Читать книгу Калейдоскоп - Владимир Кириллов - Страница 3
Проза
Рассказы
Поездка
Оглавление1
Телефон звонил противно и настойчиво, а я после бессонной ночи никак не мог заставить себя пробудиться. Но всё-таки сполз с дивана, задел пустую бутылку, которая с невообразимым грохотом покатилась под шкаф, доковылял до письменного стола и схватил трубку.
– Алло, папа, алло! – послышался высокий детский голосок, моментально вернувший меня к действительности.
– Да, сынок, слушаю тебя.
– Почему ты так долго не подходил к телефону?
В горле сильно першило, я прокашлялся и ответил:
– Просто сегодня поздно лёг, долго работал.
– А, я так и подумал. Я к тебе по делу, пап. Учительница хочет тебя увидеть.
– Где же мама?
– Нет, она просила прийти именно тебя.
– Что случилось, сын?
– Да я и сам не понимаю.
– Темнишь?
– Правда не знаю. Ты придёшь?
– Конечно. Когда?
– Сегодня, после трёх.
– Сегодня?.. Ну ладно. Где мы с тобой встретимся?
– Давай в три. У школы.
– Забито. Там и поговорим.
Впервые меня вызвали в школу. Что же могло произойти? И не спросил, какая учительница. После бурной ночи трещала голова, было страшно даже мимоходом взглянуть в зеркало. Я посмотрел на часы: двенадцать. Почему вчера не позвонил? Ну конечно, я же сам отключал телефон, чтобы не мешался. Что ж, нужно приводить себя в порядок. Я поставил на плиту чайник. Открыл кран и долго держал голову под струёй ледяной воды. Потом побрился и выпил две кружки крепкого, обжигающего кофе. Теперь можно жить. Я влез в традиционные джинсы и натянул мой любимый видавший лучшие времена свитер. Нет, наверное, нужно одеться более цивилизованно. Со вздохом сожаления расстался с привычной оболочкой и переоделся в костюм. Прихватив сумку, вышел. Времени было более чем достаточно, и я пошёл пешком, в надежде наткнуться на какое-либо заведение общественного питания. К сожалению, ничего лучше пельменной мне не встретилось.
У школы я оказался без пяти три. Сын уже поджидал меня.
– Здорово, троечник!
– Привет, отличник. Как дела?
– Это у тебя дела. Не просто же так твоя учительница захотела познакомиться с твоим незнаменитым папой. Кстати, как мне к ней обращаться?
– Ирина Владимировна.
– Так что же нужно бабушке Ире?
– Вовсе она не бабушка. Она моложе тебя.
– Хотя бы это радует. И всё-таки что ты натворил?
– Да ничего. Сам не понимаю, зачем тебя вызывают. Честно.
– Ладно, разберёмся. Что у тебя нового?
– Пока всё нормально вроде бы.
– Хорошо, потом поболтаем. Веди меня в свою Alma Mater.
– Что-что?
– Пошли на аутодафе, говорю.
– Вечно ты…
Мы прошли через школьный двор, вестибюль и поднялись на второй этаж. По пути я узнал, что Ирина Владимировна преподаёт литературу и вскоре должна заменить старую классную руководительницу у моего сына. Я постучал в дверь, услышал негромкое «войдите», пропустил вперёд ребёнка и зашёл сам. Класс был просторным, светлым и очень чистым. Вдоль стен стеллажи, над доской портреты писателей, на окнах цветы – очень уютно и даже несколько торжественно. Она встала из-за стола и уже направлялась ко мне навстречу, когда я переключил внимание на неё. И сразу что-то щёлкнуло в моём переключателе. Вроде бы ничего не произошло, но я словно наткнулся на фонарный столб.
– Здравствуйте, спасибо, что нашли время зайти. Меня зовут Ирина Владимировна, – и протянула руку.
– Добрый день. Очень приятно. Александр Семёнович.
Я пожал её руку, тёплую и удивительно нежную.
– Проходите, пожалуйста, присаживайтесь к столу. А Мишенька подождёт нас в коридоре. Ладно, мой мальчик?
И пока Мишка уныло ковылял к выходу, я изо всех сил старался отвести взгляд от учительницы или хотя бы избавиться от наваждения. Что это вдруг произошло со мной? Ничего особенного она собой не представляла. Строгая юбка чуть ниже колен, свободный джемпер, воздушный шарф. Волосы прямые и светлые, правильные черты лица, только рот, пожалуй, немного великоват, серые с голубым отливом глаза. Стандартная учительница. Обыкновенная, довольно молодая, симпатичная женщина. Но в целом её облик создавал впечатление чего-то единого, гармоничного, практически завершённого, как сложившаяся вдруг удачная мелодия. Она, по-моему, несколько смутилась, опустила глаза и повторила:
– Садитесь, пожалуйста.
