Читать книгу Судьбы, как есть - Владимир Кочергин - Страница 2

Виктор Зеленин.

Еще не пели первые петухи в деревне, и полковник запаса Зеленин Виктор Степанович впервые после смерти жены видел хороший сон.

Он, в парадной форме цвета морской волны, со всеми орденами и медалями, стоял у взлетной полосы аэродрома. Да, это был он, Виктор Зеленин, гордый человек, родившийся на острове Сахалин. И, несмотря на своих сорок шесть лет, он выглядел этаким гусаром-ветераном с седыми висками и с достойно поднятой головой. Роста чуть выше среднего, спортивного телосложения, под фуражкой, прямо скажем, лица русской национальности с прямым, чуть расширенным носом, голубыми глазами и волевым подбородком. Вот он уже у трапа самолета. Открывается дверь, и на площадку трапа выходит стюардесса, вся в синем, молодая и красивая, очень похожая на его жену в молодости, а за ней его сын Егор. Егор выше ростом отца, такой же широкоплечий, более выразительный и, с первого взгляда, очень схож с отцом. Он был тоже в военной форме, в голубом берете и тельняшке с медалью на груди. Выйдя из самолета и помахав рукой, он крикнул «Батя!» и побежал вниз по трапу в объятья отца. Они обнялись. В горле Виктора Степановича пересохло, и добрые слезы радости покатились по щекам. Егор своей широкой ладонью гладил отца по спине и говорил:

– Ну, что ты, Батя? Что ты? Я вернулся! Я живой! А где мама?

– Ждет она нас, сынок, ждет дома. Ждет она тебя!

– Ну, вот и здорово, поехали быстрей к ней.

Вдруг стало темно. Звук битого стекла или взрыв заставили Виктора проснуться.

– Что это? Когда он открыл глаза, то ничего не увидел, а только слышал жуткую тишину, полную тревоги. Виктору было жалко, что прервался такой замечательный сон. Странно, но он почувствовал слезы на своих глазах.

– Наверно, кто-то стучал в дверь, – подумал Зеленин и начал подыматься с кровати. Тело рванулось раньше ног, и он упал на пол, опершись руками. Поднялся, нащупал выключатель, зажег свет. Быстро набросив свой военный тулуп, вышел в коридор. Подойдя к входной двери спросил:

– Кто там? Егор! Ты? – и осознав, что спросил не то что-то, снял крючок и открыл дверь. На крыльце никого. Вышел во двор. Легкий морозец полез по коже. Кукарекнул семеновский петух. Значит, скоро рассвет. – Да, что же все-таки за грохот был в доме?

Вернувшись в дом, он обнаружил в углу, на полу, упавшую икону, лежащую образом Иисуса Христа вниз, а кругом были осколки стекла. Кольнуло больно в груди. Виктор сел на диван. Ему не хотелось подымать икону, чтобы не посмотреть в глаза Иисусу. Нехорошее предчувствие и чувство вины переплелись в его мозгу, и он вспомнил, как Аннушка, его покойная жена, говорила ему:

– Смотри, Витя, хорошо икону прикрепи. Плохо, когда икона падает. Не к добру это бывает.

– Эх, Аннушка – Аннушка, как же ты меня рано покинула?

А почему плохо и что за примета, она так и не сказала, а он и не спросил.

С портрета Анны Александровны смотрели ясные красивые глаза, она улыбалась и как бы говорила:

– Не волнуйся, милый, все образуется.

Она всегда так говорила, когда Виктору было плохо, она так его понимала, как никто на этом свете. Это была его поддержка, его самый лучший друг, его первая и единственная любовь. Послушаешь в других семьях, как разносили жены своих мужей по пустякам, волос дыбом становится. А она:

– Да зачем так убиваться? Дело сделано. Ну, виноват ты, не доглядел, что теперь мучиться и об стенку биться, что ли? Все наладится. Что ни делается, Витя, все к лучшему!

Сон вдруг снова предстал в памяти Виктора. Егор! Это Егор! И с ним что-то неладное. Он ведь не просто в Армии, он на войне. Боже, зачем он туда поехал? Почему он, боевой полковник, родной отец не остановил его порыв. До увольнения оставалось всего-то, чуть больше, чем полгода. Без согласия никто б и не отправил Егора воевать. Это не та война, где всех под гребенку на защиту Отечества забирали. Парень у него что надо, воспитанный и смелый. С детства мечтал стать, как Батя, офицером, а перед выпускными экзаменами передумал. Как началась эта ужасная перестройка и бардак в Стране, про то, что это профессия героическая, все забыли. Честь, достоинство и порядочность стали не в почете. Профессия Родину защищать стала, наверно, одной из самых мало оплачиваемых профессий. Все старались идти в юристы или финансисты. Слова «коммерсант», «менеджер», «банкир», «криминал», «доллар», «киллер» и «убийство» – вот что было у людей на языке. Можно подумать, что на войне платят хорошо? Где-то в других странах, да! Но это ведь Россия. Кто там, в верхах будет беспокоиться о тех, кто вернется назад? Вернулись и ладно! Три боевых оклада у полковника, это получалось не более 650 долларов за месяц войны. А что говорить о солдате? Нет, на деньги Егор не позарился. Просто служба в десантуре особая, и девиз у них, как и у спецназа: «Кто, как не я!» Вот и его друг Артем, в этой «гребанной» и злой Чечне тяжелое ранение схлопотал, и неизвестно, чем еще закончится это ранение для него. А генерал, когда в машине ехали до вокзала, такое порассказывал, что, несмотря на «Афганский излом», в Чечне есть и покруче «Виражи». Война там особая, оказывается, и очень жестокая. Кавказ все больше утопает в крови. Чеченцы – воинственный народ, дерутся жестко и дерзко, а горы и родные места – всё за них. Но главное – это вездесущие американцы, это они со своим ЦРУ развалили Союз, а теперь хотят Кавказ к рукам прибрать. Они и в Афгане духам помогали, как могли. «Суки», навязали нашему народу все самое гадкое с новой демократией. Конечно, мы сами это допустили, наши правители и предатели России. Растащили ее, бедную, по норам, а народ пурхается в нищете и живет надеждами. Вот и расхлебываемся снова кровью солдат и офицеров. А тому же нашему народу по барабану, не мой там сын, муж, брат, пусть воюют другие. Конечно, не совсем так. Простой народ, он понимает все, но не в силах порой что-либо изменить. Все в руках власти. Хватило бы Афгана. Нет, ни одному поколению покоя. Вот и Егор уже воюет. Ему всего-то двадцать первый год. Зеленин от досады сжал кулаки. Хмыкнул, встал с дивана и стал основательно одеваться и собирать свои вещи для охоты. Скоро за ним должен зайти сосед Кузьмич.

