Читать книгу Страсть по понятиям - Владимир Колычев - Страница 2

Товарищ Ленин звал народ в светлое коммунистическое будущее. Хитромудрая улыбка на лице, одна рука указывает в этот самый рай для мирового пролетариата, а вторую он держит в кармане… С таким видом держит, как будто прячет фигу от народа. Указывает в будущее, а сам стоит на месте, и нет в его позе никакого желания двигаться вслед за народом. «Вы, товарищи, давайте вперед сквозь вихри враждебные, вперед и с песней, а я здесь постою. Нас и здесь неплохо кормят. Вот, баночку меда навернул, и ни жу-жу…» Так и стоит эта глыба посреди городской площади. Народ все время куда-то движется – кто-то лесом, кто-то огородами, а он стоит себе…

Городок небольшой, провинциальный… Здание районной администрации большое, в дореволюционном стиле, каменное, с металлическим шпилем на маленькой круглой башенке. Возможно, в далеком прошлом этот дом принадлежал какому-нибудь предводителю дворянства или главе местного купечества. От этого здания, окружая главную городскую площадь, тянулись дома попроще, но такие же каменные, старинной постройки, одно– и двухэтажные. Кирпичный универмаг – это уже достижение советских времен, строили его наверняка после войны. От площади в разные стороны расходились улицы, вдоль них дома сплошь бревенчатые, но на каменных фундаментах, потому и стоят все основательно, без перекосов. Кто-то ухаживает за своим домом, кто-то не очень, но в целом складывается симпатичная картинка. Чувствуется, что есть в городе хозяин, смотрит он за порядком, потому и не захламлено пространство между дорогой и заборами домов, как это не раз приходилось видеть. Блеска нет, но чистенько здесь, аккуратно. И ощущение такое, как будто в старине вдруг оказался. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет.

Если бы еще местных парней и девчонок выдернуть из джинсов и футболок, надеть на них косоворотки да сарафаны… Ну, еще неплохо было бы старенькие «Жигули» на брички с упряжкой заменить. Тогда можно было бы разворачивать холст и браться за кисть. Рисовал я плохо, но в моем арсенале имелся фотоаппарат высокого разрешения – можно было бы запечатлеть далекое прошлое. Но не для того я в Некрасов при-ехал. Да и не было здесь косовороток. Молодежь в джинсах, бабы в халатах, мужики в армейском и милицейском камуфляже. Машины – «Жигули», старенькие иномарки, хотя на площади навстречу нам промчался новенькиий «Икс-пятый» «БМВ». И еще я видел телегу на резиновых колесах, ее неторопливо тянула старая кобыла, оборудованная системой вентиляции в виде слипшегося хвоста, которым она отмахивалась от мух и прочих слепней.

Навигатор показывал мне направление и уводил все дальше от центра. Дорога плавно свернула влево и пошла вдоль большого длинного озера с изумрудной водой. Слева тянулись бревенчатые избы вперемежку с кирпичными домами, справа – за камышовой порослью дремала в тишине под солнцем спокойная водная гладь. На том берегу вдалеке виднелся монастырь. И снова я подумал о фотоаппарате, но так и не взялся за него.

В Некрасов я приехал по делу – человека мне надо найти, Караваева Альберта Викторовича, восемьдесят четвертого года рождения, двадцати шести лет от роду. Частным сыском я занимаюсь; работа, может, и романтическая, но непростая и связанная с командировками.

Контора моя зарегистрирована в Москве, ничего особенного в ней нет, никаких необычных услуг я не оказываю. Частные сыскные агентства занимаются тем же самым, на том же профессиональном уровне, но так уж устроен русский человек, что искренне верит, будто детектив из Москвы справится со своей работой намного лучше, чем такой же сыскарь, ну, например, из Урюпинска. Потому и приходилось мне принимать заказы из других, далеких от Москвы регионов. Каюсь, брал я за свои услуги немало, раза в два как минимум, чем коллега с периферии. Принимал заказ к исполнению, выезжал на место и работал на пределе сил и возможностей.

