Читать книгу Предатель - Владимир Махов - Страница 9

Тот день мог вместить в себя целую жизнь. Там было все: и радость, и счастье, и любовь.

И смерть.

Подступающие к озеру ивы купали длинные ветви в прозрачных волнах. Девушка стояла на берегу, по щиколотку в воде. Солнечные лучи путались в коротких рыжих волосах, создавая некое подобие ореола. Она и казалось почти богиней белобрысому мальчишке, плывущему вдаль. Девушка что-то крикнула, махнув рукой – юный пловец ответил, высунувшись по пояс из воды. Потом он набрал воздуху и ушел на глубину, с силой загребая руками. Свет скользил вдоль десятков стеблей водяных лилий, прочными веревками тянувшимися вниз и исчезающим в темноте. Сорвать цветок у самой поверхности – слишком простое решение и по зубам любому слабаку. Нет, мальчишка привык решать сложные задачи, поэтому девочка, к которой он испытывал нежные чувства, достойна была поистине царского подарка – божественной лилии со стеблем, сорванным у самого дна. Чтобы стояла рыжеволосая богиня на берегу, не спуская восторженного взгляда с пловца, прижимая к груди ослепительно белый бутон с золотой сердцевиной, а у ног ее укрощенной змеей извивался не менее чем шестиметровый стебель.

Глубина пугала. В сгущающемся сумраке она казалась бездонной. Мальчишка плыл, касаясь рукой стебля – он боялся упустить его в темноте. Юный пловец быстро достиг дна и сразу начал действовать. Выкручивая прочный стебель у илистого дна, он не сразу понял, что стесняло его движения: ногу чуть выше ласт что-то держало. Пловец дернулся, пытаясь освободиться, но стало еще хуже. Зашевелилась, пришла в движение прочная сеть из десятков стеблей. И чем больше мальчишка трепыхался, тем вернее запутывался. Подобно мухе, угодившей в паутину, вдруг оказалось, что он не может пошевелить ни рукой, ни ногой – его конечности туго опоясывали петли. Потеряв всякое представление о том, где находится поверхность, пловец отчаянно бился, тем самым приближая неизбежный конец. И так легко представилось, как вместо цветка к ногам милой девочки волны вынесут его бездыханное тело.

Это было глупо и обидно. Красочная картинка, возникшая перед глазами, поразила мальчишку в самое сердце. Он замер, раскинув туго оплетенные конечности. Конвульсивный спазм, как предвестник удушья, перехватил горло. Постепенно водоворот стих, и петли, опутавшие руки и ноги, разжались. Одна за другой они скользнули с тела пойманной добычи, возвращаясь к состоянию покоя.

Осознав, что может двигаться, пловец с быстротой молнии устремился к свету, заливавшему поверхность. Только глотнув воздуху, кашляя и отплевываясь, он понял, что его рука сжимает стебель сорванной лилии. Продышавшись, мальчишка перехватил его зубами у самого основания и поплыл к берегу, на маячок – девушку в белом купальнике, призывно машущую рукой. В глазах мальчишки стоял туман, во рту была горечь, сердце билось как угорелое, а ребра болели. Он плыл, толком не умея осознать радость от того, что остался жив. Мальчишка рассекал волны, стремительно приближаясь к берегу. Следом за ним, метрах в семи, рывками скользя по воде, двигался роскошный белый цветок с золотой сердцевиной.

* * *

– Только попробуй умереть, только попробуй. После того, что я для тебя сделала. Неблагодарный – вот кто ты будешь после этого.

Черное и больное – то, что поселилось внутри, постепенно отступало. Сквозь глухоту прорезался свист ветра, негромкий треск и тихие слова. Скорее, бормотание, которое прерывали многочисленные всхлипы и вздохи.

