Читать книгу Грехоборец - Владимир Лынёв - Страница 1

1

Оглавление

Очередной рабочий день в Бюро Чистоты начинался с всенепременной утренней службы, и детектив Гор Штейн изнывал от легкого похмелья и тоски под монотонный бубнеж капеллана Адамсона. Глядя на офисного клирика, он невольно пришел к выводу, что человек, не раскрывший и десятка дел за долгие годы службы, годился лишь на то, чтобы вещать с кафедры прописные церковные истины, пока подневольная паства вполглаза досматривает предпоследний сон.

Стрельчатые своды капеллы терялись в недосягаемой вышине, укрывая мечты и чаяния богомольцев белым мраморным саваном. Ее внутреннее убранство не украшали фрески, иконы или прочая пресыщенная роскошь, свойственная храмам и церквям Вышеграда. Одна аскеза и строгость геометрических узоров. Ничто не должно было отвлекать грехоборцев от поставленной задачи. Здесь укрепляли и доказывали свою веру делом, хотя в реальности касалось это далеко не всех.

Штейн преклонил колени на антрацитовом полу среди десятков своих согбенных коллег и беззастенчиво лузгал семечки, шумно сплевывая шелуху в бумажный кулек. Сие действо не несло в себе оскорбительного контекста, как ему казалось. Просто манкуртам постоянно приходилось задействовать мелкую моторику, чтобы периферические мышцы не сковал парез, а потому со стороны он походил на компульсивного холерика или гиперактивного ребенка, неспособного и секунды усидеть на одном месте. К тому же Штейну нравился вкус. Вернее, хоть какое-то наличие вкуса. Изысканные блюда и напитки с тонким букетом были не для него. Его выбором оставались острые закуски, крепкие сигареты и самый забористый алкоголь, какой только можно сыскать в Иерополе. С ними он мог ухватиться за тени давно забытых вкусовых ощущений на своих атрофированных рецепторах.

Забавы ради детектив старательно игнорировал яростные взгляды, которые периодически бросал в его сторону юный офицер Баррет, недавно заступивший на службу и доселе видавший манкуртов только на образовательных экскурсиях по пищевым плантациям Иерополя.

Баррет обернулся в очередной раз. Его милое личико с гладкими детскими чертами рассекла гримаса негодования. Штейн обнажил зубы в ухмылке. Все равно что вороне дергать за хвост несмышленого щенка. Эту игру можно было продолжать бесконечно. Хотя, будь Штейн молодым истово верующим теплокровным, возможно и дал бы себе по роже за подобное неуважение к официальным обрядам. Однако детектив не был юн. Вера сгинула в горниле Священной Войны. Что же до жизни – она давно покинула это бренное тело.

– Спаситель одарит нас милостью своей, когда мы искупим все грехи человечества, – провозгласил капеллан. – И вознесут нас архангелы Паргелиона на небеса для Последнего Суда. Засим мы и трудимся каждый божий день, не жалея живота своего. Аминь!

– Аминь! – хором повторили сотрудники Бюро и воздели руки к небу в едином порыве.

Штейн широко зевнул, не прикрывая рта, и засунул кулек с шелухой в карман пиджака. Кряхтя и чертыхаясь, он поднялся на ноги, разминая отяжелевшие члены. Направившись к выходу, он нетерпеливо проталкивался через толпу коллег. Рутинное богослужение было окончено, и пришла пора наверстывать упущенное время, но с этим его желанием, похоже, не все сегодня считались. Штейна перехватил Баррет, доверительно водрузив руку ему на плечо, и принялся читать душеспасительные нотации.

– Детектив, ваше поведение порочит высокое звание грехоборца, – услышал он привычный выпад в свой адрес. – Но никогда не поздно вернуться к свету.

Штейн повернулся и поправил сползшие на нос очки, чтобы скрыть тусклые серые бельма глаз за защитными красными стеклами. Он уставился на руку у себя на плече, как на докучливое насекомое. Баррет поспешил убрать ее подобру-поздорову и сделал шаг назад, но не отступился от своего, ожидая ответа. На розовом личике, до хруста выбритом и свежем, как вымершие розы, пылал гневный румянец. Волосы, уложенные на бок косым пробором и обильно смазанные гелем, следуя тенденциям синоидальной моды, топорщились отдельными лихими вихрами, вырвавшими за пределы кошерных допущений. Стоило отдать парнишке должное. У того были яйца, а вера не была пристегнута к роже привычной социальной маской. Она горела в сердце неистовым пламенем. Таких следовало опасаться больше всех прочих.

– Еще комментарии будут, офицер? – осведомился Штейн.

– Это все.

– Тогда вы свободны, – отрезал детектив. – Если мне впредь потребуется ваша тонкая интуиция и наблюдательность – дам знать. Теперь позвольте откланяться. Некоторым в этом сонме праведников еще приходится работать, а не только персты о четки мозолить.

Штейн зашагал прочь.

