает, – крайне неохотно сказал Михаил Ратманов.

Он уже окончательно пожалел, что затеял этот семейный сбор. Хотел немного наладить отношения с отцом, а теперь придется терпеть еще и братьев со своими семьями. Это даже в чем-то хуже эпидемии. Еще Святослав, куда ни шло, но Алексей… Ну и семейка все же у них, даже не понятно, как такая могла возникнуть. С другой стороны, если вспомнить жизнь отца, то вряд ли стоит сильно удивляться.

Михаил Ратманов тяжело вздохнул. Кажется, ненароком он сам придумал себе нелегкое испытание. Правильно говорит его начальник, правда, только когда сильно выпьет: не хочешь больших неприятностей, не делай людям добра. Вот он неожиданно для себя захотел помочь отцу пережить трудные времена в безопасности – и получил то, что получил. И ведь теперь не отвертеться, иначе испортишь с ним отношения раз и навсегда. А он все же не последний человек в этой стране, хотя давно на пенсии. Но связи, в том числе в прессе остались большие. А в этом случае всегда следует быть осторожным.

Ратманов так глубоко погрузился в свои мысли, что перестал замечать, где они едут.

– Михаил Германович, приехали, – услышал он голос своего водителя.

Ратманов посмотрел в окно, машина стояла возле его подъезда.

– Спасибо, Гена, подожди некоторое время здесь. Поедем в загородный дом.

3.

Еще вчера он предупредил своих домочадцев, что на следующий день они все вместе отправляются в загородный дом. А потому был уверен, что все уже готовы к переезду. Но едва Ратманов перешагнул через порог своей квартире, то понял, что никто и не думал готовиться. Ни одного чемодана не стояло в прихожей.

Он тут же зашел к жене. Софья Георгиевна сидела на диване и задумчиво смотрела перед собой. Перед ней стоял чемодан, но он был только заполнен наполовину.

– Софушка, что такое? Почему не готова? – спросил он, садясь рядом с ней и обнимая за плечи.

– Миша, я хотела об этом с тобой поговорить. Мне очень неудобно. Вся наша больница переходит на чрезвычайный режим, а я ухожу в отпуск.

– Я прекрасно понимаю твои чувства. Но ты же видишь, какая ситуация вокруг. И я договорился с твоим главным врачом, он тебя отпускает.

– Еще бы, кто тебе может отказать.

Ратманов вздохнул.

– Ты не менее, больше чем в больнице, ты будешь нужна в нашем доме. Я тебе еще не говорил, собирается вся наша семья.

Софья вопросительно взглянула на мужа.

– Не понимаю.

– Я пригласил к нам отца. А он неожиданно потребовал, чтобы я приютил и своих братьев. Святослав буквально на днях прилетел из Франции, ну а Алексей, понятно, тут. Разумеется, с их семьями или с кем-то там еще, кто у них есть.

– Святослав – это хорошо, но как ты будешь уживаться с Алексеем? – задумчиво произнесла София.

– Думаешь, я знаю, – раздраженно буркнул Ратманов. – Но это категорическое требование отца. Иначе он не соглашается приехать ко мне. Как видишь, народа собирается немало, так что твои услуги, как медика, будут востребованы.

– Не дай бог. И все же не могу избавиться от чувства неловкости, как будто я совершаю некрасивый поступок, что-то вроде бегства от врага на поле боя.

– Глупости! Мы спасаем свою жизнь в этих ужасных условиях. Дети собрались?

– Боюсь, что нет.

– Черт! Надо ехать, нас ждет шофер. Пойду разбираться.

Он постучался и вошел в комнату Ренаты. Она лежала на кровати в наушниках. Ратманов подошел к ней и невольно залюбовался дочерью. Довольно высокая с красивой фигурой и почти с идеально правильными чертами лица – она была, если не красавицей, то очень миловидной. Он давно тайно подыскивал кандидатов в возможные ее мужья. Такой дорогой товар и продать надо с максимальной выгодой. И, кажется, он нашел нужного молодого человека. Даже разговаривал с его родителями. Ему непременно надо как можно скорей поговорить с Ренатой на эту тему. Но, разумеется, не сейчас, а когда кончится весь этот ужас.

Он присел на диван рядом с дочерью и вынул наушники из ее ушей.

– Рената, почему ты не собралась? – мягко поинтересовался Ратманов. – Нам пора ехать.

– Я не поеду, папа, у меня тусовка.

– Какая тусовка, ты с ума сошла! – воскликнул он. – Каждый день заражаются сотни, нет уже тысячи людей, умирают десятки, а ты тусовка. Я тебя все равно никуда не пущу. Давай собирайся, даю тебе ровно час.

– Я же сказала: не могу, меня будут сегодня вечером ждать.

– Тебе жить надоело? Умоляю, будь благоразумной. Я понимаю, ты всего несколько дней, как вернулась из Англии. И еще плохо понимаешь наши нынешние реалии. Поверь, сейчас важно только одно – спастись. Все остальное оставь на потом.

Рената резко сменила позу, сев на диван.

– И что я там стану, по-твоему, делать?

– Я уже сказал – спасаться. К тому же будешь там не одна, туда приедут дедушка и оба моих братьев со своими близкими.

Рената вдруг резко повернула голову к отцу.

– И что, там будет Ростик?

– Точно не знаю, но раз будет его отец, то скорей всего будет и сын.

Такой поворот разговора не понравился Ратманову. К своему двоюрному брату – Ростиславу Рената с детства питала непонятное пристрастие. Это было тем более непостижимо, что за всю жизнь они встречались совсем не часто. И если память его не подводит, то последняя встреча была больше года назад, когда их семья отмечала двадцатилетие Ренаты. Он, Ратманов, не собирался приглашать ни брата, ни его чадо. Но дочь в ультимативной форме потребовала это сделать. Алексей благоразумно не пришел, а вот его сынок явился. И они с Ренатой много времени провели вместе, о чем-то все время шептались, танцевали. Что их связывает, Ратманов понять не мог, а спрашивать ее хотел.

– Уговорил, папочка, я еду, – чмокнула Рената отца.

– Тогда собирайся в темпе, – поднялся Ратманов. Он был доволен, что быстро сумел уговорить дочь, хотя причина ее согласия его совсем не радовала.

Следующим пунктом его маршрута стала комната Виталия. В квартире родителей он доживал последний месяц, вот-вот должны были сдать дом, в котором купил себе пристанище в виде огромных двухкомнатных хором. Точнее, большую часть денег на это дал ему он, Михаил Ратманов. Сын, несмотря на свою огромную зарплату, так ее успешно транжирил, что ему не хватило бы средств даже на покупку комнаты в коммуналке.

Виталий стоял у окна и смотрел на улицу. Когда отец вошел, он повернулся к нему.

– Ты по поводу отъезда? Я готов.

Ратманов даже слегка опешил, он готовился к тому, что в некотором роде повторится сцена в комнате дочери.

– Готов? Молодец. А где твой чемодан?

– Вон там стоит, – показал Виталий на угол комнаты.

Там действительно стоял огромный чемодан. Это Ратманова не удивило, в своем кругу сын имел славу едва ли не первого модника. Если бы он столько же времени и внимания уделял работе, а не одежде, цены бы ему не было, невольно подумал Михаил Ратманов. Впрочем, в данный момент это не имеет никакого значения.

– Вот и прекрасно. Примерно через час выезжаем. Кстати, с нами будет жить твой дед, а так же Святослав и Алексей. Наверное, с женами и детьми. Так что не удивляйся.

Но Ратманов видел, что это сообщение пролетело мимо сознания сына.

– Как ты думаешь, это все надолго? Что там у вас говорят? – В вопросе сына слышалась не свойственная ему интонация тревоги.

– Никто точно не знает, прогнозы самые разные, но преимущественно плохие.

– Это ужасно, папа! – воскликнул Виталий.

Ратманов с удивлением взглянул на него и понял, что сын охвачен сильным почти паническим страхом.

– Ты боишься?

– Да, – кивнул Виталий головой. – Каждый день умирает столько людей. Я тоже не переживу эту эпидемию! – В голосе сына уже зазвучала истерика.

– Ерунда, мы все переживем. Для того и едим в наш загородный дом. Закроемся – и никого не будем пускать.

– Думаешь, это поможет? – Теперь в голосе сына прозвучала слабая надежда.

– Конечно, изоляция всех спасает. А там, глядишь, и вакцину изобретут. Скажу тебе по секрету, одна из наших лабораторий близка к ее изготовлению. Но об этом никому.

Это было не совсем так, им действительно вчера сообщили, что одна лаборатория серьезно продвинулась в этом направлении. Но до создания вакцины должно пройти еще как минимум, несколько месяцев. А то и больше.

– И вакцина у нас появится?

– Разумеется, ее тут же направят в больницы.

– Я не об этом, к нам в дом ее привезут?

– Попрошу и привезут, – заверил Ратманов. – Я специально распоряжусь, чтобы, как только ее испытают, вакцину сразу бы доставили нам. И мы все вакционируемся.

– Очень тебя прошу, проследи за этим. Я хочу быть первым.

– Не беспокойся, мы будем вакцинированы одни из первых в стране. А пока через час выезжаем.

Ратманов с некоторым облегчением покинул комнату сына. Никогда еще он не видел его таким. Виталий был типичным представителем золотой молодежи, смысл жизни которого заключался только в одном – в получение бесконечных удовольствий и развлечений. Никогда таким перепуганным сына он не видел. Он-то, Михаил Ратманов, почему-то думал, что Виталий со свойственной ему иронией воспримет и этот вынужденный переезд, и всю ситуацию в целом. Хотя с другой стороны, возможно, он прав, они все недостаточно серьезно относятся к тому, что творится вокруг.

4.

Они еще спали, когда раздался телефонный звонок. Святослав голым соскочил с кровати и бросился к лежащему на журнальном столике телефону. Соланж же в ответ на раздавшуюся трель что-то раздраженно пробормотала с полусонья.

Звонил отец. Его предложение было неожиданным и поначалу вызвало у Станислава несогласие – запираться в доме брата вместе с его домочадцами желания не было. Но он всегда быстро умел принимать решения и когда обстоятельства требовали – их кардинально менять. Поэтому через минуту уже согласился. В самом деле, при нынешних ужасных обстоятельствах это можно считать едва ли не оптимальным вариантом, едва ли не единственной гарантией спасения.

Святослав бросил телефон на стол и снова лег в кровать. Поцеловал Соланж. Так как она не отреагировала на его нежность, стал щекотать, зная, как сильно она боится щекотки.

Молодая женщина открыла глаза и резко оттолкнула Святослава.

– Что ты делаешь? – возмущенно закричала она на своем родном французском языке, хотя чаще всего они говорили с ней по-английски. Святослав знал его лучше.

– Надо вставать, важные новости.

– Что за новости? – удивилась Соланж уже по-английски.

– Только что звонил мой отец. Он предлагает нам сегодня отправиться пожить у моего старшего брата.

– Тот, который большой чиновник, – скривила губы Соланж – Терпеть не могу чиновников. Во Франции их мало кто любит.

– Я тоже не люблю. Но ситуация ухудшается с каждым днем. Оставаться в отеле небезопасно. А там мы будем в изоляции.

– То есть, на карантине, – уточнила Соланж. – Мы сбежали из Лос-Анжелеса, чтобы не оказаться в таком положении, а ты предлагаешь запереться здесь.

– Ты права, но другого выхода нет. Мы прилетели сюда, потому что еще недавно тут почти не было зараженных вирусом. А теперь их число каждый день резко увеличивается. Мой отец прав, медлить нельзя.

– И что мы там будем делать?

Святослав пожал плечами.

– Понятие не имею. Общаться с моими родственниками. Увидишь русских людей в разрезе.

– Это как? – не поняла Соланж.

– Не только какие они внешне, но и какие изнутри. Ты же этого хотела, сама говорила, что тебя очень интересует русский народ.

– А тебя мне недостаточно для изучения?

– Я нетипичный в этом плане человек.

– А твой брат и его близкие типичные?

Святослав задумался. Он поймал себя на том, что у него нет точного ответа на этот вроде бы не сложный вопрос.

– А знаешь, Соланж, мне самому любопытно это узнать. Я давно постоянно не живу в России и отчасти потерял с ней связь. Мне полезно хотя бы частично ее восстановить. И раз уж мы попали тут в ловушку, почему бы не воспользоваться ситуацией. Все равно мы не сможем гулять по городу, посещать театры и рестораны. Если, конечно, не хотим подхватить эту заразу.

– Значит, придется ехать, – упавшим голосом проговорила Соланж. – А как же переговоры по поводу твоего нового проекта?

– Сейчас не до переговоров, сейчас главное уцелеть. Переживем эту напасть, тогда и посмотрим, что к чему.

Соланж несколько секунд сидела молча.

– Ладно, иду укладывать чемодан. Через сколько выезжаем?

– Сначала позавтракаем в отеле, закажем такси и поедем. Не забудь одеть маску.

– Тогда таксист не увидит моей красоты, – улыбнулась молодая женщина. – Иду приводить себя в порядок.

5.

Звонок отца застал Азарова на работе. Он взял трубку и удивился – тот давненько ему не звонил. В последнее время они вообще общались очень редко.

– Как ты поживаешь? – спросил Герман Владимирович.

– Спасибо, папа, очень не просто. Наверное, ты слышал, как нас прессуют, называют предателями.

– А что ты хотел, сам выбрал свой путь. Я внимательно слежу за всем, что ты делаешь, я считаю, что это полезная работа.

– В этом вопросе наши мнения сходятся, – насмешливо произнес Азаров.

– Понимаю, твою насмешку. Но я звоню по другому поводу. У тебя все здоровы?

– Слава богу, все.

– Это очень хорошо. Хочу предложить тебе возможность обезопасить свою семью.

– Улететь на Марс?

Герман Владимирович рассмеялся.

– Почти. Пережить эпидемию в доме Михаила.

От изумления Азаров на несколько мгновений даже потерял дар речи.

– Это такой способ поиздеваться надо мной? – спросил он.

– Леша, послушай, все крайне серьезно. Так серьезно при нашей жизни еще никогда не было. В его доме соберется вся наша семья, даже Святослав.

– Он приехал?

