Читать книгу Опьяненные свободой - Владимир Журавлев - Страница 2

Астора. Я прожил в ней больше года. В результате стал еще больше уважать Ивана Ефремова за мужество. Ефремов – один из немногих фантастов, кто пробовал изобразить счастливое будущее человечества. Хотя он наверняка понимал, как это невероятно сложно, невозможно даже! Вот изобразить мрачное будущее – всегда пожалуйста, нет ничего легче. Берешь окружающую нас поганую действительность, переносишь в мир с иными технологиями – готово. А чтоб изобразить коммунизм светлого послезавтра, брать нечего. Выдумывать надо. С нуля. Создать силой воображения совершенно новый мир, попутно решив массу проблем, которые человечество даже еще не осознало. Труд, достойный титана, не человека. А еще надо представить, какой будет жизнь в этом мире совершенно нового, неизвестного никому типа людей. Да, еще же надо понять, что это за тип людей. И это тоже – труд, достойный титана. Ефремов, конечно, не справился. Но попытка была мужественной.

Да, еще были Стругацкие. И известно их признание, что людей светлого послезавтра они находили прямо вот тут, в гнусном сегодня. Ну да, это заметно. Их герои – наши люди! Мы их понимаем, мы – иногда – такие же, как они! И всё это не имеет ничего общего со светлым послезавтра. Кого, извините, взяли, того и получили.

Это я к тому, что Астора, может быть, и есть один из вариантов светлого послезавтра. Развитый коммунизм. Рай. Как-то еще, наверно, можно назвать. Но, чтоб назвать, надо понять, что перед тобой. Хотя бы. А вот с этим сложно. Так турист, гуляющий по Елисейским Полям с солидной банковской картой в кармане, вовсе не понимает, что такое Франция. Потому что жизнь в банльё – это совсем, совсем не то же самое, что на Елисейских Полях. А в грязных шахтерских городках – своя жизнь. И есть еще целый пласт жизни, называемый рураль… Конечно, всё это можно объять. Если прожить во Франции всю жизнь, если любить эту страну и изучать каждодневно – то можно. Но тут – Астора. Совершенно чуждый мир. И какой-то жалкий год жизни, практически на одном месте. Да еще и язык, на первый взгляд так принципиально непознаваемый. Дело в том, что язык на Асторе – один, и образовался он в результате слияния многих древних языков. Слияния, не уничтожения, вот в чем сложность невероятная. То же самое, что считать языки Европы одним обширным языком. С чисто научной точки зрения это, конечно, так и есть – но выучить невозможно. Свой лексикон для каждого раздела науки, свой – для поэзии, быта, еще десятки для вовсе непонятных ситуаций, и при каждой лексике своя фонетика, грамматика, диалекты, историзмы и архаизмы… В общем, асторяне, как я понял, учат язык всю жизнь, и он заключает в себе все необходимые знания о мире. Почему бы и нет? Живут-то они, наверно, очень и очень долго.

Еще одно забавное наблюдение: коммунизм – это не когда всё есть, а когда ничего не надо. Если и преувеличено, то ненамного. Выяснилось, что на Асторе нет магистралей. Нет самолетов, поездов, стратопланов и прочей экзотики. На Асторе вообще транспорта нет. И магазинов. И кафе с ресторанами. Заводов тоже не замечено. И… и проще сказать, что на Асторе есть. Есть Дома. У каждого асторянина есть свой Дом. Да, так будет правильно: на Асторе есть асторяне со своими Домами. И всё. А как же остальное? А никак. Асторянам ничего не нужно. Наверно. Они просто живут в своих Домах, Дома эти иногда перемещаются, летают, но без особой спешки, собираются в соты и образуют временные, а то и постоянные как бы города, особенно во время Фестивалей… в общем, тихая сонная жизнь без забот.

А под сонным покрывалом жизни – бушующий океан.