– Несчастное создание, – едва слышно донеслось до его ушей. – Я помолюсь за вас.

Штейн стиснул зубы, но не стал останавливаться, чтобы поучить паренька уму-разуму. Для всех мил не будешь. Как всегда, невысказанные вслух мысли озвучил персональный ангел-хранитель, выданный Штейну Бюро после очередного закрытого дела. Он, призванный сокрытым в глубине души психическим напряжением подопечного, нетерпеливо вырвался из массивного латунного креста, висевшего на шее детектива. Яркий нимб зажегся над его головой, свернулся снежком шаровой молнии и разросся голограммой детской фигурки.

– Вот же надменный мальчишка! – провозгласил сотканный из лучей света пухлый младенец в технологичном доспехе из жидкого сплава с массивными крыльями из керамических пластин за спиной и стукнул Баррета по лбу.

Офицер опешил то ли из-за того, что впервые узрел аватар ангела пускай и самого мелкого ранжира, то ли от того, что тот работал в паре с единственным неправедником в Бюро. Это было честью, оказанной немногим детективам. Кресты призыва доставлялись прямиком из Паргелиона и вручались лишь кандидатам, одобренным там же. Штейну было плевать и на Паргелион, и на пересуды коллег, и на слова Сефирота – его ангела-хранителя. В одном он не сомневался точно. Периодически эта штука была крайне полезна.

Сефирот все не унимался:

– Довольно позорить род Адама! Что предпочитаешь, дитя: веру в себе или себя в вере? Имитируешь добродетель, насмехаясь над несчастными сиротами Священной Войны и потакая шовинистским пуристам из Синода? – Баррет будто язык проглотил. – Молчишь? Так вот что я тебе скажу, горесть ангельская. На плечах грешников стоит славный град Иерополь, но грехоборцам каждый день должно чистить улицы его от скверны пороков. Оказавшись в омуте ненависти, лицемерия и лжи, каждому придется замараться. Если ты не поймешь этого, то злой город, которому нечего терять, слопает тебя с потрохами и не подавится, невзирая на высокие церковные чины твоих достопочтимых предков, продвинувших тебя в грехоборцы.

В капелле воцарилась гробовая тишина. Коллеги неистово пожирали эту троицу глазами. Чужие дрязги и пересуды горячили кровь обывателей сильнее, чем депрессивный секс без страсти и радости. Любой взрыв эмоций становился пиром для голодных очей. Детектив ненавидел подобные шоу.

– Сеф, ты закончил? – сухо уточнил Штейн у своего помощника.

Ангелок обиженно насупился.

– Даже если нет, то пора бы тебе заткнуть фонтан. У нас много работы.

Штейн покинул капеллу на пару с угомонившимся Сефиротом и заспешил в криминальный отдел. Убийства в последнем городе на земле еще не утратили своей актуальности даже пред суровым ликом свершившегося Апокалипсиса. Напротив, если худшее воздаяние позади, а прочие наказания за грехи неминуемы – стоит ли сдерживать неистового зверя внутри себя? Ответ лежал на поверхности. Развивались лишь способы откупа от собственных прегрешений. Индульгенции разлетались как горячие пирожки, а епитимьи снимались за взятки или услуги.

Кабинет капитана Ломбарды располагался прямо посреди просторного офиса. Стеклянные стены позволяли без стеснений наблюдать за работой криминального отдела. Дешевые жалюзи создавали иллюзию приватности, когда это требовалось. Душное помещение скрывалось в плотных клубах сигаретного дыма, сочившегося из дотлевающего окурка в переполненной пепельнице. Раздолбанная печатная машинка была завалена кипой бумаги. Лишившись соблазнов электронного века, предшествовавшего Священной Войне, человечеству было сложно не утонуть в водовороте бюрократии и бумагомарательства. Даже лучшим его представителям в лице пожилого капитана Ломбарды, никогда не отрывавшегося от грешной земли. Штейну было немного жаль своего бывшего боевого товарища, с которым они прошли столько битв. Променять работу в поле ради просиживания задницы в офисе – годы брали свое. Люди старели и обращались в прах. Их бессмертные души гнили в чистилище, ныне, вероятно, напоминавшем жилые муравейники Иерополя, в ожидании Последнего Суда. Не старели одни манкурты. Проклятые или благословленные. На это в обществе до сих пор не сложилось единого мнения.

Детектив постучал по косяку распахнутой настежь двери:

– Вызывали?

Ломбарда оторвался от бумаг, неловко поерзал в кресле, разминая затекшие конечности, и похрустел артритными суставами. Поднял взгляд на вошедшую парочку:

– Заходи, Гор, не стесняйся, и ты, Сефирот, хотя не уверен, нужно ли тебе мое дозволение.

Сефирот воспрял духом:

– Благодарю, кратистос! – он принялся весело нарезать круги по кабинету Ломбарды, уподобляясь довольной собачонке.

