Читать книгу Ангел широкоплечий - Владимир Хотилов - Страница 2

Это было обычное, морозное утро, но с особой памятной зарубкой, от которой остается душевный след на всю жизнь… Ты шёл в гору извилистой улочкой с ещё большим снегом и свежими ледяными наростами. Тебе было сладко от пахучей папиросы во рту, от воспоминаний о вчерашнем свидании с любимой, от будоражащего аромата неспешной весны и от мысли, что удалось выбраться на несколько дней домой.

Навстречу, под гору, спускался человек с непокрытой головой, лохматый, как и ты, но только черноволосый и кучерявый. Ты сразу догадался, что он навеселе и успел, наверное, опохмелиться после вчерашней гулянки. Хотя он выглядел старше тебя, но всё ещё оставался молодым и казался этаким бесшабашным ухарем, рослым и широкоплечим.

Кучерявый ухарь замедлил поступь, а ты слегка напрягся, не вынимая рук из пальто с поднятым воротником и обожаемым тобой регланом, и, тряхнув растрёпанной ветром шевелюрой, пристально взглянул на незнакомца. А тот остановился, задержал на тебе взгляд и, слегка улыбнувшись, не произнёс, а чуть ли не пропел от удивления:

– Каков, а?!.. Каков парень?!.. Лихой!.. За версту видно – лихой парень!

Ты прошёл мимо него, молча, не останавливаясь, лишь скосив на секунды глаза, а он, осторожно ступая по скользкому насту, всё ещё оглядывался вслед. Но ты уже не думал о нём, наслаждаясь чудесным утром и пьянея от весеннего воздуха. Ты вспоминал лишь подробности вчерашнего вечера: вкус губ любимой женщины, её завораживающий голос, запах шелковистых волос, а пальцы твоих рук до сих пор ещё хранили в себе нежность её кожи, тепло и гибкость молодого тела.

В то утро ты был молодым, сильным, наверняка, счастливым, даже не задумываясь об этом, и ещё не понимал, просто не стремился тогда понять, что такое настоящее счастье, но испытывал удовольствие от всего, что тебя окружало.

Ты прибыл в город, где весна была в разгаре – солнце припекало и всё уже таяло. На следующий день, после затишья от переполоха по поводу твоего приезда, ты сменил дома пальто на плащ и отправился гулять.

Городская весна не радовала тебя – снежный покров исчезал, и на улицах оголялась вся неприглядность человеческого бытия, накопленная за долгие зимние месяцы. И самое главное в ней не хватало того раздолья, той естественной, природной чистоты и прозрачности, отчего душа наполнялась необъяснимой радостью, какую ты испытывал всего лишь пару дней назад, когда направлялся сюда из северной глуши, едва тронутой сменой времени года.

Ты не любил этот город, потому что родился в другом месте, но никогда не горевал из-за этого, а просто к нему привыкал, когда возвращался. И гуляя по нему, ты зашел в фотоателье, решив не то сам, не то по совету родителей сфотографироваться на память.

Приёмщицей там работала знакомая тебе немолодая женщина – супруга хозяина той самой бревенчатой пятистенки, где недолго проживала ваша семья, снимая у него половинку дома.

С той поры минуло лет десять, но вы узнали друг друга и разговорились. Эта энергичная и общительная женщина, к твоему удивлению, почти не изменилась и выглядела сейчас всё такой же весёлой и жизнерадостной, хотя всего полгода назад как овдовела.

– Матери… матери от меня огромной привет! – по-доброму улыбаясь, говорила она. – Обязательно передай… Она чудесная, замечательная женщина!

Ты в те минуты почему-то думал не о своей матери, а об умершем муже приёмщицы. Ты хорошо помнил этого лысоватого человека, его худое, морщинистое лицо с тоскливыми, бесцветными глазами. Ещё ты помнил его прокуренные, испорченные зубы, пожелтевшие от табака пальцы на руках с распухающими венами, и что от него всегда пахло водкой с луком.