– Да. Думал, что здесь безопасней, чем в своей Америке. Но теперь здесь почти так же. Он тоже не любит Михаила, но согласился.

– У меня к Михаилу совсем другое отношение, чем у Святослава.

– Прекрасно понимаю. Но сейчас тот момент, когда главное – это уцелеть. Все остальное второстепенно, все это можно оставить на потом. Подумай о жене и детях.

– Юлия с дочерью застряла в Италии, не может оттуда улететь, – пояснил Азаров.

– Какой ужас! Там же самый большой очаг. Они здоровы?

– Говорят, да. Я каждый день разговариваю с ней на скайпу.

– Тем более, тебе надо находиться в безопасности. Так ей будет спокойней.

– Папа, спасибо за заботу, но я найду способ как себя обезопасить. К братцу я не поеду.

– Как хочешь. Между прочим, я очень хотел тебя видеть, провести вместе некоторое время. Кто знает, как все дальше сложится…

– Как только все это кончится, обещаю, что приеду к тебе.

Закончив разговор, Азаров посмотрел на своего заместителя Александра Ломако.

– Представляешь, отец предлагает мне укрыться от эпидемии в доме моего брата Михаила. Представляю, в этом случае, что начнется в сервильной прессе, когда об этом станет известно.

– В том самом доме? – спросил Ломако. У него вдруг загорелись глаза.

Азаров это заметил.

– Саша, говори, какая светлая мысль тебя посетила?

– Мы давно хотели подобраться к имуществу твоего братца. Но никак не получалось. Он хорошо замаскировался, переписал его на близких родственников. А тут тебе предлагают поехать прямо в логово врага. Таким шансом нельзя пренебрегать.

Азаров задумался. В словах Ломако был свой резон, это, в самом деле, уникальная возможность, которая вряд ли когда-либо еще представится. Михаила давно пора вывести на чистую воду, на нем печати негде ставить – таких коррупционеров еще поискать надо. Конечно, по отношению к брату это не совсем красиво, но он сам виноват – уж слишком много ворует.

– А знаешь, Саша, возможно, ты прав. Пожалуй, стоит его навестить. Ты сумеешь направить к дому дроны?

– Всегда получалось, а почему сейчас не получится, можешь сказать?

– Прости, ляпнул, не подумав. Решено, еду.

Азаров набрал отца.

– Папа, я передумал, ты абсолютно прав, это решение самое оптимальное.

– Молодец, иногда нужно забывать прошлое ради будущего. К сожалению, мало, кто на это способен.

В том числе и ты, мысленно произнес Азаров.

– Ты прав, – вслух же согласился он. – Надо сделать попытку.

– Когда тебя ждать?

– Закончу дела, соберусь и вместе с Ростиком поедим. Его тоже надо еще уговорить. А это, скажу я тебе, не просто.

– Представляю. Знаю своего внука.

Они снова разъединились.

– Ты слышал разговор, еду, – сказал Азаров Ломако. – Начинаем операцию: «троянский конь», – улыбнулся он. – Будем на связи.

– Впервые ты отправляешься прямо в логово врага, – заметил Ломако.

– Да. А теперь пойду, попрощаюсь с сотрудниками. Распускаем всех на карантин. И пока лучше никому не говорить о нашем проекте.

– Согласен, – кивнул головой Ломако. – До встречи. Вот только когда она будет?

– Этого никто сейчас не знает. – Азаров задумался. – Знаешь, мой отец все же прав, главное сейчас для нас всех – это уцелеть. Представляешь, мы умрем, а все эти подонки выживут. Как будет нам обидно.

6.

Выезд из Москвы был плотно забит машинами. Судя по всему, не только Ратмановы, но и многие другие жители столицы решили покинуть ставшим опасным город и переместиться в более безопасные дачные и коттеджные поселки. Виталий нервно ерзал за заднем сиденье, то и дело, задевая сидящих рядом мать и сестру.

– Можешь сидеть спокойно, – раздраженно попросила Рената, когда брат в очередной раз задел ее.

– В самом деле, Виталий, что ты так волнуешься, – вступила в разговор Софья Георгиевна. – Нам сейчас ничего не угрожает, машина продезинфицирована. Геннадий тебе это подтвердит.

– Перед выездом мы обработали машину специальным раствором, – подтвердил шофер. – У нас в гараже это обязательная процедура. Без нее автомобиль не выпускают.

– Но могут остаться необработанные участки, – возразил Виталий.

– Ты чересчур впечатлителен, – положила София Георгиевна ладонь на руку сына. – Все будет хорошо, я об этом позабочусь.

Виталий признательно посмотрел на мать.

– Эдика вчера положили в больницу с тем самым диагнозом, – сообщил он.

– Ты не говорил об этом, – встревожилась Софья. – У вас были контакты?

– Как началась эпидемия – нет. Только по телефону и Интернету.

– Ну, пока по телефону и Интернету зараза к счастью не передается, – с переднего сиденья подал голос Михаил Ратманов. – Но все равно, чем раньше мы приедем к себе, тем будем спокойней. Говорят, этот вирус может долго жить на разных поверхностях. Это правда, Софья?

– Правда, – подтвердила она.

– Знаешь, что меня беспокоит, – повернулся к жене Ратманов, – к нам же приедут и отец и братья. А вдруг кто-то уже инфицирован. И тогда мы все заразимся. Когда я давал согласие на их появление, я даже не подумал об этом.

– Давайте позвоним им и отменим приглашение, – встревоженно проговорил Виталий.

– Это неудобно, – возразила Софья Георгиевна. – Что они о нас подумают.

– Какая разница, мама! – воскликнул Виталий. – Пусть думают, что хотят.

– В самом деле, мы слишком рискуем, – присоединился к сыну отец.

– Не беспокойтесь, мы их проверим на наличие кингвируса, – сказала София Георгиевна.

– Каким же образом? – поинтересовался Ратманов.

– Перед тем, как уйти в отпуск, в больницу завезли партию самых современных израильских тестов. Они определяют наличие вирусов буквально за несколько минут. Главврач позволил мне взять небольшое их число. Мы проверим наших гостей.

– А тесты надежные? – снова подал голос Виталий.

– Считается, что надежней этих тестов пока в мире не придуманы.

– И все же, сколько мы будем стоять в этих проклятых пробках! – в очередной раз нетерпеливо воскликнул Виталий.

Словно в ответ на его восклицание, машина, наконец, сползла с главного шоссе и покатила по боковой дороге. Трафик на ней был намного менее плотным, и автомобиль стал быстро набирать ход.

Ехать было совсем недалеко, не более десяти километров. И вскоре машина вкатилась в небольшой поселок, примыкающий к дачному кооперативу. Народу на улице почти не было, хотя еще совсем недавно тут было достаточно оживленно. По пустынной дороге автомобиль помчался с максимально разрешенной скоростью.

– Геннадий, прошу вас, остановитесь! – внезапно воскликнула Софья Георгиевна.

– Что такое? – недовольно произнес ее муж.

– Мы проехали церковь, хочу буквально на несколько минут заглянуть в нее.

Просьба жены Ратманову не понравилась, но и возражать он не стал. Когда они поженились, то ни о каком Боге не думали, а если встречалась по дороге церковь, то просто обходили ее стороной. Но буквально год назад с женой случился странный и непонятный перелом, в ней вдруг пробудилась религиозность. Чем была она вызвана, Ратманов не понимал, а расспросы результата не дали; она не желала ничего объяснять, отделывалась малозначительными фразами. И он отстал от нее; хочет посещать храмы, пусть посещает, ему до этого по большому счету дела нет. И одна из таких церквей, в которой жена стала частенько бывать, как раз располагалась в этом поселке. Машина остановилась, Софья Георгиевна вышла и быстро направилась к храму.

Пробыла она в ней не несколько минут, а не меньше получаса. Ратманов стал испытывать нетерпение, переходящее в раздражение. Что она там делает? Он уже собрался сам пойти за ней в храм, как из него вышла жена. Но ни одна, а вместе с местным священником. Он шел медленной походкой, а вся его согбенная фигура изображала вселенскую скорбь. По крайней мере, такое впечатление сложилось у Михаила Ратманова.

Они подошли к машине, Софья отворила дверцу.

– Отец Варлам поедет с нами, – сообщила она.

Ратманов едва не подскочил от неожиданности.

– Куда он поедет с нами? – ничего не понимая, спросил он.

– Поживет у нас в доме. У него большое несчастье, три дня назад от вируса умерла жена.

Все пассажиры машины изумленно уставились на Софью.

– Но он же заразный! – вдруг завизжал Виталий. – Надо бежать из машины.

– Софья, ты думаешь, что делаешь? Мы же все перезаразимся, – поддержал отец сына.

– Не волнуйтесь, бежать, Виталий, никуда не надо. Я только что сделала отцу Варламу тест. У него нет вируса. Садитесь, батюшка, на заднее сиденье.

Отец Варлам сел, куда ему указала, Софья Георгиевна, вслед за ним это сделала и она. На заднем сиденье пришлось всем еще больше потесниться.

– Теперь можем ехать, – сказала Софья Георгиевна.

Геннадий вопросительно взглянул на Ратманова. Тот явно не знал, как поступить.

– Да, езжайте, – не скрывая недовольства, приказал он шоферу.

Машина тронулась и помчалась в сторону дачного кооператива.

7.

– Какой огромный и какой красивый город. Святослав, я не ожидала, что он такой. Я была уверенна, что Москва очень невзрачная. А она лучше Парижа. А я все же в нем долго жила. К тому же я француженка и очень люблю нашу столицу. Представляешь, как тяжело мне в этом признаться.

Святослав покосился на Соланж. Ее лицо отражало истинное восхищение. Он вдруг почувствовал гордость за Москву. Это было неожиданное чувство, он давно считал себя космополитом, гражданином мира, для которого, что Россия, что Америка, что Франция, что Кения, где он однажды отдыхал, были абсолютно одинаковы; к этим странам он испытывал сходное отношение.

– Да, Москва – город уникальный, таких больше нет, – произнес Станислав. – Жаль, что из-за эпидемии мне не удалось тебе его по-настоящему показать.

– Но ты же покажешь, когда она кончится? – с надеждой покосилась на него Соланж.

– Но мы собирались сразу уехать.

– А кто нам мешает остаться на несколько дней.

– Посмотрим, – внешне бесстрастно пожал плечами Станислав. Но ему была приятна эта ее просьба.

– Странно, я до сих пор не воспринимала тебя русским, – задумчиво произнесла Соланж.

– Интересно, кем же ты воспринимала меня?

– Даже точно не знаю. Может, американцем, может французом. Даже иногда немцем.

– Почему немцем? – удивился он. – Кроме нескольких слов не знаю немецкий.

– Когда мы были с тобой в Германии, ты был совсем, как немец.

– Вот не предполагал. Наоборот, там я чувствовал себя немного чужим.

– Внешне это было незаметно.

Святослав ненамного задумался.

– А в России ты ощущаешь меня русским?

– Сначала не ощущала, а теперь ощущаю.

– И в чем это проявляется?

Соланж бросила на него пристальный взгляд и тоже задумалась.

– Я не знаю.

– Не знаешь? – почему-то удивился он.

– Просто я стала это чувствовать, а почему – не понимаю. Хотя постой, я вижу, что тебя здесь все родное.

– Когда я уехал из России, – мне тогда было всего двадцать пять лет, я твердо решил, что отныне не буду ни русским, ни американцем, ни кем-то еще иным, а просто буду человеком мира. Это гораздо важнее национальности.

– И у тебя получилось?

– Думал, что да. Но сейчас ты говоришь, что видишь во мне русского.

– Да, вижу, – подтвердила Соланж.

– Получается, что я не справился с поставленной задачей.

Соланж, как это нередко делала, забавно сморщила нос.

– А это плохо быть русским? – поинтересовалась она. – Вот я француженка и вроде это очень хорошо. Когда люди об этом узнают, у них появляется ко мне повышенный интерес. И я иногда этим даже пользуюсь.

– Я вовсе не стыжусь, что я русский. Просто не желаю внутри чувствовать себя таковым. Национальность – это один из самых сильных видов самоограничения и самообмана.

– Никогда так не думала о себе. Я люблю Францию и мне приятно быть француженкой. Но это мне совсем не мешает сниматься в Голливуде. И я с удовольствием снимусь в русском фильме, если ты успешно проведешь переговоры.

– Быть русским – это немного другое, – сказал Святослав.

– Да? – удивилась француженка. – Объясни.

Святослав вздохнул. Ему не нравился этот разговор, но он не знал, как из него ловко выйти.

– Русские – это особая нация.

– И в чем же?

– Русским не нравятся быть русскими, но при этом они очень гордятся, что они русские.

– Как это? Разве одно не противоречит другому?

– Противоречит. Но здесь в России это никого не смущает. Наоборот, на таких противоречиях держится вся национальная психология.

Соланж задумалась так глубоко, что на идеально гладком лбу появилось несколько несвойственных ему складок.

– Я не могу этого понять, – сообщила она плоды своих размышлений.

– А я не могу объяснить. Но все именно так, как я говорю.

– Знаешь, Святослав, мне было бы интересно сыграть такой противоречивый образ русской женщины. Хотя пока не представляю как.

– А мне – сделать такой фильм. Но я тоже пока не представляю как. Таких попыток в истории было немало, но не помню ни одну по-настоящему удачную. Наверное, обычному режиссеру это не под силу.

– А кому под силу?

– Не представляю. Возможно, требуется сверх гений.

– А ты, я так понимаю, себя им не считаешь, – вдруг насмешливо улыбнулась Соланж.

Святослав ощутил обиду. Да, он не гений, но многие считает его талантливым представителем новой кинематографической волны. И Соланж это прекрасно известно. И могла бы в таком случае пощадить его самолюбие. Тем более, последний его фильм оказался весьма провальным, он даже не покрыл затраты на его производство. И теперь попробуй найти инвестора в Америке. Вот потому и приходится вести переговоры с российскими продюсерами. Не будь этой неудачи, он бы ни за что не стал этого делать. Меньше всего ему хочется снимать тут.

Соланж почувствовала его настроение и дотронулась до руки.

