Читать книгу Избранные стихотворения - Владимир Ханан - Страница 17

В ту ночь мне снилось многое, хотя

И блазнилось, что я не спал нисколько.

Любовницы во тьме желтела долька,

И вся она была как бы дитя,

Уже чуть, правда, тронута морозцем

Девичества (наверное, к слезам…).

А снился мне суровый Джугашвили

У гроба Лили Брик. Она в цветах

Лежала, как красивая молодка,

И щебетала что-то на французском.

Но я расслышал только «силь ву пле».

Ещё во сне меня томила жажда,

Подташнивало. Матерно шурша,

Московская вокруг роилась пьянь.

Из всех щелей ползли стихи, как змеи,

Разрубленные диким топором.

Всем этим управлял вальяжный малый,

Мраморноватый. На причинном месте

Подрагивал присохший сельдерей.

Да это ж Алексей Толстой! Окстился

Я, вспомнив басню Лёна. Ночь была

Насыщена литературной гнусью,

И в нос шибал чудовищный миазм.

О, Господи! – я повторял во сне,

Спаси меня… – но не было ответа.

Так в помраченьи горьком, я страдал,

Растекшись по дивану, как Россия.

С Кавказа жгло, с Таймыра бил мороз,

Мозги засасывало Петербургом,

А где-то в отдаленьи, вроде Вены

Сосал из сердца нежный скорпион.

«Жизнь кончена…», – с тоской подумал я,

Привычно ошибаясь. Рядом плавал

Покойник, колыхая сединой,

И снегом мне виски запорошило

(столь многая была во мне печаль).

Давненько я не читывал Кулона, —

Свербила мысль, но кто он – я не знал.

(Ночная книга с женщиною схожа,

Любимой и таинственной. Она

В любви страшна, дика и неопрятна.)

Однако тошнота совсем прошла,

Пейзаж сменился новым, и погода

Менялась тоже к лучшему…

И вот

Из пелены лиловых облаков,

Пробившийся в каком

то главном месте,

Ударил луч решительного света.

И тут я успокоился, поняв,

Что ВСЁ УЖЕ В ПОРЯДКЕ. Этот луч,

Казалось мне, собою замыкал

Какое-то ТВОРЯЩЕЕСЯ действо,

И мощно сообразен был со всем,

Что было, есть и будет… Но чему

Нет имени в языках человечьих