Читать книгу Солина купальня - Владимир Кремин - Страница 2
Соболькина пята
ОглавлениеМожет быть для кого-то день и зарождался с ранней зорьки, а вот у Собольки он, еще не завершившись, начался сразу же, после заката солнца. В разгар летних каникул дни становились насыщеннее, потому и казались длинною в год. Ведь столько можно было успеть сделать, что ни с одним, скучным и коротким, зимним днем сравнивать было бы глупо. Однако случались и летом серые будни; тогда время тянулось, не оставляя в памяти следа. Этот новый день от того может и проявился еще с вечера, что никак не смог бы вместить в себя все то, что было судьбой намечено. Но счастливого Собольку мысли такого рода мало интересовали; шло себе время и шло, ни торопить, ни оттягивать его бег он был не в силах. Потому и не занимал свободную от учебы голову подобными, непривычными его характеру, вещами.
Соболька изнывал от скуки, а тут, на тебе: подошва у башмака отвалилась. И не где-нибудь, а в сельском клубе, на вечернем сеансе. Фильм был, как никогда скучным и, едва удерживая себя на стуле, Соболька принялся за починку. Однако подобная работа оказалась ему вовсе не по силам; его толстые, неуклюжие пальцы, совсем не гнулись и уколовшись острым, сапожным гвоздем, он бросил эту затею. Фильм подходил к концу и стоило мелькнуть на экране последнему кадру, как народ суетливо ринулся к выходу. Соболька, пропуская всех вперед, остался сидеть на скрипучем стуле; ведь в толчее, башмак, а с ним и нога могли пострадать еще больше. Не хватало, ненароком, и вовсе без подошвы остаться, а идти до дома по темным, сельским проулкам предстояло еще долго.
Убедившись, что в зрительном зале никого не осталось, он с укором взглянул на старый башмак и окончательно понял: чинить его вдрызг разваленные формы бесполезно. Оскалившись тремя, чудом выжившими, кривыми гвоздями наружу, он стал совсем непригоден. Разочарованный хозяин так и оставил его стоять на клубном стуле, словно бы в отместку ленивому киномеханику, за столь неинтересное кино…
На улицах темень, да щекотливый звон неспящих сверчков. Деваться некуда; едва прихрамывая, на босую ногу, побрел таки Соболька в одиночестве домой. Бывают же ночи; ни звездочки тебе, ни луны, а о фонарях на столбах и вовсе речь заводить глупо. Редко они светили в поселке и недолго… Шел себе Соболька, осторожно ступая, и думал о возможности приобретения новых сандалий; ведь целое лето впереди, а босому бегать по колдобинам разбитых дорог и вовсе не к лицу. Мамка у него одна работала, а отца он и в глаза не видел; может даже и видел, но не помнил. Словом, денег в семье – от получки, до получки. Старший брат давно вырос и уехал куда-то на Север, «за длинным рублем», как водилось говорить в народе. Только вот от этого «длинного рубля», в памяти одни слова и остались. Помнил, что брат называл рубль «длинным», а насколько, он так и не узнал…
Соболькой, его друзья, да приятели звали; так как-то повелось в ребячьих, незамысловатых отношениях. К каждому липло свое; к одному прозвище, ловко придуманное каким-нибудь остряком, над другим потешались, забавы ради, на смех поднимали; так, без злобы, шутя, однако продолжая всегда считать страдальца «своим в доску». К нему же, кличка прилепилась из-за неуклюжих пальцев на руках. Они, ну почти совсем, не сгибаясь в суставах, походили на негнущиеся сучья сухого дерева, по пять на каждой руке. Может такого рода атавизм наблюдался и на пальцах ног, но тут никто не проверял – нужды не было. Кто-то из ребят, шутя сравнил гибкость тела пушного соболя, проворного зверька, снующего по норам и дуплам в лесу, с окаменелостью пальцев приятеля, не способных проникнуть хотя бы в собственное ухо или нос. Такое ехидное сравнение и породило липкое прозвище, от которого просто невозможно было отвязаться.
Так вот, следуя домой известной каждому дорогой, неожиданно, где-то в просматривавшемся приближении, среди кромешной тьмы проулка, едва высветилось странное, с виду белое, неподвижное пятно. Оно походило чем-то на скомканную, бесхозно брошенную газету, ее обрывки или клочки. Пятно лежало у изгороди и казалось ничем не мешало идущему мимо него путнику. Однако Собольке, не весть по какой причине, отчего-то, захотелось пнуть этот едва различимый обрывок. Подойдя ближе и напрочь забыв о своей босой ноге, он с силой подцепил валявшийся клок бумаги.
