Читать книгу Яга - Владимир Кривоногов - Страница 9

– А-ха-ха-ха-ха! – смеялась ведьма. – Свершилось!

Она отомстила и при этом обрела невиданное, несусветное вознаграждение. Награда была поистине божественная – Ягода стала бессмертной.

Давно улеглись страсти, смолкло близкое болото, выглянувшая луна, посмотрела вниз на грешный мир да и сгинула в ночных тучах.

Все закончилось! Договор с Чернобогом исполнен. Каждый из них выполнил свои обязательства: и она – юная ведьма Ягода, снискавшая для себя немыслимую мощь и вечную жизнь, и он – Чернобог, страж мертвого царства, хранитель Нави, вернувший себе былой облик и прежнее могущество. С первой упавшей каплей невинной крови на холодный гранит заклан-камня вернул – сразу, но ненадолго – на сорок сороков сменяемых лун.

– Но ничего! Когда это времечко истечет, – хмуро проговорил Чернобог, спокойно взирая на удаляющуюся Ягоду, – эта дура еще вернется ко мне, приползет снова, приползет. Она будет умолять меня вернуть ее смерть. А вот это уже будет поистине настоящий дар. За него надобно будет очень постараться угодить мне – Черному Богу!

А новоявленная вечная ведьма буквально летела над пожелтевшими папоротниками, едва касаясь земли.

Ягода стремилась домой, в свою одинокую избушку. Ведьма устала и проголодалась, она чувствовала, как наливались свинцом веки – усталость накатывала волнами. Дело было сделано, и теперь Ягоде хотелось все обдумать в тишине и спокойствии.

Великая и могучая колдунья пребывала в совершенной уверенности, что ее наиглавнейшая роль в тех жутких напастях и бедах, что обрушились на головы ее бывших соплеменников, никому неизвестна. Особенно не задумываясь, она наивно решила, что очевидцев всех ее деяний не осталось – они все мертвы. Именно поэтому Ягода стремилась вернуться в деревню до туманной утренней зорьки, под прикрытием осенней мглы.

Всех покойников – преследователей и несчастную невесту поглотил лес. Опасаться нечего, решила кровавая, но все-таки юная колдунья.

Осторожно выбравшись из дебрей Молохова урочища и, быстро миновав околицу Красатинки, она с превеликим облегчением увидела черную от моросящего дождика крышу родимой хаты.

– Скоро уже, – прошептала ведьма. Ритуальные одеяния были по-прежнему на ней и она, ставшая всего лишь за одни сутки свирепым извергом, теперь тихо радовалась возвращению домой, в тепло очага. Хотелось есть, спать, просто накрыться с головой большим медвежьим тулупом отца и забыться на целые сутки.

Затворив за собой скрипнувшую дверь, Ягода криво улыбнулась, запалив лучину, схватила крынку с молоком и жадно отхлебнула. Надломив черный хлеб, она с удивлением оглянулась, как будто впервые видела свое жилище. После всего пережитого ей казалось, что светлица скукожилась и уменьшилась в размерах.

Утолив голод, Ягода добралась до лежанки.

Привычно взвалив на себя тяжеленный тулуп, колдунья мгновенно провалилась в мертвецкий сон без грез и воспоминаний.

Заснула.

С первыми петухами деревня пробудилась. Петухи кричали, как при потопе – то ли почувствовали приближающуюся беду, то ли бестолковая птица радовалась появлению на горизонте первых лучей восходящего солнца.

Толпа вновь собралась на месте привычного схода, оказалось, что некоторые еще и не сомкнули глаз. Родичи оплакивали погибших и пропавших людей, громко выкрикивая проклятия ведьме, но выходить в сырую темень никто не хотел. Крепкие мужики сгрудились в общинном доме и ждали зорьку.

В воздухе витал липкий страх. Люди боялись ведьмы по-настоящему, до мелкой дрожи в руках, но не решались перейти к делу.

Зевающий посадник явился в сопровождении охраны и старосты.

– А ну вставайте! Хватит ныть. Так и охоту на ведьму проспим!

Хмурые мужики вскидывались, хватали вилы и батоги, кто-то поджигал несколько факелов – да, пора!

Селяне топтались, ожидая приказа посадника, и он не заставил себя долго ждать.

– Она будет убивать и красть ваших детей…

Бородатые мужчины не дослушали – зарычали, как звери и кинулись к избушке Ягоды. Бежали, касаясь локтями, плечом к плечу, подбадривая друг друга. Бежать-то недалеко, но страшновато.

Ведьма распахнула глаза и, откинув тулуп, резко уселась на лежанке.