– Не обижайся, милый, ты же знаешь мой язычок. Скажу, а потом жалею. Кстати, мы что-то очень долго едем. Случайно не в Сибирь.

Святослав посмотрел в окно. И увидел впереди знакомый дом, точнее, сначала был высокий непроницаемый забор, а уже за ним просматривалась крыша самого строения. Три года назад, когда он ненадолго заехал в Россию, то провел тут одни сутки.

– Дорогая, рад тебя проинформировать, что мы приехали, – сообщил он. – Остановитесь возле ворот, – сказал он уже таксисту.

Они вышли из машины. Святослав подошел к домофону. Надавил на кнопку и произнес: «Я к Михаилу Ратманову. Меня зовут Святослав, я его брат». Ворота автоматически раздвинулись, Святослав и Соланж вошли внутрь, катя за собой чемоданы.

Внезапно Соланж резко остановилась.

– Ты чего? – спросил Станислав.

Соланж указала рукой на дом.

– Это же самый настоящий дворец, – изумленно произнесла она. – Версаль. Так я его буду называть.

8.

– Папа, я не понимаю, зачем мы туда едем? – Этот вопрос Ростислав повторил уже несколько раз, и Азаров понял, что избежать ответа сыну не удастся. Хотя говорить на эту тему прямо сейчас совсем не хотелось. К тому же придется утаить некоторые факты, а этого он желал еще меньше.

– Ты сам много раз мне говорил, что твой брат дядя Миша едва ли не главный российский коррупционер, – продолжил сын. – И однажды ты непременно сделаешь фильм-разоблачение о нем. Ты передумал?

– Ничего, Ростик, я не передумал. Но изменились обстоятельства. Так уж все складывается.

– И как же все складывается? – насмешливо поинтересовался Ростислав.

Азаров невольно скосил на него глаза. Уж очень сын бескомпромиссный и принципиальный, у него либо так, либо никак, практически не просматривается полутонов. Конечно, это качество можно списать на молодость, но его не покидало ощущение, что когда Ростислав станет старше, то не сильно изменится.

– Позвонил твой дедушка и очень просил приехать к Михаилу. Впервые за долгий срок собирается почти вся семья. Если я правильно понял, не будет только твоей мамы и твоей сестры. Кстати, там будет Рената, а у вас, насколько я знаю, хорошие отношения.

– Это не причина ехать в дом ее отца.

– Возможно, – согласился Азаров. – Но она будет рада тебе. Мне кажется, вы с ней давно не виделись.

– У нас слишком разные представления на многие вещи, – пожал плечами юноша. – Я не так давно приглашал Ренату на наше мероприятие, но она не захотела пойти. А есть еще причина ехать к дяде Михаилу?

– Есть, – посмотрел Азаров на сына. – В Москве опасная эпидемия, а там мы будем от нее хоть как-то защищены. Нам всем надо пережить эти страшные времена. Хотя бы для того, чтобы изменить этот мир.

– И другой возможности это сделать нет?

– Есть, конечно, но я же говорю: так, совпало. Кстати, там будет и дядя Станислав, а ты же интересовался его творчеством.

– Я видел пару его фильмов, мне они понравились, – не слишком охотно признался Ростислав.

– Вот видишь, будет, о чем с ним поговорить. Ты же сам хотел учиться на режиссера. Или передумал?

– Я еще не решил.

– По крайней мере, общение с ним тебе поможет с выбором. Что же касается Михаила, то рано или поздно фильм о нем мы сделаем.

– А как вы будете общаться? Вы же лет пять не разговариваете.

– Больше пяти. Не знаю. Поживем, увидим. Чего сейчас загадывать. Вот приедем – и все станет ясным. Только прошу тебя, не лезь в бутылку. Обещаешь?

– Я постараюсь, папа. Но не обещаю.

– Я хотел тебе давно сказать, но все не было случая – ваше движение мне представляется излишне радикальным. Вы слишком бравируете своей ненавистью к режиму. Одно название: «Непримиримые» чего стоит.

– И это говоришь ты, – удивился Ростислав. – Тебя считают главным оппозиционером нынешней власти.

– Положим не главным, а только одним из главных. Но я не об этом. Понимаешь, Ростик, всегда опасно, когда ненависть слишком сильно захватывает человека или подчиняет себе целое политическое движение. Это плохо кончается для всех. Я в свое время немало изучал подобных примеров. И знаю, во что это может вылиться.

– Что же ты предлагаешь?

– Снизить обороты. А уж во время эпидемии, тем более. Наш Комитет борьбы с коррупцией решил, что пока не пройдет этот мор, мы ограничим публикацию наших новых расследований. Сейчас должны быть другие приоритеты.

– Это ваше дело. А наше движение такого решения не принимало.

– И напрасно. Власть и без того не справляется с ситуацией. Если еще и нещадно бить по ней, будет хуже не ей, а людям. Пусть все кончится, и мы предъявим всем свои счеты. Мы тщательно анализируем, что происходит. И обязательно обнародуем все претензии и обвинения. И еще одно, что я хочу тебе сказать: я очень беспокоюсь за твое здоровье. Вы молодцы, что помогаете больным и нуждающимся. Но от этого опасность заразиться вырастает многократно. Подумай, нужно ли тебе так рисковать. Тебе всего восемнадцать.

– А тогда кому можно рисковать? Тем, кому, к примеру, двадцать пять? Можно считать, что они уже достаточно пожили?

Азаров невольно вздохнул, он прекрасно сознавал, что в глазах сына этот аргумент выглядит крайне неубедительным. Но где взять другой, чтобы уберечь Ростика от заражения?

– Послушай, папа, я понимаю тебя. Но поверь, мы же не идиоты и не самоубийцы. И принимаем все меры, чтобы не заразиться.

– Это вы правильно делаете, но все равно опасность сохраняется большая.

– Сейчас везде опасно. Во всем мире ежедневно умирает тысячи людей.

– Знаешь, Ростик, это как-то не утешает. Достаточно того, что страшно за маму и Ларису. Они, как на зло, застряли в самом эпицентре итальянской эпидемии.

– Я тоже за них тревожусь, – сказал Ростислав. – Когда они вернутся?

– Не представляю. Регулярное сообщение между Россией и Италией прервано. Летают лишь отдельные чартерные рейсы. Я пытался найти способ посадить на них маму и Ларису, но ничего не смог сделать. Все зависит от случая.

– Я понимаю, папа. Я постараюсь по возможности не конфликтовать.

Наверное, это максимум, чтобы можно от него сейчас добиться, подумал Азаров. А потому нет смысла стараться получить больше.

Поселок, по которому они ехали, закончился. Азаров скосил глаза на навигатор, по которому ориентировался таксист, он показывал, что до конца маршрута оставалось проехать один километр.

9.

Едва машина въехала на территорию владения, из дома вышел Игорь Шевардин – еще молодой мужчина и направился к ним. В шутку Михаил Ратманов называл его мажордомом или дворецким, хотя официальная должность у него именовалась по-другому – начальник охраны. Он трудился у них всего несколько месяцев. Шевардина порекомендовал Ратманову его непосредственный начальник. А потому он принял его на работу без всякой проверки. Ратманов не сомневался, что если такой совет пришел от столь высокопоставленного лица, то все необходимые действия уже были проведены. Впрочем, сожалеть о сделанном выборе до сих пор причин у него не было.

Шевардин помог выйти дамам из машины. Увидев священника, он сделал удивленное лицо, но тут же оно приняло обычное выражение.

– Мне нужно вам срочно кое-что сказать, – произнес Михаил Ратманов.

– Пойдемте в дом, – предложил Шевардин.

Они прошли в каминный зал. И первым делом Ратманов сделал то, о чем давно мечтал: подошел к бару и налил себе в бокал немного коньяка. И с удовольствием выпил.

– Теперь лучше, – улыбнулся Ратманов Шамардину. – Садитесь, – предложил он.

– Слушаю вас, Михаил Германович, – произнес Шамардин, садясь в кресло.

С бокалом в руках Ратманов устроился напротив него.

– Вам известно, что на этот раз у нас будет много гостей, – произнес он.

– Вы сообщили мне об этом.

– Хватит ли у нас припасов? Кто знает, сколько времени придется тут провести.

– Сегодня мы сделали большие закупки. Должно хватить минимум дней на десять. Больше не получается, не хватает холодильных мощностей.

Ратманов кивнул головой.

– Я знаю, на вас можно положиться.

– Спасибо, Михаил Германович, за доверие. Я стараюсь, чтобы все…

– Я знаю и ценю это, – прервал Ратманов. – Я хочу сообщить вам кое- что по поводу размещения.

– Как обычно ваша семья размещается на третьем этаже в ваших личных апартаментах.

Ратманов, соглашаясь, кивнул головой.

– Это правильно. А на втором этаже пусть живет мой брат Святослав. Он приедет с какой-то женщиной. Зная его привычки, то скорей всего им будет достаточно одной спальни.

– Как скажите.

Ратманов кивнул головой.

– По поводу отца. Ему будет трудно подниматься по лестнице. Подготовьте для него покои на первом этаже.

– Хорошо. – Шевардин вопросительно посмотрел на Ратманова. – Вы говорили по телефону, что приедет еще Азаров с сыном. А их куда?

Ратманов невольно сморщился.

– Да, они тоже приедут. Разместите их во флигеле.

Шевардин удивленно посмотрел на него.

– Там тесно, там очень маленькие комнатки. Они предназначены для обслуги. А на первом этаже еще много места.

– Вы слышали, я сказал о флигеле.

– Как скажите, Михаил Германович.

Ратманов недовольно посмотрел на Шевардина и вздохнул.

– Вы правы, во флигель их нельзя. Тогда на первом этаже. Черт, я же совсем забыл про священника, – скривился Ратманов. – Вот нелегкая его принесла. Софья Георгиевна решила заглянуть в поселковую церковь. Оказалось, у отца Варлама умерла жена. Вот она и привезла его к нам, – пояснил он. – Засуньте его на второй этаж, там есть угловая комната.

– Как скажите.

– Скажите, среди обслуживающего персонала все ли здоровы?

– На сегодня – все. Мы тщательно следим за состоянием здоровья каждого работника. Постоянно их проверяем. Никто никуда не отлучается за пределы владения.

– Это правильно, – кивнул головой Михаил Ратманов.

– Это все распоряжения? – встал Шамардин.

– Пока все. Можете заниматься делами.

Шевардин направился к выходу. У двери он внезапно остановился.

– Забыл сказать, что Герман Владимирович уже приехал.

– Почему же я его не видел? – удивился Ратманов. – Где же он?

– В бильярдной. Попросил бутылку коньяка и чтобы его никто не беспокоил, пока он будет играть.

– Узнаю отца, – покачал головой Ратманов. – Пойду к нему.

10.

Ратманов спустился в цокольный этаж, вошел в биллиардную. Отец был так увлечен игрой, что не сразу обернулся к сыну; сначала он загнал шар в лузу, и только затем посмотрел на Михаила.

Они обнялись, но без особой теплоты. Ратманов-младший невольно подумал о том, что все последние годы отношения между ними были более чем прохладными. И, возможно, уже ни какими усилиями это не изменить.

Он уже ни первый раз пожалел, что пригласил к себе отца, а по этой причине пришлось пригласить и братьев. Он бы вполне мог обойтись и без их общества. И что это с ним вдруг такое случилось, что он уступил чуждому давлению?

– Давно приехал, папа? – спросил Ратманов.

– Да уже с часок. Сразу, как ты мне позвонил, собрал вещи – и к тебе, – ответил Герман Владимирович. – Ты же меня знаешь, я все быстро делаю.

– Знаю, – улыбнулся Ратманов-младший. – Эта наша фамильная черта.

– Думаешь? Возможно. В свое время Святослав внезапно укатил в Голливуд. Зашел к нам, попрощался и поехал прямо в аэропорт. Такое даже я не совершал в его годы.

– Да, он у нас решительный. И не только он.

Пока они разговаривали, Ратманов-младший разглядывал отца. И видел, что он, хотя неплохо держится, но все же сдал. Лицо постарело, хотя он никогда не служил в армии, но выправка была всегда почти военная. А сейчас плечи как будто слегка провисли, уже не выглядят такими же прямыми, как раньше. Увы, возраст никто не отменял.

– Хочешь сыграть партию? – предложил Герман Владимирович.

– Не сейчас, папа, времени для этого у нас будет предостаточно. Надо разместить всех. Твоя комната на первом этаже.

Ратманов поймал внимательный взгляд отца.

– Думаешь, мне трудно подниматься на другие этажи?

– Нет, конечно, папа. Но зачем тебе лишние нагрузки. Там будет удобно.

– Ладно, как скажешь. Ты же хозяин этого домища.

Интонация отца не понравилась сыну. Но Ратманов-младший решил не акцентироваться на этом. Потом разберется.

– Хочешь, покажу дом?

– Да я вроде видел. Или ты еще что-то воздвиг?

– Немного. Бассейн и корт. – В голосе Ратманова-младшего невольно прозвучала гордость. – Могу показать.

Герман Владимирович внимательно посмотрел на сына.

– Потом, времени для этого, как ты справедливо только что заметил, будет предостаточно. Ты мне вот что лучше скажи: у вас там наверху, какие прогнозы на ситуацию? Пока, я вижу, все очень плохо.

Ратманов-младший некоторое время раздумывал над ответом. Вчера по этому поводу у них специально созвали совещание, на котором поведали о текущей ситуации и о прогнозах по ее развитию. И то и другое внушило большую тревогу. Становилось ясно, что ни правительство, ни власти на местах положение не контролируют. И оно только будет ухудшаться. Именно тогда он и принял окончательное решение укрыться в загородном доме. Но почему-то отцу говорить об этом не хотелось.

– Ситуация сложная, но есть надежда, что постепенно станет улучшаться, – ответил он полуправдой.

Герман Владимирович с сомнением посмотрел на него.

– Думаешь, будет улучшаться?

– Ты в это не веришь?

– Если ты помнишь, я когда-то работал вице-премьером в правительстве. И кое-какие факты еще могу сопоставлять. И что-то пока тенденцию к улучшению не замечаю.

– Ты прав, пик эпидемии еще не пройден, но затем она пойдет на спад.