Он был тихим пьяницей, никого особо не беспокоил, ни к кому не приставал, а выпив лишнего, подолгу что-то бубнил, сидя на крыльце, и только иногда выкрикивал:

– Репрессии?!.. Никаких репрессий!.. Только классовая борьба!.. И я мог пострадать за тестя… Как родственник врага народа! – тут он ухмылялся, размахивая перед сизым носом рукой с оттопыренным, самым прокуренным указательным пальцем. – Только тесть, мил человек, во время помер – земля ему пухом… Не старый был, но как знал!.. Очень во время помер!

Тихий пьяница работал тогда преподавателем или военруком не то в школе, не то в каком-то техникуме. А до этого он долгое время служил, как шептались люди, в органах и не простых, а особых. В городе многие об этом знали, а на улице, где он проживал, его даже побаивались. Но когда подули ветры перемен, для многих неожиданные, а для кого-то долгожданные, его из этих органов уволили по неведомым для обитателей улицы причинам и страх потихоньку стал забываться.

Было время, когда он, изрядно подвыпив, возвращался домой, ступая нетвердой походкой по мостовой, а озорные мальчишки кричали ему с противоположной стороны улицы:

Обычно он не реагировал на мальчишек, распевающих частушку, лишь иногда останавливался, глупо улыбался, подслеповато озираясь по сторонам, и грозил им своим прокуренным указательным пальцем.

Ты тоже был тогда мальчишкой и толком не знал, как, наверное, и эти озорники, кто такой Берия или кто такой товарищ Маленков, но не распевал, как они, непонятную тебе песенку, завидев пьяного хозяина дома. Сейчас, узнав о его смерти, вдруг вспомнил про тех мальчишек, которые, наверняка, все живы, а некоторые из них уже успели стать папашами и всем им ещё надо жить да жить… И ты как-то легко поверил в то, что когда-то эта грязная улица с дощатыми мостовыми исчезнет навсегда, как исчез из жизни тот тихий старик-пьяница, служивший в годы своей молодости в особых органах. А что будут кричать новые мальчишки – сынишки тех озорников вслед своим будущим, подвыпившим соседям, то об этом ты не помышлял.

После переезда тебя никогда не тянуло в эти места, как не потянуло и в тот весенний день, хотя полузабытая улочка пролегала поблизости. Там нынче стояла непролазная грязь, с утопающими в ней мостовыми, от которой спасала лишь резиновая обувь, поэтому ты отправился обратно, решив по дороге заглянуть в кинотеатр.

Около кассы тебе повстречался Валентин – старший брат одного твоего приятеля. Вы никогда не дружили, но неожиданной встречи обрадовались и заговорили. Валентин ещё в школе считался не только умницей, но и видным парнем, поэтому нравился многим девушкам – их, особенно, привлекали его голубые глаза, симпатичные ямочки на румяных щеках и пухловатые, яркие губы. А когда вы очутились на улице, то ты не удивился, что около кинотеатра его поджидала одна молодая особа.

– Знакомься… моя жена… Людмила, – он обаятельно улыбнулся, представляя светловолосую, стройную девушку.

Его жена, напротив, улыбкой не расщедрилась и, возможно, поэтому красавицей тебе не показалась, но выглядела рядом с Валентином вполне достойно, хотя знакомясь с тобой, повела себя сдержанно, даже несколько настороженно, будто увидела впервые человека, о котором что-то раньше слышала, и это что-то немного её пугало.

Билеты у вас оказались на разные сеансы, и ты почему-то даже обрадовался, что больше уже не увидишь эту чопорную не по годам особу вместе с братом твоего приятеля.

Летом ты вернулся в город уже надолго и теперь, словно привыкая к нему, отправился узнавать его заново. Спустя время ты прошагал совсем недалеко от полузабытой улицы твоего детства, с которой тебя уже ничто не связывало. Далее короткий путь пролегал по крутой дороге в старый, городской центр, почти по тому же весеннему маршруту, минуя лишь фотоателье, где работала приёмщицей знакомая женщина.