Неловко пододвинув стул, я сел.
– А я вас представляла совсем другим, когда расспрашивала Мишу. Вы много для него значите, я это сразу поняла и поэтому попросила вас зайти ко мне.
– То есть он ничего не натворил?
– Почему родители считают, что их дети обязательно в чём-то провинились, раз вызывают в школу? Нет, он хороший мальчик, но сложный. Бывает замкнутым, а иногда, мне кажется, даже не очень добрым. И потом, он способный, хотя учится неважно.
– Мне это знакомо.
– Вы участвуете в его воспитании? Точнее, как участвуете?
– Чаще словом. У меня мало свободного времени, но я регулярно с ним общаюсь. Музеи, прогулки, игры – всё как учили.
– Конечно, вы понимаете, что это не главное. Мише сейчас просто необходим близкий контакт, внутренняя связь с вами. Мне кажется, что сейчас с мальчиком что-то происходит. Какой-то надлом.
Я старался как можно меньше смотреть на Ирину Владимировну, правда, не слишком-то хорошо это удавалось. У меня путались мысли, а слова никак не хотели складываться в удобоваримые фразы. Может быть, я просто не о том думал.
Проговорили мы довольно долго. Я больше отвечал на вопросы, лишь изредка мне удавалось сформулировать более-менее оригинальное предложение. В конце беседы я пообещал обдумать в спокойной обстановке полученную информацию и, если возникнет необходимость, обязательно ещё раз зайти в школу. «На всякий случай» мы обменялись номерами телефонов и я справился, удобно ли звонить ей домой.
– Да, конечно, – ответила она. – И не жалейте, пожалуйста, времени на сына.
Пока я шёл к выходу, чувствовал на себе её взгляд.
2
Уже давно я привыкла встречаться с родителями моих учеников. Последнее время они не вызывают у меня особых эмоций. Некоторые держатся надменно, вызывающе, другие скованы, третьи ведут себя как у прилавка на рынке. Очень разные люди, за ними так интересно наблюдать, сопоставлять с их чадами, анализировать поведение. И всё-таки моё общение – это просто работа, ещё одна не самая приятная обязанность честно относящегося к своему делу преподавателя. Теперь я перестала систематизировать пап и мам, находить общие черты с детьми, делать далеко идущие выводы. Да и стараюсь не растрачивать нервы на споры и пререкания. Своих забот хватает. Конечно, встречаются и неординарные, оригинальные родители, но чаще спешащие, задёрганные мамаши.
Мишиного папу я попросила зайти больше для порядка, для галочки. Хотя Миша действительно сложный мальчик, а маме порою не до него. Но как только они появились в классе, я почувствовала какое-то волнение. Я отметила, что отец очень внимательно осмотрелся, а когда увидел меня, явно смутился. Я слабо разбираюсь в подобных тонкостях, но буквально кожей ощутила некое биополе. От этого человека исходили уверенность, спокойствие, сила. Мы проговорили довольно долго, а мне показалось, что обменялись несколькими фразами. Впервые за долгое время мне хотелось говорить и слушать. Меня завораживал тембр его голоса, увлекали интонации, а не сами слова. Я даже не вникала в смысл сказанного, просто ощущала, что мне легко, хорошо, что я отдыхаю душой. А когда он спросил мой телефон, я застеснялась так, словно мне назначают свидание. Странно, но когда он ушёл, я не могла вспомнить ни лицо, ни фигуру, ни одежду этого человека.
3
Я никак не мог сбросить наваждение – Мишкину учительницу. Вроде бы ни о чём серьёзном и не говорили, ничего сверхъестественного она собой не представляет. Правда, женственность чувствуется, как говорят, от корней волос до кончиков ногтей. А в настоящее время очень не хватает именно женственности. И мягкость в облике, в одежде гармонично сочетается с мягким голосом и манерами. И ещё искренняя доброта, глубокая, не искорёженная нашей безумной действительностью.
На третий день до меня дошло, что просто необходимо ей позвонить, что я обязан увидеть её хотя бы один раз, чтобы наконец, избавиться от наваждения. К телефону она подошла сама, кажется, я даже узнал голос, но, искажённый техническим прогрессом, он звучал как-то глухо и неестественно. Не продумав заранее, как построить разговор, я несколько растерялся, когда из трубки донеслось обычное:
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Ирина Владимировна. Это говорит Мишин папа – Александр Михайлович. Помните?
