Читать книгу Конгломерат - Владимир Кириллов - Страница 72

Это было давно и неправда.

Все вороги уже усмирились

И не смотрят на землю святую

На лесистой великой равнине,

Потирают свои ягодицы,

Глядь освоили крепко уроки,

Что бесплатно они получили.

Но ещё не иссякли злодеи,

Что желают халявного мёду

И пеньки, и берёзы карельской,

И сбираются силой несметной,

Чтобы жён опорочить славянских.

Геркулес с каменистой пустыни,

Голиаф с Палестины заморской

Да Самсон – Ханаанский бродяга,

Все идут по задворкам Европы

И вторгаются в русскую землю.

Но стоят на границе стеною

Три мальца из глубинки российской:

Брат Алёша – поповское семя,

Сам Добрыня – Никитовый отпрыск

И старшой их – Илья – сын крестьянский,

Пролежавший пол жизни на печке.

Здесь схватились на почве религий

Наш Попович с предтечей раввинов

И лягают друг друга ногами,

Матерясь, как последние поцы.

Чуть левее схлестнулись Добрыня

Да гора филистимского мяса

И упёрлись железными лбами,

Только пот по кольчугам струится.

А правее сошлись, будто корни,

Геркулес, что герой из героев

И потомок всесильного Зевса,

И Илюша из Муромской братьи,

Что крышует Владимир и Киев,

И простого народа надёжа.

Тут Земля задрожала всем телом,

Взбухли реки – упругие жилы,

И холмы заиграли, как мышцы,

И деревья легли, словно травы.

Но скажу я вам честно и прямо,

Как любил быстрорукий Боян,

Пацаны не учли, без базара,

Что в серьёзный попали замес.

В общем, Лёха отбуцкал Самсона,

Хорошо ещё пасть не порвалась,

А Добрыня в слоёное тесто

Раскатал Голиафа руками.

Дольше всех Геркулес продержался,

Победитель людей и чудовищ,

Но железную хватку Илюши

Даже он не сумел разорвать.

И погнала дружина залётных,

Да опять по задворкам Европы,

Чтобы помнили шведы и немцы

Богатырскую силищу руссов.

Давно это было в Руси многоликой.

Пошли на охоту три верные друга

(Охоту всегда россияне любили):

Алёша, Добрыня и с ними Илюша —

Надёжа и совесть великой державы.

Один наловил три десятка сайгаков,

Другой приволок сорок восемь медведей,

А третий привёл девяносто баранов —

Вот это свезло пацанам на охоте!

Устроили праздник: нажарили мяса,

На мёд налегли, лучших девок назвали

И стали хвалиться удачной добычей,

Что взяли в степях и предгорьях безлесных,

Кто с помощью лука, кто просто руками,

А кто, угощая дубиной с шипами,

Но всё же стараясь не портить животных.

Выводит сайгаков на площадь Попович,

Всем скопом, связавши одною верёвкой,

А люди хохочут, живот надрывая,

Сайгаки в халатах, в сапожках носатых,

И злые глаза – очень узкие щёлки.

Никитич медведей пригнал на смотрины —

Матёрые звери ужасного вида —

Все в шкурах лохматых и шлемах с рогами,

Но лапы опутаны крепкой пенькою.

Народ удивляется – дивное диво,

Никто же так близко не видел мохнатых.

А Муромец грудой представил баранов,

Где только собрал он такую отару?!

В блестящем руне и в железной обувке,

Но, видно, не слишком-то жирное мясо.

Веселью сегодня не будет предела:

Вот это охота! Но где же припасы?!

Напутали, верно, ребятки с устатку,

Придётся им снова идти за удачей:

Алёше с Добрыней и даже Илюше,

Ведь любят попраздновать русские люди,

А что, по-хорошему, взять с басурманов?!

Поссорились как-то Илья и Добрыня

И вышли на волю помериться силой.

Пять суток без сна и без отдыха бились,

Пока не устали, то бишь, притомились.

И стали селяне окрестных селений

Убытки считать, да и то, как умели:

Три поля озимых, покосы, пять пашен,

Четырнадцать изб, две телеги с поклажей,

Пятнадцать коров, Ваня-бык, семь овечек,

Без счёту горшков, и скамеек, и свечек,

А также (куда хоронить всех, зараза?!)

Три тысячи двести лежит узкоглазых,

И триста лохматых – наёмный отряд —

Из мест, где грибы перед боем едят.

Ещё хорошо, что успела удрать

Какая-то конница тысяч на пять.

Селяни мирили Илюшу с Добрыней,

Им мёда хмельного по бочке налили,

Просили, уж если без драки не спится,

То чтобы подальше ушли, за границу.

Решил князь-Владимир премудрый и красный,

Что жить в разобщённости слишком опасно,

Что могут варяги напасть – проходимцы,

Нагрянуть татары – степные мздоимцы,

И чтоб сохранить нам святую Россию,

Недурно б славянами землю усилить.

И тут же придумал: друзей благородных

Отправить походом в другие короны,

Где близкие руссам живут человеки,

Чтоб стали славяне братьями на веки.

Призвал их пред очи и обнял три раза.

Те выпили мёду и отбыли сразу:

Илюша на Запад, Добрыня – чуть выше,

Алёша на юг, к морю тёплому ближе.

Проходит неделя, проходит другая,

Владимир глаза проглядел, не мигая.

Вдруг пылью дорожною солнце закрыло —

Вернулся Алёша – орёл сизокрылый.

Покрылся загаром, с улыбкой весёлой

Расставил у стен он своих новосёлов.

«Куда же нам столько?» Владимир дивится:

«Мне что-то не нравятся многие лица».

«Вот сербы, болгары, а вот черногорцы…»

«А эти откуда смешные уродцы?

Таких не видали на Древней Руси,

Любого прохожего можешь спросить.

Я думал, они почернели от пыли,

Но их ни золой, ни песком не отмыли».

«Да не было времени, княже, поверь мне,

Ведь это же люди, не дикие звери,

Рельеф расчленённый, солёное море…

Набрал, что попалось, хоть мог бы поболе».

За ним возвратился Добрыня Никитич,

С собою пригнал он четырнадцать тысяч:

Поляков и чехов, словаков, германцев

И чёртову уйму других иностранцев.

Досуг ли ему разделять по народу:

Пинка – и в колонну, не хочешь – так в морду.

Владимир всмотрелся. И выгнал всех сразу:

Зачем же плодить в государстве заразу?!

Последний – Илюша – пахан всей дружины,

Он был скрупулёзен, настойчив, двужилин,

Собрал бульбашей по лесам и болотам,

Хохлов оторвал от колхозной работы,

Почистил, помыл, по уставу оправил

И маршем с задорною песней отправил.

Их сразу признал дальновидный Владимир:

Под дланью оставил, дал русское имя.

Одних, что белее, нарёк белороссы,