Читать книгу Сестра Морфея - Владимир Козлов - Страница 8

В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что – то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что – то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.

Платон в душе был премного благодарен ей, но на месте выражать слова благодарности постерегся. Для него она до сих пор была женщина – загадка, непредсказуема и не опознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка, и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что – то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Сергей Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась её дочь. Платону всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он пытался отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и подсчитала что – то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.

– Всё, – сказала она, когда закончила писать. – Не надо мне его денег и любовницей не хочу быть при этом упыре. Он думал, водовоза нашёл. Дудки! И с домом он обломится. Хотя он уже фундамент там залил.

Платон не понимал, о чём она говорит и, оборвав её рассуждения, спросил:

– Вы о чём Людмила Ивановна?

Она вздрогнула от его голоса и, посмотрев на него, взяла лист в руки, бойко сказала:

– А вы послушайте!

Директору клуба «Сибирь»

От заместителя Л. И. Шабановой.

Заявление.

Я Людмила Ивановна Шабанова, находясь в здравом уме, и твёрдой памяти обвиняю вас как большого корыстолюбца и не честного руководителя. С первого дня своей работы я столкнулась с грязными эпизодами связанные не только с работой, но и моей личной жизнью. Вы пытались из меня сделать любовницу, чтобы сбить цену на дом. Подумайте сами, зачем мне нужен мешок костей, который будет истязать моё тело? Или хотели чтобы я откармливала вас? Я сама впроголодь живу. Даже туалетную бумагу покупаю в Секонд Хенде. Пускай вас жена кормит, а у меня есть, кого кормить. Вы нагло обманываете всех своих тренеров, кладя им, смешные копейки в конверты при этом не забываете своей Фиме и племяннику платить по двадцать тысяч. Спрашивается за что? Я привезла за период школьных лагерей более тысячи человек, для отбора. Отбором занимался только Сергей Сергеевич, а деньги по 20 рублей за отбор собирала Фима. Теперь посчитайте, сколько она положила себе в карман за две недели, и сколько заработал Сергей Сергеевич. Итак, берём по 80 человек в день, это 1600 рублей, умножаем их на 15 дней, получаем 24000 тысячи. И это только до обеда зарабатывал Сергей Сергеевич для вас, но от этой суммы он, ни копейки не отщипнул. Зато Фима ежедневно кушала бутерброды с карбонатом и форелью и запивала их густым соком. Мне вы обещали платить по 18 тысяч, но конверт подсунули с десятью тысячами. Вы плут и наглый обманщик. И поэтому, я прерываю с вами, как и с клубом, всяческие отношения. Со всеми вопросами по продаже дома обращайтесь к моему брату Шабанову Валерию Ивановичу. Меня прошу не искать.

Подпись. Шабанова.

Закончив читать, она подняла глаза на Платона. Тот смотрел на неё и, прикрывая рот ладонью, тихо смеялся:

– Что я неправильно написала? – кокетливо повела она своими глазками.

Он встал со стула и подошёл к окну. Солнце перешло на запад и по глазам не било. Он вгляделся в большое стекло и увидал приближающий силуэт Фимы.

– Ну, вот и дочка показалась, – сказал он, – наверное, уборщицы позвонили ей за отца. А написала ты хоть и жестоко, но правильно. И это не заявление, а открытое письмо своему оппоненту. Мне понравилась твоя отповедь. Таких, худосочных типов с лисьим образом только так и лечить надо. Только твоё заявление, как – бы ты не хотела, имеет холостой смысл. Ты же официально в Сибири не оформлена. Подшивать его он нигде не будет, а скомкает и прямым ходом в урну бросит.

Людмила Ивановна перевела дыхание и улыбнулась:

– Ну и пусть, – зато он будет знать, что я о нём думаю.

На самом деле Сергей Сергеевич не одобрял её действий. Он понимал, что на фоне этого письма в семье Хаджи может разыграться очередная драма. На памяти Платона, он их практически все знал, так – как они проходили на его глазах. Он мог бы без особого труда, и отговорить Людмилу Ивановну от подобной опрометчивости. Но злость, накопленная за время работы в клубе на меркантильного директора, которую он сегодня выплеснул, подсказывала ему разумное решение. «Не мешать Шабановой».

Жена Хаджи, Лиза в бытность Сергея Сергеевича не раз приходила в спортивный зал на соревнования на тренировки, где работал Александр Андреевич тренером, и заставала его в обществе незнакомых дам. Сегодня очередь устраивать скандал подошла к его дочери Фиме.

Она молодая мама, мелководной породы с низким лбом, и такая же худая как папа с повадками лисы, не вошла, а ворвалась в кабинет и, бросив сумку на диван, презрительно посмотрела на Платона:

– Что тут произошло Сергей Сергеевич? Где папа?

– Папу твоего забрали в каталажку и выпустят, наверное, не скоро. Он в присутствии меня и милиции пытался зарезать Людмилу Ивановну опасным и холодным орудием, – сдержал улыбку Платон, скрыв от Фимы, что в руках у директора была шариковая авторучка.

Фима перевела взгляд на Людмилу Ивановну:

– Что это такое Людмила Ивановна, потрудитесь ответить?