Любовь и измена, предательства и бессмысленная верность, поиски, открытия и разочарования, и еще множество того, чему и названия нет в земных языках. Накал страстей обжигающий. Взять хотя бы наши с Роной-сан такие непростые взаимоотношения, которым тоже не подберешь названия. Не дружба, не любовь и не взаимоуважение, хотя это тоже… Но если мы с Роной-сан люди огрубевшие, устойчивые, которых пронять считай что и нечем, то по Анико жизнь хлестала с размахом. И она часто с прогулок прибегала в слезах. Что там происходило, в их детском, таком непростом сообществе? Она не рассказывала. И стеснялась, и наверняка не знала, как. Бытовой язык, который я учил, непригоден для описания психологии отношений в группах сверхлюдей. Пусть даже сверхдетей – не пригоден всё равно.

Сначала я думал – по земным аналогиям – мою девочку просто кто-то травит. Ну, пошел и дал по шее тем, кто, на мой взгляд, напрашивался. Угадал или нет, так и не узнал, но Анико жутко смеялась и вежливо попросила больше не лупить ее лучших друзей. Так что потом я в минуты кризисов просто утешал ее, носил на руках, как лялечку, и уверял, что для меня-то она самая лучшая, самая прекрасная асторянская девочка из всех, кого я знаю. Это, кстати, была чистая правда. И это помогало ненадолго. Но в целом… моя прекрасная танцовщица всё больше отдалялась от своих ровесников и всё чаще проводила свободное время со мной. Мне-то хорошо – я благодаря этому узнавал про Астору такое, чего сроду не раскопал бы сам. Например, то, что на якобы перенаселенной Асторе есть совершенно безлюдные степи. И заповедные горные озёра, рядом с которыми тоже никто не живет. И еще есть целый континент, на котором бывают только Дома. То есть перенаселенность Асторы – это что-то, не связанное напрямую с количеством жителей… Мы побывали с ней кое-где – докуда ноги могли дошагать или Дом долететь. Лишь бы к вечеру были у Холма Прощаний, чтобы встретить Рону-сан после работы в Границе. И каждый вечер в моей душе царила эта необыкновенная, страстная, порывистая, загадочная женщина. И я всё так же безуспешно пытался её понять. А она – меня.

Что ж, и через год я мог сказать про Астору всё то же: что она благословенна, как сон, чудесный и прекрасный. И я провел здесь свои лучшие, такие беззаботные дни. Но ничто не вечно, и это правильно. Не вечно, потому что развивается и меняется, то есть попросту живет. Ну вот и наши отношения с Роной-сан развивались… и доразвивались. Оказывается, это очень больно – когда обожаемая женщина увлекается очередной загадкой и забывает про тебя. Ее могучему интеллекту оказалось невозможно долго заниматься таким простым объектом, как я – стало неинтересно. Ощущение лишнего – нестерпимое. Однажды ночью мне приснилась бескрайняя степь, лента дороги в мягком асфальте и две маленькие фигурки, увлеченно шагающие к горизонту. Что значило – я выздоровел. И я ушел.

* * *

Я стою перед патрульными Границы, а те самодовольно улыбаются. Еще бы! Им же удалось меня найти! И даже, как им кажется, поймать!

– Follow me! – небрежно приказывает старший.

Значит, следовать за ними. Добровольно. Ну что ж… Вообще-то общение с силами правопорядка подобно движению поезда: если встал на рельсы, то в сторону уже не свернешь. Только вперед или назад – что, в сущности, равнозначно. Всё равно же остаешься на рельсах. Вперед – это на допрос. Оттуда – на тюремный рыбозавод. И даже без суда. На какой суд может рассчитывать существо без идентификационной карты? Для таких срока наказания не бывает, потому что суд не положен. То есть если садят, то навсегда.

А есть движение назад. Не идти добровольно. Но у патрульных – дубинки-шокеры, у патрульных шнуры-самозатяжки. И их много, патрульных. Так что в результате всё равно попадешь на допрос, то есть вперед. Это при условии, что после дубинок останешься жив, что вовсе не гарантируется.

