Читать книгу Порча - Владимир Клавдиевич Буев - Страница 5

Биоэнергетическое лечение заключается в овладении способами коррекции энергетической структуры пациента с помощью подключения ее к энергетическим системам целителя и эгрегора (высших сил).

В октябре меня пригласил на работу в свою компанию мой бывший заказчик Григорий Антонович Холодов. Компания занималась сдачей в аренду помещений и строительством. Мне предстояло управлять хозяйством. Работа исполнительного директора была мне знакома, зарплата устраивала, и я решил дать согласие, но предварительно захотел посоветоваться с Верой.

– Как думаешь, на окладе лучше? – спросил я у нее.

– Хоть под старость нервотрепки не будет, – жена восприняла эту весть с воодушевлением. – Да не рассказывай всем подряд. – Она почему-то всегда боялась сглаза.

– Не буду.

– Хуже бабы. Как, что появится – всем уже известно. Не вздумай другу своему доложить.

– Никому не скажу, – уверял я жену, а самому действительно не терпелось в гараже поделиться новостью.

– А то я тебя не знаю. Пойдешь в гараж и разболтаешь все. Ты же не специалист. Поэтому еще не известно, как выйдет.

– Вера, да сколько я повидал!

– Повидал он. Чего ты повидал? Там подчиняться надо. С твоим-то характером. Не уживаешься ни с кем сроду, – Вера, привыкшая безропотно переживать острые ситуации, всю жизнь напоминала мне о простых житейских мудростях. А я не догонял…

На новой работе поначалу все складывалось замечательно. Доброжелательная атмосфера, интересные планы. Возвращался домой поздно. Придя с работы, обычно заглядывал в зал. Вера, как всегда, занималась каким-нибудь рукоделием.

В тот вечер она, сидя на диване, вышивала на пяльцах крестиком небольшую миниатюрку. Это была ее третья поделка. Кропотливым женским ремеслом Вера заразилась в палате хирургического отделения от соседки. Энергичная женщина она не умолкала ни на минутку. Вера сошлась с ней по душевной близости и привязалась. Научилась у нее вышивать крестиком и бисером.

Новое увлечение занимало время и отвлекало от болезни.

– Как себя чувствуешь? – спросил я. – Болит? – Вера пожала плечами.

– Болит, – и продолжала вышивать. Я прошел на кухню, поставил разогреваться ужин. Возвращаясь, вижу, что Вера стоит в коридоре перед зеркалом. В руке держит новую вязаную шапочку.

– Как я выгляжу? – спросила она. Я удивился. Жена, когда покупали ей одежду, частенько полагалась на мой вкус, но, чтобы интересоваться у меня своей внешностью, – нонсенс. Я и влюбился-то в нее с первого взгляда из-за неотразимой красоты. История нашего знакомства, как сладкий сон, романтична, но об этом после.

– Вполне нормально выглядишь, – я не кривил душой. – Не привычно, правда, но, глядя со стороны, помолодела даже. Лиля молодец. – Похвалил я Верину подругу, глядя на седую голову со стрижкой под ежика.

Взгляд невольно упал на живот. Халат на животе заметно вздулся. В груди снова что-то екнуло. Сама худеет, а живот растет! И тревога вонзилась маленькой занозой и занудила непрерывно. Вера поняла мое беспокойство по-своему. Быстро надела шапочку, будто скинула наваждение и, вернувшись в зал, снова принялась вышивать. Расстроилась.

Поужинав, я подошел к ней, присел рядом. Телевизор выключен. Смотрю, как она вышивает. На плоской тарелочке лежат заготовки разноцветных ниток. На пяльцах натянут холстик из черной ткани. Шаблон рисунка едва заметен. Вера, нацелившись кончиком иголки на нужную точку, продергивает одну нитку несколько раз, затем вдевает другую. Работает сосредоточенно, будто ворожит. Видно, что занятие ей в удовольствие. Она по натуре своей не умела сидеть без дела.