На подъёме тебе повстречалась молодая семейная пара с детской коляской. Женщину ты узнал сразу, как, впрочем, и она тебя. Это была Катя – старшая дочь той самой приёмщицы из фотоателье. Вы остановились, и возник разговор, наполненный возгласами и смехом. Катя, радостно восклицая, удивлялась тому, как ты вырос за эти годы, став настоящим мужчиной. Она, как и её мать, была живой, непосредственной натурой, и теперь с благодарностью вспоминала уже твою мать лишь за то, что она помогла ей выбрать любимую и нужную профессию.

– Матери передавай от меня большой привет! – говорила она, прощаясь. – Обязательно передай… Она чудесная, замечательная женщина!.. И в гости… в гости осенью приходи… за яблоками – ты же знаешь – у нас превосходные, вкусные яблоки!

Катин супруг показался тебе молчуном и, похоже, не проронил тогда ни слова, хотя изредка посматривал в твою сторону напряжённым, чуть пристальным взглядом. Этот высокий, худощавый мужчина с усиками и с коляской в руках воплощал собой солидность и надежность, но тебе почему-то не запомнился – в памяти остался только затаённый холодок в его чёрных глазах и ничего больше.

Удивительно, но в тот день ты снова встретил Валентина. Ничего особенного, а тем более мистического, в этом не было. Он бродил по родному городу, который покинул несколько лет назад и которым, как и ты, особо не дорожил. И вы, уже в почти чужом для вас городе, столкнулись лицом к лицу на старой площади, где проходил какой-то праздник для гуляющих здесь коренных горожан, приезжих людей и прочих зевак.

Главные торжества к тому времени завершились и вы, чуть раздосадованные, что не успели отведать праздничных даров, отправились домой. По дороге заглянули в новый дворец культуры, однако обогащаться культурно не собирались и задержались лишь в достаточно вместительном буфете с баром. Расположившись за стоячим столиком, неторопливо потягивали пиво и вели беседу, разглядывая публику и приятный интерьер заведения.

С момента встречи прошло не более получаса, а говорил, в основном, Валентин, как старший и более опытный. Ты слушал приятеля, иногда произнося простые фразы, но у тебя не возникало желание спросить у него, почему он один, и где его жена Людмила, с которой Валентин познакомил тебя весной.

Рядышком, по соседству, оказались две женщины: одна дама уже в годах, а другая совсем молоденькая девушка, видимо, её дочь. Валентин вежливо, даже ласково, обратился к даме, завёл с ней разговор и поинтересовался, кем ей приходится девушка. А когда узнал, что эта её дочь, то назвал девушку красавицей и начал шутливо свататься к ней, нахваливая себя мамаше потенциальной невесты.

– Мама, вы посмотрите… Посмотрите! – уже по-свойски говорил ей Валентин. – Чем не жених, а?!.. Чем не хорош?!.. Всё на месте, всё в порядке! – обворожительно улыбаясь, заводился он. – Плечи крепкие, а грудь, какая?!.. Широкая, настоящая мужская грудь!.. С такими плечами и такой грудью, мама, вам будет спокойно за свою красавицу!

Красавица краснела от смущения, а мамаша задумчиво отвечала:

– Не в груди дело, парень, не в её ширине, а что там… внутри… Есть ли там душа? – вот что дорого…

– А у меня есть душа? – неожиданно спросил Валентин, играючи выпячивая перед женщиной свою на самом деле широкую грудь. – Просветите, мама… просветите… Как рентгеном!

Женщина внимательно на него посмотрела, а затем произнесла твердо и без сожаления:

– Не-а…

– Как нет?! – удивлённо воскликнул Валентин и румянец залил не только симпатичные ямочки на щеках, но и всё его лицо. И тебе показалось, что Валентин обозлился.

– Как нет?! – повторил он ещё раз, уже с нескрываемым разочарованием, оглянулся беспомощно вокруг и, указывая рукой на тебя, спросил у женщины: – А у него… Вот у него есть душа?!