Газета взревела телячьим голосом и с шумом, вскочив на быстрые ноги, стуча копытами, исчезла в темноте пугающего пространства. Соболька окаменел от неожиданности, ощущая как по всему телу стремглав проползли мураши; их было не меньше стаи, населявшей целый муравейник. Однако босая нога, выдержав удар о тело дремавшего в тиши бычка, от чего-то так и замерла в позе футболиста стремящегося пробить по мячу. Виновник черно-белого, окраса, в мгновение исчез, а темная ночь вдруг стала еще страшней. Она спешно погнала босого и хромающего на одну ногу Собольку к дому, где начавшийся с вечера новый день, сулил закончиться и дать хоть малую передышку перед началом грядущего.
Утром болели не пальцы, а пятка: «К чему бы это?» – подумал Соболька, словно предчувствуя начало нового, наполненного кознями, дня. Нет, сегодня он никуда не пойдет, у него нет сандалий и ноет стопа ноги. Мать же обещала купить ему новые сандале только завтра, когда ей не нужно будет идти на работу и они вместе отправятся в магазин. Оно конечно, как говорится, на голу ногу всякий башмак впору, но вопрос еще; найдутся ли подходящие, а то до Райцентра так же далеко, как и до выходных. Хотелось думать, что день наверняка станет удачливей своего вчерашнего начала. Соболька знал; покупка непременно состоится, но ведь это будет только завтра, а сегодня вот-вот за ним зайдут ребята и отказать им в столь увлекательном походе на озеро, что за селом раскинулось, он будет просто не в силах.
Так и случилось: «Мы ведь тебе не по колдобинам дороги на босу ногу прыгать предлагаем, а на велосипедах. И до озера быстрее доберемся и педали; крути себе да крути – заботы нет. Пошли!..» – уговаривали друзья. Противиться было глупо и не свойственно его характеру, а старый Соболькин велосипед был в полном порядке и поэтому совсем скоро, дружной ватагой, приятели уже мчались к озеру, мелькая спицами колес.
А когда плотная группа велосипедистов в аккурат пронеслась, поднимая клубы пыли, мимо крайнего дома старухи Куделихи, ее верный, раскормленный пес, заслышав приближающийся с улицы шум, не выдержал и рванул за промелькнувшей колонной следом, заливаясь при этом громким, несмолкающим лаем. Ну было бы кому лаять? Ростом пять вершков, а гонора собачьего на солидного кобеля добрать норовил. Однако его, так называемый, собачий комплекс был тут совсем ни при чем. Беда в другом; страсть как любил этот малявка за ноги прохожих цепляться, да ни чем-нибудь, а клыками острыми. Тут, брат, ноги до самого руля или рамы задирай, только так и спасешься…
«Полундра!.. Собака слева!..» – раздался чей-то предупредительный крик. Кортеж велосипедистов, усиливая темп, помчался с еще большей скоростью. Но улучил таки алчный пес момент и вцепился в пятку одному из мальчишек, уж больно она соблазняла не свойственной, редкостной белизной. Все бы может ничего, но этим самым неудачником Соболька оказался. Пожалел он тогда, что башмак свой старый в клубе на стуле оставил; вот пригодился бы сейчас!..
И как же было не укусить, когда голая пятка, сияя всей красой, у самого носа мелькает. Собачья жизнь, она на подарки скупа; никак в ней без такого рода победы над собой не обойтись. Укусить – это же, вроде как костью, хозяйкой брошенною, насладиться. Разве же откажешь себе в этом!.. Вот Шарик и не стерпел… С огромной радостью вцепившись в Соболькину пяту, он блаженно повис на ней, мотаясь следом за педалью, вовсе не помышляя ослаблять хватку.
Перепуганный Соболька, продолжая гонку, стал неистово мотать ногой, но верный пес Куделихи, даже будучи оторванным от земной тверди, воображая себя храбрым защитником владений старухи, принялся остервенело, со свойственной собачьей хваткой и ворчанием, держать несчастную пятку.
Соболька не выдержал первым. Бросив велосипед, он слетел с него на землю, но тут же, стремительно поднялся на ноги. Обескураженный падением Шарик, предчувствуя недоброе и может быть даже страшное, с неистовым визгом бросился к спасительному двору своей хозяйки. Только бегством можно было избавить себя от разгневанного, злого человека. Соболька, хромая бежал за обидчиком, подхватив с земли приличную каменюку, забыв про все беды происходившие со вчерашнего вечера с пяткой. Усмотрев в этом вопиющем факте еще больший кошмар и ужас, спасавшийся бегством пес, завизжал сильнее, со свойственным трусам и неудачникам подвыванием; да так звонко, что со двора старая Куделиха выбежала. Держа в руке деревянную трость и видя картину неистовой погони за ее любимцем, она мужественно преградила Собольке путь.