– Все эпидемии в какой-то момент идут на спад, – задумчиво протянул Герман Владимирович. – Вот только какие последствия после себя они оставляют. Ладно, будем наблюдать. – Он поставил кий в специально отведенное для этого место. – Вот о чем я хочу тебя попросить, сынок. Очень меня достает ситуация, что все три моих сына не слишком ладят друг друга. А если сказать все как на духу, то живут как чужие люди. Конечно, матери у всех у вас разные, но отец-то один. Не хочется мне уходить из жизни при таком раздоре. Вот я и решил, раз уж выпал такой случай, постараться хоть как-то вас сблизить. Ты понимаешь меня?

– Конечно, папа. Понять тебя не сложно.

– Вот и прошу, постарайся найти и со Святославом, и с Алешей общий язык. Знаю, трудно, но мне легче будут уходить из жизни, если вы наладите хоть какие-то родственные отношения.

– Я то не против, но это не только от меня зависит, – уклончиво пожал плечами Ратманов-младший.

– Я прекрасно понимаю, но, во-первых, ты старший, а во-вторых, как говорят дипломаты, принимающая сторона. Поэтому от тебя зависит чуть больше, чем от остальных. Обещаю, что непременно на эту тему поговорю с твоими братьями.

– Да уж, это не помешает, – усмехнулся Ратманов-младший. – Особенно с Алексеем. Пойдем, покажу тебе твою комнату.

– Ну, пойдем, – согласился Герман Владимирович. – Тем более для первого раза я тебе все, что хотел, сказал.

11.

Михаил Ратманов, увидев через окно, что по участку идет Святослав вместе с незнакомой женщиной, выбежал из дома. Он хотел подойти к этой паре, но в самый последний момент передумал. Вместо этого остановился и стал смотреть, как они приближаются к нему.

Святослав за последние годы почти не изменился. Он всегда умел прекрасно одеваться, и, судя по его виду, нисколько не растерял это умение. На нем были элегантные светлые брюки, безрукавка, из-под которой виднелась красивая рубашка. И где он только такие покупает? невольно возникла у Михаила мысль.

Но она продержалась в голове какие-то мгновения, так как внимание Михаила переметнулось к спутнице брата. Ее лицо показалось ему знакомым, но где он ее видел, вспомнить не мог. Впрочем, это было не столь важно, так как и без того, оно привлекало внимание своей оригинальной красотой. Посмотришь – и уже больше никогда не забудешь.

Михаилом Ратмановым овладела зависть к брату; еще в юности и в молодости, когда они жили вместе, у Святослава всегда были самые красивые девушки. И он испытывал к нему сильную неприязнь по этой причине. С тех пор прошло немало лет, но судя по всему ничего не изменилось, рядом со Святославом опять красавица.

– Михаил!

– Святик!

Братья обнялись, но быстро разомкнули объятия.

– Рад тебя видеть после долгой разлуки, – сказал Михаил.

– Я тоже. Хорошо выглядишь.

– Только не по сравнению с тобой. Ты просто мистер элегантность.

– Мне по статусу положено, – засмеялся Святослав. – Так что считай это униформой.

– Мне бы такую униформу. – Михаил повернул голову к женщине, которая внимательно слушала разговор братьев. – Ты меня не познакомишь со своей спутницей?

– Конечно. Только она не понимает по-русски, только по-французски и по-английски.

Михаил Ратманов почувствовал досаду. По-английски он говорил, но довольно коряво. В свое время он даже нанял педагога для обучения языку, но особых успехов не достиг – учитель, помучившись с ним пару месяцев, откровенно ему заявил, что лингвическими талантами природа его не наделила. И отказался от дальнейших занятий. И больше попыток овладеть чужим наречением Михаил не предпринимал.

– Ты переведешь? – спросил Михаил брата.

– Даже не волнуйся. Позволь тебе представить. Соланж Жобер, актриса.

Теперь Михаил вспомнил.

– Вы же играли главную роль в фильме моего брата. Сейчас вспомню, как он назывался. «Свет и тени». Правильно?

– Именно так, – ответила Соланж, выслушав перевод. – Михаил, вам понравился фильм?

Фильм ему не понравился; хотя действие происходило в какой-то непонятной западной стране, но в ней неожиданно в какой-то момент весьма выпукло стала проглядываться Россия, которая показывалась крайне неприглядно. Но смотря в прекрасное лицо актрисы, он чувствовал, что не может сказать правду.

– Фильм интересный, смотрится с большим вниманием. И мадам Жобер прекрасно в нем играет, – протянул Михаил Ратманов. И поймал на себе одновременно пристальный и недоверчивый взгляд брата.

– Зовите меня Соланж, – попросила кинодива.

– С большим удовольствием, – согласился Михаил Ратманов. – Предлагаю пройти в дом.

– Соланж в восторге от твоего дома. Она его даже сравнила с Версалем, подал реплику Святослав.

– Да? – Михаил Ратманов был очень польщен. – Скажи мадам Жобер, то есть, Соланж, что я с удовольствием проведу для нее экскурсию по дому.

– О, это прекрасно! – воскликнула француженка. – С нетерпением буду ждать экскурсии.

– Ну, все, пойдемте в дом, – сказал Михаил. – Отец уже здесь и ждет тебя.

Неожиданно Святослав встрепенулся.

– Замечательно! Давно не видел старика. Как он?

– Не всегда здоров. Но в целом нормально для своего возраста.

– Соланж, я тебя сейчас представлю своему отцу. Он тебе понравится. – Святослав обнял женщину за талию, она сделала то же самое. Вместе они стали подниматься на крыльцо.

12.

Михаил Ратманов и Герман Владимирович находились в просторном вестибюле первого этажа, когда в ворота въехала машина Азарова. Из нее вышли Алексей и Ростислав. Они стали внимательно рассматривать дом, активно обмениваясь репликами. Михаил Ратманов наблюдал за этой картины в окно. И в очередной раз пожалел, что поддался на уговоры отца и пригласил брата к себе. Ничем хорошим это не кончится, настойчиво свербила его мысль.

– Миша, что ты там высматриваешь? – спросил Герман Владимирович, подходя к нему.

– Алексей с сыном прибыли, – хмуро сообщил Михаил.

Герман Владимирович взглянул к окно, затем перевел взгляд на сына.

– Не хочется идти встречать? – поинтересовался он.

– Нет. Напрасно я послушался тебя и пригласил его, – не удержался Михаил Ратманов от упрека.

– Ты чересчур эмоционально все воспринимаешь. Он делает свое дело, ты – свое. Ладно, не желаешь встречать, давай это сделаю я.

Михаил ничего не ответил, что в данном случае явно означало согласие.

– Но тебе все равно придется с ним общаться, – заметил Герман Владимирович, открывая ведущую на улицу дверь.

Он вышел из дома и направился к вновь прибывшим. Увидев отца, Алексей поспешил ему на встречу. Они обнялись.

– Рад тебя видеть, сынок, – поприветствовал его Герман Владимирович. – И тебя, Ростик. А ты возмужал. Сколько я тебя не видел?

– Больше года, дедушка, – ответил Ростислав.

– Многовато для людей, которые живут в одном городе и не так уж и далеко друг от друга, – констатировал Герман Владимирович. – Ничего, за эти дни все наверстаем. Чувствуйте себя тут, как дома. Все же вы у родного брата.

– Вообще-то, папа, сводного, – уточнил Азаров.

– Какая в этом разница.

– Судя по тому, что встречать нас вышел ты, а не хозяин этих огромных владений разница все же существует.

Герман Владимирович похлопал сына по плечу.

– Не начинай, Алеша, по крайней мере, с первых минут. У тебя еще будет время.

Сын пристально посмотрел на отца.

– Я вижу, папа, ты не сильно изменился.

– Куда уж мне меняться в моем возрасте, – притворно горестно вздохнул Герман Владимирович. – Разве только по причине слабоумия.

– Ты и слабоумие – понятие не совместимое, – возразил Алексей.

– А вот тут я бы не стал зарекаться. Знаешь, сколько умнейших людей кончили этим? Я видел таких немало. И всякий раз дивился, как это могло быть, куда же девался их такой светлый разум. Молодым был, вот и не понимал.

– А теперь?

– Теперь понимаю. По крайней мере, лучше. Хотя, – Герман Владимирович задумался, – все равно далеко не все. Я хотел, чтобы ты приехал сюда, в том числе и для того, чтобы ты мне кое-что разъяснил.

– Я – тебе? – удивился Азаров. – Это я должен просить у тебя объяснить мне многие вещи.

– Вот и прекрасно, значит, будет, о чем поговорить, – сделал неожиданный вывод Герман Владимирович. – Хватить стоять тут, пора пожаловать в дом. Знаешь, если желаешь, могу присутствовать при вашей первой встречи с Михаилом. А то еще подеретесь.

– Пожалуй, это совсем не помешает, – засмеялся Алексей.

13.

Софья Георгиевна, разложила по полкам вещи, после чего спустилась вниз и вошла в комнату, предназначенную для отца Варлама. Священник неподвижно стоял посреди нее, у него был вид человека, который не знает, что делать в эту минуту. По крайней мере, именно подобное впечатление он произвел на женщину.

– Отец Варлам, вам помочь? – спросила Софья. – Вас удовлетворяет эта комната или подыскать другую?

Отец Варлам медленно повернулся на голос и посмотрел на Софью Георгиевну так, словно впервые ее видел.

– Зачем я здесь? – вдруг спросил он.

– Мы привезли вас сюда, чтобы уберечь от кингвируса. Дальше находиться вам в церкви было опасно. А здесь, я надеюсь, вам ничего не угрожает. Если вы не возражаете, лично я буду следить за вашим здоровьем.

– Меня бережет Господь, – со значением произнес священник и посмотрел вверх.

– Я понимаю, я тоже уповаю на Него. – Софья Георгиевна замялась. Хотя она была верующей, но не была искушена в богословских тонкостях и не очень представляла, как следует сейчас отвечать. После короткого колебания решила, что будет говорить по мере своего разумения. – Господь даровал нам медицину, чтобы мы могли бы бороться с болезнями, лечить людей. А потому, как врач…

– Вера сильней медицины, – решительно и мрачно перебил ее отец Варлам, – я не нуждаюсь в вашей заботе. Если Он сочтет, то убережет меня от заражения и любых других хворей.

– Да, конечно, это так. И все же будет лучше, если я вас иногда буду осматривать, – растерянно пробормотала Софья Георгиевна. – Ваша жена скончалась, но если бы ей помогли вовремя, возможно, ее бы удалось спасти. Вы так не думаете, отец Варлам?

– Против воли божьей спасения нет. Она ушла для искупления своих и чужих грехов. И я готов, если Он меня позовет, отправиться вслед за ней.

– Но зачем, отец Варлам? Вы нужны людям здесь, нужны мне. У вас много прихожан, они приходят за утешением, послушать ваши проповеди. Я сама их слушала много раз. И они произвели на меня неизгладимое впечатление. Вы должны жить.

– Не тебе это решать, дочь моя. Разве ты можешь это понять. «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, – и бывает для человека того последнее хуже первого». Вот так и я ношу это в себе. Я не ропщу, так хочет Он. Злые духи атакуют нас со всех сторон, проникают в душу человека. А он даже этого не ощущает и живет себе, как ни в чем не бывало, потакая во всем этой нечисти. – Внезапно священник сделал несколько решительных шагов и так близко подошел к женщине, что она почувствовала на своем лице его дыхание. – Этот страшный мор – расплата за все. Люди умирают, потому что покинули Бога, отреклись от Него. И еще многие умрут. Я это вижу так же ясно, как тебя сейчас.

– Что же делать? – не совсем твердым голосом спросила Софья Георгиевна. Она была немного напугана словами священника.

– Молиться с утра до вечера. Как просыпаешься, сразу же на колени перед иконами. И не вставать до вечера, пока силы не оставят. А утром снова.

– Но так же невозможно жить, – возразила Софья Георгиевна.

– Только так и можно, а вот по-другому неправильно.

– Но чтобы жить, нам нужно что-то делать.

– Делать, – усмехнулся отец Варлам. – И вы называете это деланьем. Этими вашими делами руководят бесы.

Софья Георгиевна вспомнила те несколько проповедей священника, которые она слышала. Тогда они не были столь мрачными и категоричными, хотя отец Варлам имел репутацию сурового пастыря. Но, судя по его словам, в нем многое изменилось, за последнее время он стал куда непримиримей. Нет сомнений, что это вызвано смертью жены, решила она. Ее кончина очень сильно повлияла на него. А потому следует с ним быть особо предупредительной. Через какое-то время рана хотя бы отчасти зарубцуется, и он смягчится. Только надо подождать и создать благоприятные для этого условия. В конце концов, он все же обычный человек и подсознательно реагирует на хорошее к себе обращение.

– Отец Варлам, мне надо идти к гостям, – сказала Софья Георгиевна. – Вот-вот все соберутся. Я вас попозже со всеми познакомлю. Благословите меня, вашу рабу божию, – смиренно попросила она.

Отец Варлам молча поднес к ее губам свою руку, которую она благовейно поцеловала.

– Если вам что-нибудь понадобится, сообщите мне, я тут же все сделаю, – сказала она. Несколько мгновений она подождала ответа и снова его не дождалась. Ладно, постепенно со всем она разберется, утешила Софья Георгиевна себя, покидая комнату.

14.

Едва Ростислав разместился в своей комнате, как тут же поднялся по лестнице на второй этаж, заглядывая во все помещения подряд.

– Молодой человек, вы что-то ищите? – услышал он голос за спиной.

Ростислав обернулся и увидел незнакомого мужчину. Тот поймал его удивленный взгляд и потому счел необходимым представиться.

– Моя фамилия Шевардин Игорь Владимирович. Я управляющий домом и по совместительству начальник охраны. Вы кого-то ищите?

– Да, Ренату. Не знаете, она где?

– Знаю. Ее комната на третьем этаже, направо и до конца.

– Спасибо, Игорь Владимирович. Вы мне очень помогли.

– Если что надо, обращайтесь, Ростислав.

– Непременно. – Ростислав уже хотел подняться на третий этаж, как вдруг остановился. – А откуда вы меня знаете? Мы же никогда не встречались. Разве не так?