Собираясь, он продолжал думать о Егоре. То, что Егор дружить умеет и быть честным, в этом сомнений нет.

Родился Егор на Дальнем востоке в 1975 году. Тогда Виктор Зеленин служил в танковой учебке «Камень-Рыболов» заместителем командира учебной танковой роты по технической части. Когда родился в семье второй ребенок и мальчик, тогда старший лейтенант Зеленин от радости чуть было не погиб на бронетранспортере. Об этом он не любил вспоминать. Но знали об этом только единицы людей, находящихся тогда вместе с ним. Прибывая в приподнятом состоянии и немного под градусом, старлей занял место водителя и на спуске с сопки потерял управление, отказали тормоза. Бронетранспортер на бешеной скорости ушел с дороги влево и несся к обрыву над рекой. Водитель, командир роты и сверхсрочник – старший техник роты – мотались по боевому десантному отсеку, ничего так и не успев понять, кроме того, что кричал Зеленин: Тормоза! Тормоза пропали. Держитесь! На пол. Все на пол.

Бронетранспортер взлетел и упал в огромный танковый окоп, наполненный водой, накренившись набок и почти вылетев из него, остановился. Остановившись, стал сползать снова в окоп, затапливая свои отделения водой. Когда все вылезли из машины мокрые, в вонючих водорослях, и сели у обрыва, то так смеялись, разглядывая друг друга, что сразу не поняли, какая страшная крутизна обрыва была всего-то в пяти шагах перед окопом.

Много лет, нет-нет, да и вспоминал Зеленин этот спуск, и всегда ему становилось не по себе. Пять всего шагов до смерти. Это случилось в день рождения его сына Егора, восемью часами позже. И вряд ли бы кто-то из них выжил, упади машина в реку. В жизни у Виктора позже будет много подобных случаев везения. Аннушка всегда, когда потом узнавала о случившемся, говорила:

– Благодари, Витя, Бога. Моли за сегодня и проси на завтра.

Егор, когда жил с родителями в Монголии, познакомился с дочерью Владимира и Марины Цветковых Татьяной. Егору тогда было двенадцать лет. Так суждено было случиться, что после Афганистана в 1987 году полковника П, веткова назначили командиром дивизии в 39-ю Армию ЗабВО, дислоцируемой в Монголии. Через месяц там же начал службу и подполковник Зеленин в новой должности заместителя командира соединения по технике и вооружению. Семьи проживали в одном гарнизоне и даже в одном доме. И вот с тех пор влюбился, как выясняется, Егор в Татьяну, несмотря на то, что старше она его на целых два года. Девочки, в своем большинстве, в школьные годы любят мальчиков постарше. Егор же среди своих сверстников всегда отличался силой, характером и серьезностью поступков, он старался приблизиться к старшеклассникам и внешне выглядеть не хуже одноклассников Татьяны. А за Татьяной постоянно кто-нибудь, да ухаживал. Татьяне Егор нравился и до отъезда в Москву, он был ей как брат, как друг.

Зазвенел входной звонок.

– Открыто, – сказал Виктор и направился к двери.

В дом вошел сосед Семенов Иван Кузьмич, тоже бывший военный, майор в отставке, списанный по состоянию здоровья, вчистую.

– Проснулся, Степаныч? Доброе утро! – здороваясь по рукам и проходя в комнату, сказал Кузьмич.

Он был в полной амуниции. Поверх мехового комбинезона надет белый маскхалат, на груди армейский бинокль, за плечами вещмешок, и в руке ружье двенадцатый калибр, горизонталка.

Утро выдалось тихим и не сильно морозным. Охота удалась. Тетерев и заяц-беляк лежали в рюкзаке Виктора. Кузьмич на этот раз довольствовался двумя тетеревами. Устав от лыжной ходьбы, они с удовольствием шли по твердому насту, приближаясь к домам. Деревня готовилась к обеду, дымились трубы печей, катались с горки детишки, взрослых никого, чувствовалось зимнее размеренное деревенское воскресенье. Виктор сразу узнал в женщине, выходившей из ограды его дома, местную почтальоншу-Катерину. Она остановилась, узнав охотников, а потом быстро зашагала к ним навстречу. Виктору вдруг стало также тревожно, как утром, когда упала икона.

– Что-то Катька не зря бежит в выходной, – сказал Кузьмич.

Виктор промолчал и быстро шагнул навстречу Катерине.

– Виктор Степанович! Вам телеграмма срочная, – запыхавшись от быстрой ходьбы, сказала полненькая почтальонша и протянула ее Виктору.

Виктор впился глазами в текст: «Срочно позвони в Москву по телефону 499-60-59. По Егору. Людмила».

– Вот тебе и сон, – пробормотал Виктор и сказал Кузьмичу:

– Срочно к тебе на телефон.

На ходу, поблагодарив Катерину, стоявшую в каком-то оцепенении от плохого предчувствия, Зеленин зашагал к дому Кузьмича, где ему беспрепятственно предоставляли телефон.

Людмила как будто бы сидела рядом с телефоном.

– Алло, Витя! Здравствуй! Егор пропал. Ты только не волнуйся, его ищут, – выпалила Людмила и сразу замолчала, тяжело дыша.

– Как ты узнала? – спросил Виктор.

– Звонил Артем, просил найти тебя, ему из госпиталя трудно дозвониться.

– Давно пропал? Кто его ищет?

– Пропал он и его взводный, лейтенант, после боя. Без вести пропали. Я, Виктор, ничего больше не знаю, – Людмила тихо заплакала.

– Сколько прошло дней?

– Кажется, сегодня пятый день.

– Скажи, Люда, а Цветков в Москве?

