Читать книгу Выстрел, который снес крышу - Владимир Колычев - Страница 4

Стекла были вымыты до состояния невидимости, и если бы не решетка, Торопов мог бы решить, что путь через окно свободен, а оно широкое, высокое, совсем не такое, как в тюрьме. Но какой смысл покидать палату через окно, если можно спокойно выйти в дверь? Ведь Эльвира Тимофеевна не препятствует его работе, и сейчас на дворе обещанное утро, когда он может взяться за дело. Правда, на нем сейчас больничный халат, а обычную одежду ему пока не принесли. А ведь завтрак уже был, и он с удовольствием съел пшенную кашу на молоке и кусочек вареной колбасы, не важно, что слегка зеленоватой. Сытость, помноженная на бодрость выздоровевшего человека, – отличная платформа для плодотворной работы. Сейчас появится Эльвира Тимофеевна, потом принесут одежду, и можно приступать… Только с кого начинать поиск? С клоуна или с Маши…

Но была ли Маша, вот в чем вопрос? Может, она действительно привиделась ему? Эльвира Тимофеевна накачала его психотропными лекарствами, чтобы обеспечить ему покой и сон, вот и придавила его иллюзорно-бредовая дереализация… Но ведь Маша была такой же осязаемо-реальной, как и появившаяся вслед за ней Эльвира Тимофеевна. А уж она-то не могла ему привидеться…

Он разговаривал с Машей, как с живой. Но ведь не могла она выжить после того выстрела восьмилетней давности. И как она узнала, что он здесь? И почему она появилась именно тогда, когда он попал под действие психотропного препарата? И почему она ни разу не коснулась его рукой, чтобы подтвердить свою материальность?..

Торопов подошел к окну, глянул вниз. Судя по высоте, палата находилась на третьем или четвертом этаже основного здания. Раскидистые клены под окном, листва молодая, клейкая. От нового больничного корпуса к старому, через маленький уютный парк, тянется аллея с круглыми клумбами. Больные в темно-серых халатах сидят на скамейках, прохаживаются по газонам. С виду совсем не буйные, они неторопливо наслаждаются по-летнему теплой погодой, так овцы неспешно и с удовольствием пощипывают травку. Но за овечьим стадом посматривают пастухи, а за этим – санитары. Их было всего двое – высокие, крепкие парни в белых халатах. Они смотрели за порядком, отгоняя от клумб особенно рьяных любителей природы и почитателей цветочных букетов. И еще они следили за тем, чтобы пациенты не приближались близко к забору, мало ли что у кого на уме. Тихо, спокойно все, и клоунов нигде не видно…

За спиной с легким скрипом открылась дверь, Торопов обернулся и увидел высокого парня с узким лбом и необыкновенно широкими скулами. Неприятный землистый цвет лица, болезненная желтизна в глазах, но во всем другом он производил впечатление пышущего здоровьем человека – взгляд бодрый, широкие плечи расправлены, походка легкая, пружинистая.

– Привет! – весело поздоровался он с Павлом.

И коротким броском передал ему висевший на плечиках летний костюм темно-серого цвета. Чистый, без единого пятнышка, напаренный.

– Вот, после химчистки, все как положено! – живо отрапортовал парень.

– А химчистка откуда?

– Как откуда? – удивился парень. И, кивком показав на дверь, пояснил: – У нас тут и химчистка, и прачечная, и швейная мастерская. Там, за складом все… Даже баня есть. Вернее, две. Одна для городских, другая – для своих…

– Как это для городских? – не понял Торопов.

– Раньше там лечебно-производственные мастерские были, ну, трудотерапию когда проповедовали, а сейчас – комбинат бытовых услуг для населения. Сами знаете, у нас здесь городская окраина…

Почувствовав к себе интерес, парень расцвел, как подсолнух в ясный летний день, сел на стул, облокотившись на стол, забросил руку за спину.

– Город, промзона, лес, потом мы…

Павел, соглашаясь, кивнул. Кому, как ни ему, знать, в каких далях находится психдиспансер. И через промзону ему пришлось бежать, преследуя киллера, и через лес. Хорошо, он в юности легкой атлетикой занимался, на длинных дистанциях призы и медали брал, в военном институте опять же бегать приходилось часто и много, в войсках марш-броски были… Но и злобный клоун обладал, как выяснилось, отличной физической подготовкой, потому и смог уйти от него, более того, нанести сокрушительный удар…

– Но все равно к нам ездят, от предприятий, от гостиниц. Цены не кусаются, качество хорошее, в общем, без работы не сидим. Вопрос, кто сливки со всего этого снимает? – санитар взбудораженно вскинул вверх указательный палец правой руки. – Кто?

