Читать книгу Черный ворон, я не твой - Владимир Колычев - Страница 4

Еще вчера Станислав думал, что в карцере можно сидеть на бетонном постаменте. И вчера же он понял, как ошибался. Бетон хоть и сохранил свою прочность, но сильно растрескался, а в глубоких трещинах из-за повышенной влажности развелись мокрицы. Они не кусались, но одна мысль, что придется сидеть на них, приводила Казимирова в ужас. Поэтому весь вчерашний вечер он провел стоя и на корточках.

Ночью перед отбоем надзиратель отпер дощатые нары, на которые он смог лечь. Мокрицы больше не донимали, зато атаковали клопы.

Стены карцера были покрыты так называемой «шубой». Кто-то считал, что сделано это для защиты от вандализма – чтобы невозможно было вывести на стене вроде «Здесь был Вася». А кто-то точно знал, что «шуба» нужна для звукоизоляции между камерами. На стену накладывается металлическая сетка, которую покрывают толстым слоем крепкой штукатурки. Снова сетка и снова штукатурка. В конечном итоге выходит многослойный сэндвич с воздушными прослойками, финишный покров которой представляет собой шершавую поверхность темно-серого цвета. Любой строительный материал со временем теряет свойства – «шуба» трескается, связывая пустоты в стене многочисленными коридорами-трещинами. И когда в этих лабиринтах поселяются клопы, никакая химия не в силах справиться с ними. Их уничтожить мог только ядерный взрыв, но вряд ли тюремное начальство всерьез рассматривало подобную возможность борьбы с насекомыми. Война с клопами велась силами заключенных, которые из-за неимения тяжелой артиллерии сходились с ними в изнуряющих рукопашных схватках.

Всю ночь Станислав давил клопов и до боли расчесывал страдающее от их укусов тело. Спал по чуть-чуть, в коротких перерывах между боями. А под утро духота сменилась вдруг пронизывающим холодом, от которого невозможно было спрятаться. Потому Казимиров и не выспался, а рано утром его согнали с полатей, и добирать ночные часы пришлось в позе спящей лошади – на ногах, переминаясь с одной на другую. На завтрак подали хлеба и теплой воды, которая здесь гордо называлась чаем. И обеденная пайка не порадовала.

После обеда, ближе к вечеру, Станислава вызвали на допрос. Он ожидал встречи со следователем, но его привели в кабинет к заместителю начальника оперативной части. Там его ждал тот самый офицер, который и упек его в карцер. Станислав уже знал, кто это. Капитан Сизов, Андрей Павлович. Как знал, для чего в тюрьме существует оперативная часть.

Капитан смотрел на него с радушной улыбкой, но в глазах застывший слой эпоксидной смолы на липкой основе – не холодный, но жесткий и при этом какой-то клейкий.

– Курите? – спросил он.

И лишь когда Станислав утвердительно кивнул, достал из ящика стола пачку сигарет и пододвинул ему.

Приятно было после холодной и сырой камеры оказаться в комфортном и теплом кабинете, выкурить одну сигарету, с прицелом на будущее поглядывая на другую. Но Казимиров старался не расслабляться. Он понимал, что в оперативную часть его вызвали неспроста.

– Знакомиться не будем, – внимательно глядя на него, сказал офицер.

– Уже знакомы, – буркнул Станислав.

– Как в карцере?

– Спасибо, хреново.

– Что заработали, то и получили.

– Вы же знаете, я защищался...

– Это вы о ком?

– Об уголовниках.

– Но в изолятор вы попали не из-за них. Я о первопричине говорю. Насколько я знаю, вас обвиняют в убийстве жены...

– Да, и я в том полностью сознался.

– Сознались. Но перед этим пытались уничтожить следы преступления. Закопали бы труп... Или утопить хотели?

– Уже неважно...

– Как же так вышло, что вы убили жену?

– Мое признание подшито к делу, там все написано...

– Читал я ваше признание. Но там не указано, откуда у вас мог взяться пистолет «беретта» итальянского производства.

То ли Казимиров хотел избавиться от оружия вместе с трупом, то ли прихватил его с собой в машину на всякий случай – так или иначе, в момент задержания пистолет находился при нем, с отпечатками его пальцев на гладких поверхностях.

