Читать книгу Кандагар. Как все начиналось (взгляд лейтенанта) - Владимир Лукинов - Страница 5

Глава 3
Кушка

Оглавление

Кушка встретила нас неожиданно большими сугробами и ощутимым морозцем. Огромный каменный крест на холме над городом, обозначавший крайнюю южную точку Российской империи, стоял в папахе из пушистого снега. Железный меч на его фронтоне, как символ воинской славы и мощи державы, заиндевел от мороза.


Кушкинский крест


Стоит ли этот крест сейчас, когда уже от двух империй не осталось и следа? Вряд ли. Но наверняка остались стоять его братья-близнецы на востоке и севере страны. Возможно, нет и другого символа Кушки – «Алеши», памятника советскому солдату. А тогда они, Крест и Солдат, гордо стояли на сопках почти напротив друг друга и было для меня в этом союзе что-то мистически великое.

Выйдя из вагонов и взвалив необъятные тюки на плечи, мы, гигантской сороконожкой, ползем вверх по узким темным улочкам городка к одиноко стоящим на холмах стареньким одноэтажным казармам. Задача: разместиться в них в готовности к получению оружия и боевой техники. Попутно узнаем, что мы вливаемся в состав тахтабазарского 373 мотострелкового полка 5-ой гвардейской дивизии, уже вошедшей в Афган через Кушку.


Кушка. До 1979 года дальше ее не посылали


Мороз ощутимо щиплет уши. Вот тебе и самая южная точка страны! Стоило ехать с севера, чтобы отморозить уши на юге? С трудом узнаю заснеженный город. Я уже был здесь три года назад, летом, на курсантской стажировке. Вот уж не думал, что вновь доведется! Древняя армейская поговорка: «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют» устарела: еще как пошлют!

Память услужливо подбрасывает подробности расположения местных достопримечательностей, и ко мне обращаются уже как к старожилу. С видом «бывалого вояки», посетившего, несмотря на молодость, и не такие «дыры», с удовольствием даю консультации.

Здесь, на стажировке, как оказалось, я получил бесценный опыт выживания в горно-пустынной местности. Судьба словно заранее готовила меня к Афгану. Вспоминаю те курсантские годы… Стажировка. Золотые деньки!

…Июль. В раскаленной духовке раздолбанного вагона, валяясь на полках печеными пирожками, в полубреду едем на Кушку стажироваться замполитами рот. Окна везде открыты настежь, но высунуть голову наружу, за глотком свежего воздуха, дураков нет: легче голову в топку засунуть. За окном – пустыня. В колышущемся мареве медленно проплывают песчаные барханы с редкими кустиками саксаула. Мозги от духоты, кажется, вот-вот закипят и вылезут на лоб дымящимся омлетом. Под расстегнутыми кителями по животу стекают струйки пота. Во рту сухо, и навязчиво хочется пить. Проводник готовит только кипяток, и туда, к титану, снуют со своими чайниками пассажиры. Пробуем и мы, но наш черный чай не спасает.

Обращаю внимание на сидящего напротив седобородого старика – «бабая» по-ихнему. Дед колоритный: в полосатом ватном халате, чалме – прямо Ходжа Насреддин! Абсолютно сухой, не замечая жары, он спокойно и невозмутимо смотрит на наши мучения. На боковом сиденье в вечной готовности замерла его жена. Вот он ей что-то говорит, и та суетливо приносит матрас, услужливо раскатывая его на сиденье. Бабай с достоинством садится и совершает намаз, каким-то особым чутьем определяя восток в нашем поезде. Намаз завершен, и матрас мгновенно убран. Вновь старик что-то говорит жене: на столе, как по волшебству, мигом появляется большой фарфоровый чайник и пачка зеленого чая. Все это молча пододвигается к нам. Зеленый чай мы отродясь не пили, но как можем благодарим старика и мчимся за кипятком. После первой чашки терпкого напитка жажду у нас отбивает напрочь! Похоже на чудо, но это так. Отсюда урок первый: в жару пить горячий зеленый чай и ничего больше.