– Только не умирай. Пожалуйста, имей совесть. Я ведь тоже не очень-то хочу. Жить. Но надо, милый, надо. Только не спрашивай меня – зачем…

Дикарь с трудом открыл глаза. Огненные сполохи выбрасывали вверх россыпь искр, прожигающих темноту. Постепенно в кромешной тьме проступали детали. На бетонном полу тлели угли. Со стен, почерневших от влаги, клочьями свисали обои. В углах громоздились обломки мебели, а напротив, в зияющем от пола до потолка оконном провале, тревожно вздыхала тьма. Лежа на боку, на матрасе, Дикарь практически не чувствовал боли. По крайней мере, ему так показалось. Ровно до того момента, как он попытался перевалиться на спину. Боль обожгла, стремительной волной пройдясь по телу. Едва удержавшись от стона, он не заметил, как его подхватили и удержали на боку.

– Тише-тише-тише, – возле уха раздался женский голос. И тут же вздох облегчения холодным воздухом обдал затылок. – Слава Че, ты пришел в себя. Лежи теперь тихо. Нельзя тебе переворачиваться. Я тебе раны на спине зашила. Пока ты без сознания был.

– Где я? – хрипло выдохнул Дикарь.

– Там же, где и я. В затопленном городе.

– Остров?

– Далеко отсюда. Не могла же я бросить тебя там? На съедение этой твари? Особенно после того, как ты меня спас. Ты меня, а потом я тебя…

Девушка говорила, заботливо поправляя ворох тряпья у Дикаря под головой. Из провала порывисто дул ветер, как судорожное дыхание чего-то большого, больного, испускающего дух в темноте. Оглушительно треснула деревяшка, покрывшись сетью огненной паутины.

Память смилостивилась над раненым и в одно мгновение воскресила и яхту, и остров, и девушку, и сражение с монстром. Но когда он попытался ухватиться за спасительную нить и размотать клубок, задав вопрос «кто я?» – снова отгородилась стеной ледяного равнодушия.

Дикарь заворочался, устраиваясь удобнее.

– Аккуратнее, ты, – ворчливо сказала девушка. – Тебе нужен покой. Ты потерял столько крови… Я вообще сомневалась, что ты выживешь. Но ты оказался крепким орешком, парень.

Дикарь ее не слушал. Он подтянулся и, превозмогая боль, от которой пошла кругом голова, пристроился у стены. И тут же девчонка принялась суетиться, подтыкая ветошь со всех сторон.

– Вот неугомонный, – с досадой выговаривала она. – Я тебя не для того спасала, чтобы ты у меня тут коньки отбросил.

– Ты меня?

– А ты как думал? Когда тебя вдова-Прасковья на части рвала, кто тебя спас? Святой дух?

– Какая еще вдова?

– Да так, – отмахнулась девушка, – в деревне эту тварь называли. Жуткая зверюга. Когда у нее выводок, она убивает всех без разбору. Просто так. Чтобы детенышам не мешали. И ведь не жрет, паразитка, как все звери. Раскидает трупы по лесу…

– А ты сама как там оказалась, в лесу, ночью?

Девушка смутилась.

– Потом расскажу. Когда ты оклемаешься, – ее голос дрогнул. – Ты лучше мне ответь, откуда ты на острове взялся? Там вообще чужаков не бывает! Чудо какое-то.

– Вот и я, – он сделал паузу, переводя дыхание.

– Что ты?

– Вот и расскажу тебе. Потом.

– А-а-а, – разочарованно потянула девушка.

Она присела рядом с ним, заботливо укрыв его ноги клетчатым одеялом. И только тут Дикарь заметил отсутствие на себе костюма. На груди, открывая перевязанное бинтами тело, топорщилась армейская куртка. Судя по всему, на ногах тоже что-то было, вроде теплых носков. Уточнять он не стал – не осталось сил.

– Костюм свой ищешь? – догадалась она. – От него одни лоскуты остались. Вон, я в угол бросила. Стоящая вещица. Она, наверное, и спасла тебя. Я вся измучилась, пока тебя раздела. А если бы штучки такие сбоку не открылись, вообще у меня ничего бы не получилось… Ну, тебе и досталось, парень, – она сокрушенно покачала головой. – Еще хорошо, что запасов хватило. В тайнике.