– Вчера прилетел, кажется. У меня есть только его адрес и рабочий телефон, но сегодня воскресенье и никто трубку не берет.

– Пожалуйста, будь сегодня в своей «общаге» после двадцати часов. Я приеду. Спасибо тебе. До свидания.

Он медленно опустил трубку. «Еще одна беда свалилась на его плечи, сердце и все его существо», – подумал Кузьмич про Виктора.

Сборы были недолгими. Через час, как и договорились, Кузьмич выгнал свой «УАЗ-469», и он тарахтел у калитки Зеленина.

Ехали молча. Виктор погрузился в тяжелое размышление:

– Афган показал, да и раньше на войнах было всякое с без вести пропавшими. Возвращались неожиданно, по много лет томились в плену, батрачили на чужой земле, оказывались за границей. Есть надежда. Есть ниточка. Пропал – это не погиб. По Афгану знаю, надо только искать, надо идти на выручку. Искать быстрей. Ведь они там ждут помощи. Цветков сегодня генерал Генштаба, и он, только он сможет помочь своему будущему зятю. Оно ведь так, сверху звоночек, давление, и в низах крутится все. Но почему за пять дней ничего не сообщили?

В Москву Зеленин прибыл автобусом поздно вечером. За полночь его встретила жена Артема Шмелева Людмила. Из трех комнат квартиры на десятом этаже, Шмелевы занимали две комнатки, восемь и десять квадратных метров. В комнате на восемнадцать квадратов проживала семья из трех человек погибшего прапорщика из Московского ОМОНа, жена Валентина и два сына двенадцати и пяти лет. Кухня в семь квадратных метров имела два стола, холодильник, четыре стула, два навесных кухонных небольших шкафа. В комнатках Шмелевых ничего лишнего, в комнате, которая побольше, был стол, два стула, раскладной диванчик в углу, двухстворчатый шкаф и маленький телевизор. Там и разместился после ужина Виктор. Людмила с младшей дочерью Ольгой уснули в маленькой комнате, с такой же комплектацией, но имелся еще и балкон. Людмила толком так ничего и не знала, как и где пропал Егор. А Виктор ночью беспокоить генерала Цветкова не стал.

В семь утра Цветков сам позвонил на квартиру и сообщил Зеленину о том, что к девяти часам за ним придет машина и доставит его к нему.

В Генштабе у Цветкова.

Генерал восседал в небольшом, но уютно обставленном кабинете. С портрета внимательно смотрел Президент России Борис Ельцин. На столе пять разных телефонов, на стене карта России и много всякой необходимой и четко вписываемой в кабинет мебели.

Пока Зеленина сопровождали в этот кабинет, он стал понимать, насколько в войсках они мелкие сошки и по должностям, и по званиям, и по масштабам дел, по сравнению с теми, кто трудится в поте лица в этом огромном учреждении. Штабы он не любил любые.

– Витя, я пока сделал все, что мог, – начал разговор после приветствия генерал. – Разведка, где очень компетентные ребята из ГРУ (Главное разведывательное управление), сообщила о пленении «духами» двух оставшихся в живых десантников. После подрыва БМД (боевая машина десанта) с разведывательной группой под Ножай-Юртом и нападения боевиков среди погибших не оказалось взводного лейтенанта Коршунова и Егора Зеленина. Так же из своих источников, через ФСБ, установлено, что группа боевиков, обстрелявшая десантников, «перебросила» двух пленных в их штаб, под Ведено. Вот такие дела, Виктор, – генерал замолчал.

Молчал, видимо, переваривая услышанное, Зеленин. Прослуживший в армии двадцать пять лет, полковник, который практически никогда не паниковал, доверялся своей интуиции и даже ловил драйв от сложных ситуаций, почувствовал себя абсолютно беспомощным. Здесь Москва, Генштаб, не стреляют «духи», не месят грязь бойцы, а там его сын, его сын ждет помощи. Кто он, по сравнению с генералом и даже с теми, кто воюет там, на Северном Кавказе, офицерами?

– Я понял, – тихо прошептал Зеленин.

– Витя, ты только сильно не волнуйся. У нас есть надежда, что он жив. Будем молить Бога, и продолжать искать. Надо тебе терпеть и ждать результата.

– Кто возглавляет группу поиска? – спросил Зеленин.

– Я, держу контакт с командующим группировки, который имеет официальную задачу по розыску. Плюс разведка ГРУ, плюс ФСБ. – Цветков внимательно посмотрел в глаза Зеленина и добавил: – Ты что, сомневаешься в масштабах поиска? Виктор, там война, и совсем не просто найти без вести пропавших.

– Знаю, догадываюсь, но ведь это сын твоего друга. Володя, прошла неделя, никаких результатов нет.

– Ну, поехали! Что, от московского смога или от чистого воздуха в деревне заводишься? Ты меня не зли, я давно мечтаю видеть твоего сына своим зятем.

– Ладно, извини, – перебил его Зеленин. – Слушай, а возьми меня в свои планы. Пусти меня в Чечню? Дай любое задание.

– Да ты брось, Витя. Ты свое отвоевал. Давай езжай домой во Владимир. Навести, пожалуйста, дочку мою Танечку, обрисуй культурно ситуацию, если сможешь. А лучше пока повремени. Сам решай. Да, как поживает Светлана? – Цветков пытался увести Зеленина от мысли ехать в Чечню.

А у Зеленина наоборот эта мысль застряла, как заноза, ни на секунду не давая о себе забыть, но он уже более спокойно сказал:

– Ты, командир, как всегда прав! Пусть меня подбросят до Курского, а дальше я рвану на Владимир.

Разливая в рюмки коньяк, Цветков пообещал докладывать результаты через Людмилу.

– Пока Артем в госпитале, звони ей в двадцать часов ежедневно. Я даю тебе свой городской рабочий телефон. Дома я почти не бываю, послезавтра вылетаю на Моздок и все беру на жесткий контроль. Да, по телефону особо не расспрашивай, сам все понимаешь. Штаб!

Выпили еще за удачу, на дорожку, обнялись на прощанье, и Зеленин ушел.