На Кушке жажда охватывает нас с новой силой. Мы, как зомби с остановившимся взглядом, покачиваясь, еле бредем от продуктовой палатки к палатке, от магазина к магазину и взахлеб пьем, пьем, пьем. Соки, газировки, квас чудовищным коктейлем с каждым шагом громко булькают у нас в животах, шокируя прохожих. Не спасает и приобретенная по дороге пятилитровая пластиковая канистра, доверху залитая очередным напитком. Все выпитое мгновенно струйками пота оказывается на нас, а организм снова капризным младенцем требует: еще, еще, еще! А после попытки испить пивка, каким-то чудом оказавшегося в офицерской столовой, мы едва не попадаем в госпиталь: бутылки просто взрываются у нас в руках!

Там я понял еще один важный нюанс: главное, – не СКОЛЬКО пить, и даже не ЧТО пить, а КОГДА и КАК. Пить надо утром и вечером, сколько влезет, и тогда вода живительным элексиром быстро рассосется по жилочкам, куда надо. А вот днем, в самое пекло, не пить! Перетерпеть, чуть подсохнув на солнце вяленой воблой. И сразу станет легче, появится ощущение легкости, бодрости, какой-то невесомости. И главное, перестанет лить бесконечный пот, выводя из организма бесценные соли магния, калия, натрия. Бороться в жару надо не с жаждой, а с ее проявлениями. Покусать легонько зубами кончик языка – появится слюна, прополоскать рот водой – пропадет сухость, но только не пить! Если уж совсем невмоготу, можно проглотить глоточек, но это для самых волевых, кто сможет остановиться. А не удержишься – сорвешься в «водяной штопор». Тогда понесет в запой. Глоток, стакан, литры – все ухнет, как в бездонную бочку, лишь многократно усиливая жажду. А итог плачевный: мышечная слабость, сердечная недостаточность, обморок. Вот так вот, в бою за ущелье, в июле 1981 года, и вырубилась часть пацанов из молодого пополнения. Тут в бою каждый человек на счету, а нам пришлось воевать и их отхаживать.


Будущие бойцы 2 мср: слева – Валерий Лужанский, справа – Николай Решетников.

На сопке – «Алеша»


В продуваемых всеми ветрами сборно-щитовых казармах холодно и неуютно. Спать ложимся, не раздеваясь. Меня здорово выручает спальник: сплю раздетым и отлично высыпаюсь. Оружие получаем чуть ли не из рук в руки у задубевших от холода синюшных «партизан», клявших все на свете и в тоже время счастливых, что живыми наконец выбрались из этой передряги. Для замены на солдат-срочников этих бедолаг вывозили из Афгана на открытых грузовиках, по заснеженным, с лютыми ветрами, дорогам и перевалам.

Мало кто знает, но первыми вошли в Афган через Кушку не строевые части, а кадрированные полки, с наспех отмобилизованным приписным составом из местного населения, так называемых «партизан».

Это разношерстное, разновозрастное, кое-как собранное туркменское войско и стало для афганцев первыми «шурави». Остается догадываться, чего натерпелись и те и другие, пока, наконец, не пришел черед регулярных войск. В костяк кадрированных частей, находящихся уже там, «за речкой», и должны были влиться мы: офицеры и солдаты – срочники с оружием и боевой техникой.

Завалившая толпа «партизан» наполнила казарму морозом, грохотом сапогов и всепроникающим запахом костра, немытого тела, залежалого тряпья, прелой кожи, бензина и оружейной смазки.

«Душманом пахнет» – в будущем скажем мы про этот полевой «парфюм», лазая по пещерам и деревенским схронам духов. А пока «инопланетяне», иначе не скажешь, мигом побросали оружие, стремясь побыстрее избавится от любых напоминаний о пережитом кошмаре.

Раздаем солдатам боевые патроны. В казарме – сплошной треск от многоголосья снаряжаемых магазинов. Сидим с офицерами в ротной канцелярии. Стук в дверь, и заходит боец, протягивая пару железных рожков от автомата.

– Не снаряжаются, патроны не лезут!

– Ну, давай сюда, разберемся!

Отсылаем бойца, быстро снимаем нижнюю крышку…. Мать честная! Между витками пружины для подачи патрон – пара цветастых носков в красочной упаковке! Ай да туркмены, ну и хитры! Что ж не забрали-то? Видать, так мозги отморозили, что и про контрабанду забыли. Нас охватывает азарт. Мигом разбираем второй… Одуреть! Две пачки жвачки! Дикий дефицит в Союзе! Полным ртом жуем небывалую редкость. Отдаем бойцу магазин и одновременно команду: все неисправные магазины срочно сдать на ремонт в ротную канцелярию. Вскоре у нас на столе стопками возвышаются заморские трофеи: пачки жвачки, носков, изящных ногтерезок с перламутровыми цветочками на ручках и брелоков. Да, «партизаны» время в Афгане даром не теряли, а наладили тесный контакт с местным населением. Но наш «живительный источник» быстро иссяк. Зато рота внезапно зажевала жвачку и защелкала ногтерезками. Дошло до бойцов, наконец! А то как дети малые: «Почини, дядя!» Урок мужикам будет: свое оружие надо знать в совершенстве! В голове промелькнуло: «А неплохой педагогический приемчик вышел, и совсем не затратный!»