Он сделал паузу в ожидании подстегивающего вопроса.

– Кто? – заинтригованно спросил Павел. Он закрепил плечики с костюмом на высокой спинке больничной койки, сел на табурет. На говорливого санитара смотрел внимательно, с интересом.

– Кто, кто? Кто всем этим заведует? – парень подбородком очертил окружность.

– Эльвира Тимофеевна?

– Ну а кто же! Она здесь и царь, и бог, и главный бухгалтер!.. Да, кстати, меня Роман Васильевич зовут, я здесь старший санитар… Но это всего лишь должность, а так я в банно-прачечном комбинате работаю… Я слышал, вы из милиции? – по-заговорщицки глянув на закрытую дверь, спросил он.

– Откуда ты это слышал? – удивленно повел бровью Торопов.

– Так у нас все об этом шепчутся. Думаю, что вас по нашу душу забросили. Ну, как там у нас на банно-прачечном комбинате дела, финансовые потоки и тому подобное.

– А ты что, Роман Васильевич, хочешь мне что-то рассказать? – воспрял духом Павел.

– Не рассказать, а покаяться, – понизив голос, елейным тоном сказал парень. – Я понимаю, вы не священник, но и я не монах. Все как на духу скажу, только бы в тюрьму не посадили…

– Что, все так далеко зашло?

– А дальше некуда! Если бы только финансовые потоки, а то здесь такое творится! – для пущей убедительности Роман поднял к небу глаза.

– Какое такое?

– Говорю же, две бани у нас. Одна для городских… А кто эти городские? Думаете, трудяги с заводов? Нет. Братва подъезжает! Ну, вы меня понимаете, бандиты там, воры. Бритые головы, золотые цепи… А на каких машинах подъезжают! А каких девочек привозят! Да что там девочки! Сам видел, как Эльвира Тимофеевна к ним ходила. В халате пришла, в шапочке, вся такая ровная и правильная, а вышла – простыня с плеч сваливается, сама вся кривая, шатается…

– И давно это было?

– Да почти каждый раз, когда эти приезжают!

– Кто эти?

– Бандиты!

– А кто конкретно? Может, имена запомнил, клички?

– Лукавый был, Шаман, Бес, в общем, всякая нечисть, – брезгливо скривился Роман.

– Сарацин, Мазут, Зубр… – осторожно, чтобы не спугнуть фортуну, подсказал Торопов.

– Сарацин?.. Вроде да… Мазут?.. Что-то было, – припоминая, кивал парень. – Да и Зубр вроде был.

– А Горухан?

– Горухан?.. Кажется, да…

– Высокий такой, как ты. Волосы черные, лицо широкое, черты лица грубые…

– Широкое лицо, грубые черты? – задумался санитар. И с видом прозревшего человека с улыбкой спросил: – Мордастый такой, да?

– Ну, можно сказать, что мордастый, – засмеялся Торопов.

– И крутой, да?

– Крутой. Очень крутой…

– Да, был такой. С Эльвирой в номерах закрывался…

– Может, у них роман был?

– Может, и был. Эльвира – баба красивая, хоть и не молодая…

– Это кому-то не нравилось?

– Кому не нравилось? – эхом отозвался Роман.

– Не знаю. Возможно, врачу какому-то или кому из персонала.

– Ну, врач есть. Косынцев Илья Макарович. Она ему очень нравится.

– А мог бы он человека из-за нее убить? Того же Горуханова?

– Я не знаю, – крепко задумался Роман. – Он, вообще-то, злой, людей ненавидит, над больными издевается. И еще развратом занимается.

– Развратом?

– Еще каким!.. Говорю же, у нас тут сауна для своих есть. Для городских вход с улицы, а для наших – со двора. Прямо за пищеблоком вход. Больных овсянкой на воде кормят, а для наших в сауне – пир горой. И еще повара водку гонят. Не самогон, а именно водку, сливовую, повышенной очистки. Вку-усная!.. И где они наркотики берут, тоже знаю. У них лаборатория в подвале, они там наркотики из лекарств делают. Нейролептики, антидепрессанты, анксиолитики всякие. Меня близко к этой кухне не подпускают, поэтому я точно не скажу, из чего там наркотики синтезируют. Но вставляет эта дрянь, я вам скажу… Девчонки потом такое вытворяют!