– Да. Да, конечно.
– Я хотел бы встретиться с вами и поговорить более подробно, если возможно. Когда вы свободны?
– Подождите минутку. Послезавтра вас устроит? Я буду в школе с двенадцати до пяти.
– А не могли бы мы увидеться в другом месте?
Молчание.
– В другом месте? Где?
Особого удивления я не почувствовал, хотя озноб меня слегка поколачивал. Это меня-то!
– Я подожду вас около школы. Погуляем по парку. Согласны?
– Хорошо, но всё же как-то необычно.
– Обычное быстро приедается. В котором часу мне подойти?
– Лучше после четырёх. Я постараюсь пораньше освободиться.
– Договорились. Всего доброго.
– До свидания.
Теперь у меня словно камень с души скатился, голова прояснилась – я снова мог плодотворно работать.
4
Я чувствовала, что он позвонит, и где-то внутри старательно прятала ожидание этого звонка. Но голоса не узнала совсем, да и растерялась ужасно: не предполагала, что предложит встретиться вне школы.
В пятницу утром я встала очень рано, вымыла голову и сушила волосы возле духовки, пока готовила завтрак и собирала Машу в садик. Вечером её обещала забрать моя бывшая свекровь и увезти до воскресенья за город, поэтому я сложила запасную одежду, игрушки и альбомы в дорожную сумку. Потом погладила мой любимый костюм, примерила его и подумала: «Всё-таки какая же я глупая, меня ведь не на свидание приглашают». Переоделась в юбку с кофтой и пошла будить дочку.
В тот день на работе я была несколько рассеянна, даже забыла начало стихотворения, которое собиралась прочитать детям. Да ещё и Валерий – наш математик – подпортил мне настроение: опять приглашал куда-нибудь с ним сходить. Пришлось соврать, и я рассердилась на себя окончательно. Тоже мне девочка-институтка! Но когда после собрания вышла из школы и увидела его на скамейке с книжкой, сразу взяла себя в руки и моментально успокоилась. Было уже двадцать минут пятого. Задержала меня ещё и Машина бабушка: снова звонила на работу, и снова та же тема. Издалека я наблюдала за ним. Он оторвал глаза от книги, посмотрел в мою сторону, но, видимо, ещё не успел переключиться, потому что взгляд был какой-то отрешённый. Вдруг резко поднялся, убрал книжку в сумку и, на ходу застёгивая её, пошёл ко мне навстречу. Он протянул руку и сказал:
– Добрый день.
Я отметила, что рука у него холодная и жёсткая и что он практически одного роста со мной либо создаётся такое впечатление из-за массивности его фигуры. И опять я окунулась в какое-то биополе.
– Здравствуйте. О чём вы хотели поговорить со мной? – Ничего умнее я спросить не могла, интеллектуалка.
– Мне просто захотелось вас увидеть. Я ничего о вас не знаю, а уже несколько дней думаю о нашей предыдущей встрече. Нет, не о педагогических проблемах. Я думал о вас. Может быть, пойдём в парк?
– Пожалуй, хотя это так неожиданно.
Мы шли рядом по малолюдной улице. Мне нравилось идти не спеша после напряжённой рабочей недели, под ещё тёплыми лучами осеннего солнца. Было уютно и спокойно.
– Расскажите, пожалуйста, о себе, – попросил он.
Не знаю почему, никогда не говорю об этом даже с близкой подругой, но я разоткровенничалась. И рассказала, что у меня не сложились отношения с родителями, поэтому я рано вышла замуж, но довольно поздно родила, что давно уже не живу с мужем, хотя он хороший и добрый человек и без вредных привычек, а его мама до сих пор пытается восстановить нашу семью, что работа отнимает у меня массу времени, но я люблю школу и своих учеников, что рядом со мной растёт удивительное прелестное создание, но иногда мне бывает ужасно грустно и одиноко. Я сама себя не узнавала, но за всё время моей невольной исповеди он ни разу не перебил меня и только в самом конце спросил:
– Почему же у вас нет друзей?
– У друзей свои проблемы. А те, кто хотят быть рядом со мной, мне почему-то неинтересны.
Мы подошли к концу аллеи, он посмотрел на часы.
– Знаете, я сегодня не успел перекусить. Здесь недалеко есть приличное кафе, которое мы изредка посещаем с сыном. Вы не составите мне компанию?
Удивительно, но я согласилась сразу, не раздумывая.
– А почему вы ничего о себе не рассказываете? – спросила я.
– Вы не спрашиваете.