Женщина на тебя почему-то не взглянула, но ответила уверенно:

– А у него она есть… Это точно! – потом повернулась к тебе, посмотрела с ласковым прищуром и сказала негромко. – Вот за него я б свою дочку отдала… наверняка!

Признание женщины тебя ни успело вдохновить, и ты, лишь улыбнувшись, продолжал молчать, зато её слова, похоже, окончательно добили Валентина, и старший брат твоего приятеля, утратив кураж, мгновенно скис и выглядел явно огорчённым.

После, возвращаясь, вы шли какое-то время вместе, и Валентин вдруг произнёс с усмешкой:

– А я развелся со своей женой… недавно… Ты, кажется, её видел… весной – помнишь?!

– Помню, – ответил ты, – светленькая такая…

– Ага, светленькая! – ещё злее усмехнулся Валентин, проговорив нараспев. – Светлая-присветлая такая…

Ты подумал, что тема исчерпана и хотел спросить его про что-то другое, но Валентин начал вспоминать день их развода, вернее, как после него, вечером, став уже не супругами, они отправились с бывшей женой в общагу и занимались там до утра сексом.

Ты ещё не понимал, каким образом уже чужие, не любящие друг друга люди, официально разведённые мужчина и женщина, могут этим заниматься, к тому же сразу после развода… А Валентин не скупился на подробности и, смакуя их, рассказывал тебе, как он долбил свою светленькую в последний раз.

«Зачем… зачем всё это?!.. Для чего он всё мне рассказывает?.. Кому нужно знать, как он елозил свою чопорную суку?» – удивлялся ты и не мог найти этому разумного объяснения. Правда, слушать Валентина и удивляться тебе пришлось недолго – на перекрестке вы разошлись, каждый в свою сторону, и ты не жалел об этом.

Время шло, о своем попутчике ты больше не вспоминал, не думал, пока случайно не встретил его младшего брата. Уже в разговоре тот обронил:

– А тебе от Валентина привет!

Ты удивился, позабыв про его старшего братца, но из вежливости спросил:

– Ну и как он?

– Отлично!.. Женился… и сейчас перераспределился, как молодой специалист, в наш город… На днях помогал переезжать ему на новую квартиру – получил двушку современной планировки – у него всё замечательно! – с удовольствием делился приятель.

– Женился?! – удивлённо произнес ты, будто что-то припоминая. – Эта такая светленькая… стройняшка?!

– Нет… Ты путаешь! – заулыбался приятель. – Светленькая – это его первая… Сейчас у него другая – шатенка… Весёленькая такая – души в нём не чает!.. Думаю, братану, на это раз с женой повезло!

– Везёт тем, кто везёт! – кисло пошутил ты, не найдя подходящих слов для его брата, и еще добрых два года ничего не знал про них обоих, пока снова не встретил приятеля зимой, в середине февраля.

Приятель поздравил тебя с праздником.

– Не рановато ли? – отшутился ты, полагая, что тот поторопился с поздравлением.

– Самый раз! – усмехнулся приятель. – Или забыл?! – сегодня день святого Валентина – покровителя всех влюблённых.

Пришла очередь усмехнуться тебе:

– Покровители либо живые, либо их нет вообще…

Беседуя с приятелем, ты узнал не только про его дела, но и про Валентина, но уже не святого, а его родного братца.

– Собрался на родину жены… Переезжает в её город – нынче есть подходящий вариант для обмена, – без особой радости рассказывал приятель.

– С чего это он, – поинтересовался ты, – какая муха укусила?

– А он здесь всё взял, что можно, – отвечал откровенно приятель, – и квартиру, и должность с подходящей для трудовой отметкой… Теперь, говорит, можно линять отсюда!

Ты с недоумением посмотрел на него, словно ожидая пояснений.

– Завод-то новый… огромный, – заметив это, заговорил приятель с некоторой ехидцей в голосе. – На него тут всякие слетелись: и пчелы, и трутни, и мухи… И всем давай квартиры, и должности повыше!.. Сейчас там пахать надо, – приятель театрально развел руками, – а пырять уже некому – дураков нынче нет!