Шабанова немного сконфузилась от смелого выпада Фимы, но взглянув в решительное лицо Платона, приняла смелый вид.

– А собственно чего я буду отвечать, вот ознакомься, – протянула она заявление Фиме.

Та выдернула у неё из рук лист и впилась в него.

Людмила Ивановна стояла напротив неё, засунув руки в карманы сарафана, и смотрела на дочь директора своими глубоко посаженными синими глазами.

– Как вы смеете писать такую ересь? – закричала Фима, когда полностью ознакомилась с заявлением. – Да я кушала бутерброды, но эти деньги я собирала. Так мне папа велел.

– Ты собирала, а я зарабатывал, – встрял в разговор Сергей Сергеевич. – Ты Фима пойми, если клуб ваш, то это не значит, что мы работающие люди должны получать меньше тебя и твоего братика. Посуди сама, у тебя в группе пять человек, – это максимум четыре тысячи, – пятнадцать процентов от этой суммы тебе должно идти на зарплату. Красная цена твоему месячному заработку шестьсот рублей, а тебе папа положил за июнь месяц двадцать тысяч. Чтобы получать такие деньги тебе нужно сдать в казну клуба сто тридцать четыре тысячи. У меня четыре группы по пятнадцать человек, а я получаю две штуки. Это разве справедливо?

Он протянул ей два конверта с деньгами брата и её.

Фима заглянула в свой конверт и, увидав там две купюры в пятьсот и сто рублей, вначале ужасно растерялась. Потом вспыхнула на мгновение, смахнула с щёк выступившие слёзы, но быстро мобилизовалась и, негодуя, бросила в сердцах:

– Какое вы имеете право определять мне заработную плату. Не забывайтесь, вы здесь никто.

– Мы здесь с тобой на одном уровне пребываем, ни ты, ни я, как и другие тренера, официально не оформлены. Все мы здесь по статусу батраки, только папа тебя облизывает как сахарную курочку, а нам шиш показывает и тот не маслом, а с горчицей.

Она хотела ему возразить, но он, подошёл вплотную к ней и прижал вертикально свой указательный палец к её губам.

– С завтрашнего дня я здесь никто, – прошептал он. – А сегодня я старший тренер, и в отсутствии твоего папы имею полное право распределять заработную плату каждому по труду.

Пока он нашёптывал Фиме о своих правах она, поймав момент, попыталась укусить его за палец, сильно щёлкнув зубами. Но он вовремя отдёрнул руку. И погрозив ей тем же пальцем, в шутку сказал:

– Ну, вот Александр Андреевич уже и рептилию на меня свою спустил. Надеюсь, твои укусы не ядовиты?

Людмила Ивановна заразительно засмеялась. Такой весёлой её Сергей Сергеевич ещё ни разу не видал.

– Интересная история, – разнежено протянула Фима и потрясла заявлением, в который она вцепилась как в свою незаслуженную зарплату.

– Пускай Людмила Ивановна выйдет из кабинета и на улице демонстрирует свой гомерический смех, а мне нужно с вами Сергей Сергеевич посекретничать.

Людмила Ивановна смеяться не прекратила, помахав неизвестно кому рукой, без пререканий покинула кабинет.

Фима прошла к креслу отца и опустила в него свой костлявый зад.

– Сергей Сергеевич, вы много не знаете, – произнесла она. – На нашу семью обрушилось большое несчастье. Отец набрал кредитов кучу и задолжал бандитам крупную сумму. Вот они его и держали в погребе две недели на хлебе и воде, пока мы с мамой и братом не вернули им часть денег. Осталось достать двести тысяч и тогда они отстанут от папы. Он ещё дом не купил у Людмилы Ивановны, но уже нашёл покупателя на него. Так серьёзно его прижали нехорошие дяди. Это основная причина низкой заработной платы всего персонала клуба.

– Кроме тебя и твоего брата, не считая твоего папы, – заметил он. – Так что ж мы ваши семейные финансовые проблемы на своих шеях должны выносить? – возмутился Сергей Сергеевич. – Он бывший сотрудник КГБ и так глупо влип в денежный круговорот. Мне это не понятно?

В ответ на его слова она скупо улыбнулась.

– Успокойтесь вы, – КГБ это звучит только грозно, но там разные должности были. Папа мой, например хоть и офицер, а охранял мясо от жуликов и крыс. Представьте себе, он уже не знает, как выбраться из этого порочного круга, в который его затянули обстоятельства. Он думает, передумает и ничего не может придумать.

У неё дыхание приостановилось, и глаза моментально увлажнились.

«На жалость бьёт, – подумал Сергей Сергеевич, – но ничего не получится. Мне и не такие номера приходилось в жизни видать. Деньги распределены по справедливости и возвращать их Фиме я не намерен».

Он встал со стула, заглянул ей в глаза:

– А не надо думать и передумывать, ему надо в первую очередь бросить бухать. Пьянство и коммерция вещи несовместимые. И второе, – заставить обязательно вас с братом работать. Тогда твой папа будет иметь счастливый вид. А взваливать своё тяжкое бремя на штат не совсем порядочно. Здесь рабов нет!

Дальше продолжать с ней разговор было бессмысленно, и он направился к выходу, не обращая внимания на её плачевные сетования.