– Почему ты именно эту картинку выбрала? – спросил я, кивая на вышивку, где вырисовывалась на зеленой пальме пара оранжевых попугаев с синими хвостами. Длинноногий самец распахнул крылья над самкой и пучеглазо косится, что-то остерегая. Самка сидит на изгибе ветки, миролюбиво склонив голову. Мне казался этот рисунок мрачным. – Это же сложно, столько вышить!

– Сложно, – подтвердила Вера. – Видишь, больше половины уже сделано. – Она, загадочно улыбнулась, провела пальцами по заготовке. Только теперь, спустя много месяцев, я, глядя на вышитую миниатюрку в рамочке на стене, догадываюсь, что жена выбрала этот рисунок не случайно. Подвернувшийся на рынке шаблон, напрашивался стать символом супружеской верности. Назидание в память? Неужели жена готовилась к худшему?

– Ничего себе! Каждый листик вытыкать. Я бы ни за что не смог, – я приподнялся с дивана. – Давай, полечу. – Вера, отложив рукоделие, поправила подушку и с готовностью легла на левый бок лицом ко мне. Пододвинув табурет, я присел. Протянул ладонь, вывесил ее над правым боком и начал проверять больное место, внимая незримым токам биополя, идущим снизу. В воображении замаячил белой тенью рентгеновский снимок. «Новообразование возле ободной кишки». Что это, новая опухоль или метастазы? Неужели операция не помогла?

Ладонь налилась, потяжелела. Приноравливаюсь, прислушиваюсь к тому месту, куда указывало рентгеновское пятно, отыскиваю сигнал боли. Пытаюсь уловить в ощущениях новые, необычные позывы. Чувствую, как из глубины тела пробивается слабенькое, едва уловимое ответное волнение. Отвожу ладонь в сторону – напряжение теряется. Как слепой обшаривает предметы, передвигаясь, так и я: возвращаю ладонь – снова слабая потуга. Ладонь должна двигаться.

Собираюсь с мыслями, поглядываю то на Веру, то на ладонь. Из больного места постепенно оформляются более четкие импульсы отталкивающей силы. Они начинают ершиться, подпирать мою руку. Легонечко, то в пальцах, то в центре ладони что-то шелохнется едва уловимым напором. Так происходит взаимодействие разных биополей. Расстояние от руки до тела около десяти сантиметров. Разглаживаю эти невидимые потоки, обволакиваю внутренний огонек. Туда-сюда. Так, внатяг, держат вожжи. Отпустишь – уйдет, перетянешь – встанет.

Энергетический фон болезненного очага выделяется на фоне здорового. Кто видит ауру, говорят, что боль заметна. Она, как солнечный протуберанец, при определенном навыке может без труда прослеживаться. При одном условии: если границы червоточины четко выражены. Под воздействием биополя рук, очаг должен раствориться, а боль уйти. У кого-то ощущается тепло, у кого-то мурашки. У меня так: будто магнит в руке.

Старший Верин брат Леонид умер в деревне два года назад от рака мочевого пузыря. День в день через тридцать пять лет после смерти отца, умершего от рака желудка. Мы, приезжая в деревню, останавливались в родительском доме. В нем проживал младший Верин брат Миша. По молодости он попал под поезд, переломал позвоночник, да еще стопу ему тогда отрезали. Получал инвалидные, на это и перебивался от пенсии к пенсии. Тещу, после третьего инсульта увезли к младшей Вериной сестре в райцентр. Оставшись один, Миша стал попивать. От него узнали, что Леня в тяжелом состоянии. Пришли в дом, расположенный неподалеку.

Это было в разгар июльской жары. Мы прошли в маленькую комнату. Изможденный до неузнаваемости, Леня лежал на пружинной, провалившейся кровати, в расстегнутой рубашке. Посмотрел на нас. В добрых глазах его мелькнула ювелирным прищуром надежда. Жена его, деревенская учительница на пенсии, начисто лишенная сентиментальностей, сидела на соседней кровати, участливо смотрела, как я морокую над ее усыхающим мужем. Для родственников не было секретом, что я знаю лечение рукой.