– Нашел.

– Где?

– Неважно...

В принципе подследственный был прав. На фоне убийства, которое он совершил, статья о незаконном хранении оружия казалась незначительной.

– И все-таки?

– Не травите душу, и без того тошно...

Он уже жалел о том, что поступил так, как вынужден был поступить. Перемотай время назад, сейчас в тюрьме вместо него сидел бы другой человек. Но жребий брошен, мосты сожжены, пути назад уже нет...

– А кафе у вас хорошее.

Станислав ушел в себя, прокручивая перед глазами пленку событий. И ухватил лишь последнее слово из фразы, сказанной Сизовым.

– Что, простите?

– В «Беллиссимо», говорю, обедал. Очень вкусно.

– А-а, да... Хорошо, что вам понравилось...

– Здесь так не кормят.

– Здесь такое только снится, – вымученно усмехнулся Станислав.

Хотел бы он оказаться сейчас в своем кафе. Но вряд ли бы он заказал сейчас пиццу или лазанью. Шашлыка бы сейчас по-кавказски да сала в черном перце по-белорусски. И водочки по-русски, да так, чтобы залиться...

– Да, кстати, тут просили передать.

Капитан выставил на стол большой картонный ящик без крышки. Оттуда очень вкусно пахло сыром и копчеными колбасками. В желудке заурчало, рот заполнился слюной.

– Племянница ваша передала.

– Римма?

– У вас еще есть племянница?

– Нет, племянниц больше нет. Два племянника...

Станислав превозмогал себя, чтобы не смотреть на посылку голодными глазами. Отправили бы его сейчас вместе с ней в карцер, там бы он дал волю своим желаниям.

– Вчерашний инцидент мы разобрали, – сказал капитан. – Я ничуть не оправдываю ваше поведение, но все же вынужден признать, что не вы, а ваш обидчик должен быть сейчас в карцере.

– Пусть он идет хоть к самому черту, – злобно, сквозь зубы процедил Казимиров.

– Нет, он останется в своей камере. А вас отправят в другую.

– В такую же, где яблоку негде упасть?

– Ну почему же, есть нормальные камеры. Правда, и там сейчас тесновато. Но это временно. Только вчера суд выпустил под расписку восемь человек, сегодня примерно столько же... Поверьте, мы принимаем меры к тому, чтобы разгрузить изолятор...

– Поверю. Когда в нормальной камере окажусь, поверю... Начальник, может, договоримся?

Только сейчас до Казимирова дошло, к чему клонит Сизов.

– О чем?

Тот сделал непонимающий вид, но это лишь игра.

– Камеру бы мне получше, а я в долгу не останусь... Вы мне телефон дайте, я сыновьям позвоню, они все, что надо, подвезут...

Деньги у него были. Много денег. А тюрьмой обычные люди заведуют. Люди, которые хотят вкусно кушать и сладко спать на мягком...

– Нет, сыновьям не надо.

– А кому надо?.. Римме?! – Станислав подозрительно покосился на капитана.

– При чем здесь Римма? – едва заметно смутился тот.

– Она же вам посылку передала?

– Она, но не через меня, через пункт приема. А я ее со склада забрал...

– А с Риммой вы виделись?

– Это не имеет значения...

Сизов слишком поспешно отвел в сторону глаза, и Казимиров все понял. Парень положил глаз на его любимую племянницу.

– Ты хочешь, чтобы Римма деньги привезла? – жестко и на «ты» спросил он.

– Деньги меня не интересуют, – недобро нахмурил брови капитан. И еще более жестко отчеканил: – И потрудитесь обращаться ко мне на «вы».

Станислав предполагал, что у Сизова сильный взгляд, но не думал, что настолько. Он так на него глянул, что душа трепыхнулась в груди, как парус на сильном ветру. Не просто сильный, а укрощающий взгляд. На какое-то время Казимиров почувствовал себя хищным зверем под хлыстом жестокого дрессировщика.

– А что вас интересует? Или кто?.. Римма вас интересует?

– А как вы сами думаете, Станислав Севастьянович? – более мягко посмотрел на него капитан.

– Римма – очень красивая девушка... И я знал одного парня, который сильно ее обидел...