– Какие девчонки?

– Ну вы даете! – изумленно вытаращился на Торопова санитар. – У нас тут такие девочки лечатся, модельное агентство Дольче и Габбана отдыхает. Это которые на госпитализации. А есть еще дневной стационар, там пограничники лечатся…

– Какие пограничники? – не понял Павел.

– Мы их так называем, – бравурно подмигнул Роман. – Это больные в пограничном состоянии, ну, не совсем еще больные. Они лечатся, их кормят, а вечером они домой идут… А считается, что лечат. Красивых девочек сажают на наркотики, а потом в сауну. И для своих, и для чужих, ну, в смысле, для городских. Братва и девочек наших жалует, и наркотики…

– Ты же говорил, что они со своими девочками приезжают, – напомнил Торопов.

– Когда со своими, а когда наших им подавай. Там у Косынцева своя такса…

– Значит, Косынцев этими делами занимается?

– А вы что, не верите мне? – возмутился вдруг санитар.

– Почему же, верю.

– Нет, не верите! Я сам с психами работаю, я их души насквозь вижу! – взбудораженно вскочил со своего места парень. – Вы сами сейчас во всем убедитесь. Косынцев сейчас в бане с девочками. Сами увидите, какие там красавицы! И все под кайфом. Пошли!

Он попытался схватить Павла за руку, чтобы потянуть за собой к выходу, но Торопов уклонился и сам вышел из палаты.

В коридоре было чисто, светло, но пустынно – ни больных, ни медперсонала. Эхо шагов гулко отскакивало от истертой плитки на полу, от давно некрашенных, местами облупленных стен. Пахло лекарствами и карболкой. Но все-таки у Торопова возникло ощущение, что этаж необитаем.

Признаки жизни проявились на лестничной площадке. В отделение в сопровождении санитара заходили три пациента: молодой человек с инфантильным выражением лица, взбудораженный мужчина с лихорадочным блеском в глазах, седовласый морщинистый старик, который безмолвно смеялся, плотно сомкнув губы и рукой держась за живот. На Павла никто из них не обратил внимания. Зато санитар подозрительно посмотрел на своего коллегу.

– Ты чего здесь делаешь? – грубым, зычным голосом спросил он.

– Дела у меня, не видишь!

Ответил Роман с гонором ответственного лица, но шаг его участился, как будто его что-то напугало.

Из здания главного лечебного корпуса они вышли через запасной вход, по тротуару, мимо вещевого склада и трансформаторной подстанции направились к пищеблоку, возле которого разгружалась машина с хлебом.

За пищеблоком, примыкая к забору, тянулось здание, сложенное из серых бетонных блоков.

Роман еще больше ускорил шаг, проходя мимо длинного трехступенчатого крыльца под козырьком из темных шиферных листов. Железная, недавно покрашенная дверь была закрыта, но санитар нервно посматривал на нее в тревожном ожидании, видимо, боялся, что она сейчас откроется.

Зато за ручку другой двери в дальнем конце здания дернул без опаски.

– Сейчас вы во всем убедитесь! – пафосно проговорил он, распахивая следующую дверь.

Из маленькой раздевалки с железными шкафчиками для одежды Торопов шагнул в моечную. Он не хотел туда заходить, но Роман, одной рукой распахнув перед ним дверь, другой толкнул его в спину.

В душевых ячейках он увидел двух голых женщин, которых к числу девочек можно было отнести весьма условно. Одной было явно за пятьдесят, другой как минимум за шестьдесят… Правда, на появление мужчины они отреагировали так, будто были невинными девами невероятной красоты и совершенной телесной прелести; от их визга у Торопова заложило уши.

– Ну и где здесь Косынцев? – закрывая дверь со стороны предбанника, озлобленно спросил он.

– А что, его там нет? – Роман открыл дверь, перешагнул порог, но тут же выскочил обратно, отлепляя от лица намыленную мочалку. – Ой, мои глаза!

Он стремился поскорее покинуть раздевалку, чтобы промыть глаза от мыльной пены, но Павел его опередил, поскольку не хотел становиться жертвой разъяренных купальщиц.

Санитар бросился к первому крыльцу, которого так боялся, но Павел не торопился следовать за ним. Роман скрылся за дверью, но вскоре появился снова, правда, уже без халата. Двухметрового роста мужчина в джинсовом костюме крепко держал его за руку, подняв локоть на уровень головы.