В 11.30 водитель генерала «козырнул» вслед уходящей электрички с полковником Зелениным Виктором Степановичем и с чувством выполненного задания убыл к своей машине, не зная того, что этот полковник бесповоротно решил ехать на выручку сына под Ведено, в Чечню.

Сборы и отъезд.

Виктор смотрел на мелькающие дома, деревья, столбы, на всё то, что находилось на его пути, но ничего не видел. Он убедил еще раз себя в правильности выбранного решения и обдумывал дальнейшие шаги к цели. Да, он технарь, он не спецназ, он не разведчик. Короче не «Рембо». Однако Афганистан проверил его на прочность по многим параметрам войны, кроме плена. Академия бронетанковых войск, второй инженерный факультет дали хорошую теоретическую школу, как по техническим вопросам, так и по тактике общевойскового боя.

В академии Виктор увлекся спортивной гимнастикой и там, в спортивном зале познакомился с боксером Костей Чан. Подполковник Чан работал преподавателем на кафедре восстановления. В боксе он добился звания мастера спорта, но так как за последние годы на соревнования не ездил, то систематически с парой таких же хорошо подготовленных офицеров занимался по новой системе рукопашного боя с элементами и приемами из боевого японского искусства под названием айкидо.

Три года тренировок дали Виктору неплохой результат. Конечно, до Чана было далеко. Однако навыки были получены очень даже хорошие для самозащиты и главное – не от одного противника, а от нескольких. Дважды его сослуживцы, уже после академии в Афгане, куда он попал почти сразу, посмотрели, а некоторые почувствовали на себе эту магическую силу защиты. Зампотех (заместитель по технической части) полка получил странную кличку для технаря – «Самурай». А когда разведчики полка устроили показуху с применением боевых приемов в честь 9 мая и пригласили участвовать в ней майора Зеленина, то никто так круто, красиво не смотрелся в рукопашке, как он. Уважение у разведчиков к нему стало недосягаемым для других офицеров полка. Виктор по возможности передавал бойцам технику проведения приема, захваты, броски, удары и удержания. Это, конечно, сказывалось и на руководстве техническим обеспечением. Порой как глянет майор на нерадивого подчиненного, так у того ничего не остается на возражение, как идти и выполнять добросовестно приказ или просьбу. Некоторые отходили подальше и оправдывались примерно так: – Ну, Самурай мертвого подымет и отрихтует. Самурай – он, что в Японии, что в Африке, что в Кандагаре Самурай!

Хотя этот Самурай был в душе очень добрым и сентиментальным человеком, но больше он слыл, как настырный и требовательный офицер. Его боялись и уважали! А технику он знал исключительно хорошо. Любую поломку найдет, из лопаты прокладку вырубит, а двигаться машину заставит. И не один раз командир полка при других своих первых замах, оставлял за себя командовать полком Зеленина. Правда, только тогда, когда полк не вел боевых действий. Поначалу эти факты портили отношения между замами, особенно фыркал и бычился начальник штаба подполковник Голушка. Но, когда майору Зеленину лично комдив вручил орден Красной звезды за выигранный бой с «духами» в ущелье Саланга, то зауважали зампотеха не только низы, но и верха, перестав на него «бычиться». Тогда колонна попала в засаду. Начальник колонны майор Зеленин получил информацию от разведки: «Духи» заминировали впереди дорогу. Свернуть некуда, а также начали минировать после прохождения технического замыкания и тылового охранения, позади колонны. Колонна попадала в «мешок».

Зеленин сумел перехитрить духов. Предварительно доложив на «Базу» и попросив помощи боевых вертушек, он на максимальной скорости пустил вперед на предполагаемый минированный участок дороги два крытых «Урала», которых заранее держал после головного боевого охранения. Пустить на разминирование саперов шансов никаких, снайпера их уничтожат сразу. Остановить колонну – значит сразу попасть под прицельный огонь духов. Движение, пыль не дают столько шансов быстрого поражения, как неподвижные объекты, поэтому «духи» подрывают головные машины, перекрывая узкий проход, и начинают лупить по стоячей колонне.

Водители машин на такой случай заранее были проинструктированы и укомплектованы лично майором. Об их задаче знал только ограниченный круг. У водителей сзади за спиной и по бокам на дверцах висели бронежилеты, и сидели они на бронежилетах в «сферах» и «брониках» без гранат с закрепленным автоматом в специальном гнезде. Сами водители глухо пристегивались изготовленными лично Зелениным ремнями сразу по команде. Выжить, после наезда на мину, шансы были, но без полных гарантий. Это самые настоящие «камикадзе», и никто не мог пустить этих двадцатилетних парней по приказу ехать на мины. Но это русские парни, воспитанные на патриотических традициях Союза, геройстве фронтовиков и боевом братстве, спокойно дали согласие. При инструктаже и подготовке они вели себя так уверенно, что у Зеленина закралось сомнение, понимают ли они, на что идут? «Духи» использовали управляемые мины и заряды. Где дорога еще была пошире, Зеленин по связи дает команду впереди идущим БМП принять к скале и, пропустив два «Урала», продолжать сразу движение за ними, не сбавляя скорости.

Первую машину «духи» успели подорвать только на последнем закладе, а вторая так «летела», что два взрыва сработали, но после ее прохода. Третий взрыв опрокинул машину к скале, и произошло ее возгорание. Участок был разминирован.

Парней спасли. Ранения были тяжелые. И если первый герой через два месяца вернулся в часть из госпиталя и побывки дома, то второй герой вернулся через полгода с протезом ступни, после пересадки кожи на обгоревшие участки правой руки и спины, но вернулся домой живой. Зеленин, когда вспоминает об этих смелых и геройских парнях, то всегда чувствует угрызения совести, что не смог убедить начальство в присвоении им звания Героя Советского Союза, особенно водителю, потерявшему ногу.

«Духи», конечно, тогда начали стрелять из всего, что имелось у них, понимая при этом, что план неожиданного нападения и ско-вывания колонны не удался. Полчаса бойцы Зеленинской колонны, продвигаясь помаленьку вперед, вели бой, а по прибытии пары «Ми-24», «духи», понесшие немалые потери, отступили со своих позиций и ушли в горы. Колонна без двух подорванных «Уралов» прибыла в пункт дислокации полка, «трехсотых» было много, а от «двухсотых» уберег Бог, и, видимо, правильная расстановка сил и руководство боем майора Зеленина, спасла многим жизнь.