Парень был один, и Римма любила его очень-очень. Запудрил девушке голову, пользовался ею, пока она ему не надоела, а потом бросил – к другой ушел. Но с этой другой он прожил недолго, бросила она его, а кому нужен инвалид со сломанным позвоночником?..

– Если она вам нравится и если у вас к ней серьезное отношение, пожалуйста, я не против. Но если вы хотите позабавиться с ней, то лучше оставьте эту затею...

Станислав очень любил свою племянницу и готов был убить любого, кто попытался бы обидеть ее. И Сизов от него никуда не денется. Если что, сам к нему на беседу напросится, а здесь, в кабинете, свернет ему шею. Он такой...

– Поверьте, у меня серьезные намерения, – глядя куда-то в сторону сказал капитан.

А Казимиров бросил взгляд на безымянный палец его руки. Обручального кольца нет, но это еще не факт, что не женат. Сейчас многие женатики без колец ходят...

– Тогда пробуйте... – неохотно позволил он. – Но учтите, Римма – девушка с характером. Она и отшить может...

Станислав знал, что говорил. После того случая, когда ее бросил парень, Римма два года ни с кем не встречалась: были ухажеры, но она им всем отказывала, а Герман с Себастьяном отваживали... Но при этом у него не было уверенности, что Римма даст от ворот поворот и Сизову. Он хоть и не перспективный, но как мужчина очень даже ничего. К тому же Станислав от него уже в какой-то степени зависит, а он знал, что ради своего дяди Римма также готова на многое. И ради него, и ради общего семейного дела...

– Спасибо за прогноз, – невесело усмехнулся капитан.

– Да нет, я не утверждаю, но все может быть...

С одной стороны, Казимиров очень не хотел, чтобы Римма крутила роман с тюремщиком. Он ревновал ее, как отец, ко всем мужчинам... С другой, кто-то же должен помочь ему здесь, в тюрьме. А заместитель начальника оперативной части величина не малая. Пусть помогает...

– Что будет, то будет, а пока разговор закончен. Забирайте посылку и можете идти в камеру...

Станислав не стал спрашивать, что за камера его ждет. Он уже понял, что Сизов не станет подкладывать ему свинью.

Так и вышло. Сначала его отправили на сборку, где он провел не больше часа. Затем его прогнали по тому же кругу, что и вчера – баня, вещевой склад и, наконец, камера.

И эта камера резко отличалась от той, в которой пытался прописаться вчера. Примерно того же размера, но людей раз в пять меньше. Шконки в два яруса вдоль длинных стен, совсем не жарко и не душно. Стены плохо выбеленные, зато щели в них замазаны; выкрашенный коричневой краской бетонный пол. Двухкамерный холодильник, два телевизора, даже ноутбук на столе – один пассажир играет, двое молча наблюдают за процессом. Люди вполне приличные на вид, больше похожие на состоятельных людей, чем на голодраных уголовников. Сытые, гладко выбритые лица, дорогие спортивные костюмы... Судя по всему, эта была особая камера, где содержались кредитоспособные арестанты. Само собой, сюда они попали не просто так.

Под потолком веревки с мокрым бельем – сырость. Унитаз, вмурованный в бетонный постамент, на нем за ширмой тужится какой-то арестант – отсюда вонь. Табачный дым под потолком. Но все это безобидные цветочки по сравнению с теми волчьими ягодками в той камере, куда Станислав попал вчера.

– Оп ля! Кого там к нам занесло!

С верхней нары у самого окна соскочил какой-то тип в трениках с дутыми коленками, в тельняшке с короткими рукавами. Типичного уголовника, который резко отличался от основной массы присутствующих здесь арестантов. Нижняя шконка в том же углу была занавешена, но едва раздался куражливо-удивленный возглас, простынка отошла в сторону, и Станислав увидел еще одну физиономию, прожженную тюремными и лагерными ветрами. Похоже, это был смотрящий.

Обитатели камеры смотрели на уголовников со скрываемой, но все же заметной неприязнью. Но как бы то ни было, они поспешили освободить стол. Разошлись по своим шконкам в молчаливом ожидании зрелища. Камера, может, и привилегированная, но, похоже, порядки здесь такие же, как и везде. Станислав подумал, что тюремная администрация нарочно подселила сюда уголовников, чтобы те не давали расслабляться порядочным людям.