– Вы же сын Алексея Азарова, а про него сегодня известно все.

– Да? – удивился юноша. – Вот не знал. Ладно, пойду к Ренате.

Ростислав, больше не думая о Шевардине, побежал вверх по лестнице.

Он постучался в дверь и услышал голос Ренаты: «Войдите». Девушка стояла в трусиках и лифчике и выбирала, чтобы одеть, из разбросанной на кровати одежды. Увидев вошедшего, она закрылась руками и закричала: «Быстрей, отвернись».

Ростислав послушно отвернулся.

– Теперь поворачивайся, – скомандовала Рената.

Ростислав повернулся. Рената уже была одета в юбку и кофточку.

– Думала, это мама. – Она подошла к двоюродному брату и поцеловала его в щеку.

– Я рада, что снова вижу тебя, – сказала она.

– Я – тоже.

– Садись, – пригласила Рената. Она оценивающе посмотрела на него. – А ты изменился, стал мужчиной. Ну, почти.

– Почему почти? – не без обиды поинтересовался Ростислав.

– Чего-то еще не хватает. – Рената, прищурившись, посмотрела на Ростислава. – С девушкой встречаешься?

– Нет.

– Оно и заметно.

– А ты с парнем?

Рената сморщила носик.

– С парнями. А вот того, кого бы хотелось, нет.

– Почему? – удивился Ростислав.

– Сама бы хотела знать, – вздохнула Рената. – Не могу встретить такого, как ты, – лукаво улыбнулась девушка.

Ростислав невольно покраснел. – А почему у тебя никого нет? Ты стал красивым.

– У меня нет времени на такие дела.

– Да? – еще больше изумилась Рената. – На что же ты его расходуешь?

Ростислав несколько секунд молча смотрел на нее.

– Что ты думаешь обо всем этом? – вдруг спросил он.

– О чем этом?

– О том, что сейчас происходит. О пандемии.

– Стараюсь по возможности не думать. А вообще, ужас.

– То есть, тебя не волнует, что происходит в стране?

– Ты это о чем?

– О том, что в стране не хватает больничных коек, нет самых элементарных средств защиты, о том, что власть и половину не делает того, что обязана делать. О том, что у нас смертность обещает стать одной из самых высоких в мире.

Рената бросила на Ростислава растерянный взгляд.

– Ну, я не знаю. До того дня, когда у нас был объявлен карантин, я сначала была в Лондоне, потом готовилась к экзаменам. Было просто ни до чего другого.

– Очень удобно, – насмешливо скривил губы Ростислав.

– Ты о чем?

– Удобно под предлогом занятости или отсутствия ничего не замечать вокруг. И пусть творится то, что творится. Хоть вся страна вымрет.

– Послушай, Ростик, я слышала, что ты, как и дядя Леша, занимаешься какой-то общественной деятельностью. Я не знаю, точно чем, но это и не важно. Я же просто учусь, моя цель – стать певицей. Мои учителя говорят, что у меня хороший голос. И его надо развивать. Ну да, я такая, не интересуюсь политикой. Для меня главное в мире – это музыка.

– А ты не думаешь, что может настать момент, когда петь станет не для кого?

– Что ты имеешь в виду? – сделала недоуменное лицо Рената.

– То, что петь будет не для кого, если не считать покойников на кладбищах. Как тебе такая целевая аудитория?

– Ты говоришь ужасные вещи. Даже не хочу слушать. Я очень хотела с тобой встретиться, я думала, мы будем разговаривать совсем о других вещах.

– Ну, да, например, о сексе, как мы говорили при последней нашей встрече.

– Хотя бы, – едва заметно пожала девушка плечами. – Есть и другие темы.

– Какие же?

– Музыка, например.

– Музыка? – Лицо Ростикак аж перекосилось. – Ты можешь сейчас верещать о музыке, когда каждый день умирают сотни наших соотечественников.

– Но мы все равно не можем ничего изменить. Это эпидемия, так решила природа.

– Запомни, Рената, изменить всегда что-то можно. Пусть даже не все. Пусть даже немного. Но даже это стоит того, чтобы прилагать усилия.

– Вот кто изменился, так это ты, – грустно констатировала Рената. – Совсем стал другим.

– А вот ты нет. Стала еще ограниченней.

– Вот как ты обо мне думаешь! – Лицо Ренаты вспыхнуло. – Зачем же ты тогда пришел ко мне? Дом большой, можно жить в нем и почти не встречаться друг с другом.

– Хотелось тебя увидеть.

– Увидел?

– Да.

– Думаю, этого достаточно. Я всегда считала тебя своим близким другом, хоть мы редко встречались из-за того, что наши отцы враждуют. Вижу, что ошиблась. Мы оказались очень разными.

– С этим трудно не согласиться. – Ростик встал. – Пойду.

– Иди.

Молодой человек двинулся к двери. Внезапно он остановился, подошел к Ренате, быстро поцеловал ее в щеку и выскочил из комнаты. Девушка задумчиво посмотрела ему вслед, затем дотронулась до щеки, к которой мимолетно прикоснулись губы Ростислава.

– Ну и пусть, – сказала сама себе она.

15.

Софья Георгиевна вышла из кухни, где она довольно долго беседовала с поваром о предстоящем ужине и о том, что надо делать, чтобы хорошо кормить такое большое количество едоков. Она не ожидала, что в доме соберется столько людей. И ее, как хозяйку, беспокоил вопрос, чем они будут питаться. Слава богу, продуктов успели достаточно запасти, ведь неизвестно, будет ли возможность их пополнять. Пока положение только ухудшается, Михаил буквально вчера по секрету ей сообщил, что в правительстве и в администрации президента не исключают возможность сбоев в поставке продовольствия в магазины.

Софья Георгиевна заметила, как сообщая ей это, у мужа беспокойно по орбитам перемещались глаза. Из этого факта она сделала вывод о том, как сильно боятся возникновения такой ситуации наверху. Но пока слова богу, лично им это не грозит; в ближайшие время голода на отдельно взятой принадлежащей ее семье территории можно не опасаться.

Софья Георгиевна задумалась о том, чем ей заняться до ужина? Кроме возможного голода ее беспокоил сын. Виталий себя ведет как-то не адекватно, просто панически боится подхватить этот трижды проклятый вирус. Все этого боятся, но не до такой же степени, когда отключается разум. Надо бы проведать его.

Софья Георгиевна постучалась в комнату сына, получила разрешение войти, и отворила дверь. Виталий сидел на кровати в какой-то странной позе: он весь согнулся напополам, как человек, которого мучает сильная боль в животе.

– Виталик, что с тобой? Ты не заболел? У тебя болит живот? – забросала она вопросами сына.

Виталий настороженно посмотрел на мать.

– В доме нет зараженных? – ответил он на вопрос вопросом.

– Тебе же известно, что нет.

– А этот поп?

– Прошу называть его отцом Варламом. Ты же знаешь, я его тестировала. У него нет в организме вируса.

– А другие? Зачем они все приехали?

– Их пригласил отец. Они приехали для того же, что и мы – обезопасить себя. – Софья Георгиевна села на кровать рядом с сыном и обняла его за плечи. – Я тебе уже говорила, у меня есть очень хорошие тесты, они дают почти стопроцентный результат. Не волнуйся так, я с их помощью проверю всех на наличие вируса.

– Когда?

– Да, прямо сейчас. Ты прав, нет смысла тянуть. Но я уверена, что тесты дадут отрицательный результат.

– А прислуга?

– Перед нашим приездом их проверяли. Все, слава богу, здоровы. Что с тобой? Я никогда тебя таким испуганным не видела.

– А я таким испуганным и не был. Мама, мне страшно! Сделай же что-нибудь. Ты же врач.

– Вот мы и делаем, приехали сюда для изоляции. Других профилактических способов пока не придумано.

– А если кто-то один заболеет, он же перезаражает всех нас.

– Будем стараться, чтобы такого не случилось.

– А если вдруг случиться. Гарантией же никто не дает.

– Да, сто процентной гарантии нет, – согласилась Софья Георгиевна.

Виталий резко встал с кровати и нервно заходил по комнате. Софья Георгиевна не спускала с него глаз.

– Ну, почему, почему это произошло именно сейчас! – воскликнул Виталий. – Ты мне можешь объяснить? Еще совсем недавно мир и слыхом не слышал ни о каком кингвирусе.

– Почему это случилось сейчас, никто не знает, такое могло произойти в любой момент. Целая цепочка обстоятельств. Эпидемии случались много раз и раньше.

– Да, мне плевать, что было раньше! Я не хочу, чтобы это было теперь.

– Но она уже есть. Остается ждать окончания. Сынок, ты ведешь себя, как маленький ребенок. Возьми себя в руки. Ты же мужчина.

– То, что я мужчина, это убережет меня от заражения? Умирают все: и мужчины и женщины, и кто взял себя в руки, и кто нет. Это повальная смерть, она повсюду. Может этот вирус сейчас на тебе и уже передался мне.

Софья Георгиевна увидела, с каким ужасом смотрит на нее сын. Так еще он никогда не смотрел.

– Ну, что ты говоришь, я здорова. Тебе в данный момент ничего не угрожает.

– А через пять минут? А через час? А завтра? Я решил… – Виталий замолчал, у него был такой вид, словно ему не хватает воздуха.

– Что ты решил? – со страхом спросила Софья Георгиевна.

– Я не буду выходить из комнаты. Я буду находиться только здесь. И можешь мне делать тест каждые три часа.

– Виталий, у нас не так много тестов. Да и такой необходимости так часто их делать, нет.

– Значит, я могу заболеть в любую минуту. И даже не узнаю.

– Успокойся, сколько тебе говорить, такой угрозы нет. – Софья Георгиевна встала, намереваясь подойти к сыну, но Виталий вдруг отбежал в угол комнаты.

– Не приближайся! – завопил он. – Стой на месте! А еще лучше уйди.

Софья Георгиевна нерешительно остановилась. Она не представляла, как должна себя вести в такой ситуации. Она не узнавала сына, этот жизнелюб, представитель золотой молодежи, плейбой не походил сам на себя. Она, как врач, часто сталкивалась с людьми, которые боялись заразиться. И эти опасения постоянно усиливались. Но чтобы вести настолько трусливо, такого она не припомнит.

– Хорошо, сейчас уйду, – сказала она. – А ты подумай, как себя дальше вести. Все будут спрашивать, где ты, почему не выходишь? Что говорить?

– Говори, что хочешь. Пусть оставляют еду у дверей на подносе. А я буду брать.

Софья Георгиевна посмотрела на его руки и обнаружила, что они дрожат, как у запойного пьяницы. Но ведь Виталий целый день не пил. Или пил?

Но спрашивать Софья Георгиевна не стала. Она вышла из комнаты с мыслью о том, что надо поговорить о поведении Виталия с мужем. Вдруг ему удастся как-то воздействовать на сына, успокоить его. Хотя, что он может ему сказать того, чего она только что не сказала.

16.

Герман Владимирович вошел в комнату сына. Алексей заканчивал разбирать чемодан и раскладывать вещи по полкам в шкаф. Азаров взглянул на отца и продолжил прежнее занятие.

Герман Владимирович сел в кресло и несколько секунд смотрел на Алексея. Он думал о том, что из всех троих сыновей самый младший для него одновременно самый близкий и самый далекий. Возможно, это выглядит как парадокс, но жизнь учит тому, что в парадоксах больше правды, чем в прямолинейных истинах.

– Извини, что зашел к тебе не вовремя, но хотел успеть с тобой переговорить.

Азаров покосился на отца.

– Что-то срочное?

– Именно так. Хочу тебя попросить.

– Ты – меня? – удивился Алексей. – И о чем?

– Я знаю, как вы с Михаилом относитесь друг к другу. Я сейчас не хочу размышлять, насколько тут все справедливо и обосновано.

– А разве не это главное, отец?

– Это, – согласился Герман Владимирович, – но только не в данный момент. Нам всем какое-то время предстоит жить в одном доме. И не стоит превращать эту жизнь в ад. Потом, когда все кончится, можно продолжить выяснять отношения.

Азаров сел напротив отца.

– Ты называешь это выяснением отношений? А я уверен, что это нечто иное.

– В чем-то ты прав, но все же ваши разногласия всегда имели приправу родственных отношений. И от этого невозможно избавиться. Сейчас у нас всех одна задача – выжить. Мы оказались в ужасном положении, мне уже семьдесят пять лет, возраст почти, как у патриархов, а я не припомню ничего похожего.

– А кто в этом виноват? Если бы власть принимала адекватные и своевременные меры, все было бы не столь ужасно.

– Возможно, это и так, но уже ничего не изменишь. Что есть, то и есть. Я хочу одного, чтобы все мои дети, внуки, близкие выжили. А уж потом все остальное. Что ты на это скажешь?

Азаров молча смотрел на отца и думал о том, что, возможно, Ростик прав, и не надо было приезжать сюда. Укрыться можно было и в другом месте. Но ему, Азарову, вдруг очень захотелось побыть вместе с папой, особенно это желание усилилось после развода с Юлии. Он вдруг ощутил, что рядом с собой не хватает по-настоящему близких людей. Вокруг него толчется очень много самого разного народа, но это все другое. И все же, то, о чем просит отец, он не в состоянии выполнить в полной мере.

– Я тоже этого хочу. И не собираюсь провоцировать конфликты. И буду стараться их сглаживать. И Ростика попрошу так же себя вести. Но не уверен, что у нас не возникнут разногласия. Боюсь, ты не совсем понимаешь глубину наших расхождений.

– Ладно, – вздохнул Герман Владимирович. – Если быть честным, я на большее с твоей стороны не рассчитывал. Ответь мне на еще один вопрос: что у вас произошло с Юлией? Вы же были замечательной парой. Когда я узнал о разводе, то сначала подумал, что это очередной фейк про тебя. А ты мне так ничего и не объяснил.

Азаров подал плечами.

– Могу лишь повторить то, чем она обосновала наш разрыв. Сказала, что у нее истощился запас сил для жизни в режиме постоянного напряжения. Это случилось после того, как я месяц отсидел тюрьме. А сторонники власти не давали ни ей, ни детям проходу. Кстати, я не исключаю, что Михаил приложил к этому руку.