Зеленин вспоминал Афган, но всего не вспомнить. Крепко сидит в памяти та эвакуация техники, где ранило его в бедро, и как он месяц провалялся в медсанбате. От машины, взорвавшейся с боеприпасами, он получил жуткую контузию. Вспоминая это, Виктор невольно поежился.

Электропоезд приближался к станции Петушки. В Петушках в вагон вошли двое в военной полевой форме, в зимних куртка и в голубых беретах. У одного из них на груди висела гитара. Они запели под гитарные аккорды:

Они допели песню, извинились и попросили помочь деньгами, кто, сколько сможет, для их друга, на протезы и коляску.

Виктор вдруг придержал того, что был без гитары, тихо, но так, чтобы он услышал его слова, спросил:

– Сынок, под Ведено доводилось бывать?

– Нет, батя, не доводилось. Извиняй. – Ответив, он отправился, за своим товарищем в тамбур, где они, перекурив и подсчитав свою выручку, пошли в следующий вагон.

Виктор хоть и жил последнее время в деревне, но телевизор смотрел, радио слушал, с военными общался, и все, как один, даже простые гражданские лица, явно говорили и понимали, что войну закончить военным просто не дают. Больно смотреть на тех, кто возвращается и не может себя найти на гражданке. Работу им никто не подыскивает, а многие работодатели считают этих ребят больными на голову. А посему тыкается, мыкается и пьет эта братва да идет туда, где их принимают, киллерами, вышибалами, рэкетирами, идут в бандиты. Выходит, нет до них дела в Стране. Правильно пел Володя Печкин, военный бард. Виктор не раз слышал его песни по радио «Россия», радио «Славянка».

А из другой песни Виктор запомнил:

Да и солдатики, похоже, тоже его песню пели. На коляску и протезы деньги собирают. Черт с ним, с правительством, а где местная администрация, разные там мэры и депутаты? В конце-то концов, надо назвать войну войной и соответственно выработать законы, чтобы помочь реабилитироваться тем, кому искалечила душу и тело война.

Зеленин смотрел на заснеженные поля и вспомнил вдруг о самом дорогом в его жизни человеке, его любимой и ненаглядной Аннушке, с которой судьба разлучила их навсегда, в прошлом году. А он все продолжает с ней говорить, советоваться. Он и сегодня не верит, что ее нет на земле, нет ее рядом живой, красивой и такой всегда желанной.

Аннушка.

Витя и Аня встретились в первой тымовской школе на любимом Сахалине в пятом классе. Дети еще, всего-то по одиннадцать лет, а понравились друг другу, влюбились на всю жизнь. Женились. Анна всегда была рядом. Без всяких недовольств переезжала с Виктором то под Южный, то в Приморье, Москву, Монголию, снова в Москву и в город Владимир, где наконец-то они получили трехкомнатную квартиру. Живи да радуйся! Так любят друг друга, с неугасающей любовью, только в кино, но это было в семье Зелениных наяву. Виктор, уезжая в командировки, мучительно переносил расставания. Анна любила его и никогда не ревновала, верней, не показывала при нем или при ком-то еще свою ревность. Хотя находились люди, вбивавшие от зависти клинья раздора в их прекрасные взаимоотношения. Интриги, наговоры и всё многое другое им пришлось преодолеть вместе с их большой любовью. Анна имела всегда особую тактичность в сложных ситуациях. Никогда не вырывала у мужа рюмку, даже когда он был «готов» от перебора, не кричала на всю квартиру, не била посуду, не тыкала имеющимися у него недостатками, не роптала на быт. Когда Анна тяжело заболела, Зеленин часами сидел у ее кровати, они вспоминали, они говорили, порой забывая о неизлечимости болезни. Они понимали, что конец близок, и не могли наговориться. Рак – страшная болезнь.

Ни вторая, ни третья операции к улучшению не привели. Его красивая Аннушка сильно похудела, лицо высохло, глаза ввалились, но когда приходил Виктор, то никогда не комплексовала, она знала его душу, она знала, что он любит ее. И они вспоминали, и они говорили. После приема очередной дозы наркотиков ее глаза блестели, и она улыбалась, потом резко начинала тихонько плакать и тосковать. Но никогда Анна ни о чем не пожалела за прожитые годы. Виктор укорял в душе себя за то, что не смог как-то повлиять на выявление болезни на ранней стадии.

Вот если бы тогда да не поехать на юг, да не купаться в холодной воде, да после той простуды не заниматься самолечением, а серьезно полечиться у врачей. Эх, да кабы, да знать бы, где и как?

Когда Виктор пытался говорить это вслух, то Анна останавливала его и успокаивала:

– Витя, так Богу угодно. А когда я, Витя, умру, то ты для приличия годик официально не женись, чтобы мои родители не подумали о тебе плохо, и не перебивай меня, и не сопротивляйся, а попадется хороший человек – женись.

После этих слов Виктору хотелось реветь, рвать и метать, но он молча качал головой и шептал:

– Нет, нет, нет, так быть не должно. Я не хочу даже об этом говорить.

Все чаще наступало время, когда Анне становилось плохо, и ее сразу забирали врачи. Последний месяц, последние дни, это бессонные ночи, кошмары и горькая глубокая тоска, которая все сильней входила в его душу. Съедала поедом. Он когда выпивал после Хосписа, то меру держал лишь потому, что на следующий день не хотел дышать на жену перегаром. А ведь так хотелось напиться от этой безысходности. Двести грамм помогали лишь для того, чтобы что-нибудь поесть. А после Хосписа в глотку вообще ничего не лезло. Виктор тоже похудел, Анна его за это ругала и просила хорошо кушать.