Работы хватало и в Москве, но все-таки я предпочитал трудиться в регионах. И страсть к путешествиям здесь ни при чем. Просто, как человек честный и порядочный, я дал себе установку не изменять жене в Москве, а на выезде позволял себе нарушать ее без всякого на то сожаления. Нет, я не мстил Зине, это слишком низко для человека, который уважает себя и может постоять за свою честь. Да и не за что ей, в общем-то, было мстить. Может, и отправила она меня в нокаут сгоряча, но так ведь, по большому счету, я мог дать ей сдачи. Натура у меня такая, что я иду до конца, пока не свалюсь замертво. И от Зины я мог бы отбиться, если бы очень этого захотел. Но так ведь не захотел. Я сам, по своей воле объявил ее победителем, потому и сдался ей на милость. Только вот моя кобелиная сущность продолжала вести борьбу за свою независимость. Дело не в жене, дело во мне. И то, что я хранил ей верность в Москве, – это уже великий для меня подвиг. А командировка – это отдушина, без которой я бы задохнулся в своей жизни. Потому за работу на стороне я брался с удовольствием, хотя старался не злоупотреблять. Зина не дура, она подозревала, почему я стремлюсь работать на выезде, потому и приставила ко мне своего братца. Но так ведь и я не дурак и сумел подобрать к Ване ключик. Я помогаю ему снять женщину, а он закрывает глаза на мои проделки. Так было раньше, так будет и сейчас. Если, конечно, попадется достойный моего внимания объект…

Некрасов – особый случай. Я ехал сюда не начинать, а продолжать свою работу. Все началось в Кирове, где и поступил заказ. Мы приехали туда с Иваном, я развернул бурную деятельность, выяснил, что пропавший Альберт Караваев устроился работать экономистом на завод железобетонных конструкций, руководил которым некий Ремезов Эдуард Андреевич, уроженец города Некрасов. Тогда, четыре года назад, Альберт только что окончил институт, опыта работы не имел, поэтому в экономический отдел его взяли на стажировку. Дескать, работай пока задаром, а там будет ясно, брать тебя в штат или нет. Существует такая изощренная форма добровольного рабства, и Ремезов ее практиковал. Караваев не сопротивлялся, поскольку родители его, люди далеко не бедные, могли содержать сына. Через пару месяцев после того, как он устроился на работу, владельцы завода сменили руководство, Ремезов и его сестра остались не у дел, а вслед за ним исчез и сам Альберт. Родители не знали, что делать, обращались в милицию, нанимали частных детективов, но сына так и не нашли. В конце концов они вышли на меня, связались со мной через Интернет, мы договорились об оплате, и я приступил к делу.

За день работы мне полагалась весьма приличная сумма, плюс очень солидное вознаграждение за найденного сына. Далеко не каждая семья могла позволить себе такие траты. Неудивительно, что меня заинтересовало материальное положение семьи Караваевых. Жили они в роскошной квартире в центре города, имели загородный дом, своя оконная фабрика у них. Вот и возник у меня вопрос, почему сын выбрал завод железобетонных конструкций, хотя мог устроиться на работу к отцу с перспективой занять место генерального директора. Караваевых мой вопрос не удивил, у них был на него ответ. Характер у Альберта не подарок, парень избалованный, раздерганный, то ему не так, то не эдак. В общем, не жаловал он родителей и не хотел работать у отца. Дескать, он сам себе голова и не учите меня жить. Взбунтовался парень против родителей, что ж, бывает. Но почему именно Ремезов привлек его внимание? Это могло быть обычным совпадением – ведь не работа же выбирает человека, а наоборот. Где была вакансия, туда парень и подался. Но я стал копать глубже и узнал, что у Ремезова была младшая сестра Настя, на тот момент двадцати пяти лет от роду. Она была на три года старше Альберта, но это не помешало им закрутить роман. Женщина, говорят, она была очень симпатичная, но вдова и с ребенком, которого потенциальные женихи воспринимают как ненужный довесок. К тому же суеверный мужчина на вдове не женится, а кто сейчас без предрассудков? В общем, особых шансов устроить свою жизнь у Насти не было. Но тут подвернулся Альберт, и она не упустила возможности захомутать его. Это с родителями у него дурной характер, а с Настей он повел себя иначе, пошел у нее на поводу. Не знаю, дошло ли дело до загса – выяснить я это не смог, поскольку знал только девичью фамилию Насти, а ведь она до встречи с Альбертом успела побывать замужем. Зато я знал, что из Кирова они уехала вслед за братом, в свой родной город. Чутье подсказывало мне, что Альберта нужно искать в Некрасове, поэтому я и сам отправился сюда. Чутье у меня, может, и не самое тонкое, но подводило оно меня редко. Хотя и подводило. И еще это чутье не казалось мне достаточным основанием, чтобы ехать из Москвы в Некрасов на кемпере. Слишком большое это расстояние для таких путешествий на старом и медленном автобусе, а уверенности в том, что Альберт находится здесь, не было. Но так ведь от Кирова до Некрасова всего сто семьдесят километров, не так уж это и много. А в Кирове я работал больше недели, пытаясь отыскать след Караваева, и кемпер мне там был нужен, поэтому он сейчас со мной как та ракушка для улитки…