Он рассмеялся:
– Если можно, обо мне поговорим в следующий раз. А то я буду чувствовать себя учеником, который отвечает плохо подготовленный урок.
Кафе оказалось просторным и полупустым. По правде сказать, я ужасно давно не посещала подобных заведений. Мы заняли столик у окна. Почему люди всегда стремятся сесть поближе к окну? Скорее всего, чтобы занять себя, когда становится скучно.
– Я совсем не хочу есть, – сказала я, когда он протянул мне меню.
– Тогда я закажу сам. В кафе не едят, в кафе проводят время. Кстати, как вы относитесь к спиртному?
– Отрицательно. Точнее, почти отрицательно.
– Это уже обнадёживает. Хотя я отношусь к нему почти положительно.
Удивительно, но заказ он сделал как будто с моих слов, если не считать коньяка.
– У вас сегодня праздник?
– Праздник, который всегда со мной. Простите. Последнее время приходится много работать, поэтому мне нужен отдых, а я не часто могу позволить себе такую роскошь. Только поймите меня правильно. Сие заведение – не ресторан, вас я совсем не знаю, вернее, теперь немножечко знаю, но вы мне очень импонируете, и я захотел провести с вами немного времени. Конечно, если вы не против. Мне ведь даже было неизвестно, замужем ли вы. Как только намекнёте или я сам почувствую, что вам это мероприятие не по душе, я тотчас провожу вас домой. И давайте не говорить сегодня о школе и моём сыне – я ещё не готов к разговору. Вы что-то хотите сказать?
– Можно попросить вас об одном одолжении? – я наконец решилась. – Я хочу сама заплатить за себя… сегодня.
– Хорошо, – он искренне рассмеялся и смеялся так заразительно, что я тоже сначала улыбнулась, а потом уже не смогла удержаться от смеха. – Если вы хотите поставить меня в неловкое положение, пожалуйста. А вообще лучше пригласите меня как-нибудь на чашку чая, и мы будем квиты.
– Ладно, вопрос исчерпан. Я приглашаю вас на чашку чая.
– Ловлю на слове.
Два с половиной часа, которые мы провели за столиком, пролетели как одно мгновение. Я давно уже так не расслаблялась. Сначала говорили ни о чём, потом об искусстве, а в конце, конечно же, о литературе. Я не заметила, как мы подобрались к этой теме, но долго, как обычно, не могла остановиться. И опять он больше слушал, но слушал так, что приятно было говорить. Затем слушала я, потому что то, о чём он рассказывал, для меня оказалось тайной за семью печатями. Я удивлялась, откуда у неспециалиста могут быть такие глубокие знания, но мне было просто интересно и совсем не обидно. И хотелось сидеть так как можно дольше, говорить, и слушать, и смотреть на его лицо.
– Наверное, уже поздно, – вдруг сказал он, посмотрев на часы и прервавшись на полуслове. – Вам не пора домой?
– Да. Нужно идти.
Что я могла ещё ответить? Что два дня буду одна, что сяду за тетради и учебные планы, что займусь муторными хозяйственными делами, что, вполне вероятно, буду выслушивать надоевшие покаяния моего бывшего мужа, придерживая плечом трубку и листая какой-нибудь альбом, что попытаюсь до конца досмотреть скучный фильм по телевизору? Любая фраза могла перечеркнуть такой дивный вечер.
Мы медленно двигались по аллее в сторону моего дома.
– Вон в том шедевре современной архитектуры я и живу, – я показала рукой в направлении спичечного коробка, поставленного на попа.
– Не так уж и плохо. Район зелёный, работа близко. Наверное, дочкин садик рядом.
– На эти выходные мою Машутку забрала бабушка, – почему-то вдруг выпалила я и даже остановилась от неожиданности. И чтобы исправить положение, спросила – Вы любите театр?
– Да. Только редко удаётся выбраться, да и что-то стоящее найти трудно.
– А я очень люблю театр.
– Тогда можно вас пригласить? – Он на секунду задумался. – Прямо сейчас.
– Но сейчас все спектакли уже начались. Мы опоздали…
– Нет. Если вы свободны до воскресенья, то мы как раз успеваем. Завтра утром будем в Москве, вечером – представление, а послезавтра уже дома.
Я опешила, не могла вымолвить ни слова. Потом медленно стала приходить в себя.
– Вы шутите?
– Разве такими вещами шутят?
И здесь, как когда-то давным-давно в детстве, во мне рождается маленький бесёнок. Я встряхнула головой.
– Хорошо. Согласна. Только мне нужно зайти домой.
– Конечно. Я подожду вас на улице.