Виктор очнулся от воспоминаний. Контролер будил его соседа и требовал у него билет. И снова он подумал: «О, сколько б он отдал сейчас и себя, и своей жизни за то, чтобы, приехав во Владимир, на перроне увидеть ее, свою любимую Аннушку. Ту, которая провожала его на службу, на войну. Ту, которая была верна ему всю жизнь, жизнь, которая закончилась у Анны, не достигнув и сорока шести лет». Виктор порой в поддатой компании офицеров, где заходил разговор о женщинах, о сексе, об изменах, о том, что каждый в этой жизни обязательно влюблялся на стороне и хоть раз, да изменял жене, разговора не прерывал, ничего не доказывал. Внешне он был с ними согласен, но про себя вспоминал, что были у него тоже моменты, когда он оставался наедине с другой женщиной, которой он нравился, и которая готова была с ним на интимную близость, готова на секс, но он держался. Пусть смеются мужики, но он находил в этих непростых ситуациях способы и силы устоять от соблазна. Зная, насколько непросто вели двойную игру его товарищи и как потом многие сожалели, после разоблачения о потере доверия любимых людей. Виктор, устояв от соблазна, в душе ликовал, как мальчишка. Он устоял, устояла любовь, он не предал Анну, своего лучшего друга, спутницу его жизни, мать его детей. А там, на войне, за два года расставаний с женой, она ему была ангелом-хранителем. И когда стоял вопрос, как удалось выжить, то отвечал Симоновскими словами: «Просто ты умела ждать, как никто другой!»

И если проанализировать жизнь окружающих их семей, то можно сказать, что такая взаимная любовь, не сломленная никакими жизненными передрягами, бывает одна из ста и более семей.

В деревне о его отъезде был в курсе только Кузьмич и его жена. Зеленин попросил их присмотреть за пятью курочками и двумя крольчихами, которые в марте должны были принести потомство. Виктор попросил также Кузьмича сегодня же в двадцать часов, позвонить в Москву по указанному номеру и сказать Людмиле Афанасьевне Шмелевой:

– Виктор уехал по делам во Владимир, будет не раньше чем через два дня, и просил Вас звонить мне, если будут какие новости на этот номер. У меня с ним будет своя связь.

Когда Кузьмич подвез Зеленина на станцию, то только тогда понял, что его сосед едет на войну.

Улыбаясь, Виктор сказал, на прощанье:

– Иван, если вдруг не вернусь, ты знаешь, как связаться и с кем.

– Да ладно, Степаныч, все у тебя будет хорошо, хватит тебе горя. Бог все видит! Я думаю, жив твой Егор. – Он говорил, а сам смотрел на бравого старого солдата в коммуфляже, яловых сапогах и с вещевым мешком за спиной, – А почему без погон? Полковнику-то было б легче пройти заслоны на армейском пути.

– Ан нет, братишка! Не скажи. Я нелегал, проще будет затеряться среди контрактников и то еще, на кого нарвешься. Военный люд тоже не малина. Мне бы только на самолет пробиться до Моздока, а там с бойцами я как-нибудь договорюсь.

– Слушай, Степаныч! А ведь я могу тебе помочь. У меня в Москве, у метро «Щелковская», живет мой друган по кадетке. Раньше, по крайней мере, в прошлом году он служил в авиации и даже работал на Чкаловском аэродроме, то ли в диспетчерах сейчас или также штурманом на «Ил-76» работает и, пожалуй, во внутренних войсках МВД.

Кузьмич порылся в своих внутренних карманах и достал маленькую записную книжечку, из которой выдал адрес и телефоны своего друга-летчика.

– Кузьмич, найду Егора, вернусь, мы с тобой такую баньку истопим.

– Ладно, Степаныч! Береги себя. Война ведь. Храни тебя Господь! Возвращайся с сыном!

Они крепко обнялись, и Зеленин уверенным шагом вошел в вагон. Поезд тронулся, и снова картина из окна вагона: поля, снег, лес, столбы, дома, а за ними бегущие мысли под монотонный стук колес.

– Ну, что это за жизнь? Отслужил я свое, уволили раньше срока, не дотянул полковник до пятидесяти, вместо себя сына послал служить, а не воевать. А послал, оказывается, его на войну. Недавно, забрав любимого человека, судьба снова приготовила мне испытание. Никто не гонит меня в Чечню. Я сам все придумал и еду туда по зову сердца. Я уверен, что Егор жив. Я не могу сидеть, сложа руки, когда сын и его командир в беде. Честь и достоинство надо проявлять всегда и при любых ситуациях. Проклятие лежит, что ли, на нашем государстве? Ни одного поколения нет без воин, без репрессий, без кризисов, без холода, без голода, и опять для молодежи война. Но наше поколение, находясь в армейском строю, всегда знало, что нами могут гордиться будущие поколения. Дома, на любимом острове им гордится мама, родные и друзья, и я знаю, что до тех пор, пока бьется мое сердце, ходят ноги, есть силы, я буду драться за жизнь, до последнего вздоха. Потому, что Я, полковник Зеленин Виктор Степанович, – русский офицер и по национальности – «сахалинец»! – Зеленин улыбнулся, глядя в окно, своим мыслям и снова стал любоваться зимней природой до самой Москвы, ни на минуту не забывая о Егоре.

Чкаловский аэродром.

Друг Кузьмича, штурман самолета «Ил-76», майор Сергей Шатров оказался вполне нормальным, без амбиций и выкидонов мужик. Они продумали план попытки прохода на борт самолета, на котором Сергей, действительно, был штурманом и который завтра действительно запланирован на Моздок. Зеленин в душе ликовал, что ему начинает везти. Но главным и первым препятствием является КПП, где ни в одном из списков у дежурного по КПП фамилии Зеленина нет. Приняли решение утром добраться до Чкаловскою аэродрома, а там по обстановке. Когда шестерка майора Шатровая свернула со Щелковской трассы на аэродром, то они увидели небольшой автобус «ГАЗ», стоящий у обочины дороги, видимо, он кого-то поджидал или поломался. Сергей Шатров сразу подвернул к нему. В автобусе находилась команда бойцов из отряда специального назначения «Русь», которая тоже выдвигалась для вылета на Моздок. Капитан спецназа, в красивом краповом берете, встретился с майором, как со старым знакомым. Шатров отвел капитана в сторонку и объяснил ситуацию, после чего капитан достал из сумки список и внес в него дополнительного члена отряда, прапорщика Зеленина В.С. Автобус был забит людьми и сумками, поэтому, когда вновь испеченный прапорщик вошел, то и присел сразу на пустую ступеньку у двери. Водитель завел мотор, и автобус поехал. У КПП дежурный, взяв списки у капитана, о чем-то с ним поговорив, прошел в свою будку и, дописав в свой список прапорщика, дал команду поднять шлагбаум. Как только автобус оставил за собой шлагбаум капитан наклонился к Зеленину и сказал:

– Товарищ полковник, если что – Вы прапорщик по контракту, начальник связи группы. Мы не знаем, кто вы, но это делаем только ради дружбы с Серегой. И держитесь вон того, в краповом берете с усами, это старшина группы. Все вопросы к нему.