Можно, конечно, рискнуть и свернуть с рельсов. Это – крушение, это драка с патрулем и повальная облава на преступника по всей Границе. Граница очень велика, но всё же не настолько, чтобы в ней спрятаться. Сопротивление бесперспективно.

Вот так и рождается рабство!

Они были здоровенными ребятами, так что я отвесил им со всех сил. Прошлый раз пожалел одного, а он встал и достал меня шокером. То-то ощущения были!

По логике, вдвоем они гарантированно должны были меня уделать. У них и подготовка, и спецсредства. Но у меня – решимость и чувство собственной правоты, что дает иногда эффект просто необыкновенный. И еще они не ожидали сопротивления от такой невзрачной личности. По мне же не было заметно, что я провел последний год на силовых батутах – очень популярном развлечении на побережье Южных морей.

Но, скорее всего, особая подготовка полицейских – просто миф. Один из тех, что растут на страхе.

Старший хрипел в собственном шнуре-самозатяжке.

– Бери переговорник, – ласково сказал я. – Начальство вызывай. Пусть оно прямо тут решит, виноват ли я в чем.

Был крохотный шанс, что начальство окажется хоть сколько-нибудь человечным. Или хотя бы справедливым. Прошлые разы, впрочем, не везло.

– Дурак! – прохрипел старший. – Какое начальство? За нападение на патруль – в камере подохнешь! Лично забью!

Он был уверен, что мы скоро поменяемся местами. А как иначе? В Границе с полицией не связываются. А то в камере забьют. Вот в этом и есть главная сила полиции – что с ней не связываются. А вовсе не многочисленность или какая-то там подготовка. Но меня перспектива быть забитым не устраивает, и шнур затягивается сразу невесть на сколько делений. Ничего, откачают, медицина в Границе отличная, сама Рона-сан приглядывает!

– Бери переговорник! – приказываю я младшему. – Вызывай босса, понятно? Того, кто решения принимает, а не старшего смены, такого же долдона, как и ты!

Он решил, что я беру заложника, и что-то бешено забормотал в прибор. М-да. Смелый, значит? Голову в плечи втягивает, но вызывает не начальство, а антитеррористическую группу. При таком раскладе здесь не босс появится, а снайпера. Ну и зачем мне дожидаться? Так что я ушел. Прощай, моя несытая жизнь в Границе. Не много-то я и потерял: работу за кормежку да ночевки в подсобке магазина.

Конечно, с идентификационной картой личности все обстояло бы по-другому. Да только ее выслужить надо было, а у меня после крушения поезда что-то поломалось внутри – и больше я кланяться не могу. И чиновное племя не могу терпеть тоже. Совсем больной, по любым меркам. Зато на душе легко и светло, как никогда в жизни, и ночевки в подсобке магазина кажутся вполне приемлемой платой за свободу. И все чаще появляется странная гордость: я – землянин!

А сейчас требовалось хорошенько укрыться от всевидящего ока полиции и подумать, как, где и за счет чего мне жить в Границе дальше. Что ж, идеальное укрытие у меня было: прекрасная Астора. Барьер по-прежнему меня признавал. Правда, Рона-сан больше не ждет. И в гости не приглашает. М-да. А вот с Анико получше. Да только она как-то быстро выросла. Выросла – и стала оглядываться вокруг в поисках рыцаря-на-белом-коне, как это бывает в определенном возрасте. А вместо него уставилась на меня, ведь я же и болтался все время около. Так что пришлось набрать дистанцию. Она сейчас в поисках объекта воздыхания, а мой затертый вид эти самые объекты однозначно отпугивает.

Ну, хотя бы искупаюсь в море. А подумаю на пляже. Пляжи у них бесплатные. Да у них все бесплатное – только не дают. Вот такой странный на Асторе коммунизм. Для своих.

Трава на Холме Прощаний пожухла. Осень. Снова осень. Снова серое небо, бесконечные дожди и потоки угрюмых людей по улицам, залитым светом реклам. После сегодняшнего это, правда, временно не для меня. Тоже не жалко.