Посторонний шум разбудил ее, и этот шум нарастал. Подобравшись на цыпочках к окошку, Ягода осторожно выглянула на улицу. Увидев разъяренные лица людей, освещенные всполохами пламени факелов, ведьма отшатнулась и, задрав подбородок, прижалась спиной к стене.

«Черви! Эти черви приползли отомстить мне. – Колдунья оскалилась и прошептала: – Пускай отведают на вкус лягушачью икорочку!»

После этих слов она принялась произносить свое новое заклинание «Мерзкая жаба»: «О, големая склизкая жаба! Утрапи ворожбита моего, трзи его вожрело. До изгибели синегръвенной придави его!»

Люди обступили избушку чернавки со всех сторон. Обступили, окружили, приготовились, кидая хмурые вопросительные взгляды на посадника.

Смоленский посадник спешился, выдвинулся вперед и кашлянул. Он что-то хотел сказать, но не успел. Слова сами собой застряли в горле.

Мужики не понимали, почему он медлит, но когда все с ужасом увидели в окне злобное лицо Ягоды, что-то нашептывающей и тыкающей в каждого селянина скрюченным указательным пальцем, закричали:

– Жги! Жгите ее! Или она сейчас нас всех заморит!

Посадник, да и все остальные почувствовали, как внезапно к горлу прилип тошнотворный шевелящийся комок – стало тяжело дышать, головная боль застучала молотками в висках.

– Э… – громко захрипел один из всадников и, схватившись за горло, грузно вывалился из седла, забренчав снаряжением.

– Убейте ее! – приказал посадник, и сипло кашлянув, добавил. – Срочно!

Тут же вращающийся и гудящий факел по красивой дуге вылетел из разгоряченной толпы и, зацепившись древком за трубу, застрял на крыше избушки, выпустив ворох искр.

– Ягода! Это она во всем виновата! Мерзкая ведьма! Злая чернавка! Ягая баба! – кричала толпа, поджигая смоляную паклю. – Баба Яга!

Кто-то принес полный горшок осинового дегтя и с размаху забросил на резную кровлю. Глиняные черепки с треском разлетелись в стороны, и все горючее содержимое выплеснулось крышу. Черная маслянистая жидкость немедленно вспыхнула от ранее брошенного факела.

Широкоплечий бородатый мужик высыпал на крыльцо ворох сухой соломы и, подперев дверь палкой, радостно завопил:

– Подпалим! Подпалим Бабу Ягу!

Кто-то сунул в солому горящую паклю.

Занялось, задымило.

Внезапно улыбка с лица мужчины исчезла. Он выгнулся, и принялся до крови царапать собственный кадык, выпучив от натуги глаза.

Другие поджигатели заволновались – все услышали шепот Яги. Этот ужасный шепоток проникал прямо в мозг, он был везде. Мужики трясли головами, как лошади гривой, словно пытаясь отогнать назойливого слепня. Немногочисленные женщины за спинами мужиков протяжно и болезненно завыли, и деться от этой боли было некуда.

Тем временем крыша и стены избушки вовсю запылали.

Завеса едкого черно-серого дыма полезла плотным облаком из единственного окошка в избе и щелей между венцами.

Баба Яга попробовала выскочить наружу, но подпертая дверь отрезала путь к спасению. В дымной темноте молодая колдунья метнулась к деревянной крышке погреба, но туда, в угар прыгнуть не решилась.

Растопырив руки, она шарахалась по отчей избушке. Сбила на пол очаг, разбила несколько стеклянных пузырьков с готовыми отварами. Теперь она уже не насылала проклятий и угроз на своих бывших односельчан, она просто хотела спастись, пока разум не замутился. Упав на колени и выхаркивая из себя сгустки сажи, она вдруг подумала: а как же вечная жизнь? Неужели Чернобог ее обманул?

Ведьму корежило от боли, ее горло раздирало от дыма, но она выдохнула в пустоту: «Беги…»

Затем сознание угасло совсем, и Яга завалилась на бок. Какое-то время она еще судорожно вдыхала дым пожара, но вот наступил миг, когда черные крылья смерти накрыли ведунью, и теперь, замерев в нелепой позе, она умерла, замер и ребенок в ее чреве – неродившийся плод роковой страсти.

Люди молча стояли и смотрели, как горит изба темной кудесницы. Если бы они знали правду…

Крыша занялась неохотно, а вот входная дверь, подпертая крепкой палкой, напротив – пылала сизым пламенем. Весь дом был окутан черным дымом и, потому наблюдателям показалось, что все приземистое строение объято огнем. На самом деле изба сопротивлялась и вздрагивала, подобно корове, которую жалит в бок кровососущее насекомое.