«И кто ж твой братец в этом раскладе? – услышав эти слова, подумал ты. – Уж точно не дурак!»

– У Валькиной жены мать там осталась, а сама она рожать надумала, – прозвучал голос приятеля, прерывая твои мысли. – В общем, всё идёт по-семейному…

– И где это? – почти машинально спросил ты.

Приятель назвал город.

– Так это ж, тёплые края… – быстро сообразил ты.

Брат Валентина знал географию не хуже тебя, поэтому с тобой согласился.

«Валентинус… Валентино… Валентин… – вертелось у тебя в голове после этой встречи, видимо, из где-то ранее услышанного или, возможно, чего-то прочитанного. – И кто дал ему это имя?.. Ангел широкоплечий… Интересно?!.. Нет, этот Валентин уж точно не святой, как пить дать!»

Прошло ещё несколько добрых лет, добрых хотя бы потому, что ничего плохого, тем более страшного в твоей жизни не случилось, а некоторые люди вокруг тебя, наверное, были тогда даже счастливы только от одной мысли, от своего мироощущения, что просто живут на этом свете.

– Ты помнишь Катю? – как-то спросила тебя мать.

– Катю?!.. Какую Катю? – не сразу догадался ты.

– Со старой улицы… Ну, где начинали жить… в городе – помнишь?!

– Помню, а что?

– Её убили… Муж убил… Говорят, очень ревнивым оказался!

– Печально… Очень!.. У неё ведь дети, кажется, были… – медленно произнёс ты, вспоминая тот летний день, когда на крутой дороге встретил молодую семейную пару с детской коляской. С той поры Катю ты больше не видел… И, закрыв на мгновение глаза, представил её лицо: загорелое, зелёноглазое, казалось, с вечной улыбкой на чувственных и ярких, как спелая вишня, губах.

Ты верил, что именно такие, никогда неунывающие люди наделены редким даром восприятия всей полноты бытия и поэтому всегда будут излучать радость, пока живут на белом свете. И уже только этим они сами, как причудливые, живые цветы, украшают собой нашу жизнь… Катя была неброским, полевым цветком, озорным и смешливым, и этот цветок безжалостно растоптали.

Тебе стало грустно и ты, позабыв, а, может, не желая знать никаких подробностей её смерти, спросил:

– А мать?!.. Мать у них жива?.. Я помню её – очень жизнерадостная женщина…

– Уже померла… – с печалью в голосе уточнила мать. – А каково ей было, если б дожила до смерти дочери?!.. Хотя, как знать – у Кати двое детишек осталось – вот беда!

О чём вы говорили потом, ты не помнил, но почему-то был уверен, что в тот грустный вечер молчаливый отец задумчиво произнёс: «Все там будем… Все!»

Он обязательно говорил эту фразу, когда узнавал про смерть знакомого ему человека.

Настойчиво наступала ранняя весна и, выйдя из дома, ты вдруг вспомнил то морозное утро, когда шёл в гору извилистой и скользкой улочкой, наслаждаясь свободой, пьянея от весеннего воздуха и согреваясь ещё неостывшей любовью… Но сейчас ты не мог, как тогда, вспомнить того вкуса губ любимой женщины, запаха её шелковистых волос, а пальцы твоих рук уже не хранили в себе нежность её кожи, тепло и гибкость молодого тела.

Неповторимый голос едва доносился из глубин разбуженного сознания и ты, чуть прикрыв глаза, сумел всего лишь на мгновение оживить в памяти её облик, но на большее человеческих сил не хватало, и ты лишь подумал: «Ведь за что-то мы любили друг друга?.. За что?!.. Она же есть… эта любовь… Но всегда ли мы достойны её – вот вопрос?!»

Мысли, как неисповедимые тропы любви, убегали вдаль, терялись в незримых, почти немыслимых переплетениях, и ты разорвал их усталым, вопрошающим голосом:

– Где ж ты был тогда, мой добрый покровитель, мой широкоплечий ангел?.. Валентинус… Валентино… Валентин…

2013г.