– Каком тайнике?

– Таком. Есть тут в городе такие местечки.

– И что там, в этих тайниках?

Девушка развернулась. Прямо перед собой он увидел огромные, синие, окруженные фиолетовыми тенями глаза.

– Оружием интересуешься?

– Есть немного, – согласился он.

– Одни слезы, – она махнула рукой.

– А все же?

– Пистолет Макарова. Пара обойм к нему.

Он порывисто, в два приема, вздохнул.

– На безрыбье.

– Тебя как зовут? – после паузы спросил она.

– Дикарь, – отозвался он.

– А меня Кира.

Он кивнул, давая понять, что услышал. Ее белое лицо в обрамлении густых темных волос, падающих на плечи, потекло вниз, как сгоревшая свеча. Следом за лицом стали оплывать бетоном стены. Со всех сторон, опаляя огненными брызгами реальность, потянулись жадными ртами сполохи огня. Сквозь пламенеющий туман донеслись до него тревожные слова «э-э-э, парень, не вздумай, слышишь?», но пелену не развеяли, нехотя уступив его разум тьме…

И тут же Дикарь очнулся от собственного стона. Точнее, ему только показалось, что прошло от силы несколько минут. Он по-прежнему лежал на боку. Когда он открыл глаза, в разбитое окно заглядывал рассвет. Падающее серое небо несло сонмище клубящихся туч куда-то за горизонт. Внизу простирался безбрежный морской простор, забитый пенными барханами. Свежий ветер студил лицо.

– Все, парень, – услышал он голос Киры. – Это был последний шов. Потерпи немного.

Дикарь дернулся, пытаясь сесть. Его мягко, но твердо остановили.

– Будешь дергаться, задену что-нибудь не то! Потерпи. Ты вообще уникальный. Ты это знаешь?

Дикарь только вздохнул в ответ, снова делая попытку приподняться.

– Вот нетерпеливый. Теперь можно.

Кира бормотала что-то относительно феноменальных способностей, помогая натягивать через голову футболку, а потом вдевая его руки в рукава куртки. Окончательно Дикарь успокоился, только сев и прислонившись спиной к стене.

Над костром, подвешенный на стальном треножнике, покачивался котелок. Обожженные выпуклые бока лизал огонь. Ноздри приятно щекотал аромат, исходящий от варева. Рот мгновенно наполнился слюной. Дикарь попытался вспомнить, когда он в последний раз ел и не смог. Память не сдавалась, не желая отвечать даже на такой безобидный вопрос.

Девушка расстегнула молнию на черной толстовке, колдуя над котелком.

– Не бог весть что, – словно оправдываясь, сказала она. Обмотав руку тряпкой, она сняла котелок с огня и пристроила среди камней. – Тушенка. Все, что было. Тебе обязательно нужно поесть, – твердо добавила она, как будто он сопротивлялся. – Ты больше суток был без сознания. Я не стала тебя будить.

Не прерываясь ни на секунду, Кира выудила откуда-то пару металлических мисок и ложкой принялась черпать из котелка аппетитно пахнущее варево.

– Никогда, слышишь? Никогда я не видела, чтобы так быстро заживали раны. А уж этого добра я навидалась, можешь мне поверить. Это какое-то чудо. Края сошлись, как будто уже месяц прошел – только красные линии остались. Я швы еще вчера сняла. Иначе вообще бы сегодня не вытащила. Все заросло. Я только антисептиком мазала – на всякий случай. Чудо чудом, а предосторожность не помешает. Слава Че! Я думала, столько времени пройдет, прежде чем ты оклемаешься. И ошиблась, представляешь?

– Это радует, – сказал он, только чтобы прервать словесный поток.

– Конечно, радует! – подхватила она. – Потому что нам тут засиживаться долго нельзя.