– Ну чего стоишь – мнешься? – беззлобно, изображая из себя доброго дядю, спросил смотрящий. – Скатку бросай на шконку, а что в сумке, давай на дубок, глянем, что там у тебя такое, а потом чайку с нами попьешь, с дороги...

Свободных шконок в камере было две, и обе у самого сортира. Станиславу это не очень понравилось. И он пристально глянул на смотрящего и его подпевалу. Оба высокие, но худые, к тому же в них не чувствовалось высокопрочного внутреннего стержня. Вчерашний блаткомитет производил гораздо более устрашающее впечатление.

Станислав не стал возмущаться, бросил матрац с бельем на пустующую шконку, а туго набитую сумку поставил прямо на стол.

– Эй, ты что творишь? – ощерился беззубым ртом подпевала.

– Нельзя хабар на стол ставить! – угрожающе нахмурился смотрящий.

– Сам же сказал, что сумку на дубок ставь, – криво усмехнулся Казимиров.

– Я сказал, что в сумке...

– Извини, не уловил...

Он поставил сумку на пол, вытащил оттуда кое-что из продуктов, положил на стол. Шмат сала, краковская колбаса, печенье, конфеты. Но уголовники с кислыми лицами обозрели эти богатства.

– И это все?

– А что, все надо отдать? – окинул их мрачным взглядом Станислав.

– Тебе же сказали, чай пить сейчас будем. Значит, все выкладывать надо...

Ему ничего не стоило наклониться и достать из сумки пластиковую баночку с красной икрой, пармезанский сыр и любимые итальянские колбаски – все, что он оставил для себя. В сборной камере он немного перекусил всухомятку, и сейчас был не настолько голоден, чтобы жадничать. Но не хотелось кланяться этим типам, возомнившим себя вершителями чужих судеб.

– А не вижу, чтобы чайник закипал, – пренебрежительно усмехнулся Станислав и занял место за столом по другую сторону от смотрящего, хотя его вроде бы и не приглашали присесть.

– Будет тебе чайник, – злобно ухмыльнулся подпевала. – И чайник будет, и кипяток, если ты такой борзый...

– Ша! Щербатый! – смотрящий важно провел по воздуху рукой, призывая к спокойствию. – Не надо бросаться словами. Человек еще не понимает, куда попал...

– Зато я понимаю, – презрительно фыркнул Щербатый. – Сразу видно, что первоход куражный... Смотри, Арканыч, он даже не понял, о чем я толкую!

– Не понял, поймет, – увещевательно глянул на него смотрящий.

И перевел недовольный взгляд на Станислава.

– Первый раз в тюрьме?

– Первый.

– Значит, первоход.

– И пряник, – добавил Щербатый.

– И что? – свысока усмехнулся Казимиров.

– А то, что молчать должен и слушать, что тебе люди говорят! – вспылил подпевала.

– Ну, слушаю...

– Слушать и впитывать!..

– Впитывать ты сам будешь! – угрожающе взъерошился Станислав.

И Щербатый заметно сник под его тяжелым угнетающим взглядом. Но все же до конца не понял, что не на того нарвался.

– Ты за базаром следи! – дернулся он.

– Ша! – снова одернул его Арканыч. – Хватит дрязги разводить, не по-людски это!

В отличие от своего дружка он не хотел ни с кем конфликтовать. И вовсе не потому, что такой хороший. Нравилось ему в этой камере, где нет смердящей тесноты и уничтожающей сырости, где состоятельные арестанты делятся с ними своим благом из домашних посылок. И назначил его смотреть за этой камерой не воровской сход, а тюремная администрация. И спрашивать с него за беспорядок будет не воровской пахан, а начальник оперативной части. Ему и меры взыскания применять к нему не надо, достаточно будет отправить его в общую камеру, где правят бал настоящие воровские люди... Всего этого Станислав не знал, но догадывался, что положение Арканыча не очень прочное, если не сказать, шаткое. Он и не колосс, и на глиняных ногах. И Щербатый при всей его спесивости отнюдь не такой крутой, каким он пытается казаться.