Нерушимый барьер приветствовал меня упругой стеной теплого ветра. Прекрасная Астора, здравствуй.

Но, сколько ни купайся, кушать захочется все равно. А на Асторе не подают, да и я не беру. Я – землянин! Так что пришлось возвращаться в Границу.

Странно, но полиция никогда ранее не пыталась перехватить меня на Холме Прощаний. Как будто им кто-то запретил бесчинствовать около границы Асторы. Всегда ждали, когда я отойду подальше в мегаполис, чем я и пользовался. Но на этот раз встретили прямо за барьером. Серокожий гигант в боевой форме пограничника насмешливо разглядывал меня алыми глазами. Кое-что про него даже я знал. Командир отряда коммандос с Гоэмы, извечного врага Границы, добровольно перешедший на сторону последней. Ныне – командующий всеми силами безопасности Границы, щит и меч прекрасной Асторы, Санго Риот. Вербовочные щиты с его изображением можно увидеть в любом месте Границы.

Я хотел увидеть начальство? Ну так вот оно, главнее некуда. На мгновение я даже поверил, что существует справедливость и на Границе. А как еще понимать появление очень высокого начальства без охраны, и всего лишь для того, чтоб закрыть вопрос с одним из бесчисленного множества бесправных людей? Только как желание лично разобраться и восстановить справедливость!

– Это ты – любитель асторянских девочек? – с усмешкой поинтересовался Санго Риот, и я понял, что зря поверил в справедливость.

Год назад я бы кинулся на гиганта с кулаками – и нарвался бы… да на что угодно. Это простым людям оружие запрещено, а начиная с какого-то уровня власти уже нет. Но год, проведенный в размышлениях, здорово меня подготовил к неприятностям.

– А это ты – цепной пес Асторы, продавшийся за похлебку? – вернул я ему усмешку.

Правда бьет больней всего – и уже гигант кинулся на меня с кулаками. Его тоже обманул мой внешний вид. Бродягу, который ниже тебя на голову, так и тянет ткнуть в зубы, разве нет? Так что он обманулся – и получил по полной программе. Ну, я тоже обманулся. Таких, как Санго Риот, кулаками не успокоить. Он только головой тряхнул, утер кровь с разбитого лица – а потом просто двинул рукой. И наступила тьма.

Так мы и познакомились. Санго Риот оказался очень странным начальством – способным кинуться в драку, когда у него в распоряжении все силы Границы.

Уже в госпитале, возвращая своему носу привычную форму, гигант проворчал:

– Не обзывай меня цепным псом, хоть я он и есть! Астора – наша праматерь! И твоя тоже, психопат! Служить ей – потребность сердца!

Я не ответил ему, может, отчасти потому, что мне тоже приводили в порядок лицо. Почему-то мужчины, когда злятся, норовят заехать в глаз, хотя правильней звездануть по коленке. Может быть, у него действительно была такая потребность – служить чужой стране. Или планете? Неважно. Он все равно ощущал себя предателем, и упоминание о предательстве его задевало. Я хорошо его понимал, потому что сам испытал нечто подобное, когда покинул родину. Много позже я понял, что главное – не то, где находишься, а то, что защищаешь. И назвался Землянином. По праву.

У Санго Риота хватило мужества извиниться за свои слова. Странным он все же был начальником!

– Про вас с Анико такие доклады лежат! – оправдывался он. – Как я мог не верить своей разведке? Кому тогда верить вообще?!

Что я мог ему ответить? Что все, доложенное про нас, правда, и к тому же не вся правда? Мои отношения и с Роной-сан, и с Анико – они были… очень сложными. А разведка, она ведь фиксировала только одну сторону: ту, что видна. Ну и трактовала поведение сверхлюдей в меру своего понимания мира, как любовные взаимоотношения, например.

– Не ваше дело, – только и сказал я в результате.

Как ни странно, он с этим согласился. Не так уж был груб и нечуток глава силовых ведомств, если сумел почувствовать, что странная дружба асторянской красавицы с бродягой из Границы – действительно не его дело.