– Не говори ерунды, он бы не стал так тебе пакостить, – энергично возразил Герман Владимирович. – К тому же он занимается совсем другими делами. Ты готов все грехи власти свалить на него.

– Ладно, согласен, скорей всего к этому он не причастен. В общем, Юля не выдержала всего этого напряжения. Мы с ней поделили детей, Ростик остался со мной, а дочь она взяла себе. Вот, собственно, и все. Полагаю, всякие разные подробности тебе не нужны.

– Подробности, как раз самое интересное в таких делах, – усмехнулся Герман Владимирович. – Но я наступлю на горло своего любопытства и не стану больше тебя расспрашивать. Ладно, пойду, я еще со Святославом не говорил. Ты видел его спутницу?

– Еще нет.

– Тогда поспеши. Такие красавицы встречаются не часто. Хотя я за свою жизнь перевидал немало женщин в самых разных странах.

– Насколько мне известно, ты их не только видел, – насмешливо улыбнулся Алексей.

Герман Владимирович погрозил ему пальцем.

– Не забывай, что благодаря этому моему любопытству ты и появился на свет. Но спутница Святослава не только красавица, но и знаменитая актриса – Соланж Жобер.

– Это та, что играла в фильме Святослава «Свет и тени», – удивился Алексей.

– Рад, что ты следишь за его творчеством.

– Мне понравился его фильм и игра этой Жобер. Женщин Святослав умеет выбирать и на роли и для жизни.

– Ты прав, в этом ему не откажешь. Я пойду. Надо пообщаться с ним и с его звездой.

Герман Владимирович махнул на прощание сыну рукой и вышел из комнаты. Азаров проводил его задумчивым взглядом. Все же хорошо, что он эти дни проведет в кампании с отцом. А вот все остальное скорее плохо. А, впрочем, время покажет. Вдруг все обойдется. Хотя в такое верится с трудом.

17.

Герман Владимирович рассматривал Святослава, которого не видел более пяти лет. Но его взгляд то и дело сам собой перескакивал на подругу сына. Не смотреть на нее было выше сил. Ее нельзя было назвать супер красавицей, но она была наделена какой-то невообразимой женской привлекательностью, которая действовала на окружающих даже сильней любой красоты.

Они сидели в Каминном зале – в небольшой уютной гостиной возле камина, каждый держал в руках бокал с вином.

– Рад тебя видеть, папа, – говорил Святослав. – Знаешь, сколько живу, столько убеждаюсь – не бывает плохого без хорошего.

– О чем ты? – поинтересовался Герман Владимирович.

– Если бы не этот чертов вирус, не эта ужасная пандемия, мы бы с Соланж бог знает, когда приехали в Россию. У нас были другие планы.

– Что за планы можно узнать?

– Я должен был запускать новый проект в Голливуде. Одна кинокомпания уже выделила на него деньги.

– И что за проект?

Святослав пренебрежительно махнул рукой.

– Сейчас нет даже смысла говорить, видя, что творится в мире. Я даже рад, что он не выгорел. С точки зрения сегодняшнего дня это выглядит какой-то безграничной глупостью. Ты так не думаешь? – обратился Святослав к Соланж. – Она должна была играть главная роль, – пояснил он отцу.

– Мне жаль, что я не сыграю эту роль, – произнесла Соланж, делая маленький глоток из бокала. – Она не такая уж и плохая. Хотя, возможно, ты и прав, все это выглядит сегодня немного нелепо. Знаете, Герман Владимирович, – она очень забавно произнесла имя и отчества Ратманова-старшего, – ваш сын – прекрасный режиссер.

– Я старался, – улыбнулся Герман Владимирович. – Хотя, что он будет режиссером, признаюсь, в тот момент я не думал, было как-то не до этого.

Все дружно засмеялись.

– У вас прекрасный английский, – отметила Соланж. – Где вы так хорошо научились говорить?

– Я провел в Штатах по работе несколько лет.

Герман Владимирович и Святослав переглянулись. В их семье на эту тему обычно не распространялись; в молодые годы Ратманов-старший работал в Америке в качестве резидента разведки. Но то были давние дела, после которых было еще много всего.

– И где вы там работали? – с интересом спросила Соланж.

– Преимущественно в Вашингтоне и Нью-Йорке. Лучше расскажите, как вам в Москве?

– Она в восторге от Москвы, – ответил за нее Станислав. – Правда? – посмотрел он на женщину.

– О, да! Из-за этого мерзкого вируса я мало видела город. Но то, что успела посмотреть, это грандиозно. Даже этот дом впечатляет.

– Она нарекла дом Михаила новым Версалем, – заметил Святослав.

Герман Владимирович рассмеялся.

– Весьма меткое сравнение. Хотя все же надо быть справедливым, Версаль немного пороскошней.

– Совсем немного, – засмеялась француженка. – Это же жутко дорого строить такой дворец, одни налоги чего стоят.

– По-видимому, для Михаила они не представляют проблему, – усмехнулся Святослав.

– Он очень богатый человек, у него большой бизнес, если владеет такой недвижимостью, – заметила француженка.

Герман Владимирович и Святослав снова переглянулись.

– В России все не совсем так, как в других странах, Соланж, – пояснил Святослав. – Михаил находится на государственной службе. Как видишь, это очень прибыльное занятие. По крайне мере, для некоторых.

Соланж недоуменно посмотрела на него.

– Я не совсем понимаю, как это может быть. Мой отец был несколько лет заместителем министра культуры Франции, мы жили в небольшом домике в предместье Парижа. А если он попытался бы построить себе что-то похожее, его тут же уволили, да еще отдали бы под суд. Да у нас и денег на это никогда не было. – Соланж свой вопросительный взгляд адресовала сначала одному, потом другому мужчине.

– Отец, кто из нас будет объяснять, ты или я? – засмеялся Святослав.

– Начни ты, если понадобится, я дополню, – предложил Герман Владимирович.

– Я тебе уже говорил, что Россию нельзя сравнивать с другими странами. Тут все устроено по-своему. Здесь государство – это все, оно всем рулит и всем правит. Самое лучшее тут – присосаться к нему. И тогда ты в шоколаде. И можно не обращать ни на что внимания: ни на суд, ни на общественность, ни на газеты, журналы, телевидение. Если тобой довольно начальство, ты в безопасности, и можешь делать все, что пожелаешь. В том числе безгранично воровать.

– Так ваш брат вор? – изумилась Соланж.

– Ни он один, вокруг него все такие. Это и есть в России главный бизнес. Я все правильно объяснил? – обратился Святослав к отцу.

– В целом, да, – согласился Герман Владимирович. – Хотя это все же упрощенный взгляд. Некоторое время назад, Соланж, мы пытались изменить эту клептократическую систему, но из этого мало, что получилось.

– Почему? – спросила Соланж.

– Она оказалась сильнее нас, – коротко объяснил Герман Владимирович.

– Мой отец был вице-премьером в правительстве, – пояснил Святослав.

– Это было и давно и недолго, всего-то полтора года, – сообщил Герман Владимирович. – Мы очень хотели изменить эту страну. По крайней мере, я, но, увы, мало, что получилось, – развел он руками.

– Теперь тебе хотя бы немного понятно? – поинтересовался Святослав.

– Если понятно, то совсем немного, – сказала француженка.

– Не все сразу, – улыбнулся Святослав. – По поводу того, что правительство, в котором пребывал мой отец, хотело изменить страну, я сильно сомневаюсь. Об этом мы с ним много спорили. Но в одном я согласен, что Россию изменить невозможно. Когда я это однажды окончательно понял, то все плюнул, и свалил отсюда. У меня в кармане было всего несколько тысяч долларов. Но мне было все равно, лишь бы подальше от родного отечества.

– Ты мне об этом никогда не рассказывал, – удивилась Соланж.

– Так ты не спрашивала.

– Когда мы познакомились, ты уже был известным режиссером. Сколько фильмов ты снял к тому времени в Голливуде?

– Всего три. И они не имели большого успеха. Так, средний уровень.

– Критики писали другое, – возразила Соланж.

– Что они понимают. Я сам для себя главный судья и критик.

– И как ты оцениваешь свое творчество, Святослав? – поинтересовался Ратманов-старший.

Святослав какое-то время молчал.

– Понимаешь, папа, я хочу сделать один фильм, но настоящий, такой, какой останется навсегда. А все остальное уйдет в отвалы. Только никогда не ведаешь, какая картина окажется та самая. Вот и приходится их много клепать. Но, если все же сотворю ту самую, то на этом завершу свое творчество. Больше работать нет ни малейшего смысла.

– Чем же тогда займешься?

– Путешествовать, любить женщин, может, напишу книгу, – пожал плечами Святослав. – Мне хочется пожить на маленьком острове в океане, где почти нет людей. Представляешь, со всех сторон плещется вода. Можно ходить голым и ни о чем ни заботиться.

– Честно говоря, не представляю такой жизни, – сказал Герман Владимирович. – Мне бы там стало смертельно скучно уже на второй недели. Даже хождение голым не помогло.

– Это потому что ты никогда не умел сливаться с природой. А мне хочется ощутить себя ее частичкой.

– Кто же тебе мешает поехать на такой остров прямо сейчас? Вместо этого ты отправился в зараженную Россию.

– Так я же не сделал того главного в своей жизни произведения. А давайте все выпьем за то, чтобы это случилось. Тем более, у всех опустели бокалы.

Святослав встал и разлил вино по бокалам.

18.

Михаил Ратманов стоял на балконе своей спальни и наблюдал за тем, как Азаров прогуливается рядом с домом. Делал он явно не только для того, чтобы подышать свежим воздухом, по его поведению было очевидно, что он что-то вынюхивает. Пару раз он доставал свой телефон делал снимки.

Почему-то именно этот компонент прогулки больше всего бесил Ратманова. Чтобы унять раздражение, он то и дело отхлебывал из бокала с виски, но на сей раз это универсальное лекарство мало помогало. Злость с каждой минутой, словно вода в чайнике, закипала все сильней. Наконец он не выдержал, поставил на столик посуду и быстрым и решительным шагом вышел из комнаты.

Ратманов выскочил из дома и направился к брату. Азаров стоял спиной к нему и рассматривал павильон, в котором располагался крытый корт. Ратманов подкрался к Азарову и несколько секунд молча стоял рядом. У него возникло сильное искушение ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Он давно это заслужил.

Иногда Ратманов даже удивлялся, что этого еще не случилось. Ему были известны факты, каким образом власть расправлялась с некоторыми своими противниками. Это была большая государственная программа. Разумеется, все это хранилось в большом секрете, и он многого не знал, но кое-какая информация разными путями до него доходила. Вот только не понятно, почему Алексея пока миновала подобная участь, он заслужил ее как никто другой.

Азаров извлек в очередной раз из кармана телефон с явным намерением запечатлеть корт. Больше Ратманов выдержать такое поведение брата не мог.

– Снимаешь? – злобно прошипел он.

Азаров резко повернул голову в его сторону.

– А, Михаил, здравствуй, брательник, – поздоровался он. – У тебя, я вижу, прибавилось количество строений. Прими мои поздравления. – В его словах явно звучало издевательство, по крайней мере, Ратманов в этом нисколько не сомневался.

– Да, я строюсь, ты против? – с вызовом посмотрел он в лицо Алексею.

– Что ты, у тебя очень здорово. Не сомневаюсь, в этом поселке это лучшее поместье.

– Это не поместье, – возразил Ратманов. От злости у него невольно даже скрипнули зубы.

– А что, по-твоему, шалашик?

Ратманов подумал, что сейчас не время ссориться с братом. Им вместе предстоит провести неизвестно сколько дней. Да и отец будет очень недоволен таким развитием событий.

– Это не шалашик и даже не шалаш. Это мой дом и мой участок. И я прошу тебя не насмехаться. Ты можешь всем пользоваться в неограниченном количестве и без моего разрешения. Считай, что на то время, что ты тут, это отдано тебе в безвозмездную аренду. Разумеется, это же в равной степени относится и к Ростиславу.

– Спасибо, Миша, это более чем щедро.

– Чему ты удивляешься, мы же братья.

Азаров насмешливо посмотрел на Ратманова.

– Когда я целый месяц ни за что просидел в тюрьме, ты о нашем близком родстве не вспоминал. Или я ошибаюсь?

– Не я отправил тебя в тюрьму.

– Не ты, но тот режим, которому ты верно служишь.

– Я работаю на государство, на свою страну, – возразил Ратманов.

Азаров расхохотался.

– Кто бы сомневался. А государство и страна отблагодарила тебя этим дворцом и с примыкающими к нему постройками. Кто бы ни захотел так работать.

– У тебя была такая возможность, я тебе предлагал место в Совете Директоров крупной компании. Ты же отказался. – Несколько лет тому назад, Ратманову предложили купить брата хлебным местом. Но Азаров решительно отказался.

– Ты же прекрасно знаешь, я не беру взяток ни деньгами, ни щенками, ни местами в Советах Директоров. Хотя иногда, ой, как хочется.

Ратманов попытался в очередной раз овладеть собой.

– Послушай, Алексей, в стране страшная ситуация, эпидемия косит людей. Давай забудем все эти распри хотя бы на это время. – Он приблизился к брату. – Могу сказать тебе по секрету, после того, как завершится этот ужас, многое изменится. Уже есть проработки. – Это была ложь, Ратманов точно знал, что ни каких особых планов что-то менять в стране не было. Разве только провести кое-какие второстепенные и косметические реформы, которые не повлияют на характер системы. Но ради того, чтобы успокоить брата, можно пойти и не на такой обман.

– Вот когда начнутся перемены, тогда и поговорим по- другому. К тому же я в это не верю. Вы никогда не будете проводить реформы. Хочешь, поспорим на этот дом?

– А что ты можешь предложить взамен?

– Говори, что хочешь?

Ратманов ненадолго задумался.

– Ты откажешься от своей политической деятельности.

Теперь ненадолго задумался Азаров.

– Идет, – согласился он. – Заключаем соглашение?

– Да.

– Некому разбить, – сказал Алексей.

– Обойдемся собственными силами, – сказал Ратманов.

Братья подали друг друга руки.

– Я разбиваю, – предложил Азаров.

– Давай.

Азаров свободный рукой разбил их рукопожатие.