Теперь, получив оружие и боеприпасы, нам оставалось лишь принять БТРы и – вперед! Но не тут-то было! На окраине Кушки, куда хватит глаз, на огромном поле, засыпанные по башни сугробами снега, могильными холмиками покоились сотни боевых машин. Унылую картину усиливали торчащие вверх башенные пулеметы, похожие на кресты. Это был хлам, свезенный со всей страны под шумок афганской заварухи. Этим всеармейским секондхендом, под видом элитного продукта «от кутюр», под завязку были забиты проходящие эшелоны и окрестные поля.

Там в палатках, отмораживая и сбивая в кровь руки, ремонтники доводили технику «до ума». Туда с раннего утра, как на работу, уходили наши командиры с водителями, подготавливая для себя машины. Приходили злые как черти. Цели у сторон были разные. У владельцев «залежалого товара» – любыми путями сбагрить технику нам и быстрее свалить из этой Кушки, а нам – как можно придирчивей машины принять, хотя понимали: все равно надуют. На кону стояли наши жизни, мы уходили в неизвестность: что нас там ждет? И над всем этим беспощадным «дамокловым мечом» висело начальство, жестко давившее на сроки. А какой чудовищный пресс давил на него, нетрудно было догадаться. Поэтому сдатчики не артачились и поступали просто: вместо неработающих механизмов снимали исправные с других машин. Броники собирались как «LEGO».

Гигантский муравейник, в который в одночасье превратилась маленькая, сонная, и, казалось, забытая Богом Кушка, буквально кишел от наплыва людей, техники, грузов и приезжего начальства.

А в единственном городском крошечном ресторанчике «Интурист» был аншлаг от офицеров, желающих напоследок гульнуть и истратить уже ненужные ТАМ деньги. Хотя слово «аншлаг» – мягковато сказано, как-то по-граждански театрально. Вернее будет по-военному: «взятие Бастилии». Народ бурлил. Люди приходили, уходили, кого-то уносили. Чтобы так пили: жадно, взахлеб, как перед казнью – я не видел никогда. Куда там нашим выборгским финнам! Не хватало мест, не хватало посуды, не хватало даже обычных стаканов! В ход уже шли маленькие настольные вазочки для цветов. Загнанные, в мыле как скаковые лошади, официантки валились с ног, а копошившиеся в кухонном дыму повара чуть ли не падали в обморок. Но деньги текли бессчетно, рекой, никто не жмотился! Гулять, так гулять! Когда еще придется? Да придется ли? Такую выручку ресторан не собирал, наверное, и за все годы своего существования.

Я же, как человек абсолютно равнодушный к спиртному, решаю потратить свои денежки хозяйственно-прозаически: купить белый подшивной материал да тетради с ручками. Как-никак, слово, даже письменное – главное оружие замполита. Если с канцелярией все обошлось без проблем, то с белой материей – беда! Да какая там материя, простынки простой не купишь: дефицит! Напоследок обреченно захожу в магазин детских товаров. Взгляд равнодушно падает на полки наборов для новорожденных и … удача! детские ситцевые пеленки! Радостно набираю штук двадцать. Краем уха слышу от стоящих невдалеке продавщиц одобрительное: «Вот какой заботливый папаша, сам все для детей покупает. А мой, оболтус, где и магазин-то, наверное, не знает!»

Иду с добычей к своим, на холмы. Кушка похожа на гигантский водоворот. Туда-сюда снуют машины, офицеры, колонны солдат. Все куда-то спешат. В воздухе словно разлито ощущение какой-то неотвратимо надвигающейся опасности, вселенской заварухи, неведомого нам глобального процесса. А ты всего лишь маленький винтик невидимого глазу мощно работающего исполинского механизма.

Кандагар. Как все начиналось (взгляд лейтенанта)

Подняться наверх