Виновник переполоха, трусливо отсвечивая зеленью хитрых глаз, юрко шмыгнул в отворот калитки и стремительно исчез под крыльцом дома, проникнув в самый дальний его угол. Умолк, словно бы его здесь и не видели.
– Стой!.. Куда?.. Ты что же творишь, паршивец!?.. А ну, брось камень!.. – старуха подбоченясь, словно умелое воплощение исполина, бойко встала на тропе.
Тяжело дыша, обозленный Соболька попытался было объяснить хозяйке, что злых и кусачих собак на привязи держат, чтобы они на людей не кидались. Даже, для наглядности, перед бабкой синей, окровавленной пяткой сверкнул. Но старуха ни глазом, ни ухом не повела, а напротив, стала Собольке же и выговаривать. Мол, пионеры с камнями на собачек не кидаются и старым людям не перечат. Пригрозилась даже в школу о таком вопиющем безобразии сообщить. Стукнул Соболька камнем о землю и ушел, еще пуще прихрамывая на правую ногу: бесполезно со старухой пререкаться.
Сел расстроенный Соболька на траву перед берегом и загрустил. Ребята, те с ходу в воду бросились, а тут сиди, да на распухшую пятку гляди – обидно…
– Давай нажуем подорожник и приложим, – бойко предложил кто-то из друзей, – а в воду не лезь: рана опухнуть может, если грязь попадет.
– Не пугай ты его, – успокаивал другой, довольный купанием, мокрый приятель, – видишь как пятка пульсирует; у него туда сердце перекочевало. А ты с подорожником лезешь… Ничего, Соболька, не переживай; страдание – это постижение себя…
Соболька на умную иронию не отреагировал, а с предложением согласился; подорожник – все же лекарственное растение. Кто-то даже белой глиной рану обмазать предложил. Поговаривали, эта самая глина, что в изобилии слоилась под берегом, в природе даже золотоносные жилы сопровождает. Она лечебная и чистая, значит только польза от нее будет, к тому же еще и подорожник приложить. Выходило, сплошной санаторий, а не пруд деревенский, только вот черной, не лечебной грязи тоже по колено; как бы не перепутать чего?..
Вскоре, помогая друг другу, взгромоздившись на огромную, латаную резиновую камеру от колесного трактора, ребята отправились в плаванье, оставив Собольку на берегу горевать.
И тут, откуда ни возьмись, появился «Лебедь». Да не тот, который водоплавающий, а который на гармошке хорошо играл и в поселковой, школьной футбольной команде вратарем считался. А кличка к нему через одноименную фамилию прилипла. Тут все просто; если фамилия Лебедев – значит и слыть тебе «Лебедем». Замахал Лебедь с берега руками, ребят призывая. Решили ближе подплыть, чтобы и его на камеру поднять. Стал тот противиться; мол, он вовсе не купаться на озеро «прилетел», а на футбол всех звать. Оказалось, добираясь домой на автобусе из Райцентра, Лебедь по пути договорился с ребятами из соседнего села, к вечеру футбольный матч организовать. А вся команда, которую он посулил собрать, должна будет на велосипедах подъехать. Такую организаторскую работу проделал, что отказать никто просто не мог. Да и сам матч для ребят обещал быть интереснейшим.
Причалили… Встал вопрос; что делать с Соболькой? Ведь у него с пяткой оказия вышла…
– И как же я с такой ногой бегать буду? – словно сам себя вопрошал больной.
– Ничего, – воодушевляли друзья, – в воротах постоишь!
– Ну да! И все голы в наши ворота, пятка она ведь тоже толчковая должна быть. Зря это,.. может я лучше судьей, со свистком буду?..
– Не дрейфь, Соболька, – радовался всеобщему одобрению своей идеи Лебедь, – мы тебя сейчас в один миг на ноги поставим. А пока ехать будем, рана и вовсе затянется. У меня и кеды для тебя найдутся.