– Уговор дороже денег, – усмехнулся он. – Не возражаешь, если я еще немного тут похожу.

– Не возражаю.

Только сейчас до Ратманова дошло, какую фантастическую глупость, поддавшись эмоциям, он только что совершил. Ему ли знать, что в этом споре он заведомо проигравшая сторона. Что же отдавать Алексею дом и все, что его окружает?

Ратманов вдруг почувствовал, как подкашиваются ноги. Он не без труда направился к дому. От охватившегося отчаяния его даже стало немного подташнивать. Во всем виноват Алексей! Он ловко спровоцировал его на необдуманный поступок. И что теперь ему делать?

19.

Ратманов в расстроенных чувствах вошел в дом и стал медленно подниматься по лестнице в свою спальню. Общение с братом отняло у него столько сил, что он ощущал потребность в отдыхе. Ему надо постараться хотя бы на время выбросить мысли об этом нелепом споре. Иначе, они словно яд, начнут отравлять организм.

Он знал за собой одну черту, при внешнем равновесии и спокойствии внутри себя он был азартным человеком. Не случайно же однажды дал себе зарок, что не будет никогда больше садиться за игорный стол. Он отлично помнил, как в казино в Монте-Карло в рулетку проиграл такую большую сумму, что в ту же ночь всерьез намеревался покончить с собой. От одной мысли, что ему придется признаться жене в том, что он за пару часов спустил все, что они копили несколько лет, жить не хотелось. Но тогда он пересилил себя, вернулся в гостиницу и все поведал Софье. К его огромному облегчению она не стала его упрекать, устраивать истерики, хотя у них не было даже денег на возвращение домой. Она лишь слегка его сначала пожурила, а потом стала утешать, говоря, что они молодые и что они заработают еще достаточно денег. А этот неприятный момент как-нибудь переживут.

Так все и произошло, деньги заняли у знакомых, вернулись в Россию. А вскоре он поймал попутный ветер, и его карьера стала так стремительно развиваться, что он сам этому удивлялся. Затем стали приходить и деньги, да в таком количестве, что тот проигрыш, который на тот момент казался ему огромным, теперь лишь вызывал улыбку. Но то было давно, а сейчас все обстоит по-другому, он уже не в том возрасте, когда можно надеяться на очередное чудо. Если он на этот раз все потеряет, то больше уже не наверстает упущенное.

– Михаил Германович, с вами все в порядке? – услышал он чей-то голос.

Ратманов повернулся на звук голоса и увидел рядом с собой Шевардина.

– А что такое?

– Вы плохо выглядите, – пояснил начальник охраны. – Я видел, вы разговаривали с Азаровым. Он вас чем-то расстроил?

Ратманов на этот раз более внимательно посмотрел на своего начальника охраны.

– А что заметно? – спросил он.

– Более чем.

– У нас с братом серьезные идейные разногласия. Думаю, кем является Алексей Азаров вам хорошо известно. Так сказать, мы находимся с ним по разным сторонам баррикад.

– Мне это известно, Михаил Германович. Но это все, что вызвало ваше расстройство?

– Позвольте, вам, что за дело, Игорь Юрьевич?

– Я руковожу охраной вашего дома. Для выполнения служебных обязанностей мне целесообразно знать, как можно подробней обо всем, что тут происходит. Это и в ваших интересах и в интересах вашей семьи.

Несколько мгновений Ратманов молчал. Слова Шевардина вызвали у него удивление. Что он конкретно имеет в виду? О каких подробностях говорит? Да и вообще, что он знает об этом человеке? Его порекомендовали ему солидные люди. И он не счел возможность им отказать. Разумеется, он ознакомился с его досье, оно произвело на него впечатление – внушающий уважение солидный послужной список. Но он может быть и не достоверным, по крайней мере, такой вариант тоже нельзя исключать.

– Что вы имеете в виду, Игорь Юрьевич?

– Только то, что готов прийти вам на помощь, если потребуют обстоятельства или вы попросите меня об этом, – пояснил начальник охраны.

– И как далеко может простираться эта ваша готовность?

– Это зависит от ситуации.

– А это зависит от соблюдения закона, уголовного кодекса?

На лице Шевардина промелькнула мимолетная улыбка.

– С законом во многих случаях можно договориться.

Ратманов снова задумался.

– У вас есть такие возможности? – поинтересовался он.

– Они есть и у меня и у вас, хотя ваши возможности во многом обширнее.

Он специально говорит так непонятно и туманно, задался вопросом Ратманов? Ему захотелось расспросить его еще кое о чем, но вдруг почувствовал, что устал. День сегодня выдался уж чересчур суматошным. При случае он непременно попытается узнать более подробно, что имеет в виду Шевардин. А сейчас надо готовиться к вечернему приему, ведь в доме столько гостей.

– Я подумаю над вашими словами, Игорь Юрьевич. И возможно, мы продолжим наш разговор. А сейчас, извините, хочется немного отдохнуть.

– Разумеется, Михаил Германович. Приятного вам отдыха.

Шевардин стал спускаться по лестнице. Ратманов посмотрел ему вслед и направился в свою спальню.

20.

Сбор в столовой был объявлен на семь часов. Азаров посмотрел на часы – оставалось еще полчаса. Значит, можно сделать кое-какие дела. Он отворил в дверь, выглянул в коридор, убедившись, что никого нет, снова закрыл комнату и достал телефон.

– Саша, привет! – поздоровался он, услышав голос Ломако.

– Леша, рад тебя слышать. Как поживаешь у классового врага?

– Обживаюсь. У классового врага совсем не плохо.

– Представляю. Как бы он тебя не переманил на свою сторону своим комфортом?

– Это вряд ли. Лучше скажи, с тобой все в порядке? Из наших никто не заболел?

– Пока все, включая меня, здоровы.

– Приятно слышать. Теперь по существу. Пока я изучаю дислокацию территории, здесь есть много всего любопытного. Так что не напрасно сюда пробрался. Но делать съемки еще преждевременно. Не так просто все разведать, за мной тут наблюдают. Но несколько фотографий я сделал. Сейчас тебе вышлю. А ты готовь техническую часть, чтобы сразу по моей команде отправить дрон.

– Не беспокойся, все будет готово в нужный момент. Будь осторожен в логове врага, – предупредил Ломако.

– Хорошо, – улыбнулся Азаров.

– Я это говорю вполне серьезно. Эти люди способны на все.

– Не беспокойся, мне ли это не знать. Ладно, до связи.

Азаров разъединился, после чего отправил Ломако сделанные ранее фото. И задумался совсем над другим вопросом: что ему одеть на торжественный ужин? Будет Святослав со своей кинодивой. Интересно на нее посмотреть. Тем более, с некоторых пор он человек холостой.

Азаров поймал себя на том, что эта мысль вызывает в нем какой-то внутренний протест. Развод с Юлией оказался для него и неожиданным и болезненным. Когда она объявила о своем решении, он почувствовал себя так, словно бы кто-то огрел его по макушке. Он, конечно, видел, что в последнее время жена изменилась, стала по иному относиться к его политической деятельности. Раньше она ее безоговорочно поддерживала. Но после того, как он по выдуманному обвинению едва не загремел в тюрьму на большой срок, после того, как какие-то отморозки напали на нее и их детей, после его месячного пребывания в СИЗО, что-то в ней надломилось. Наверное, это по-своему логично, очень тяжело жить в таком сильном и постоянном напряжении. На это способны только избранные натуры. А, как теперь стало ясно, Юлия к ним не относится, хотя поначалу искренне хотела ею быть. Но не получилось. И ему не за что упрекать ее, она и без того сделала очень многое.

Ладно, о жене, точнее, о бывшей уже жене он подумает позже, а сейчас, что же ему все-таки надеть? Наверное, стоит костюм и галстук, надо выглядеть солидным, преуспевающим человеком. Это вызывает у окружающих уважение. Так он и поступит.

Азаров постучался в дверь сына, услышал: «входите» и вошел в комнату. Ростислав с безмятежным видом лежал в наушниках на кровати.

– Это ты? – немного удивленно произнес юноша.

– А кого ты ждал?

Азарову показалось, что сын немного смутился.

– Никого, – ответил Ростислав.

Но Азаров ему не поверил, скорей всего, он надеялся, что придет Рената. Все же странная дружба между ними, они такие разные, что порой кажется, что сделаны из различных материалов.

– Вставай и быстро одевайся, – приказал Азаров. – Через несколько минут нам надо быть на ужине.

– Иди, я не пойду. Ты прямо как на прием вырядился, – насмешливо посмотрел на отца Ростислав.

– И тебе, советую, нормально одеться.

– Это еще зачем?

– Там будет иностранка, известная киноактриса.

– Не знал, что ты такой поклонник кино.

– Слушай, перестань препираться. Раз мы сюда приехали, то должны вести себя соответственно. Не надо каждую минуту доказывать свою революционность.

– А что надо доказывать, папа?

– Что ты нормальный, интеллигентный человек. Особенно в нынешней ситуации.

– Как раз в этой ситуации самое время их добить.

Азаров сел на кровать рядом с сыном.

– Я тебя уже объяснял: сейчас не время. Если мы окончательно станем добивать власть, в стране начнется еще больший хаос. И тогда людям перестанут помогать вообще. А эпидемия, как лесной пожар в ветреную погоду, станет распространяться с бешеной скоростью. Представь, сколько людей заболеют, сколько умрут. Эта не та цена, которую следует платить за смену режима. Я доказывал это своим соратникам, но многие не желают принимать во внимание мои аргументы. Я против лозунга: тем хуже, тем лучше.

– А я – за.

Азаров понял, что их спор с сыном может длиться до бесконечности.

– Ты виделся с Ренатой? – спросил он.

– И что?

– Ничего. В смысле ничего хорошего, – ответил Ростислав.

– Понятно, в твой лагерь она не перешла. Но с одного наскока это и не могло случиться. Надо продолжать агитацию. А ты не хочешь идти на ужин и встретиться с ней. Вы оба будете разочарованы, если снова на нем не встретитесь.

Азаров с некоторым удивлением заметил, что этот аргумент возымел действие. Ростик о чем-то задумался. Внезапно на его лице появилась ухмылка.

– Ладно, папа, уговорил, пойду на ваш светский раут. Ты иди, а я буду одеваться.

– Хорошо, приходи в столовую. Ты же знаешь, где она?

– Да, на втором этаже. До встречи там.

Азаров встал и вышел из комнаты.

21.

Шевардин снял наушники, затем выключил компьютер. И задумался. Но думал недолго. Достал из кармана телефон, нашел нужный номер и активировал его.

– Андрей Николаевич, добрый день, это Шевардин. – Услышав ответ, он продолжил: – Наш подопечный вышел на связь. Да, впервые с тех пор, как он тут. – Он снова выслушал ответную тираду. – Разумеется, весь разговор записан. С кем он говорил, нам тоже прекрасно известно. Это, без всякого сомнения, он, – подтвердил Шевардин. – Можно представить, что они готовят. Да, вы сами послушайте, я сейчас вам отправлю запись разговора. Что мне делать? Понятно, буду продолжать наблюдение за ним. Хорошо, форсировать не стану. А как мне вести себя с Михаилом Ратмановым? Обстоятельства очень резко изменились. – Какое-то время Шевардин слушал, что ему говорит невидимый собеседник. – Да, согласен, буду действовать по ситуации. Но пока себя перед ним не расшифровать. До свидания, Андрей Николаевич.

Шевардин разъединился и снова спрятал телефон в кармане. И стал обдумывать только что состоявшийся разговор. Он был им не совсем доволен, но выбора у него нет. Точнее, пока нет, а там многое может измениться. Ситуация быстро выходит из-под контроля, неизвестно, какой она окажется в ближайшее время. И надо к ней готовиться, чтобы начать действовать, когда придет для этого момент.

Но они все предпочитают ждать, хотя неизвестно чего. И как бы ни стало поздно. Для него же хорошо, что обстоятельства сложились таким образом, что он оказался именно в этом, а ни в каком другом месте. О такой удаче можно только мечтать. И вот она стала реальностью. Только бы ее не профукать. С таким осторожным и пугливым начальством, как у него, это вполне возможно. Ну, ничего, он постарается, чтобы это все же не произошло.

Пока же он должен выполнять обязанности управляющего этим домом. И у него, как у человека, занимающего такую должность, много неотложных дел.

Шевардин встал и направился по этим самым делам.

22.

Михаил Ратманов последним вошел в банкетный зал или столовую, как обычно они в семье называли это помещение. Оглядел собравшихся, все были на месте. Кроме Виталия. Он почти десять минут уговаривал прийти его, но сын наотрез отказался. Им по-прежнему владел панический страх перед заражением вирусом. Все боятся, но у него это приняло какой-то гипертрофированный характер. И что с этим делать, не ясно. Может, попросить поговорить с внуком отца. Он обладает большим даром убеждения. Но это потом.

Михаил Ратманов сел на свое место рядом с женой. Он заметил, что все смотрят на него, как на хозяина дома, ожидая команды приступить к ужину. Но ему хотелось чуть-чуть потянуть, получить удовольствия от того, что он тут главный. Даже отец не спускает с него вопрошающего взгляда.

Он подумал о том, что впервые за много лет действительно собралась вся их семья: отец, братья с детьми. Вот только он не ощущает почти никакого родства с этими людьми. Еще с отцом оно хоть как-то чувствуется, а вот со всеми остальными даже этого нет. Придется терпеть всех их, другого выхода у него нет.

– Друзья, давайте начинать наш первый совместный ужин, – вставая, произнес Михаил Ратманов – Папа, может, скажешь приветственное слово или тост.