Автобус остановился напротив небольшого деревянного домика с резными наличниками и жестяным петухом на крыше. Бревна обиты свежей вагонкой, стены выкрашены в жизнерадостный бежевый цвет, забор низкий, но видно, что поставили его недавно – ровно стоит, штакетинка к штакетинке, краска на солнце блестит. Елочки перед домом посажены, дорожка бетонная к крыльцу ведет, садовые деревья ухожены. Видно, что хозяин следит за своими владениями. Но машины во дворе не видно, и места под нее нет. Значит, владельцы этого дома живут небогато. А Ремезов хорошие деньги в свое время поднимал, на иномарке дорогой ездил. Да и вряд ли он ушел на пустое место.

– Приехали!

Я остановил машину, глянул на часы. Половина третьего пополудни – рабочий день в самом разгаре. Сейчас я узнаю, что сестры Ремезовой в городе нет, выясню, где она живет, и мы отправимся в обратный путь. Почему в обратный? Да потому, что она может жить в том же Кирове, возможно, вместе со своим новым мужем… Хотя и не факт, что живет она там. Если так, то придется выяснять, куда ехать. Главное, мы добрались до печки, от которой теперь будем плясать.

– Я смотрю, озеро тут! – Ваня спросонья потянулся, зевнул во всю глотку, засветив свои гланды. – Искупаться можно?

– Можно. Только здесь раки большие.

Я проехал чуть вперед, чтобы не оставлять автобус напротив дома, вышел из него, пересек дорогу с потрескавшимся от времени, выщербленным, но все-таки асфальтом.

Вызвать хозяйку мне помог лохматый двортерьер, который со звонким лаем выскочил из будки. Судя по его поведению, пес этот не злой, просто косточки ему после сна размять надо. И хвостом собака махала дружелюбно, будто радуясь мне.

Дверь открылась, и на крыльцо вышла благообразная старушка в белом платочке. Теплый солнечный день на улице, а на ней платье шерстяное. Возраст у женщины такой, когда кровь плохо греет, а старым костям тепло нужно. Это все понятно, но платье на ней не деревенское. Не новое уже, но недешевое. Возможно, с дочкиного плеча. Калоши на ногах, но не те, что продаются в сельпо. Под туфли калоши эти сделаны, даже шнуровка на них обозначена… В общем, стильная старушка. Она смотрела на меня настороженно, но с наползающей на губы добродушной улыбкой. Не видит она во мне опасного человека, не кажусь я ей подозрительным. Даже при том, что шишка на скуле раздулась, синевой налилась.

– Здравствуйте! – Я широко улыбнулся, приветствуя старушку.

Хотелось произвести благоприятное на нее впечатление, поэтому в сияние улыбки я вложил душу. Это нетрудно, если есть опыт. Четыре года в государственном сыске, еще три – в частном. До уровня Шерлока Холмса, может, я и не дорос, но на недостаток профессионализма не жалуюсь. И большинство клиентов тоже. Не скажу, что большинство это подавляющее, но тем не менее…

– Мне бы с Настей поговорить. Я так понимаю, вы ее мама?

– Да, я ее мама. Варвара Степановна меня зовут, – тонким звонким голоском сказала женщина.

Она открыла калитку, протянула мне руку, взяла под локоток и увлекла за собой во двор.

– А собака? – спохватился я.

– Не бойся, Игорь, она не кусается.

Игорь?! Старушка назвала меня Игорем. Значит, она приняла меня за кого-то другого. Я не заметил, чтобы она подслеповато щурилась – видимо, со зрением у нее все в порядке. Если так, то этого Игоря она и в глаза никогда не видела. Но знает о его существовании.

– Да я не боюсь.

Пес ткнулся носом в мою ногу, затем поднял голову, с особой собачьей теплотой глядя на меня. Чувствует, что хозяйка приняла меня за своего, и сам проникся ко мне. Не бойся, говорил его взгляд, я не укушу и на ногу не помочусь, не оставлю на джинсах мокрую метку.