– Санго Риот, можешь звать меня так! – с забавной торжественностью представился он. – Как называть тебя, воин?

В Границе боготворили воинов – хотя, как и везде, командовали торгаши, бандиты, воры.

Я подумал. Мое прежнее имя сгорело, исчезло в чаду того поезда, что пылал когда-то в ином мире, в иные времена. Он умер, тот прежний тихоня и неудачник, нынешний жесткий и безжалостный я совсем на него не похож.

Санго Риот правильно понял мое молчание.

– Я буду звать тебя Землянин! – решил он. – Если сама Рона-сан признала это имя, значит, оно достаточно правильно отражает твою суть!

Я не возражал. На языке Границы землянин не обозначало ничего и вполне могло служить именем.

Мы прошли в один из его кабинетов. Санго Риот явно бахвалился роскошной обстановкой, и глубокими креслами, и подобострастными помощниками от чиновного племени. А во мне все росло и крепло недоумение. И вот этот ребенок – боевой кулак Асторы? Да ну!

– Жалуются на тебя! – недовольно сказал Санго Риот, развалясь в кресле. – С патрульными чего дерешься? Служба безопасности Границы выполняет свою работу! Они обязаны знать, как ты проходишь нерушимый барьер Асторы! Тебя просто спрашивали! Не били, не пытали?

– Просто спрашивали, – согласился я. – Не били. Разве что слегка – когда заставляли давать показания. Сначала в патрульной машине. Потом в участке. Потом у дежурного по мегаполису. Еще в тюрьме. Еще представителю разведки. Задерживали – для выяснения личности. Хотя прекрасно знали, кто я – иначе б не задерживали! Наказывали за отсутствие документов – хотя сами же их не выдали. Это, конечно, не пытки. Это обычная работа службы безопасности – или кто у вас занимается такими, как я?

Я уже достаточно прожил в Границе, чтоб немного разбираться в местной межрасовой каше. Санго Риот очевидно принадлежал к серокожим аборигенам Гоэмы. Так вот этот гигант явно начал закипать гневом – вспыльчивость являлась расовой чертой и важнейшей частью их культуры.

– Спишь на складе! – загрохотал он. – Подбираешь объедки! А какой гордый, да?! В тюрьме тебе плохо, да?!

– Гордость – это всё, что у меня осталось, – предупредил я и поискал предмет потяжелее.

Санго Риот яростно подышал – и укротил себя. Ну, этого следовало ожидать. Такой вспыльчивости обязательно должен соответствовать какой-то противовес, иначе раса не смогла бы выжить в соседстве с другими.

– Как проходишь на Астору? – резко бросил он, не глядя на меня. – Что видел? Зачем видел? Рассказывай, и закроем это дело! Эти чиновники из любой ерунды проблему раздувают…

Я помолчал. Значит, рассказать? А как? Не то чтобы я не помнил, просто… стоит прикрыть глаза, и вот он, рассвет Асторы, горит в полнеба, и радуга пляшет в прозрачных водах заповедного озера, и крутится в самозабвенном танце хрупкая фигурка моей ненаглядной танцовщицы; и теплый аромат аллеи светящихся деревьев накатывает… «Отнеси меня во взрослую жизнь!» – шепчет Анико, и ее руки невесомо опускаются мне на плечи; и бьет в берег прибой Южных морей, взлетают в небо ловкие прыгуны, легкая фигурка раскрывается в воздухе и стремительно несется к сверкающей глади, пронзает прозрачную толщу воды, и вот уже смеющимися огромными глазищами сияет мне девочка-арт, хрупкий цветок асторянских степей… Каждый шаг на Асторе связан неразрывно с очень личными воспоминаниями. Ну и как это рассказать? Как передать странное и восторженное ощущение великой цивилизации, если для меня она воплотилась в единственной знакомой мне девочке? Арт – это значит богиня, не так ли?

– Знаешь что! – говорю я в результате. – А почему бы тебе не спросить у Роны-сан? Или у доктора Бэры? Из всех асторян эти хотя бы помнят, что в Границе тоже люди живут. Иногда помнят.