– Непременно скажу, Миша. – Герман Владимирович с рюмкой водки в руках тоже встал со своего места. – Дорогие мои дети, внуки, Софья, а так же мадам Жобер. Мы тут собрались в очень непростой период, когда за стенами этого дома в прямом смысле властвует смерть. Удивительно, но только такая страшная напасть собрала нас всех вместе. Об этом стоит задуматься; когда все нормально и спокойно, мы разобщены, нам дела нет друг до друга. И мне как отцу троих сыновей, которые тут находятся, это грустно. Наверное, в такой ситуации есть немалая моя вина, раз не сумел вас сделать по-настоящему близкими людьми. Поэтому я постарался воспользоваться обстановкой, чтобы попытаться исправить положение, так как скорей всего иной возможности жизнь мне уже не предоставит. Я говорю не только от своего имени, но от имени всех трех матерей моих сыновей. Так получилось, что ни одна из них не дожила до сегодняшнего дня. Но не сомневаюсь, что они были бы рады и сами здесь присутствовать и присоединились бы к моим словам. Понимаю, что затянул свою речь, поэтому перехожу к заключительной ее части. Давайте перед лицом огромной опасности отбросим свои разногласия и ощутим себя единой семьей. Должна же быть в мире какая-то сила или сущность, которая сглаживает разногласия, устраняет вражду, способствует сближению и проявлению солидарности. Если же ее не существует, то в таком случае все становится уж как-то очень безнадежным и безрадостным. Но я, прожив достаточно долгую жизнь, не хочу мириться с такой реальностью. Поэтому предлагаю всем поднять бокалы за сплоченность между всеми нами, за то, чтобы перед лицом таких страшных событий мы бы ощутили, что являемся одним кланом, и то, что нас объединяет, гораздо сильней того, что разъединяет.

Пока Герман Владимирович произносил тост, Святослав переводил его для Соланж. И когда Ратманов-старший закончил говорить, француженка первой вскочила со своего места и темпераментно прокричала: «Браво».

Все немного удивленно посмотрели на нее, но она не обратила этого внимания.

– Мне очень понравились ваши слова, Герман Владимирович, – не без труда выговорила она имя отчество Ратманова. – Позвольте, я вас поцелую.

– Конечно, с удовольствием, – улыбнулся Герман Владимирович.

Француженка подбежала к нему и несколько раз поцеловала. Затем вернулась на свое место.

Все сильно проголодались, ели активно, и ужин завершился довольно быстро. После чего все перешли в соседний каминный зал на коктейль.

23.

Азаров стоял с бокалом в руках и размышлял над речью своего отца. По своему, разумеется, он прав. Вот только даже перед ликом смерти должен ли он, Азаров, примириться со своим братом-коррупционером Михаилом? Что-то он не испытывает такого желания. Да и Ростислав не одобрил бы такого поступка.

Невольно он посмотрел на сына; тот был поглощен разговором с Ренатой. Было заметно, что молодые люди ограждены невидимым забором от всех остальных.

– Алеша, мы с тобой еще так и не пообщались, – услышал он рядом с собой голос.

Азаров повернулся на его звук, рядом с ним с бокалом в руке стоял Святослав. Но не один, а вместе со своей француженкой.

– Это верно, – ответил Азаров. – Все как-то не получалось.

– Но сейчас, надеюсь, получится. – Святослав обнял брата за плечи.

– Конечно, получится, – согласился Азаров.

– Тогда познакомься с моей подругой – Соланж Жобер. А это мой брат, Алексей, – перешел на английский Святослав. – Он главный оппозиционер страны, мужественно борется с нынешним режимом.

– Это правда? – удивилась француженка. – Я не знала, что у Святослава такой замечательный брат.

– Святослав преувеличивает, я один из оппозиционеров. А кто главный в стране в этом качестве не ясно. Уж точно я на эту роль не тяну. Скорей всего такого человека, к большому сожалению, просто не существует.

– Как такое может быть? – недоумевающе посмотрела на него Соланж. – Если есть оппозиция, всегда должен быть тот, кто ее возглавляет. У нас всегда так.

– У вас, да, а у нас по-другому.

– Я все больше убеждаюсь, что в России все иначе, – сморщила лоб женщина. – Почему так? Я спрашивала у Святослава, но он не хочет отвечать. Может, это сделаете вы?

Братья переглянулись.

– Это не просто, мадам Соланж, – ответил Алексей. – Я должен подумать. Может быть, позже попытаюсь вам ответить. Мы привыкли к парадоксам своей страны. И когда иностранцы просят их объяснить, это вызывает затруднение.

– Может, достаточно говорить на эти темы, – вмешался в разговор Святослав. – Предлагаю выпить за встречу.

– Я только – за, – откликнулся Азаров.

– Тогда за нас!

Все трое чокнулись и выпили.

– Давайте сядем на этот диван, – предложила Соланж. – Я хочу вас, Алексей, кое о чем расспросить.

– Не сопротивляйся, она все равно не отстанет, – усмехнулся Святослав.

Все трое расположились на диване.

– Скажите, Алексей, это правда, что вы сидели в тюрьме? – спросила француженка.

– Несколько раз, – подтвердил Азаров. – Последний – совсем недавно. Целый месяц провел в камере на 10 человек. Нас там сидело пятнадцать.

– Разве такое может быть? – изумилась Соланж.

– В наших тюрьмах – это обычная практика.

– Где же вы спали?

– На топчане.

Соланж наморщила лоб.

– Что такое топчан? Я, наверное, это никогда не пойму. Ладно, спрошу о другом: за что вас посадили в тюрьму?

– За призыв выйти на митинг.

– И все?

– Да.

– Разве за это сажают?

– У нас сажают.

– Но выходить на митинг – это законное право любого гражданина.

– Если митинг против власти, он априори незаконный.

– Но зачем нужен митинг за власть? Это нелепо!

Мимо них с бокалом в руках проходил Михаил Ратманов.

– Соланж, а можно я задам от вашего имени этот вопрос моему брату. Он как раз работает в администрации президента. Михаил, можно тебя спросить?

Ратманов посмотрел на француженку, затем перевел взгляд на Азарова.

– Задавай, – без большого воодушевления согласился он.

– Наша французская гость интересуется: почему наша дорогая власть не разрешает митинги оппозиции? – спросил Алексей по-русски и тут же перевел вопрос на английский.

– Это неправда, мы разрешаем митинги оппозиции, – заявил Ратманов.

– Только за последние месяцы вы отклонили наши заявки на три митинга. А один грубо разогнали, арестовав десятки человек.

– Если разогнали, значит, митинг был незаконный.

– А он не может быть законным, если его не разрешают. Тогда любой митинг можно превратить в незаконный. И у вас нет никаких оснований его не разрешать, граждане своей страны имеют право собираться вместе и высказывать претензии к власти. Вплоть до ее отставки.

Азаров и Ратманов смотрели друг на друга, в их взглядах горела неприкрытая враждебность. Соланж с откровенным изумлением наблюдала за ними.

К ним поспешно подошел Герман Владимирович.

– Стоп, ребята, – сказал он, вставая между братьями. – Вам, как на ринги, лучше ненадолго разойтись. Не стоит продолжать разговор, если невозможно прийти к согласию. Когда я занимал должность вице-премьера, то старался придерживаться именно такой позиции. И это помогало. Иди, – слегка подтолкнул он Михаила Ратманова.

Михаил Ратманов недовольно отошел от них.

– Видите, мадам, какие у нас пылают тут страсти, – сказал Герман Владимирович. – Во Франции такое не наблюдается?

– У нас случается и не такое, но никогда не сажают только за призыв выйти на митинг, – ответила Соланж. – Мне этого, по-видимому, никогда не понять.

– А вам хотелось бы?

– Соланж неожиданно заинтересовалась Россией, – вмешался в разговор Святослав. – Мы ей представляемся дикарями, одетыми в современную одежду. Не правда ли?

– Твоя интерпретация моего интереса не имеет отношение к действительности, – довольно резко возразила Соланж. – Но мне действительно интересно. Я многое не понимаю. Мне бы хотелось подробней расспросить вас, мсье, Герман Владимирович. И вас, мсье Алексей. А вот на Святослава я не надеюсь, он сам плохо знает свою страну. Я права? – посмотрела она на него.

– Я потому и уехал из России, что не могу ее принять, – ответил Станислав. – Тебе, в самом деле, лучше за разъяснениями обратиться к отцу и братьям. Уверен, они тебе не откажут.

– Разумеется, дорогая Соланж, мы всегда готовы вам помочь, – отозвался Герман Владимирович. – Алеша, ты согласен?

– Не вижу никаких препятствий.

– Вот видите, как все хорошо складывается, – улыбнулся Герман Владимирович. – Нам всем будет, чем заняться во время этого вынужденного затворничества.

24.

Постепенно предназначенные для коктейлей бутылки вина были опустошены, и разговоры стали стихать. Все собрались уже покинуть зал, как внезапно в него ворвался отец Варлам. После ужина он незаметно исчез, а теперь вдруг появился. И загородил своим телом выход, не позволяя никому покинуть помещение. Все удивленно уставились на него.

– «И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них» доколе не померкли солнце и свет и луна и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем. В тот день, когда задрожат стерегущие дом и согнутся мужи силы; и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно» – громовым голосом процитировал он. – Покайтесь! – уже от себя призвал он, – настают грозные дни. Бог дает каждому из вас последний шанс на спасение. А что делаете вы, вместо того, чтобы молиться и умолять о милости. Пьете вино, ублажаете плоть и продолжаете думать, что все пройдет, и вы снова вернетесь к прежней жизни. Этому не бывать!

Священник замолчал, молчали и все те, к кому была обращена эта проповедь.

– Святослав, это что? – тихо спросила Соланж, не поняв ни слова, но почувствовав пафос речи отца Варлама.

– Я потом тебе все объясню, – шепотом ответил Святослав. – Пока же просто смотри и получай удовольствие. Такой экзотики нигде не увидишь. Возможно, это и есть подлинная Русь.

Хотя Святослав произнес эти слова тихо, но в образовавшейся тишине их слышали все. Это нарушило всеобщее оцепенение.

– Отец Варлам, позвольте мы пройдем, – произнес Герман Владимирович. – Кто желает вас слушать, пускай остается. Лично я после сытного ужина и вина просто хочу лечь и отдохнуть.

Но на священника эти слова, если и произвели впечатление, то совсем не то, на какое рассчитывал их говоривший.

– Ты первым станешь жертвой посланного Богом мора, – показал он перстом на Германа Владимировича. – Вспомни мои слова, когда придет твой час.

– Стану, значит, стану, – спокойно отозвался Герман Владимирович. – Вы-то что волнуетесь, я вам ни друг, и ни сват. До сегодняшнего дня мы с вами даже не были знакомы. А потому сгинь, нечистая сила! Дай пройти.

Герман Владимирович взял священника за руку и отодвинул от прохода. Неожиданно отец Варлам без сопротивления позволил себя потеснить.

Вслед за Германом Владимировичем вышли и все остальные. С отцом Варламом осталась только Софья Георгиевна. Она видела, что он пребывает в состояние ошеломления от неудачи своей выходки. Она знала, что в церкви, где он служил настоятелем, его подобные эскапады пользовались огромным успехом.

– Отец Варлам, – сказала Софья Георгиевна, заботливо беря его за руку, – вам не стоит расстраиваться. Они еще не осознали весь ужас своего положения, они пока живут прежней жизнью. Прошло совсем мало времени.

Отец Варлам медленно повернул к ней голову.

– Я страдаю за них, – произнес он, – заблудшие души – причина для горести пастыря.

– Я вас прекрасно понимаю, и я целиком на вашей стороне. – Вы удивительный священник, таких, как вы, единицы. Прошу вас, благословите! – умоляюще посмотрела на него Софья Георгиевна.

– Благословляю! – Отец Варлам перекрестил ее, женщина поцеловала ему руку.

– Вы не поверите, но мне сразу стало легче, – сказала она.

– Так и должно быть, значит, на вас снизошла божья благодать. Но не на них.

– Снизойдет и на них. Это счастье, что Господь послал нам вас.

Несколько мгновений священник пристально смотрел на нее.

– К сожалению, это понимаете только вы, – произнес он.

– И я не сразу стала это понимать, многие годы жила во тьме. Но свет воссиял надо мной. Я очень надеюсь, что однажды это же случится и с Мишей, и с Виталиком и с Ренатой. Вы даже не представляете, как я этого жду.

– Представляю. Жажда Бога – это самая сильная жажда человека.

– Вы правы, батюшка. Только не всегда она посещает человека, – грустно проговорила Софья Георгиевна.

25.

Михаил Ратманов сидел в спальне и с нетерпением ждал появления жены. Он весь кипел от злости. И едва она вошла в комнату, в тот же миг вскочил с кресла и кинулся к ней.

– Софья, объясни мне, что это сейчас было? – брызгая слюнями ей в лицо, прорычал он.

Софья Георгиевна в изумление замерла на месте. Таким разъяренным она давно не видела мужа, если видела вообще.

– Миша, о чем ты?

– О твоем святоше. Кто ему позволил устраивать этот цирк. Мы приняли его в нашем доме, хотя я самого начала был против, но ты захотела, я согласился. Но я не давал согласия на подобные представления. Все смотрели на него, как на сумасшедшего. И, кажется, они не далеки от истины.

Софья Георгиевна попыталась приобнять мужа, но он резко отпрянул от нее.

– Миша, отец Варлам не сумасшедший, он просто так видит мир. По его мнению, он едва ли не целиком пребывает в грехе. И эта страшная пандемия послана нам потому, что мы все постоянно грешим.

– Если ты помнишь, я по образованию историк. И изучал все эти апокалиптические бредни. Их произносили две тысячи лет назад, пятьсот лет назад, ну пусть даже сто, и люди всерьез к ним относились. Но в наше время, это выглядит просто дико. Ладно бы, он нес эту чушь в своей церквушке перед такими же, как он, сумасшедшими прихожанами. Но здесь собрались совсем другие люди. Что подумает мой отец, братья, эта француженка, наконец, о нас? И без того о России в мире черт знает, что говорят.

Софья Георгиевна села в кресло. Она молчала и даже не смотрела на мужа. Это быстро вывело его из себя.

– Почему ты мне не отвечаешь? – закричал он. – Или ты считаешь, что все так и должно быть.

Софья Георгиевна медленно повернула голову в сторону Ратманова.

– А ты считаешь, что что-то изменилось по сравнению с тем, что было тысячу или даже две тысячи лет назад? Ты, в самом деле, думаешь, что грехов стало меньше?

– Мы будем сейчас говорить о грехах?

– А о чем?

– О том, что делать с этим местным Савонаролой. У меня один его вид вызывает бешенство. А уж когда он открывает свою пасть…