Читать книгу Сама садик я садила - Владимир Калинин - Страница 6

Уже три месяца пролетело, с того знаменательного катания, на чёртовом колесе, всё это время, у Маши, было легко и весело на душе, а сегодня, ей грустно. Светка, её Подруга Светка вышла замуж, она уволилась, и уехала в деревню насовсем, стала настоящей колхозницей. Эх, Светка, Светка, зачем оставила меня тут, одну!

Хотя, я сама виновата, каждый выходной проводила с Костей, вечерами, он «самовольно» приходил ко мне, что же ей оставалось делать?

Она стала уезжать, на выходные в деревню. Месяц назад, она призналась, по секрету. – Машка, я «залетела», второй месяц нет «гостей»! Что мне делать!? Но, всё оказалось, проще, этот вопрос уладили их родители.

Как то, само собой, получилось, Маша сдружилась со второй уборщицей, Гузеевой Павлой Андреевной, которую, все здесь звали, тётя Паша. У Павлы Андреевны в посёлке был свой дом, она была вдова, и детей у неё не было. Она, Машу привечала больше всех, и относилась к ней, как к дочери.

– Ну, что, Машенька, осталась без подружки? Не грусти, приходи ко мне жить, я тоже одна, вдвоём не пропадём, кавалеров, каких ни будь, приветим! – Ну, что вы, тётя Паша, мне каких ни будь не надо, у меня Костя есть! – Да, знаю, золотко, хороший парень, у меня, вам встречаться проще будет! И Маша бросила, опостылевшую «общагу», и переселилась в её дом. Маша привязалась к Павле Андреевне всей душой, она могла поговорить с ней, на любую тему, cпросить совета. Тётя Паша была ей как мать, она учила Машу жить.

А на дворе стояла уже поздняя осень, холодный ветер, иногда с дождём, не настраивал на длительные прогулки, на свежем воздухе. – Костик, пойдём ко мне домой, я очень замёрзла! – Машенька, мне как то неудобно! – Да, не стесняйся ты тёти Паши, она рада будет с тобой познакомиться, и чаем напоит! И у меня есть своя комната, где мы можем уединиться. – Ну, если комната, я, не против! Сказал Костя, целуя Машу, на промозглом ветру.

Тётя Паша, улыбаясь, пеняла им. – Ну, молодёжь, наконец-то, я вас дождалась! Ой, политрук молодой, ты мою девку, заморозил, чуть не насмерть, дрожит вся, зуб на зуб не попадает! И у самого вон, нос покраснел! А ну, живо раздеваться, и марш за стол, у меня чайник готов!

Пили горячий чай, с дешёвыми конфетами, которые, в простонародье назывались «Дунькина радость», и по телу разливалось умиротворяющее тепло. Дружелюбная, ни к чему не обязывающая беседа, растянулась на полчаса. Тётя Паша и Костя, как то сразу, нашли общий язык, без конца, удачно, шутили, и все насмеялись, до слёз. – Ох, время то летит! Спохватилась тётя Паша. – Ведь, у меня ещё дела! Веди, Машенька, кавалера, в свой угол, кажи, как устроилась, не буду вам мешать!

Маленькая, уютная комнатка, окно, которой, выходило во двор. Из мебели имела, платяной шкаф, односпальную, панцирную кровать, табурет, и маленький, письменный столик, стоявший у окна. Костя обнял Машу, она прижалась к нему, подняла лицо, и они слились в долгом поцелуе. – Костик, я тебя люблю! – Машенька, и я тебя, очень, люблю, не нахожу себе места, если долго не вижу! И снова, они соединились устами. Время, неумолимо, съело отпущенный им лимит. Костя, глянув на часы, сказал. – Машенька, мне пора! Они оделись и вышли во двор. Дом, Павлы Андреевны, располагался так удачно, что сразу, за приусадебным участком, был, тот самый, длинный, бетонный забор. Через который, Косте предстояло прыгать. Что он и сделал, запечатлев прощальный поцелуй, на милых устах. Он, заученными движениями, ловко забросил своё натренированное тело, на верхнюю кромку забора, и помахав от туда рукой, скрылся из вида.

Маша работала во вторую смену, масло, булки, колбаса, опостылели ей до чёртиков, потому, что Кости не было уже трое суток. Что могло случиться? Может, заболел? Она написала ему письмо, и, чтобы не ждать, пока оно дойдёт по почте, не бросила его в синий ящик, а передала со «случайной оказией». Не он один наведывался в этот магазин, и первый, зашедший к ним, «самовольщик», любезно согласился, доставить её «амурный привет» адресату.

