Читать книгу Зерно - Владимир Леонидович Шорохов - Страница 28
Хамелеон
11. Игнатий, чертежи
ОглавлениеИгнатий смотрел на маленького жучка, что полз по его чертежу. Понимал, что он не живой, давно уже знал это, но до сих пор не хотел верить. Ведь вот же перебирает лапками, усиками шевелит, сейчас потанцует на месте и, раскрыв надкрыльник, улетит в окно.
Это было уже давно, он жил, как и все, просыпался утром, шел на работу и верил, что делает что-то очень важное. И вот однажды ему сказали, что это все сказка, что это ненастоящее. Игнатий рассмеялся.
– Как так, я тут живу?
– Ты да, а они нет. Здесь никто не живет.
Он не поверил, и уже когда стемнело, пошел по домам. Никого не было, все куда-то исчезли. Появились новые люди, которых раньше не замечал, но его друзей не было. А на следующий день его друзья опять появились, словно из воздуха.
Игнатий не сразу осознал, что происходит, потребовалось время. А когда понял, что все это ненастоящее, ушел от людей как можно дальше. Это были десятилетия мучений. Задавал себе вопрос: «кто я?», но ответа так и не нашел. А люди то приходили, то опять куда-то уходили.
Поселился на горе, там, где его никто не достанет. Построил свой дом и стал вспоминать прошлое.
– Что это было?
Однажды Игнатий проснулся и вспомнил ее. Как звали ту женщину, он не знал, но лицо, руки, они были ему знакомы. И впервые ему захотелось зарыдать. Осознал, что у него была иная жизнь. Был дом, жена и дети, но как он тут очутился, не мог вспомнить. Но время все лечит, и вспомнил, что ее звали Ирина. Черные волосы, но потом поседела, у нее болели колени, спина, а после она умерла.
Память все помнит, это нам кажется, что мы забываем. Рано или поздно из глубины нашего сознания просачиваются воспоминания. Боль – вот что чувствовал в душе. А потом потянулись годы осознания. Игнатий вспомнил про программу Врадж, как погрузился в нее. Ему больше нечего было делать на земле. Война забрала детей и внуков, а его стареющее тело умирало. Каждый день уходил от реальности, она ему больше была не нужна. И вот наступил момент, когда проснулся тут.
– Все нереально. Все. И зачем тогда жить?
Игнатий не знал, живет он или уже нет. Но люди появлялись, проезжали машины, строились города. Иногда он с ними разговаривал, и тогда опять возвращалась боль и безысходность. И тут появилась она, этот маленький мотылек. Алла прыгала с камня на камень, словно бабочка.
– Привет, – крикнула и быстро побежала в его сторону.
– Здравствуй. Ты кто такая?
– Не знаю. А вы?
– И я не знаю.
– Вот, смотрите, собрала на пляже. Правда, удивительные ракушки?
Девушка собрала целую сумку и почти час рассказывала про каждую. Она никуда не спешила, даже когда стало темнеть, не убежала, а пошла провожать Игнатия. В его душе потеплело, словно встретил родную душу. Появился интерес к жизни. Начал ремонтировать уже изрядно развалившийся дом. Алла почти каждую неделю прибегала к нему и рассказывала новости, что происходит в городе.
А потом он попросил ее купить бумагу, линейку и карандаши. С тех пор Игнатий чертит свои схемы, что-то вспоминал, а что-то сам фантазировал.
– Это твое? – спрашивала Алла.
– Да, красиво?
– Ну, да, а что это? – девушка нагнулась и внимательно посмотрела на чертежи.
– Это схемы, вот, смотри, – он тут же начертил свой дом. – А теперь вот, – его карандаш сделал схему скамьи, на которой сидел. – Все можно описать, а после сделать.
– Как интересно, а это можно? – Алла показала на море.
– Нет, боюсь, что его невозможно начертить. Разве что описать, из чего он состоит, размеры, температура и куча всего.
– Куча? – девушка засмеялась.
Она была не обычной, не похожей на других людей. Предлагал ей поселиться у него, но Алла предпочитала город, ей нравилось слушать голоса, музыку, видеть лица людей. Вот так они и жили уже не один год. А он находил утешение в своих чертежах, считая это своим предназначением. Со временем страх перед нереальностью отошел на второй план. Игнатий считал, что все равно не может ничего изменить, а поэтому и нечего переживать.
– На, – Игнатий протянул ей свой чертеж.
– Спасибо, а что мне с ним делать. Построить?
– Нет, продай человеку.