– Не мельтеши, – буркнул Штейн, недовольно зыркнув на Сефирота, и постучал пальцем по кресту на шее. – Место!

У Ломбарды глаза на лоб полезли от подобного богохульства:

– Гор, да разве ж можно так с посланником Паргелиона?

Сефирот тоненько захихикал:

– Никаких проблем, капитан! У нас с детективом Штейном особые отношения, – он подмигнул теребившему лацканы пиджака грехоборцу, состроившему кислую мину. – Верно, феофил?

– Изыди! – голограмма схлопнулась и исчезла в латунном кресте.

Ломбарда покачал головой:

– Завязывал бы ты с этими выходками.

Штейн развалился в кресле напротив капитана и закурил, раздражающе пощелкивая костяшками пальцев:

– А чего ты еще ждал от неправедника? Думаешь, я хотел становиться таким? – он потрепал себя по седым космам, собранным в хвост на затылке, посмотрел на руку с кожей цвета пепла от тлеющей в пальцах сигареты и наконец снял очки, открывая мертвенно-бледные водянистые рыбьи глаза. – Истерзанный разум в неувядающем теле. Не об этом молил я в окопах долбаного Спасителя. Не о бессмертии, не об утрате памяти, не о соглядатае ангелов. Блядь, я даже не помню, какой была моя семья. Помню, что любил. Не помню – кого.

– Я знаю.

– Медленно и неотвратимо забывая собственное прошлое и теряя себя, остается лишь жить сегодняшним днем под колпаком мертвого неба. Трудно при таком раскладе не стать мизантропом и соблюдать заскорузлые обряды.

– Проще говоря, ты бываешь невыносимым засранцем. Коллеги жалуются на твое поведение.

– Пусть лучше займутся своей работой.

– Некоторые грозятся настрочить донос в Инквизиторий.

– Всегда мечтал понаблюдать воочию за работай извращенцев, финансируемых из муниципального бюджета.

– Гор, я не могу вечно прикрывать твою задницу, даже несмотря на очевидные заслуги. Прекращай дурить. Ты мне нужен. Твой опыт и твои навыки. Не впадай в нигилизм. Можем увеличить пайку ихора, если есть подозрение на прогрессирующий распад личности. Давненько мы с тобой по душам не болтали, а вот теперь вижу, что зря.

– Разве это похоже на беседу по душам? – удивился Штейн. – А как же бар и пара бокалов виски? Выкуренная под тихий блюз сигарета. Потом еще пара бокалов и наконец найденные в сигаретном дыму бессвязные полуночные слова.

Ломбарда крякнул:

– Стар я уже для такого дерьма.

– Херня тогда это, а не разговор по душам.

Ломбарда треснул кулаком по столу:

– Хватит юлить! Заткнись и не сбивай меня с темы. Тебе необходим незамутненный свежий взгляд со стороны! – капитан сложил листок с распоряжением и забросил его в жерло трубы пневмопочты. – Напарник.

– Спасибо. У меня уже есть автономный дрон с псевдоинтеллектом, считывающий мои мозговые волны и оглашающий невысказанные бесхитростные мыслишки на всю округу. Все равно что бздеть в микрофон.

– Так общаются ангелы. Они не обладают ни человеческим сознанием, ни человеческой логикой. Они иные. Их метод взаимодействия с нами…

– Всего лишь гребаная «китайская комната». Алгоритм. Мы даже не знаем, понимают ли они нас на самом деле или только создают видимость. Мы-то их точно не понимаем.

Ломбарда отмахнулся:

– Давай оставим теологические диспуты тем, кто поумнее нас с тобой: церковникам Вышеграда да прочим попикам и синим чулкам. Наша работа заключается в более приземленных вещах. В Адском Котле зреют волнения.

– Знаю. Я там живу, если ты еще помнишь. Не знаю одного. С каких это пор Синод стали интересовать проблемы бесовского гетто?

– Бюро оберегает всех граждан Иерополя и расследует нарушение заповедей вне зависимости от чистоты адамовой генетический линии.

– На словах, – сказал Штейн. – На деле Синод будет рад, если все эти крысиные гнезда однажды сгорят дотла.

– Бюро Чистоты не подчиняется Синоду, – ответил Ломбарда без тени смущения.

Штейн парировал:

– Баррета, вероятно, тоже взяли на работу за успехи в учебе?

– Кстати, о Баррете…

За спиной Штейна послышались приближающиеся шаги.

– Вызывали, капитан?

Лицо Ломбарды посетила лукавая отеческая улыбка:

– Офицер, вашим напарником в расследовании череды убийств в Адском Котле я назначаю детектива Штейна. Введите его в курс дела.

– Грехи мои тяжкие… – только и выдавил из себя Штейн.

– Вы свободны! Да не останется ни одно прегрешение без должного воздаяния, – пробубнил Ломбарда и жестом выпроводил новоиспеченных напарников из своего офиса, вернувшись к бумагам.

Грехоборец

Подняться наверх