Костя, также как она, передал своё письмо ей, с «попутным гонцом», в этот же день. – Милая Машенька, мы не увидимся две недели, прости, придётся подождать! В тот, последний визит к тебе, при возвращении в роту, меня поймал дежурный по училищу, подполковник Седых, наш комбат, случайно оказавшийся на моём пути! Он всё видел, и объявил мне, два наряда в не очереди! А такие наряды, отбывают только в выходные, значит, лишаюсь двух увольнений! С самоволками, пока надо повременить, я на «строгом контроле»! Машенька, пиши мне, любимая, очень жду, и обязательно отвечу! И так, переписка их продолжалась, и Маша успокоилась, безропотно, ожидая того дня, той минуты, когда вновь увидит Костю.

Между тем, близился канун Октябрьских праздников, на улице похолодало, замёрзли лужи, и выпал первый снег. Костя написал, что увольнение отменяется, так как он заступает в наряд, в караул. Расстроенная Маша, ответила ему, отрешённо. Что, восьмого числа, отработает вторую смену, и сразу уедет, на последней электричке, в деревню, повидать дедушку и бабушку. Но, она не уехала, потому, что Костя, сияющий, как медный пятак, появился неожиданно, как чёрт из табакерки, в тот самый момент, когда нужно было садиться, в подъехавший автобус. Он, сзади, захватил её в охапку, и утащил за остановку. Офицеры, уезжающие в город, не заметили его, так как внимание их, было направлено в другую сторону. Он целовал её долго, и она, истосковавшаяся, и измученная, долгим ожиданием встречи, тоже, не отпускала его, стараясь насытиться им, таким желанным и любимым.

– Машенька, не уезжай сегодня, уедешь, завтра утром, а я приду к тебе, после отбоя! – Не боишься? А вдруг тебя снова поймают!? – Ну, и пусть, я не могу больше ждать, хочу видеть тебя, обнимать, целовать, и будь, что будет! – Ой, какой ты храбрый! А если тебя отчислят из училища, на последнем году учёбы? Зачем мне, недоучка!? Будь, пожалуйста, осторожней! – Хорошо, моя милая, я буду осторожен! Мне пора, я только, что сменился с наряда, нужно идти, пока не хватились! – Иди, иди скорей, я буду ждать тебя, и приготовлю, чего-нибудь вкусненького!

Едва Маша вошла в дом, Павла Андреевна воскликнула радостно. – Машенька, не уехала, доченька? Что так? – Передумала, тётя Паша! – А у меня, нужда в тебе!? Не поможешь? На кухне сидел, на табурете, не раздетый молодой мужчина, наблюдающий за ней, с любопытством. – Беда у меня, Машенька, сестра моя Стеша лежит в деревне, сильно хворая! Просит приехать, вот, племяш мой, проездом из города, завернул на москвиче! – Конечно, тётя Паша, наказывай, что нужно делать!? – Да, не много, Машенька, курей да поросёнка кормить, да, печку топить! А я, на недельку, там задержусь! Ну, как, управишься? – Поезжай, тётя Паша, не расстраивайся, всё сделаю! – Ну, и славно!

Маша сидела в своей комнатке и смотрела в окно, свет не включала, и в помещении был полумрак. А на улице, фонари, на высоких столбах, с территории училища, освещали улочку и участок тёти Паши. Она ждала Костю, всё, что хотела, давно приготовила, в зале стоял накрытый стол. Телевизор ей смотреть не хотелось, она просто сидела и ждала, и незаметно, для себя, погрузилась в сон. Ей приснился странный сон, будь то, её Мама, заглядывая в окно, говорила строго. Смотри тут, не безобразничай, приеду скоро, накажу, и грозила пальцем. И Маша проснулась, ей казалось, что она спала не долго, но часы показывали, уже без четверти двенадцать. А за окном была пустота, Маша, тоскливо, подумала, всё, Костя уже не придёт, разделась и легла в постель.

Сон её, как рукой сняло, беззвучное, ночное одиночество, в чужом доме, ничуть не пугало. Она лежала и думала о жизни, как у них всё будет, с Костей, настойчивый стук в окно, заставил её встрепенуться и приподняться. Костя стоял, прильнув, лицом к стеклу, стараясь, хоть что-то увидеть, в полутёмной комнате. Он был в шапке, но без шинели. Маша подскочила с кровати, он же замёрзнет и простынет, надо скорее впустить его! Набросив, поверх ночной рубашки, тёти Пашину пуховую шаль, в валенках, на босу ногу, она выскочила в сени, и отперла дверь. Они, прильнули друг к другу, крепко, обнявшись. – Костик, почему ты раздетый? Заходи скорее в дом!