– Как же ты уже достал, Дудник! – пробурчал он, сталкивая с крыльца парня, бледный вид которого навел Торопова на определенные и не очень приятные мысли.

И будто в подтверждение его догадки из-за пищеблока скорым шагом вышли двое – тот самый санитар, который встретился Павлу на лестничной площадке корпуса, и благообразного вида пожилой мужчина в белом халате и шапочке. Седые волосы, высокий открытый лоб, маленькие с ироничным прищуром глаза, тонкий с небольшим утолщением на кончике нос, ямочки на щеках и подбородке.

– Дудник, ты снова в санитара играешь? – добродушно спросил он.

Похоже, он представлял собой тот редкий тип людей, которые совершенно не умеют злиться.

– Илья Макарович! – опустив голову, страдальческим тоном и умоляюще протянул Роман.

– Мы же с тобой договаривались, дружок! – успокаиваясь, с благодушной улыбкой погрозил пальцем врач.

Санитар же молча, но красноречиво сунул под нос самозванцу кулак.

– Здравствуйте! А вы, видимо, и есть тот самый злой человеконенавистник Илья Макарович Косынцев? – Торопов иронично, но вместе с тем разочарованно смотрел на пожилого врача.

– Да, очень-очень злой Илья Макарович, – внимательно глядя на Павла, засмеялся врач. – Это вам наш Рома такого наговорил?

– Если точнее, то Роман Васильевич.

– Иди, Роман Васильевич, по парку погуляй, проветрись, – Косынцев легонько хлопнул Дудника по плечу, и тот, поджав плечи, в сопровождении санитара направился к больничному корпусу.

– А вы, простите, кто будете?

– Майор милиции Торопов. Вот, ищу преступника.

– В больничном халате?

– Так вышло, что не успел переодеться. Роман Васильевич принес одежду, но так меня заинтриговал, что я обо всем забыл…

– И чем он вас так заинтриговал?

– Заинтриговал вот. Я так понимаю, никакой он не санитар.

– Нет, Роман мой пациент.

– Но ведь как-то он смог доставить ко мне в палату мою одежду, да и халат санитара не так просто найти…

– Роман и не на такое способен. Однажды он раздобыл милицейскую форму, распечатал на ксероксе официальные бланки и потом ходил по больнице и штрафовал пациентов. Но это совершенно безобидное отклонение от нормы. Заметьте, я говорю, отклонение, а не помешательство. Поверьте, нет на свете людей совершенно без отклонений. У кого-то эти отклонения больше, у кого-то меньше… Так чем вас заинтриговал Роман?

– Оказывается, вы производите и продаете синтетические наркотики, а также совращаете молодых симпатичных пациенток. Он уверял, что сейчас вы находитесь в бане в окружении прекрасных нимф, – улыбнулся Торопов.

– Что ж, это на него похоже, – развеселился Косынцев. – Есть мания преследования, а есть мания преследователя. Прошу вас, будьте снисходительны к причудам наших пациентов… Или вы уже закончили свое расследование? Вам, наверное, уже пора обратно в свою милицию?

– Нет, расследование еще не закончено. Хотя кое-что удалось выяснить. Дудник наплел мне с три короба про разврат и наркотики, но думаю, что в его бреду были просветы. Разумеется, наркотики вы, Илья Макарович, не производите, пациенток не совращаете. Возможно, вам даже не нравится Эльвира Тимофеевна…

– Ну почему же не нравится? – искренне удивился Косынцев. – Нравится… Но вы продолжайте, продолжайте.

Он внимательно смотрел на Павла, подперев кулаком подбородок.

– Вам нравится Эльвира Тимофеевна?

– Нравится. Она отличный врач, хороший друг, приятный собеседник.

– А нравится вам, что ее видели в бане с криминальным авторитетом Горухановым?

– Кто видел? В какой бане? Кто такой Горуханов? – совершенно беспристрастно, исключительно с профессиональным интересом спросил Косынцев.

– Э-э… Извините… Кажется, меня не туда понесло, – опомнился Торопов. – Заработался. Зарапортовался.

Он понимал, что стал жертвой сумасшедшего бреда Романа, но так не хотелось, чтобы разрушилась версия о знакомстве Эльвиры Тимофеевны с Горухановым. Но представить пьяного психиатра в объятиях авторитетного гангстера… И чтобы Косынцев убивал его в клоунском наряде… Похоже, вчерашний укол до сих пор действовал на психику, рождая в сознании глупые версии.