– Спасибо, капитан! – ответил Зеленин и про себя отметил: – Удача поперла!

Когда борт оторвался от бетонки, то Виктор вздохнул с облегчением и только тогда понял, что салон самолета битком забит военным людом.

Сначала было прохладно, но через полчаса стало тепло. Монотонный гул моторов сморил практически всех на дремоту, а это были чьи-то сыновья, чьи-то мужья, братья, внуки, от рядового до генерала, летели по приказу на войну. Каждый из них думал об удаче – вернуться назад домой. И он, тот, кто думал о возвращении, верил в свою звезду и ангела, надеялся, что не должен погибнуть. Конечно, кто-то и погибнет, но только не он. Он, ведь это он, и погибнуть не может. В крайнем случае, будет ранен и то не сильно. О плохом этим избранным нелегкой судьбой людям думать не хотелось, все они знали, что там, куда они летели, стреляют в людей и даже убивают. Многие не знали, как мало им осталось прожить на этой земле дней. Кому суждено погибнуть, еще не знали, что их голубые, карие, серые или зеленые глаза больше никогда не увидят любимых мест, любимых глаз. Их просто внесут в списки погибших и отправят домой как «груз 200». Если будет что отправлять.

Моздок.

Неприятности начались сразу по прибытии самолета в Моздок. Для того чтобы добраться до командного пункта в Ханкале, надо было попасть в вертушку, идущую на восток или прямо на КП Ханкала. Спецназ, к которому удачно примкнул Зеленин, встречал седой полковник в каракулевой шапке, с волевым лицом и с хорошей военной выправкой. Зеленин нутром почувствовал жесткий взгляд и уверенного в себе человека. Полковник отдал приказ построить группу в полной экипировке. После доклада капитана и приветствия спецназа он, уже четко, заметив чужака, сказал:

– Это еще что там за военный, вольноопределяющийся и без всякой амуниции?

– Да он на Ханкалу к авиаторам. Компьютерщик в штаб, – ответил на вопрос капитан и добавил: – Просили в Москве проводить его до Ханкалы.

– Я, капитан, на этот счет никаких указаний не имею.

Полковник шагнул к Зеленину и попросил у него удостоверение личности.

Зеленин сначала запустил руку во внутренний карман, но, передумав, сказал:

– Извините, пожалуйста, товарищ полковник, но если вы не желаете, чтобы я с ребятами долетел до Ханкалы, то я пойду, сам доберусь.

– Я сказал: предъявите документы, – настаивал полковник.

– Разрешите, я все-таки пойду, так как я не ваш подчиненный.

– Я последний раз приказываю: предъявите документы.

Зеленин молча повернулся и пошел в направлении вышки, куда устремился после выгрузки основной военный люд, на перевалочную базу Моздока.

Полковник, не ожидая такой наглости от пожилого военного, чуть помедлив, отдал приказ капитану на задержание.

– Может, не стоит, товарищ полковник. Пусть идет, но, а вообще-то я пообещал летунам его сопроводить до Ханкалы.

– Да ты только посмотри, что это за боец? Авиаторы в такой обуви не ходят. Тем более это штабист, а у него яловые сапоги восьмидесятых годов.

Полковник приказал двум рядом стоящим бойцам спецназа:

– Догнать и доставить! – А вы, капитан, нюх потеряли совсем, да и хотелось бы знать, откуда растут ноги у вашего протеже. У нас спецподразделение, и посторонним тут не место.

Двое спецназовцев одновременно подбежали к Виктору Зеленину и как бы по команде отрепетированными движениями попытались схватить его за руки сзади. Но то, что произошло в следующую секунду, никто сразу и не понял. Двое здоровых парней, изгибаясь, стояли на коленях и чуть не кричали от боли. Их руки, а верней, кисти рук крепко удерживал уже, наверно не просто полковник Зеленин, а «Самурай». На выручку этим бойцам рванули еще двое, на ходу сбрасывая с плеч автоматы. Услышав лязг затворов, Зеленин отпустил кисти рук бойцов, свои поднял вверх. Понимая при этом, что со спецназом шутки плохи. Тут же рядом мгновенно оказался капитан.

– Прапорщик, прекратите сопротивляться и подойдите к товарищу полковнику, – громко сказал капитан Уваров.

– Вот и все! Отвоевался, мать твою, – подумал Виктор, ругая в душе свалившегося на его голову полковника, подойдя к которому он достал удостоверение личности офицера запаса, где на фото был в военной форме и значился полковником.

Полковник Кудрин Егор Олегович, старший офицер Главного командования Внутренних войск МВД России, контролирующий переброску всего спецназа внутренних войск в Моздоке, после просмотра документа Зеленина сказал:

– Это что за маскарад, полковник? И для чего он вам? Или вы прапорщик?

– Нет, я полковник.

– А зачем пытались скрыться?

– Да я не пытался, просто не хотел, чтобы о моем появлении узнало вышестоящее начальство.

– Это еще почему?

– Да, теперь придется говорить правду, чувствую я, что вы меня не отпустите. Из Моздока все равно не выгоните, а я тут сам разберусь, где мой сын.

– Какой сын?

– Мой сын, десантник Егор Зеленин! Пропал, говорят, без вести. Разрешите один на один, «тет-а-тет».

– Пусть и капитан поприсутствует, узнает, кого сопровождал.

– Я не возражаю.