– Ну что вы! Пойдёмте. Выпьем по чашке чая на дорожку. Тем более, что я ваша должница.
Бесёнок внутри меня веселился от всей души. Было легко, радостно и азартно.
Я поставила на плиту чайник, объяснила, что и где находится в буфете, и прошла в ванную комнату. Сперва сильная струя душа охладила мой пыл, но пока я растиралась полотенцем и смотрелась в зеркало, окончательно решила: «А почему бы и нет?!» Глаза блестели, кожа ещё сохранила летний загар и капельки воды на ней выглядели как росинки на бархатной траве. Да и тело сегодня мне нравилось: лишнего жира практически нет, складок вроде бы тоже, шрам практически не виден. Я быстро оделась и вышла на кухню. Чай уже был разлит по чашкам, и от него исходил не совсем привычный аромат.
– Что это вы здесь наколдовали?
– Ничего особенного. Просто старый забытый способ заваривания чая. Попробуйте.
Я готовила бутерброды в дорогу. А он просил меня остановиться, потому что всё можно будет купить на вокзале. Затем собрала сумку и вытащила из секретера заначку (сапоги подождут) – мои хилые сбережения. Бесёнок расшалился не на шутку.
– Я готова.
– Тогда в путь.
Телефон зазвонил, когда я открывала входную дверь. Может быть, это бабушка? Нет, слишком поздно, значит опять Вадим.
– Пусть звонит, – констатировала я.
Пока мы добирались до вокзала, перебирали названия московских театров, имена ведущих актёров и режиссёров, вычисляли возможные репертуары. А на вокзале произошло первое недоразумение. Я сказала, что никуда не поеду, если он не возьмёт у меня деньги на билет. Но вместо денег он взял меня за руку, посмотрел в глаза и спросил:
– Неужели вы не хотите просто побыть женщиной?
Ну что я могла ответить!
– Но почему вы должны платить за меня? Разве я ваша… – слава богу я не договорила.
– Дело не в деньгах. Я просто давно хочу побыть мужчиной.
Мой бесёнок аж запрыгал от удовольствия.
– Ладно, пусть будет так.
5
Удивительное дело – я вдруг почувствовал себя молодым. Долгое затворничество и напряжённая работа постепенно превращали меня в замкнутого, нелюдимого человека. Мне нравилось сидеть за письменным столом, заваленным бумагами, ручками, карандашами, проводить часы в кресле с какой-нибудь мудрой книгой или просто думать, полностью сосредотачиваясь на той или иной проблеме. Да и на подъём я стал тяжёлым.
И вот, когда мы встретились в пятницу, я понял, что должно произойти что-то необычное, из ряда вон выходящее. Она опять предстала передо мной исключительно гармоничным созданием, настоящей, стопроцентной женщиной. Такая же неброская одежда, но подобранная с тонким вкусом, так что казалось, будто в этом ансамбле ничего нельзя изменить. Изящная фигура, грациозная походка – нет, все эти определения совершенно не подходили к ней. Наверное, и красивой её можно было назвать с большой долей условности. Но та искра божья, которая присутствует далеко не в каждом человеке, здесь просто светилась ярким пламенем. Она представляла собой как бы перспективу внутреннего мира на внешний облик. Доброта, благожелательность, чуткость проступали во всех её манерах, мимике, а, главное, во взгляде. И мне ужасно захотелось сделать ей что-нибудь приятное. К тому же ожидание чего-то фантастического заполнило меня целиком. Но чтобы собраться с мыслями, я предложил ей прогуляться по парку, а потом – зайти в кафе. Истинным удовольствием было разговаривать с ней, слушать её голос, наблюдать за реакцией. В литературе она, несомненно, разбиралась, и за Мишку можно было не волноваться. Только её суждения представлялись слишком академичными, напитанными мыслями из умных книжек, неоригинальных лекций университетских профессоров, аналитических разборов классических произведений. Да и откуда ей знать нутро литературного труда. Наверное, ей удаются неплохие написанные правильным слогом стихи или сентиментальные рассказы. В наше время книжная продукция, к сожалению, столь ограничена, что кроме нескольких скандальных и нетривиальных авторов может предложить лишь прошедшую проверку соцреализмом литературу. Наверное, поэтому я не удержался и позволил себе краткий экскурс в terra incognita моих собственных соображений.
Сам не понимаю, откуда пришла ко мне идея с театром в Москве. Быть может, просто не хотелось расставаться с ней в этот чудный вечер, продлить его очарование.
6
Я никак не могла разобраться в своих чувствах и ощущениях. Бесёнок бесёнком, но я всё-таки взрослая женщина, учительница, наконец, мать. Да и подумать не было возможности: всё время о чём-нибудь говорили. Но поехать в Москву с едва знакомым мужчиной – это уже слишком. Хотя порой мне и казалось, что знаю его уже много лет. Я даже не обращала внимание на внешность нового знакомого и воспринимала его целиком, как бывает только – со старыми.
Мы стояли в коридоре вагона у окна. Стало немного прохладно. Он снял куртку и набросил мне на плечи. Впервые его рука задержалась на моём теле, и я почувствовала её тяжесть и силу. Он приобнял меня делясь своим теплом и спросил:
– Вам холодно?
– Во-первых, я одна, и меня действительно немного знобит.
Он улыбнулся:
– Ты не жалеешь, что поехала?
– Будет видно, а ты?
– Я же сам втравил тебя в эту авантюру. И потом, мне временами кажется, что мы были знакомы когда-то давно, а теперь просто встретились и боимся узнать друг друга.
– Почему-то я недавно думала о том же.
Он внимательно рассматривал моё отражение в окне.
– У тебя интересное лицо. Отражаясь, оно кажется красивым.
Я рассмеялась:
– Значит в реальном мире оно не красивое.
– Ну что ты! Я не мастер делать комплименты, но твоя внешность совершенна. Это не лесть, это – моё мнение.
– Зря стараешься. Я знаю, что отнюдь не красавица.
– Ты же знаешь, что лицо есть отражение души. А в душах я разбираюсь.
– Почему ты всё-таки ничего не рассказываешь о себе, я ведь в полном неведение?
– Завтра, ладно? А сейчас пора спать, нам предстоит трудный денёк.
Легко, как игрушечную, он повернул меня к себе и быстро поцеловал в губы. У меня успела закружиться голова, и я сказала: «Не так». Тогда он крепко прижал меня к груди, погладил волосы и тихо произнёс: «Так я совсем раскисну». Потом чуть отстранился, нежно обхватил лицо ладонями и медленно принялся целовать лоб, щёки, подбородок, пока не прикоснулся к губам. Я закрыла глаза. Время остановилось. Тело расслабилось и не слушалось меня. Я чувствовала только его губы и горячие руки. Закончилось всё так же неожиданно быстро.
– Я ничего не понимаю…
– Ты удивительная женщина, естественная, как сама природа.
– А ты настоящий мужчина. Я не хочу спать, я хочу быть с тобой. А в купе чужие люди, они будут делать вид, что спят, а сами станут подслушивать.
На какое-то время он задумался, затем сказал: «Хорошо. Подожди меня здесь».
Я стояла и смотрела в окно. Внутри меня рождалось тепло, которое постепенно распространялось по всему телу. Он вернулся минут через пятнадцать, а может быть, и раньше – я уже не чувствовала времени.
– Первое купе свободно, и мы можем пока поселиться в нём. Есть даже надежда, что до Москвы нас не побеспокоят.
Он тихо проскользнул в наше законное купе и забрал сумки. А вскоре мы уже сидели друг против друга и разговаривали при уютном слабом свете ночника.
– Уже наступило завтра, помнишь, что ты обещал снять маску со своего лица в этот день?
– Можно сначала я тебя поцелую?
– Разве на это нужно разрешение?
Он пересел на мою полку, и я доверчиво прижалась к нему. Было приятно ощущать его мужицкую силу. По всему телу пробежала лёгкая волна. Я давно отвыкла от близости с представителями противоположного пола и теперь с удовольствием вдыхала специфический природный запах человека, совсем не пользующегося косметикой. Я почти физически ощущала как его уверенность в себе, так и трепетное отношение ко мне. Неизвестно, сколько времени длился наш второй поцелуй, но когда я вернулась к действительности, то есть смогла адекватно реагировать на окружающее, он нежно гладил мои волосы и что-то тихо говорил. Наверное, я всё ещё пребывала в полусознательном состоянии, так как совершенно не разбирала слов, но мне было необыкновенно покойно и чудилось, что поблизости журчит волшебный ручей.
– Я очень верю тебе. Пожалуйста, не обманывай меня, хорошо? – Мне казалось, что я просто подумала об этом, но неожиданно ясно услышала его хрипловатый голос:
– Я никогда не обманываю.
Прижавшись головой к его груди, я ощутила, как к размеренному такту покачивающегося вагона прибавились ритмы часто бьющегося сердца.
– Не в унисон, – рассмеялась я.