Женщина провела меня в дом, посадила за круглый стол в светлой горнице, сама заняла место напротив, подложив под подбородок сцепленные в замок ладони. Добродушно смотрит, с теплой улыбкой и горячей надеждой.

– Насти-то пока нет. Но вот-вот будет, – с характерным для этих краев нажимом на «о» сказала она. – Ой, я сейчас чай поставлю!

Варвара Степановна поднялась со стула легко, как сорванная ветром пушинка. Я осмотрелся. Буфет старинный в горнице, трельяж из семидесятых годов, на древнем комоде стоит современный телевизор – небольшой, но плазменный. На окнах чистые занавески с вышитым узором, на трюмо и буфете салфетки из той же серии. Образа в «красном» углу, фотографии на стенах. Немолодой мужчина в солдатской пилотке и с буденновскими усами под крупным широким носом, рядом красивая девушка в платке с ясными, как у Варвары Степановны, глазами. Рядом фотография того же мужчины, но заснятого в гордом одиночестве. А гордость его подчеркивали награды на солдатской гимнастерке: два ордена Красной Звезды с одной стороны, а с другой – несколько медалей, в том числе и юбилейные. Видно, что фотография уже послевоенная, но еще тех времен, когда ветеранов юбилейными медалями не очень баловали. Ордена стопроцентно боевые, честно заслуженные в боях, и медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» тоже не военкоматом выданы. Хотя, конечно, бывает, что награда находит героя через время. А случается, что и не героя вовсе. Знал я одного такого ветерана – наград полная грудь, каждый год на юбилейный Парад Победы ездил, нам, школьникам рассказывал, как доблестно он воевал на фронтах войны. А однажды не пригласили его на парад, и это его не просто возмутило, а чертовски взбесило. Ну и накатал этот герой телегу на военкома. Стали разбираться, поднимать архивы, оказалось, что дедушка действительно ветераном войны оказался. Только не с той стороны воевал он, полицаем был. Особо не зверствовал, поэтому после войны всего десять лет лагерей получил. Отсидел, в родные края подаваться не стал, осел в нашем городе, украл у кого-то боевой орден, справил фальшивый документ, даже на учет в военный комиссариат как ветеран войны встал, юбилейные медали щедро получал. А на старости лет еще и обнаглел дальше некуда… Но, глядя на орденоносца с фотографии, я почему-то не сомневался в его героизме. Не было сомнений и насчет того, что рядом с ним находилась нынешняя Варвара Степановна.

Привлекла меня и другая фотография. Все тот же мужчина, но уже не с черными, а седыми, увядшими усами, рядом – уже немолодая Варвара Степановна, между ними совсем еще молодой Эдик Ремезов, который обнимал, прижимая к себе красивую девочку лет четырнадцати. Фотографию Ремезова я нашел в отделе кадров, а как выглядела Настя знал, только с чужих слов. Если она такая же красивая, как на этом старом снимке, то я пропал. Черные как смоль брови, большие глубокие глаза, волнующие черты лица. Мне говорили, что Настя просто симпатичная, но если это так, то ничего удивительного. Если девочка красива в четырнадцать лет – это совсем не значит, что она не подурнеет к двадцати годам.

Варвара Степановна подошла ко мне тихонько. Я не услышал ее шагов, но спиной почувствовал ее приближение.

– Андрей Николаевич наш статным был мужчиной, – вздохнула она. – Царствие ему небесное!

– Ушел?

– Ушел. Девять лет как ушел. И меня к себе зовет.

– Всех нас кто-то к себе зовет, – ради красного словца сказал я. – Тут, главное, не отзываться.

– А я вот отзываюсь. Дети выросли, внук есть. Все в этой жизни устроены, им от меня ничего не нужно. А если не нужно, то и меня здесь ничего не держит.

– А внука нянчить кто будет?

– Да он уже большой, десять лет ему. И с матерью он живет… Но если вдруг тебе, Игорь, Славик будет в тягость, я его к себе заберу, – расстроилась и вместе с тем обрадовалась старушка.

Не понравилось ей, что ее внук может быть в тягость какому-то там Игорю, но, с другой стороны, ей хотелось ощущать хоть какую-то нужность. Только вот радость ее как-то уж очень тускло прозвучала.

– А почему внук один? – уклоняясь от скользкой темы, спросил я. – Детей у вас много, а внук один?

– Детей двое, больше бог не дал… – вздохнула женщина и набожно перекрестилась на образ. – И то поздно дал, мне почти тридцать-то было, когда Эдик появился… У Эдика детей нет, у Насти только один сын. Может, вы меня с ней порадуете? – с надеждой спросила она.