Едва только протянул ладонь над впалым животом, тут же почувствовал, как что-то прокатилось по руке волной. Голову объяли глухие, странные вибрации, тупой шум. Сознание на миг помрачилось. Такое случилось со мной впервые. Я растерялся. Решив сразу, что помочь не в силах, поводил рукой еще несколько минут. Исковерканная аура будоражила пространство вокруг живота. Леня посмотрел на меня внимательно. Затем все понял. Молча отвернулся. Это было за две недели до Лениной кончины. Умирал он в страшных муках.

Готовясь исцелять жену, я вспоминал о ее брате. Сравнивал, конечно. Вера расслабленно лежала на диване, подвернув руку под голову. Привычная и спокойная обстановка настраивала на деловой лад. Я разматывал очаг боли. Она, уйдя взглядом в себя, прислушивалась. Хотела, видимо, почувствовать влияние ладони. Потом подняла взгляд, спросила:

– У Лени не так было?

– Нет, не так! – ответил я сходу, ожидая подобный вопрос. У Лени там сразу оглушило, а у тебя вообще почти ничего не слышно. – Вера потупилась, слегка прикусила палец. Показалось, не поверила. Это обескураживало. Хотелось немедленно доказать что-то и ей, и себе.

Больное место ниже подмышки, куда она показывала рукой, сначала почти не прощупывалось. Требовалось немало усилий, чтобы хоть немного вычленить и зацепить очаг. И даже зацепившись за него, я не мог его раскачать. Когда, заблудившись в лесу, видишь знакомую сломленную березу, наступает облегчение. Я не находил эту березу. Смотреть на жену было все больнее. Живот распирало, а я не знал, что с этим делать.

Веру с детства воспитывали в уважении к женской доле. Кроме трех братьев, у нее была младшая сестра. Рассказывала, как они с сестрой работали на огороде. Ей было лет двенадцать. Работали в испепеляющую жару, не разгибаясь, весь день.

– Таня убежит куда-нибудь. Я постарше, с меня спросят, поэтому кричу ей: «Таня, иди сюда. Таня…» Она появляется. Куда деваться-то? Грядки большущие. Пололи их, поливали. Мама с папой на работе, а мальчишки играют где-то на поляне в это время в футбол, – не мужская работа, травку дергать. Так заведено было в деревне.

Трудилась всю жизнь, не покладая рук. Сыновей вырастила. С ее-то красотой могла бы выйти за богатого. Тот носил бы ее всю жизнь на руках. Я не богач. И ущербным себя никогда из-за этого не считал. Но вот когда она заболела тяжело, что-то безысходное навалилось, прижало. И вспыхнуло! Вспыхнуло невероятной энергией противостояния. Делал все, что было в моих силах, лишь бы спасти жену. Лечил руками, полагая, что хуже от этого не будет.

Утром, чуть свет, просыпался. Вера спала на краю дивана. Я осторожно перебирался через нее, шел на кухню, разогревал чайник. Потом притаскивал из другой комнаты две подушки, складывал их друг на друга у стены. Кружку с чаем ставил на подлокотник дивана, тихонько, чтобы не потревожить Верин сон. Усаживался на подушки. Легонько отгибал с Веры одеяло, окидывал взглядом фигуру. Расправлял складки на ночной сорочке, подключал биополе правой ладони. И водил поверх больного места, заостряя внимание на ощущениях. Не сходя с места, часами выуживал болезнь из тела.

– Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя грешнаго! – твердил я, призывая Всевышнего, в надежде, что поможет. Эта надежда зиждилась на бабкиных словах из далекого детства.