7
Мне не хотелось ничего говорить, гораздо приятнее было просто обнимать это чудное создание природы, которое так трогательно доверилось мне, вдыхать божественный аромат, исходивший от её нежной кожи, гладко зачёсанных волос, – естественный, почти не испорченный парфюмом запах. Но я обманул бы её, если бы продолжал молчать.
– А давай я только немного приподниму маску, ведь у нас впереди ещё целая вечность, – проговорил я и тут же почувствовал, как напряглись и сразу расслабились её плечи.
– Целая вечность, – растягивая слова, повторил я. – Мне уже хорошо за сорок, я перепробовал массу профессий, много путешествовал, долго жил на Севере, после того как распалась семья, там же отбывал срок.
Она опять напряглась.
– Нет, не бойся, я – не бандит. Просто произошла одна неприятная история: вступился за человека и не рассчитал силы. Две инвалидности – и два года на зоне. Не будем об этом. Сейчас приходится много работать, чтобы наверстать упущенное.
– Я тебе верю, – сказала она и ещё теснее прижалась ко мне.
Сердце заколотилось с такой силой, что я не на шутку испугался за рёбра. Медленно расстегнул верхнюю пуговку на её кофте и замер. В памяти всплыла фраза: «Разве на это нужно разрешение…» Тогда моя рука потянулась к следующей пуговице…
Когда я услышал стук в дверь и пронзительный голос проводницы, то еле разлепил глаза; мне казалось, что я только что уснул. В мозгу вспыхивали яркие образы, уставшее тело пребывало в состоянии сладкой истомы, мышцы и мысли отказывались подчиняться. Надо было быстро собираться, поезд-то ждать не будет. Выходя из вагона, я сердечно поблагодарил нашу проводницу.
– И вам спасибо, – почему-то ответила она.
8
Туман был настолько плотным, что вокруг ничего невозможно разобрать. Казалось, что он обволакивает всё моё существо: тело, мысли, эмоции. Я ничего не видела вокруг, не могла ни думать, ни двигаться, лишь чувствовала твёрдое плечо и мощную руку, влекущую меня сквозь упругое пространство. Только дважды я на мгновение выныривала из этой тёплой нежной субстанции, но затем снова оказывалась в её необоримой власти. Сколько времени это продолжалось, я бы не решилась предположить, время тоже превратилось в туман. Я не принадлежала себе совсем, я ощущала себя маленькой девочкой в заботливых руках матери, потом щепкой, попавшей в стремительный поток и отдавшей себя на волю неумолимо вращающихся волн, затем куклой в чьих-то добрых ласковых руках. Единственное, что я могла бы утверждать: мне было удивительно хорошо. Но всё когда-нибудь заканчивается. Туман рассеялся, действительность пришла на смену волшебной сказке. Пора было просыпаться, вставать, одеваться, что-то делать, куда-то торопиться. Сначала я не могла даже сообразить, где я, что со мной происходит, но постепенно события начали выстраиваться в логический ряд, по крайней мере, я их уже могла контролировать.
Мы уже спустились с платформы, когда столкнулись с этой женщиной. Высокого роста, эффектная, одетая так, будто только что сошла с витрины модного магазина, она оказалась напротив нас и неотрывно смотрела на лицо моего Саши. Он резко остановился, как будто налетел на непреодолимую преграду, и я явственно ощутила, как напряглась его рука.
– Подожди минутку, – бросил он и устремился в уже открывшиеся к этому времени объятия коварной незнакомки. Крепкий поцелуй, оторвавшиеся от земли босоножки и весёлое кружение пары вокруг оси – последнее, что запечатлелось в моей бедной памяти из этого события. Быстро обойдя счастливую парочку, я устремилась к выходу. Я бежала, как в горячечном бреду, ничего не замечая и натыкаясь на многочисленных пассажиров. Более-менее пришла в себя, когда далеко позади осталась привокзальная площадь, и только тогда до меня дошёл весь ужас ситуации, в которой я оказалась. Крушение надежд, измена, чужой город. Хорошо ещё, что взяла с собой все свои сбережения и смогу достойно провести так чудесно начавшийся день и без проблем добраться домой. Наверное, мне просто не суждено встретить человека, с которым я была бы по-настоящему счастлива. Но на данном этапе переживать очередное фиаско, конечно, не имело никакого смысла, ещё успею не одну подушку промочить слезами, а пока лучше погулять по городу, быть может, посетить театр – ведь именно за этим сюда приехала; в общем, расслабиться и получить удовольствие, как моя бабушка говаривала.