– Они не говорят! – вырывается обиженное у руководителя вооруженных сил всей Границы.

А я смотрю в недоумении. Он не должен так признаваться! Так дети говорят! Неужели он настолько молод? Тогда понятен его боевой комбинезон с кучей оружия в захватах. Это в Границе, под защитой огромной армии полицейских, когда над головой висит всевидящая база заградотряда. Понятен и его кулачный порыв. Ребенок? Благородный рыцарь-романтик? А я назвал его предателем.

– А ты ли командуешь силами Границы? – не сдержавшись, замечаю я. – Как ты вообще попал на свой пост? Тебя же должны были съесть на нижних подступах! Подумай об этом. И чьей пешкой являешься.

На самом-то деле я его еще обиднее назвал. В одной из местных игр существует класс разменных фигур, чья роль исключительно в подставах и заключается…

Санго Риот угрюмо промолчал. Видимо, и сам задавался этим вопросом.

– Пойдем, – решаю внезапно для самого себя я. – Покажу тебе кое-что. И ты перестанешь спрашивать.

* * *

Мы не спеша бредем к Холму Прощаний.

– Нерушимый барьер Асторы – что он есть такое? – размышляю я вслух. – Сложная система защиты? Скорее всего. Может, он анализирует пульс, походку, состав крови, может, даже мысли. Откуда нам знать? Барьер может изучать нас по миллионам параметров! А потом миллионы элементов сливаются в одно решение. Думаю, это симпатия. Барьер пропускает тех, кто ему симпатичен.

– Так просто? – не верит Санго Риот.

– Так сложно! – поправляю я.

Я не говорю гиганту, что, по моим наблюдениям, в числе прочих барьеру требуется один обязательный элемент – поручительство гражданина Асторы. И поручительство это – вовсе не из тех, какие даются, например, банку. Это поручительство с жизнью связано.

Теплый поток воздуха ударяет в лицо. Здравствуй, прекрасная Астора.

Идущий следом Санго Риот шипит от боли.

– Терпи, – советую я.

– Зачем? – хрипит Санго Риот.

– Ну, может такое быть, что барьер оценит твое мужество и пропустит?

Санго Риот не верит. Но терпит.

Снизу, от подножия холма, за нами с детским любопытством наблюдает Рона-сан.

А потом барьер пропускает гиганта.

– Иди! – подталкиваю я его. – Смотри, чего тебе надо.

Ничего он не насмотрит. Сейчас перед ним встанет Рона-сан и закроет собой всю Астору.

А я возвращаюсь в Границу. Кушать чего-то всё равно надо, никто за меня этой проблемы не решит. Я уже знаю, куда пойду, у меня осталось не так много вариантов. Жить в Границе мне всё равно не дадут. Санго Риот высоко, а полиция – вот она, рядом. Остается работа вне Границы. Причем такая, за которую местные безработные берутся в крайнем случае. Ну, у меня как раз крайний случай. И что? И ничего. Работал на Земле, работал и вне Земли. А вот теперь буду работать вне Границы. Правда, недолго. Крайний случай – это… скажем так, торговля собственной жизнью. Долго на такой работе не живут.

Полицейский патруль смотрит на меня в затруднении. И не решается преградить путь. А потом полицейские и вовсе отворачиваются, как будто меня нет. Ну, с их точки зрения наверняка это так и выглядит.

* * *

Ночь. Аллея светящихся деревьев мерцает розовым светом, и серое лицо Санго Риота кажется от этого диковато черным. Это Астора, та самая, куда воин рвался так неукротимо. Здесь всё – неразгаданная тайна. Но тайны Санго Риота больше не интересуют. Он смотрит и не может насмотреться на Рону-сан. Этой ночью женщина задумчива и грустна – и оттого еще более притягательна.

– Давно хотела Вас спросить, – говорит Рона-сан. – Тот человек… Вы звали его Землянин. Что с ним?