Услышав про обувь для больной пятки Соболька сразу же согласился принять участие в предстоящем межпоселковом матче. Нашлась и вездесущая рогатка, которую однако пришлось демонтировать, чтобы в пути следования Соболькина пята чувствовала себя комфортно. Кожанка, что камню служила, в самый раз для нее подошла. Нажевали подорожник, обмотали кожу резиной, завязали бантом концы и в дорогу…
Одно вот только: Лебедь без велосипеда оказался. Ну да, а у Собольки – пята… Вызвался Лебедь владельца старенького велосипеда на раме до соседнего села довезти. Дорога накатана, тряски никакой, да к тому же под уклон. Тут мигом «долететь» можно, тем более, что сам Лебедь тебя на своих крыльях несет. Оставалось только домчаться и в клочья разнести футбольную команду соседнего села, что в восьми километрах пути.
Мчались с ветерком, дыша ароматами пробудившегося лета, объединенные одержимой целью предстоящего матча, не ведая несвойственного юности, чувства усталости. В лицо веяло свежестью разнотравья заливных, просторных лугов, что стремглав проносились мимо и целеустремленные лица друзей, предвкушая азарт футбольного сражения, в улыбке стремились познать удивительное чудо общения и дружбы, которое единило их в неумолимом стремлении к победе над соперником. Вихрастые кудри ребят трепало и рвало бившим в лица встречным, напористым ветром, путая длинные, упругие пряди, сливавшиеся с ковыльными полянами в изобилии расстилавшимися окрест.
Преодолев добрую половину пути, случилось непоправимое. И кто бы мог подумать, что и на этот раз не обойдется без весомого участия Собольки; вернее не его самого, а настрадавшейся со вчерашнего, побитой и покусанной пятки, которая с надеждой впитывая целебный сок лечебного подорожника, все это время свободно свисала с левой стороны велосипедной рамы. Да и сам хозяин израненной ноги вовсе не ждал беды, способной возникнуть из ничего и в один миг изменить, и испортить всеобщий настрой.
Качнувшись на одной из очередных извилин и неровностей дороги, пята угодила в спицы переднего колеса велосипеда с приличной скоростью несущегося по проселочной, грунтовой, хорошо накатанной трассе. Пятка, затянутая в вилку велосипеда, заклинила все, что могла. Велосипед, имея огромную силу инерции, поднялся на дыбы и с невообразимым грохотом рухнул на землю вместе с восседавшими на нем седоками. Особо, опять же, досталось пятке и тем двум гонщикам, которые следовали за Лебедем. Такого крушения надежд и техники, не ожидал никто… Да ладно с ними, с неоправдавшимися надеждами: особенно жалко было смотреть даже не на покореженные велосипеды и расцарапанные, разодранные руки и ноги ребят, а на вздувшуюся, несчастную Соболькину пятку.
Выбив, к ряду, пять спиц переднего колеса, она превратила его в трудно вообразимую восьмерку, от того должно быть и раздулась сама. Но к удивлению собравшихся ребят, Собольке было уже все равно; он смеялся вместе со всеми над неуклюжим и несуразным падением и ничуть, казалось, не беспокоился за ногу. Сгоряча такое случается. Однако немногим позже пятка сильно заныла и он понял, что покупку новых сандалий, намеченную на завтрашний день, придется отложить, иначе риск ошибиться с выбором подходящего размера станет реальным. Пятка, вызывающая у некоторых ребят, сочувствующий, горестный смех, походила на обрубок голенища от толстого зимнего валенка, только немного иного, лилового оттенка.
Настоящие друзья всегда таковыми и остаются. Несмотря на горечь осадка отразившегося на их опечаленных лицах, о предстоящем матче все единодушно забыли. Необходимо было помочь товарищу добраться до дома, к тому же еще и образовавшуюся кучу металлолома на себе до деревни доволочь; не бросать же. По всем признакам, старый велосипед виновника аварии едва ли подлежал ремонту; его проще было выкинуть на обочину и забыть, но бросать в степи своего любимого помощника Соболька не захотел. К вечеру, наконец то добравшись до села, вкатили восседавшего на раме, израненного неудачника во двор. Усталые и озабоченные, ребята разошлись по домам, оставив приятеля в раздумье над столь неудачно сложившимся днем.
Сидя на крашеном крыльце и глядя на покореженные части велосипеда, Соболька думал о другом: «Ведь завтра наступит новый день, не менее интересный, чем сегодняшний, начавшийся еще вчера, а он остался босой…» И все же ни кому из его друзей, с грустью сожалевшим о несостоявшемся футбольном матче, не было так обидно, как ему. Никто из них не занимал себя вопросом; как трудна жизнь в деревне без сандалий, когда впереди, улыбаясь теплом и солнцем, ждало удивительное лето, зовущее броситься бежать по колкой стерне, пусть даже на босу ногу?..