Читать книгу Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия - Владимир Колотенко - Страница 3

Он вдруг сдернул, как скальп, с головы свои черные с проседью кудри, оказавшиеся ничем иным как обычным париком, и протянул его мне. Я смотрел на его коротко стриженную белую голову, напоминающую матовый стеклянный плафон, едва сдерживая себя от того, чтобы не расхохотаться.

– Держи, – сказал он и расхохотался сам.

Еще бы! На моем месте каждый бы был удивлен. Мы стояли и просто ржали, как кони, хватаясь за животы и корячась от смеха. Я все-таки напялил на голову этот легкий еще теплый шлем из чужих волос, и первым моим желанием было посмотреться то ли в зеркало, то ли в какую-нибудь стекляшку, чтобы увидеть, на кого же я стал похож. Я даже подбежал к стоящему в двух шагах спортивному авто, за рулем которого вальяжно восседала прекрасная брюнетка, и, упав перед ней на колено, заглянул в боковое зеркальце.

– Окей! – проговорила она, улыбаясь и показывая мне свой прекрасный кулачок с оттопыренным вверх большим пальцем. – Ты смотришься очень хорошо! И нажала на акселератор.

Юра тем временем перестал улыбаться, снял очки и своими близорукими глазами уставился на меня, ожидая, когда я, наконец, подойду к нему. Без парика и очков он выглядел совсем чужим и, пожалуй, беспомощным. Он стоял, как слепой в ожидании поводыря. Потом все оказалось до смешного просто. Оказалось, что парик и очки представляют собой некое единое устройство, объединенное тончайшим, незаметным с виду, проводком, который связан с минигенератором СВЧ, пристегнутым к внутренней подкладке его кожаной куртки. Теперь мне стало ясно, почему он не снимает ее, даже когда лежит на диване.

– Не шевелись, – сказал Юра и выждал секунду-другую, пока я осознавал происходящее.

Он подошел почти вплотную и, с той же нерешительностью, как и минуту тому назад, замер, как бы соображая про себя, совершать ли задуманное или повременить.

– Смелее, – поторопил я его, и он согласился:

– Ладно.

Я хотел было взять очки, но Юра, как и в прошлый раз, когда я пытался сдернуть их с него, чтобы заглянуть в глаза, ловко перехватил мою руку и увел в сторону.

– Я сам.

Я только пожал плечами. Он сам водрузил очки на мою переносицу, и только теперь я смог оценить всю полноту той несвободы, которая преследует каждого, очутившегося не в своей тарелке. Я был пойман и взнуздан, как дикий скакун лассо, затягивающимся на шее при любой попытке высвобождения. Невозможно рассказать, какое было первое впечатление от тех красот, вдруг заполнивших мир, в котором я очутился. Сначала я, признаюсь, испытал чувство страха. Оказавшись во власти этих волшебных стекол, я погрузился в мир непередаваемых радужных красок, которые в первый момент меня ошеломили и, конечно же, напугали.

– Поправь, если испытываешь какие-то неудобства.

Этого поправить не мог никто. Тот мир, где я жил до сих пор, тотчас поблек, растворился и умер. Здесь же господствовала безбрежная сказочная пульсирующая стихия световых переливов и волшебный калейдоскоп нежных акварелей. Я понимал, что все дело, так сказать, в шляпе, в Юрином парике и очках, которые и обездвижили меня, послав в глубокий нокаут.

– Сейчас это пройдет, – услышал я его голос, – не волнуйся, это бывает с каждым, кто не подготовлен.

Я повернул голову в его сторону и едва не ослеп. В глаза ударило пламя огня, как из-за внезапно открывшейся заслонки мартеновской печи. Я отшатнулся назад и прикрылся рукой. Как от удара.

– А теперь убери руку и смотри на меня!

Его голос меня успокоил, я медленно отвел руку в сторону, готовый тут же прикрыть глаза. Я никогда не забуду этот миг, я забуду свой первый поцелуй, свой первый прыжок с парашютом, я забуду Париж, Рим и атолл нашего острова, но не этот чудесный миг. Юра сиял и светился, и мерцал, как мерцают в ночи светлячки, фосфоресцировал, как море в теплом ночном сентябре, а вокруг его головы, дрожа и переливаясь красками, сиял золотисто-оранжевый бархатный серп, ясный и нежный, как у всех святых, как у Иисуса Христа, завораживающий нимб. Я стоял, каменный, очарованный этой красотой, и не мог вымолвить ни слова, ни звука. Я не мог даже выдохнуть – у меня перехватило дыхание.

– Я знал, что тебе понравлюсь, – сказал Юра.

Когда он произносил эту фразу, я видел его шевелящиеся толстые, как пиявки, фиолетовые губы и сощурившиеся в улыбке бездонные глаза – два завораживающих и затягивающих тебя колодца, как две манящие пустоты, наполненные магией покоя и неги. Я не мог оторвать от них глаз.

– Дыши, – сказал Юра и снова улыбнулся.