Читать книгу Постой, паровоз! - Владимир Колычев - Страница 16

1

В следственном изоляторе Зиновия обрили наголо, отчего он стал похож на ощипанного воробышка. Затем была «сборка», где его продержали два дня. На третий день пропустили через баню, прожарили вещи, всучили матрац, белье и прочие предметы тюремного быта. Ну а дальше общая – камера, где его ждала неизвестность.

В камеру он входил с ужасом морского путешественника, угодившего на тропический остров, кишмя кишащий черномазыми людоедами. Нет, здесь его заживо не сожрут. Но могут сделать такое, отчего вся его дальнейшая жизнь превратится в ад. Лесничий как-то рассказывал про зону, где он мотал срок. Дикие нравы, дикие законы. Слабохарактерные там долго не живут...

Камера представляла собой тесный гудящий улей. Только вместо пчел – безликая людская масса, на фоне которой черным пятном выделялись развязные трутни с татуировками на всех мыслимых и немыслимых местах. А вместо запаха меда – смрад от грязных тел, ног и нечистот...

Дверь за ним уже давно закрылась, а он все стоял на пороге в ожидании чего-то страшного. Вот-вот гром с небес грянет. И грянул гром! Откуда-то из глубин тюремной камеры выскочила молния в облике раздетого по пояс уголовника с хищным оскалом на все лицо. Золотая фикса, татуировки на плечах и на груди. Одним словом, зловещий вид.

Он ничего не спрашивал, он просто смотрел на Зиновия – вернее, просвечивал его насквозь своим рентгеновским взглядом. Зиновий понимал, что нужно держать хвост пистолетом. Пытался сосредоточиться, чтобы изобразить чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Но лицо предательски расползалось в испуганной гримасе...

Наконец-то арестант соизволил заговорить с ним.

– Как зовут?

– Зи... Зиновий...

Он назвался, и в голове поднялась настоящая суматоха. Дурацкое имя, дурацкий вид, с которым он представился...

– Зина? – омерзительно осклабился уголовник. – Братва, к нам Зина пожаловала!

Зиновий понял, что пропал. Вот когда его бабское имя сыграло с ним злую шутку! И о чем только думал отец, когда называл его так? Ведь сам ушел к другой женщине, завел новую семью, забыл о них с матерью, а это дурацкое имя осталось...

Камера загудела. Так реагируют болотные комары-кровососы на появление живого мяса. Но напрасно боялся Зиновий, что его начнут пользовать по неестественному для него женскому назначению. Никто даже не поднялся с места, чтобы выйти к нему. И его никто не потащил в глубь смрадного болота...

– Твое место на параше, Зина...

Уголовник показал ему на свободную койку возле фанерного закутка, откуда воняло особенно нестерпимо.

– И спать здесь будешь, и дальняк чтобы в чистоте был. Понятно, Зина?

– Да, конечно...

Зиновий бросил скатанный матрац на свободную койку, застелил белье, накрыл одеялом. Сокамерники с насмешкой посматривали на него. Такое ощущение, будто они ждали начала какого-то циркового представления. И если так, то Зиновий уже знал, кто будет клоуном. Он и сам замер в жутком ожидании. И в конце концов дождался.

К нему сквозь тесноту камерного пространства продрался тот же самый уголовник с золотой фиксой.

– Зина, ты чо, спишь? – с издевательской насмешкой на тонких губах спросил он. – Я же тебе русским языком сказал – параша твоя. Дальняк ты шнырить будешь.

Зиновий понял, что его заставляют убирать сортир. Но уж лучше это, чем то, чего он больше всего боялся. Он поднялся на ноги, обреченно опуская плечи. Надо так надо... В армии он через два дня на третий в наряды ходил, и все дневальным по роте. Два года чужое дерьмо выгребал, и ничего, живым и здоровым домой вернулся...

– Да погоди ты, – осадил его фиксатый. – Сначала отдохни с дороги, водички попей. А я тебя водичкой угощу, браток. Вертун, ходь сюда!

Перед Зиновием всплыла еще одна уголовная рожа. В одной руке три одинаковые алюминиевые кружки.

– Сходи, водички набери, – велел он.

Зиновий послушно сходил к умывальнику, набрал воды во все кружки. Когда вернулся, фиксатый и его дружок уже сидели на его койке. Вертун взглядом показал на табуретку, но вовсе не для того, чтобы Зиновий сел на нее. Он должен был поставить туда кружки, а сам остаться стоять.

– Играть будем, – ощерился он. – Игра такая, «Светофор», может, слышал, а?

– Нет, – подавленно мотнул головой Зиновий.

– Ну, я тебя научу. Смотри, эта кружка обозначает красный цвет, эта – желтый, эта – зеленый. Я сейчас их прокручу, а ты отгадаешь, какая кружка какого цвета. Сечешь?

Зиновий подавленно кивнул, хотя на самом деле невозможно было понять, как определить цвет той или иной кружки. Ведь они абсолютно одинаковые. А если Вертун их еще и прокрутит, то все вообще запутается до невозможности.

– Угадаешь – хорошо, нет – выпиваешь воду. Так, начнем. Какого цвета эта бадейка?

– Зеленого.

– Ты что, дальтоник, в натуре? – хмыкнул фиксатый.

Это означало, что Зиновий не угадал. Может, и угадал, но ведь проверить не было возможности: все кружки абсолютно одинаковые. И фишка в данном случае могла лечь только так, как ее захотят положить уголовники. А они все против новичка, значит, шансов на правильный ответ у Зиновия не было.

– Я слышал, бабы дальтонизмом не страдают, – осклабился Вертун.

– Я не баба, – угрюмо буркнул Зиновий.

– Так потому и дальтоник, гы. Ну, Зина, давай, дерни за наше здоровье!

Первую кружку Зиновий осушил в охотку: очень хотелось пить. Вторую без всякого вдохновения. Третью выпил через силу. Четвертая залезла в живот с огромным трудом. И непонятно, как в раздутый живот поместилась пятая и даже шестая. А вот седьмая идти внутрь не захотела. И насилие над собой вызывало рвоту. Зиновий еле успел заскочить за фанерную перегородку и вывернуть свое чрево наизнанку...

Затем наступила передышка, во время которой Зиновий надраивал загаженную чашу «Генуя», в простонародье именуемую «очко». После чего снова была игра в «Светофор». И снова он пил воду до тех пор, пока его не вырвало. И снова приборка. А потом опять издевательства.

– Зина, ты чо, беременный, а? – глумливо спросил фиксатый. – Что-то часто тебя тошнит, ты не находишь?

– Признавайся, Зина, с кем девственность потерял, а? – развеселился Вертун. – Потерял, да? Чего молчишь? Молчание – знак согласия. Значит, не целка ты у нас, Зина?

– Не было ничего, – чуть не плача от обиды, промямлил Зиновий.

– Чо, непорочное зачатие, да? – продолжал глумиться фиксатый.

– Нет ничего.

– Да, а мы проверим! Проверим, Зин, а? Ну, чтобы потом разговоров не было?

– Как?

– Да просто. Воронку в твое «просто» вставим. И воду зальем. Если вода уйдет, значит, баловали тебя, если нет, тогда живи спокойно.

– Себе залей!

Это была первая попытка протеста с его стороны. Слишком все далеко зашло, чтобы идти на поводу у этих ублюдков.

– Что ты сказал? – взвился фиксатый.

И резким движением схватил его рукой за горло. Зиновий не сопротивлялся. Но и скулить не стал. Закрыл глаза – в бессилии предпринять что-либо в свою защиту. И в ожидании, будь что будет.