Зеленин коротко представился и рассказал цель своего приезда, а в конце попросил:

– Господа! Прошу, не губите моих планов, не докладывайте никому. Как только узнают о моем месте нахождения мои друзья-генералы и полковники, то, зная мое прошлое в Афгане, мое здоровье и ранения, они не дадут мне шага шагнуть в Чечне. Везде кислород перекроют, якобы в угоду моему здоровью. Один генерал Цветков из ГШ чего стоит. А где находится сын? Вот уже неделю хрен кто знает. Я еще раз прошу не закладывать меня, а помочь по возможности.

– Да Вы понимаете, о чем просите? Кто будет кого-то искать без приказа командования? Как только Вас вычислит ФСБ, как нелегала, вот тогда и спросят не так, как я, что да почему? И друга вашего генерала тоже спросят. Да, кстати, что это у Вас за приемы такие, что бойцы ползают перед вами?

– Это Айкидо. В академии БТВ был хороший учитель.

– А как его звали? Не Ким? Кореец?

– Нет, его звали Чан, и он действительно кореец.

– Да, да точно не Ким, а Чан. Мой командир разведбата рассказывал и не один раз, что у них в Афгане, где он тогда командовал разведротой, был зампотех полка, который проходил через шесть или восемь его подготовленных бойцов, а остальных и кто подымался, «делал» очень непринужденно и красиво, быстро, по одному. Сильный был мастер!

– Его случайно не Самураем звали? – спросил Зеленин.

– Да, точно! Самурай! По словам комбата, он там такие чудеса творил. Народ его, вплоть до разведчиков и десантуры, уважал, хоть он и в зампотехах был.

– Он и остался зампотехом, только дивизии, и уже уволился в запас, – сказал Зеленин.

– А Вы как об этом знаете? – спросил молчавший капитан.

– А я и есть тот «Самурай». Правда, я не очень-то люблю эту кличку.

Полковник Кудрин «вылупил» свои глаза и застыл с удивленной гримасой, только и смог сказать:

– Ну, не хрена себе! Знал бы мой комбат. Он всегда вас вспоминал, как пример супер-бойца и, по-моему, как человека тоже. Как руки, ребята? – обратился Кудрин к бойцам.

– Озверел этот мужик, пальцы болят. Как теперь курок давить будем? – И они расхохотались. – Мы не ожидали такой прыти, дайте нам его один на один, с глазу на глаз, – сказал один из пострадавших бойцов.

– Не советую, – сказал Кудрин и продолжил разговор с Зелениным.

– Я, конечно, рад такой встрече, но мне кажется, что мы уже «засветились».

– Я так не думаю, товарищ полковник, это не просто бойцы – это же спецназ!

– Ладно, будьте пока с группой. Капитан! Возьмите временно полковника на довольствие. Я сейчас в штаб на доклад, а вы вон туда к вагончикам, там чай приготовили для вас, перекусите пока.

Он махнул рукой, и от вагончиков ему навстречу выехал «уазик».

Зеленин попытался, что-то сказать, но Кудрин его опередил:

– Я разберусь и приму решение.

Кудрин быстро сел в машину и уехал в штаб.

Виктор чувствовал, что от решения этого человека зависит теперь все. Он подумал и обратился к капитану:

– Капитан, а не сдаст меня полковник?

– Понимаете, здесь перевалочная база, и он в штабе представитель от командующего по переброске и замене разведки, спецназа и прочих серьезных дел. Представьте себе, что с вами что-то не так получится, и тогда сразу найдутся свидетели, например, обиженные вами бойцы, полковника Кудрина по головке не погладят. И более того, ваши высокопоставленные друзья не известно, как себя поведут. Вряд ли они будут его защищать. А в нашей системе МВД его точно уволят. Однако есть надежда, что Вам повезет. Кудрин пришел во внутренние войска из разведбригады армейцев и характеризуется, как очень смелый и решительный мужик, то есть офицер. У него сын при штурме Бамута в апреле 1995 году ногу потерял, по самое некуда. А он у него вообще один ребенок. Вот так! Это может на него повлиять. Надейтесь. И пойдемте, полковник, перекусим.

Минут через сорок приехал Кудрин и пригласил Зеленина в машину. Зеленин сидел на заднем сидении. Водитель ушел в вагончик. Кудрин молча достал из бардачка фляжку, налил кизлярский коньяк в стограммовые граненые стаканчики и, предложив один Зеленину, сказал:

– Виктор Степанович, я о нашей встрече никому не доложил. Вы внушаете доверие. У нас тут многие матери и жены своих без вести пропавших ищут. По Чечне везде мотаются. Да, и границы тут нет и линии фронта нет. Это Россия. Я думаю, вы сможете подружиться с ребятами, а главное – это капитан Уваров. Я сейчас с ним поговорю, он знает, что надо сказать бойцам. Я как разведчик скажу, что придется конспирироваться, а если застукают, то говорите, что добирались, на чем придется. Из Моздока на Ханкалу северным маршрутом каждый день идут колонны. Говорите вэвешникам, что добирались с армейцами, а армейцам – с вэвешниками. Добираетесь, мол, до командующего за помощью. Дальше по обстановке. А теперь по сто грамм за удачу и освобождение твоего сына из плена. И давай, Виктор, на «ты», если не возражаешь? Меня Егором кличут.

– Я согласен. И моего сына Егором зовут, – обрадовано сказал Зеленин.

Они выпили, закусив половинками яблока.

– Спасибо тебе, Егор, за поддержку! – продолжал Зеленин.

– Давай пока, Виктор, без этого. Меня благодарить не за что. А вот я надеюсь на бойцов спецназа, это без комментарий, они уже не первый раз туда летят. А спасибо, я уверен, ты скажешь потом им, этим отважным военным бродягам. Будешь возвращаться, не проскочи мимо, в штабе здесь всегда есть дежурный, который знает, как меня найти.

Они вышли из «уазика», и Кудрин пошел к капитану ставить задачу.

Через двадцать минут спецназ прибыл на пятую площадку, где их ждал уже загруженный транспортный вертолет «Ми-26», который после длительной раскрутки винтов, сопровождаемый парой «Ми-8», взял курс на Ханкалу. Зеленин после пропущенной стопки коньяка и «благословения» своего нового товарища немного успокоился и сказал сам себе:

– Ну, вот и славно! Пошло по плану. Опять повезло. Спасибо тебе, Господи! Спасибо тебе, Аннушка! Ты ведь все видишь!