9
Когда мы, зачарованные и предвкушающие насыщенный день, вышли из вагона, я вдруг заметил Леру, которую никак не ожидал встретить в Москве. Она бросилась ко мне в объятия, мы поговорили несколько минут, а когда я решил представить ей Ирину, то обнаружил, что её рядом нет. Наскоро распрощавшись, я побежал в сторону выхода с вокзала, проталкиваясь через всё ещё плотную толпу. Только тут до меня дошло, что она могла обидеться, наблюдая столь тёплую встречу. Целый час я барражировал привокзальную площадь, несколько раз возвращался внутрь, расспрашивал милицию и киоскёров, исследовал кассы, но все усилия оказались тщетны. Я ругал себя последними словами, винил во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, но было поздно. Тогда я составил план действий. Ещё в экспедициях, когда попадал в нештатные ситуации, я понял, что существует только два приемлемых решения: сидеть и ждать помощи или выбираться самому, пока достанет сил. Помощи ждать было неоткуда, поэтому я решил действовать, прекрасно осознавая, что найти человека в этом необъятном городе – идея более чем фантастическая. Но сидеть на месте просто не было мощи. В движении поездов наступил перерыв, а значит, можно было попытать счастья. Тем более что вполне вероятно посещение театра.
И я приступил к объезду театров, потому что репертуар мы так и не успели изучить, а надеяться приходилось только на удачу.
10
Полдня я в прямом и переносном смысле болталась по городу: гуляла, заходила просто поглазеть в магазины, сидела на лавочках в скверах. Я не слишком жалую Москву, но в хорошую погоду этот довольно зелёный по сравнению с нашим город оставляет благоприятное впечатление. Сначала я хотела вернуться на вокзал за билетами, но решила, что логичнее будет купить горящие места перед самой отправкой поезда либо договориться с проводником. Хотя понятие «логичнее» не слишком подходило ко мне в сложившейся ситуации. Боль постепенно перешла в смятение, потом сменилась на пустоту и шум в голове, мысли путались и разбегались, а ощущения заморозились. Но мне всё-таки удалось успокоиться, отругав себя: а на что ты надеялась, несчастная учителка, романов начиталась, фильмов насмотрелась? Нет, дорогая, жизнь – это жизнь, а искусство есть искусство, только в воображении существуют вечная любовь и рыцари без страха и упрёка. Как раз придя к этому заключению, я увидела его. Не представляю себе, как бы поступила, случись сие раньше или позже, но произошло то, что, вероятно, и должно было произойти. Он стоял около скамейки, почему-то именно стоял, и жевал пирожок, второй пирожок держал в руке. И было в его позе и лице, да и во всей вообще композиции что-то такое, что в который уже раз за сегодняшний день заставило всё перевернуться внутри меня. Нет, не жалкое, а скорее затуманенное, усталое, опустошенное и очень растерянное. Я не сумела не подойти, но про себя решила держаться официально и строго.
Он не сразу заметил меня и не сразу узнал, а когда наконец осознал, кто перед ним, то расцвёл, как майский сад.
– А где же Лера? – спросила я.
– Какая Лера?.. А, жена моего старинного друга. Не знаю, наверное, в гостинице, она в Москве проездом. А куда же ты пропала?
Почему-то мне стало очень стыдно. Я смущённо опустила глаза. По-моему, сказка явно имеет продолжение.
Остаток дня я провела в полусне. Если бы у меня спросили на следующее утро, где я была, какой спектакль смотрела – а мы всё-таки каким-то непостижимым образом попали в Большой, – я бы не сразу сообразила, о чём речь. Я помню только ощущение предельной лёгкости и мягкого тепла.
11
Я вспомнила эту поездку года через три, когда мы плотно повздорили.
Он просто не умел оборачиваться… Разозлившись, он только на мгновение замирал, затем резко разворачивался и уходил, глядя прямо перед собой. И сей ритуал превратился постепенно в принцип. Вот и сейчас, в очередной раз поссорившись «навсегда», он опять шёл, непреклонный, размеренным неторопливым шагом. И хотя каждое движенье отдавалось нестерпимой болью в сердце, а голова разрывалась от вопросов: зачем, почему так глупо и обидно? – он заставлял себя смотреть в одну точку, к которой неотвратимо приближался.
А я смотрела ему вслед, и глаза наполнялись слезами. Да, я умела быть неумолимой, твёрдой, безгранично гордой, но сейчас беззвучная мольба, идущая из самой глубины души, охватило всё моё существо. «Обернись, пожалуйста, только посмотри на меня! Один раз. Я побегу за тобой, забуду обиду, боль, непонимание… У нас же всё должно быть хорошо, мы же нужны друг другу, мы любим… Ну обернись!»
И он обернулся.