В комнате, Костя, улыбаясь, разглядывал её, восхищённым, оценивающим взглядом. Маша смутилась и покраснела, вспомнив, наконец, что стоит перед Костей неодетой, в одной «ночнушке». – Ой, прости, я уже спала, не дождалась тебя, думала не придёшь! Костя обнял её. – Не стесняйся меня, я бы тоже, сейчас, поспал, ведь, я с наряда! Они вошли в её комнату, она сказала, неуверенно, – ну, раздевайся, что ли, – и юркнула под одеяло. Она видела, в полумраке, как он разделся, оставшись в одних кальсонах, и осторожно, лёг в кровать, рядом с ней. Сердце её, учащённо, билось, от этой, не обычной для неё, ситуации. Он обнял её, и несмело, ласкал её груди, через сорочку, и целовал, целовал. Жаркая волна накрыла их обоих, распаляя, и без того, разыгравшиеся чувства, бедное сердце, готово было выскочить, из груди. Потом, его рука, неожиданно, проскользнула, в запретную недоступность, для него, и для всех мужчин мира. – Костя! Испуганно, вскрикнула она. – Не смей! И своей, маленькой рукой, что есть силы, ухватилась за его руку, нанеся ей, своим маникюром, кровоточащую рану. А он, как будь то, не замечал ничего, взволнованно, часто дышал, и покрывал её лицо короткими, быстрыми поцелуями. А его пальцы, его нежные пальцы, что они делали с ней, с её телом, доводя до дрожи, и остановки дыхания, бросая, то в жар, то в холод. Она не могла уже больше, и не хотела сопротивляться. Он, поспешно, освободил её, и освободился сам, от мешающих им, предметов, оставшейся на них одежды, и проник в неё, очень бережно, во время жаркого, непрерывного поцелуя в губы. Но она, всё равно, ощутила боль. Самопроизвольно, вскрикнув, негромко, окаменела, и думала. Скорее бы, всё это кончилось. Потом, какое-то время, они лежали, молча, он молвил, виновато. – Машенька, любимая, прости! Я не сдержался, это было невозможно, рядом с тобой, такой красивой, нежной! Милая, я люблю тебя, мы поженимся! Ты моя жена! Она успокоилась и сказала. – Я не сержусь на тебя, Костик! Я люблю тебя! Ты мой муж!

Он снова обнял её, а она, прижавшись к нему, лежала на его руке и плакала тихо, осознавая, что, перешагнув невидимую черту, никогда уже не станет, той прежней девочкой. Они уснули и спали час или полтора, их разбудил будильник, в Костиных наручных часах, которые показывали, ровно четыре часа утра. Костя поцеловал её, и, сказав, мне пора, быстро поднялся. Маша тоже встала. – Костя, я поставлю чайник, позавтракаешь, вчера, так ни к чему не прикоснулся, а у меня, стол стоит накрытый! – Нет, Машенька, не беспокойся, ничего не надо, я спешу! И у меня же будет завтрак, в столовой по распорядку! Так надо милая, а ты ложись, отдыхай, до автобуса ещё уйма времени! – Костя, я никуда не еду, потому, что на мне дом! Тётя Паша уехала в деревню, навестить сестру, её не будет неделю! – Это же хорошо для нас, я обязательно приду! Он снова поцеловал её. – Не скучай, не провожай меня, ты раздета, в сенях холодно! Но Маша вышла на крыльцо, чтобы помахать ему рукой, как в прошлый раз.

Она осталась одна, навалилась, вдруг, тоска, спать совсем не хотелось, Маша оделась, в домашнее платье, и принялась убирать постель. Убрав одеяло, она увидела алые пятна крови, и разволновалась. Это Костина кровь соединилась с моей, на этой белой простыне, и ужаснулась. Надо же срочно, что-то делать, чтобы скрыть следы, утраченной девственности. Как ни старалась Маша, её попытки вернуть постельной принадлежности первозданный вид, не увенчались успехом, она было, безнадёжно, испорчена. И это было большой неприятностью, так как новый комплект, Маше предоставила Павла Андреевна, во временное пользование.