Дикарь вопросительно посмотрел на девушку, принимая из ее рук горячую миску с воткнутой в наваристый суп ложкой. Однако на этот раз словоохотливая девчонка промолчала. Он поерзал, основательно устраиваясь на матрасе. Дайвер не спешил задавать наводящих вопросов. Первой не выдержала Кира.

– Видишь ли, – сказала она, садясь на топчан, стоявший у стены. – Я думаю, что у нас и того дня, что мы здесь отдыхали, не было в запасе. Потому что тебе тоже не поздоровится.

Она замолчала. Дикарь подул на полную ложку, прежде чем поднести ее ко рту. Горячие разваренные куски тушенки, скользнув в пищевод, согрели его.

– Вкусно. И соли достаточно, – вырвалось у него. В ответ Кира метнула на него полный страстной признательности взгляд.

Обжигаясь, раненый отправлял в рот ложку за ложкой, наслаждаясь энергией, заполняющей его. Молчание длилось. Занятый едой, Дикарь не спешил форсировать события. Хотя по всему было видно, что девушке не терпелось все рассказать. Она порывисто вздыхала, покусывала губы, бросая на него короткие, полные нетерпения взгляды.

– Слушаю, – наконец, смилостивился он.

И тут же ее прорвало. Короткий рассказ дался ей с трудом. Особенно, когда коснулся несостоявшейся брачной ночи. Девушка запиналась, подыскивая слова, отвергая те, которые, как ей казалось, искажали смысл. Она мучительно долго подбирала название для пыточного устройства, стоявшего в комнате без окон, пока у Дикаря не сорвалось с губ первое, пришедшее на ум слово.

– Дыба, – подсказал он и Кира одобрительно посмотрела на него.

Мужчина видел, как волновалась девчонка, как тряслись у нее губы и полнились слезами глаза. Он не понял, каким боком во всем замешан некто Чегевара, чье имя она постоянно упоминала, а уточнять не стал. Слов было много. Их было слишком много – этих слов. А между тем, наступивший день разогнал тучи, допуская к морщинистому телу моря ласковые лучи солнца.

Дикарь не знал, как называлось чувство, заставляющее его выслушивать грустный рассказ. Может, оно называлось жалостью, а может, сочувствием. В той новой истории, которая началась на борту яхты, отсутствовали цели и задачи. Память не потрудилась оставить ему в качестве ориентиров принципы, ведущие по жизни. В голове оставалась куча нужных вещей – вроде той, что помогла ему влет определить марку наставленного на него ствола. Но, наверняка, были и ненужные вещи. Как та, что заставляла его слушать девчонку, не перебивая, спокойно воспринимая это обобщение – «мы». Наоборот, хаос в сознании, взбаламученный вопросами без ответов, оседал на дно и у кристально чистого будущего вдруг обозначился смысл.

– Короче, я тут прибрала, чтобы следов не осталось… Там, у матраса, берцы, посмотри, вроде твой размер. Нам нужно уходить, – тихо подытожила рассказ черноволосая девушка, не отрывая от спасителя полного невысказанной мольбы взгляда.

Кира произнесла фразу утвердительно, но он почувствовал, как она напряглась. Как замерла, заранее прикрывшись как броней опущенными углами рта и вздернутыми плечами от печального итога прокрученного в голове диалога. Его слов: «Нам? С какой стати? Никаких «нам» не существует». И своего печального ответа: «Как знаешь».

– Согласен, – сказал Дикарь, пытаясь отлепить непослушное тело от стены. – Нам нужно уходить.

Настроившись принять очередной удар судьбы, девушка оказалась не готова к щедрому подарку. Она вспыхнула, как маков цвет, озаренная таким светом радости, что мужчине стало не по себе. Кем его – измученного, с трудом восстанавливающего силы – считает черноволосая? Защитником? Пусть далек он от соответствия этому высокому званию, но постарается приложить все силы, чтобы оправдать надежду этого доверчивого существа. Наверняка, добрый поступок зачтется ему на том свете. В том случае, конечно, если здесь и сейчас – еще этот свет.

