Читать книгу Расщелина - Владимир Кремин - Страница 8

Таежные тропы

Ночью, Василию слышалось безмятежное бормотание дремлющей долины. А мысли тревожно блуждали неподалеку от навеса, сработанного им для ночлега. Никогда, в такую пору, не отваживался он с охотниками в тайгу ходить. В лесу – весна для приплоду, птица под гнездовья место готовит; здесь тишина и покой потребен. Для охоты осень природой положена; зверье сыто, бока наедены, да и злости в нем после сытного лета поубавилось. А в столь раннюю пору природа в полудреме; ветер, да холод по рощам гуляет, тепла ждут чащи непролазные. Одно беспокойство и для зверя голодного, и для охотника бестолкового. Снег не сошел, а росомаха, гляди уж, на тропу вышла; все излазает, все оглядит, да обшарит, а то зимы ей мало? Не приведи такой бестии путь охотника пересечь – неотвязная натура.

Как дьявольский медведь, что ростом не вышел, только вот вредности в этом звере по более будет. Эта вечная бродяга не упустит своего. Ловкий и бесстрашный демон севера, так его ещё называют; этот измором берет, да наглостью, что не каждому зверю свойственна. Это ночное животное жрет все; волки, да рыси разбегаются. Свое всегда возьмет. Ее вон, даже медведь побаивается. Тут и дерево не спасает; следом лезет… Ведь изведет, а со следа не сойдет пока не собьешь табаком, или добычи кусок на тропе не бросишь. Обоняние получше волчьего; благо хоть те с оттепелью в глубь тайги откатывают. Не время охоты для них, слякоть, да болота оживают. Дичь гоном не взять; тропы по таяли, с грязью помешались. Даже волчий вой по ранней весне редок – понимает зверь, что лесу и без того тоскливо. Да и волк ближе к волчице держится; будущее потомство охраняет, а подруга на сносях укромного места ищет. Не до гонок тут по сырой чаще. Мышей, да падали, после зимы всегда хватает.

А человек, войдет в лес не осторожно, нашумит, наломает. Спихнет неуклюже камень с кручи; и пойдет он крушить, да мять без надобности все, что внизу стоит. Кому на лапу, кому на хвост упадет и все то зло от него по лесу сонному, после зимы не побуженному, гулять пойдет. Тут вот и думай; шумно по не хоженой тайге шагать, или таиться…

Тропы Василий находил легко, шел проверенной дорогой. Беспокойство, однако, следом шло, неотвязно и въедливо проникая в душу, селя тревогу, но пробуждая осторожность и опасения. День, что спичка; отсветил не грея и погас. Впереди вторая ночь; иначе семь десятков верст по тайге никак не одолеть. Раскисшие болота вокруг обходить пришлось; слаб и опасен весенний наст. Так уж лучше лишний круг, не то не просушиться и за ночь, без особых запасов и сна не будет. А поутру и ходок из тебя никудышный. Вот и стремил Василий хотя бы в два ночлега опасную глушь, да болота пройти, а там уж луга, да хутор. Пусть хоть и не жилой, но укрыться где найдётся. Слабо верилось ему, что остался кто-либо на хуторе. Должно быть и дом его прогнил уж весь, не завалился бы только. В город из хутора давным-давно никто не наведывался. Знамо умерли все, а то может и ушли последние поселенцы; подались кто куда, путями неведомыми. «Ну и то ладно, – думал Василий, – важно, чтобы хатенка какая цела осталась. Укрыться бы, да подготовить, что Шершень велел».