– Ушел! – пожимает огромными плечами Санго Риот.

– Ушел? – слабо переспрашивает женщина. – Как странно… Это же он провел Вас через барьер Асторы? Кто прошел барьер Асторы, считается нашим гражданином. Вы гражданин Асторы благодаря Землянину – и никак не позаботились о его судьбе?

– Он был и вашим гостем! – ревниво замечает Санго Риот. – Он был другом вашей дочери! Вы могли сделать для него гораздо больше!

– Что я могла? – тихо возражает женщина. – Я не могла предложить ему кров. Больше не могла. А дочери он сказал, что не нахлебник – и ушел. И она хочет знать, куда.

– Отказался – значит, дурачок! – с облегчением сказал Санго Риот. – А почему – нахлебник?

– Вы, конечно, гражданин Асторы – но нашу жизнь не понимаете, – по возможности мягко замечает женщина. – Пока не понимаете. Поначалу это… трудно. У нас огромное значение имеет Дом. Дом есть у каждого взрослого асторянина. Он заменяет нам всё то многое, что существует в Границе: гостиницы, рестораны, магазины… транспорт, кстати. Землянин жил у нас. Таков выбор: или ты чей-то гость, или ночуешь под кустом. Такое исключительно неудобно, несмотря на добрый климат Асторы.

– Но хотя бы какой-то транспорт у вас есть? – озабоченно спрашивает Санго Риот. – Я впервые забрался так далеко от Холма Прощаний, а уже ночь.

– Есть, – виновато отвечает женщина. – Я говорила уже. Это Дома. Они заменяют нам действительно всё.

– Но не у всех, – понятливо кивает Санго Риот. – Учту на будущее. Что касается Землянина: я интересовался его судьбой. Он вернулся в Границу, сразу же вступил в корпус Внепланетных Наблюдателей. Служил. Недавно корпус полным составом был отправлен в район Желтых Планет, это на периферии. На подлете его транспорт местными военными был случайно обнаружен и сбит. Хоронить нечего, почести не положены, из списков корпуса исключен.

– Корпус Наблюдателей? – растерянно спрашивает женщина. – Служил? Зачем?!

– Чтобы поесть? – предположил Санго Риот. – В Границе законы простые, запросто можно помереть с голоду. А там его хотя бы кормили.

Рона-сан, пораженная до глубины души, обдумывает новую информацию. То, что кто-то может помереть с голоду, явно оказывается для нее открытием.

– Вашу помощь он не принял тоже? – наконец спрашивает она.

– Он не просил! – снова пожимает плечами гигант. – Я не навязывался.

Женщина печально усмехается. Она много лет работает в Границе, и всё равно ей так трудно иногда понять этих людей.

– Он был странным, этот Землянин, – бормочет Санго Риот. – Но иногда говорил удивительно метко – видимо, случайно… Помню, он удивился, как это я попал на столь высокую должность. Теперь и я удивляюсь. Как? Я не политик, не экономист, не дипломат. Я даже не полководец. Просто хороший воин. Как? И – за что?

И Санго Риот впервые смотрит требовательно на существо высшего порядка.

– Мы приказали, – просто отвечает женщина. – На главном посту нам нужен честный воин. А чиновники – они… набегут сами. Они всегда откуда-то появляются.

– Значит, предстоит война? – подбирается Санго Риот. – Приказывайте, моя госпожа!

Женщина снова печально усмехается. Как понять этих людей? Война, смерть… а он радуется!

– Это связано с Желтыми Планетами, – поясняет она. – Впрочем, это долгий разговор. Пройдемте ко мне. Доктор Бэра ждет нас. Рабочих офисов, как вы догадываетесь, у нас тоже нет, есть Дома. Я предлагаю Вам быть моим гостем, воин. Мой Дом сейчас на побережье, это близко, вы не устанете.

У берега моря они остановились. Вечный прибой пел вечные песни, и каждый их понимал по-своему. Рона-сан услышала в его шуме горе одинокой асторянской девочки и вздохнула.