Дикарь обулся. Пошевелив пальцами ног, с удивлением понял, что ботинки подходят ему по размеру. Он поднялся, пережидая приступ острой боли, постоял, держась рукой за стену, впервые оценивая себя в полный рост. На нем красовалась вполне приличная армейская куртка, штаны защитного цвета, подобранные чудесным образом.

– Где оружие, Кира? – спросил он, оторвавшись от разглядывания собственного обмундирования.

– Сейчас.

Девушка порхала, укладывая в рюкзак зажигалки, фонарь, нож, веревку, лекарства и кое-что по мелочам. Потом она исчезла и возникла прямо перед ним, протягивая старенький «макаров». Дикарь взял оружие, привычно передернул затвор, с удовлетворением отметив, что пистолет недавно разбирали и смазывали.

– Сама? – не отрывая глаз от ствола, чья тяжесть разом прибавила ему сил, спросил дайвер.

– Ага, – довольно усмехнулась она. – Пока ты отдыхал.

Он хмыкнул. Убрал пистолет за пояс, бросил запасной магазин в карман и двинулся вдоль стены, за которой терпеливо дожидался путников сумрак, к дверному проему. Спину нещадно тянуло, словно вся кожа, сколько ее было, собралась в складку где-то в районе лопаток. Однако режущая боль, без которой он себя не помнил, отступила. Мужчина остановился у сгнившего косяка и обернулся. Девушка стояла посреди комнаты и смотрела на него полным восхищения взглядом. Потом она вздохнула и накинула ремень от рюкзака на плечо. Дикарь потянулся за вторым, но Кира упрямо качнула головой.

– Даже не думай, – безапелляционным тоном подтвердила она серьезность своих намерений. – Два рюкзака я еще донесу. А вот тебя – вряд ли.

– Куда идти, ты знаешь? – Он спорить не стал.

– Нам нужно пересидеть. Пока суть да дело. Отведу тебя.

– Нас.

– Ну да. Нас. Знаю я одно надежное место. Не век же они будут тут меня искать. У них там урожай, скотина… Пройдет время, все успокоится. Ты пока сил наберешься. А там – думать будем.

Он согласно кивнул.

– Можешь облокотиться на меня, если совсем плохо станет. Я сильная. Я выдержу.

– Веди уж, силачка, – усмехнулся Дикарь. – Надеюсь, место надежное.

– И я тоже надеюсь, – почти неслышно буркнула она.

Он нырнул в сырую темноту следом за девушкой. Когда глаза привыкли, дайвер разглядел лестницу многоэтажного дома, уходящую наверх. Внизу все было затоплено. Серая муть колыхалась. Накатывающие волны затапливали ступени и отступали, обнажая покрытый черной слизью бетон. Прямо по курсу темнела шахта грузового лифта. С потолка, теряющегося в непроглядной тьме, свешивались стальные канаты. Между ними, на уровне межэтажного перекрытия дрожали от порывов ветра многослойные паучьи сети. В белесых нитях лениво вздувалось что-то живое. Дикарь не заметил, как сам собой в его руку прыгнул пистолет.

– Нет-нет, – тихо сказа Кира. – Не трогай ее. Она безобидная. Если в нее не стрелять, конечно.

Невзирая на успокаивающие слова, Дикарь не спешил убирать оружие. Он думал, что придется подниматься и заранее прикидывал, как сэкономить силы. Однако, вопреки предположению, наверх они не пошли. Слева от шахты лифта в углу обозначилась стальная, перекосившаяся, в ржавых пятнах коррозии дверь. От толчка она распахнулась, задев углом бетон. Кира остановилась на пороге, достала из рюкзака фонарь и включила его, обозначив петляющую среди мусора дорожку.

– Все будет хорошо, – обнадеживающе сказала она, прежде чем шагнуть в заваленный хламом коридор.

И в то же мгновение, словно в противовес ободряющим словам, вдалеке послышался едва различимый шум мотора.