– В смысле ребенка сделать?.. А почему ваш Эдик стараться не хочет?

– Ну, он, может, и старается, – с горечью, как мне показалось, усмехнулась она. – Да только ничего не получается. Богом ему не дано детей иметь.

– Почему?

– Потому что… Потому что потому, – ушла от ответа Варвара Степановна.

Есть масса причин, из-за которых мужчина может стать бесплодным. Тут и свинка с осложнениями, и заболевание щитовидной железы, еще и отморозить можно… Всего и не перечислишь. Да меня и не волновало, отчего Ремезов не мог иметь детей.

– А может, в жене дело? – спросил я.

Три с половиной года назад Ремезов не был женат, но время идет, семейный статус меняется. И мне бы хотелось знать, насколько у него жизнь в этом плане изменилась.

– В жене дело?.. Да, в жене… Любит он ее очень. Ни с кем больше не хочет… Ну да ладно…

Я озадаченно поскреб пальцами подернутую щетиной щеку. И Ремезов, получается, бесплоден, и его жена. Такое тоже, наверное, бывает. Но почему тогда Варвара Степановна сожалеет о том, что ее сын не может нагулять ребенка на стороне?.. Или не сожалеет она? Может, напротив, гордится тем, что Эдик такой порядочный мужчина, что не изменяет жене. В отличие от некоторых. Но если гордится, почему так безрадостно? Или просто тоска по неродившимся внукам сожрала радость?

– Главное, чтобы у тебя, Игорь, все было в порядке, – проникновенно посмотрела на меня женщина. – Нам внуки нужны… А если Славик тебе в тягость, так он у меня пожить может…

– А почему он должен быть мне в тягость? Что, были инциденты?

– Это ты о чем, Игорь? – непонимающе глянула на меня Варвара Степановна.

– Ну, может, был у Насти муж, которому Славик был в тягость?

– Был-то у Насти муж. И Славик не мог быть ему в тягость. Потому что погиб он еще до его рождения. На мотоцикле разбился…

– Так это первый муж.

– А больше у нее мужей не было.

– Что, и ни с кем больше она не встречалась?

– Ну, может, и встречалась, я не знаю, – смутилась старушка.

Знала она все, просто дочь выдавать не стала.

– А из Кирова она одна приехала?

– Из Кирова-то?.. С Эдиком они приехали…

– Ну, Эдик ее брат. А меня ее парень интересует. Она должна была с парнем сюда приехать. Альберт его зовут…

– Альберт?! – всполошилась вдруг женщина.

Где-то в глубинах сознания у меня вспыхнул ярко-красный огонек. Собака Павлова реагировала на условный сигнал, так и внутри у меня вздыбился охотничий пес. А сигнал ему подал я сам. Потому что уловил сильное волнение в поведении женщины. Определенно, имя Альберт ей было знакомо. Что ж, теперь моего сыскного зверя не остановить.

– Да, его звали Альберт, – кивнул я, пристально глядя на нее.

– Не знаю такого, – соврала Варвара Степановна.

– Точно не знаете?

– Не знаю!

– А если хорошо подумать?

– Не знаю я ничего. – Женщина смущенно отвела взгляд в сторону.

Не умела она врать, потому и выдала себя с головой.

– А мне кажется, что знаете.

Я достал из висящей у меня на боку борсетки фотографию Альберта, показал ее женщине. Она глянула на нее, внутренне съежилась и отвела в сторону взгляд.

Таких парней, как Альберт, называют смазливыми. Правильные черты лица, пышные смоляные волосы, пронзительный взгляд, но ему не хватало мужественности, чтобы назвать его красивым. Женоподобным его не назовешь, но все-таки была в нем противоестественная для мужчины нежность, и еще эта капризная линия рта очень портила его как представителя сильного пола. И взгляд какой-то жидковатый… Да и характер у него истеричный, немужской, если судить по словам родителей. Потому и привередничал он перед ними… А потом еще и отомстил, сбежав с Настей. Мог бы и весточку хоть какую-то подать, так нет, зарылся как крот в землю… Или зарыли?..

– Узнаете? – спросил я.

– Нет, не узнаю, – нервно мотнула она головой.

– Точно не узнаете?

В это время за окном послышался веселый лай, Варвара Степановна почуяла гостя, бодро кинулась к двери, радуясь тому, что случай избавил ее от необходимости отвечать на неудобный вопрос.