– Тогда говори, что тебе надо? – Станислав недружелюбно глянул на смотрящего.

– Не, ну ты смотри на него, братан! Пряник рамсы попутал!

– Погремуха у тебя есть? – отмахнувшись от Щербатого, неуверенно спросил Арканыч у новичка.

– Нет.

– Будет! – снова тявкнул подпевала.

– Казимиров – моя фамилия, можете Казимиром меня назвать...

– Казимир?! Круто звучит! Почти как Кайзер. Только кто ты такой, чтобы тебя так круто называть? – агрессивно спросил Щербатый. – Тюрьма тебе погонялу даст. Знаешь, как? В окно сейчас крикнешь. Тюрьма, дай имя, крикнешь, понял? Как тебя назовут, тем и будешь!

– А если плохим словом назовут? – хищно сощурился Станислав.

– Назовут Помойкой – будешь Помойкой!

– Считай, что уже назвали... Ты – Помойка!

– Что?! – взвился Щербатый.

– Отныне тебя зовут Помойка! – поднимаясь из-за стола во весь свой рост, выстрелил Станислав.

– За базар ответишь!

Щербатый дергался, как плохо отрегулированный двигатель на холостых оборотах. Шумел, но с места стронуться не мог – страх перед противником напрочь заблокировал коробку передач, и он не мог включить ни первую, ни вторую скорость.

– Отвечу, – кивнул Станислав.

И со зловещей ухмылкой подошел к Щербатому. Он не стал его бить, он всего лишь крепко двумя руками взял его за голову и потащил к шконке у сортира. Продолжая держать его за голову, оторвал от земли и тут же отпустил, глядя, как он падает на пятую точку опоры.

– Теперь это твое место, Помойка! Вопросы?

Вопросы у Щербатого были, но озвучить он их был не в состоянии. Боль и страх довлели над сознанием, превращая тело в кучку беспомощной плоти.

– Зачем ты так с ним? – испуганно и с осуждением покачал головой Арканыч. – Не по-людски это!

– А как по-людски?

– Поговорить надо...

– Говори, – кивнул Станислав и злобно глянул в сторону его подпевалы. – С ним и говори!.. Ваши места рядом, так что говорить можешь с ним, сколько хочешь, столько и говори!

– Ты что вытворяешь?! – взвился было Арканыч.

Но Казимиров дал укорот и ему. Схватил его за ухо и, как нашкодившего школьника, потянул к Щербатому, толкнул, подставляя ногу – споткнувшись, поверженный смотрящий упал точно на Помойку. Не прошло и минуты, как на них полетели матрацы со всем их бельем и вещами.

– Воду для чайка из унитаза брать будете, – ухмыльнулся Станислав.

Свои вещи он перенес на освободившееся место Арканыча. Теперь он стал в этой камере смотрящим. А кому не нравится – пусть подходит и говорит.

Но подошел к нему только один человек. И то – совсем по-другому вопросу. Это был Кологривцев, мелкий, но по своему важный чиновник из городской администрации. В свое время Станислав давал ему взятку, чтобы он ускорил процесс прохождения документов по бюрократическому кругу. Он тогда строил свой бизнес-центр, и, надо сказать, Кологривцев ему в этом здорово помог. Деньги взял, но отработал их сполна.

– Станислав Севастьянович! Рад вас видеть! – заискивающе улыбнулся бывший чиновник.

– А я тебя не очень, – барственно ухмыльнулся Казимиров. – Но все равно здорово!

Он пожал ему руку, но к себе на шконку подсесть не пригласил. Пусть постоит... Ему нравилось ощущать себя паханом пусть не большой, но камеры. Не зря же он похож на знаменитого сицилийского мафиози Тано Каридди. Не зря же у него есть сплоченная семья, которой позавидовал бы сам дон Корлеоне. Он не чувствовал себя выскочкой-самозванцем, потому что он всего лишь восстановил свой статус авторитета, которым обладал на свободе. А Кологривцев и на воле был «шестеркой», таковым он останется и здесь. Станислав нисколько не сомневался в том, что сможет помыкать не только им, но и всеми другими обитателями камеры. Впрочем, злоупотреблять он не станет...