– Держи всегда Бога в мыслях, и Он услышит тебя. Молящему воздастся, – наставляла меня набожная старушка, рассыпая семена веры. К сожалению, я не внимал ее урокам. Но дар целительства, по Божьей воле, перелился с родной кровью и таился во мне до поры-до времени, пока не понадобился.

Давно это было. Родственник как-то приехал к нам со своим товарищем. Тот был заядлым рыбаком, и в разговоре пожаловался между прочим, что не может долго сидеть на берегу: спина болит.

– Давай, подлечу, – сказал я ему в шутку.

– Как?

– Ложись на диван животом вниз, – он улегся. Я немного поводил у него руками над спиной. Особо ничего не почувствовал и забыл тут же. Выпили, поговорили. Гости ушли. На следующий день рыбак приносит мне бутылку вина. С искренней благодарностью вручает.

– Ты что со мной сделал, спина вообще не болит? Никогда такого не было, – тот удивительный жизненный эпизод стал для меня отправной точкой. С тех пор все чаще задумывался: если что-то такое есть у меня, значит надо развивать. Упражнялся. Нравилось концентрироваться на ощущениях, воображать невидимые предметы. При случае стал помогать близким. Сначала робко. Потом уверился. Но никогда не приходилось сталкиваться с серьезными недугами. Так себе… То рука, то нога или спина у кого-нибудь из друзей заболит. Ушибы снимал. А тут рак. Да не у кого-нибудь, а у самого дорогого мне человека. Мне просто выпало так: выжать из подаренной возможности все соки.

Аккуратная и беспощадно красивая, Вера всецело доверялась мне. Хотелось обнимать ее бесконечно, а я лечил. Приставлял ладонь над больным местом, нащупывал встречный поток и уравновешивал его. Повинуясь явным позывам, щупал живот, печень. Уходил вниз, к области таза. Что же там осталось на месте бывшей матки? Откуда идет распространение болезни?

Опухоль всегда несет печать той ткани, из которой она возникла. И эта очень важная особенность опухоли, позволяющая точно определить, где и из чего она возникла.

Возвращался назад к правой подмышке, куда указывал рентгеновский снимок. Искал и искал, будто на лесной лужайке потерял корни растущего там когда-то дерева. Ничего не находил. Локализовать очаг не удавалось. Пил небольшими глотками остывший чай. Выпив одну кружку, наливал в кухне другую, возвращался и снова лечил.

Начал сомневаться. Есть ли очаг вообще? Когда стал поднимать ладони выше, расставляя их напротив друг друга, высветилось нечто новое. В сознании прокатилась волна небывалых ощущений. Глухо, будто где-то в чаще за пригорком повалилась мертвая сосна. Один накат, затем другой, более пространный.

Через некоторое время, удалось настроиться на частоту другого порядка. Более обширную. Синхронно переливам энергии в ладонях, ожил и заработал какой-то переключатель в голове. Я почувствовал эту связь и задумался. Может лечить надо не один маленький очаг, а все тело в едином объеме, насквозь? Но биополе рук ограничено в пространстве. Требовался принципиально другой подход. Не имея опыта и не ведая профессиональной методики, досадовал. Какой же я дилетант, как можно лечить такую болезнь? Тут же особые слова нужны! Как бы хотелось спросить у Любы! Где она теперь?

Вера не жаловалась, а болезнь прогрессировала. Аппетит у нее катастрофически ухудшался. Вырастал живот. Я заводился все больше и больше. Желание избавить жену от напасти перерастало в одержимость. Утром лечил, сидя на диване, на подушках, вечером – с табурета. Когда рука уставала, я, согнув колени, ставил ступни ног на край дивана, опирал локоть на колено и снова водил ладонью над телом.

– Господи, милостивый! Помоги мне! – просил я шепотом. – На, Тя, уповаю! Дай мне силы справиться с напастью. – Слепо искал нужные слова.

Вера, видя, что от моего лечения результата нет, однажды возмутилась: