Читать книгу И снова он. Детективы - Владимир Макарченко - Страница 3

Сенька Мухомор, или, Семен Семенович, как его называли посетители зубопротезного кабинета, расположившегося в двух комнатках одноэтажного здания барачного типа, построенного вместе с железнодорожным вокзалом в начале прошлого века, готовился к приему нового клиента, рекомендованного ему нужными людьми. А как же?! Без рекомендации принять клиента, которому нужно несколько золотых коронок и один золотой же «мост» на челюсти, а он даже не согласовал эту операцию с главным врачом железнодорожной клиники, который распоряжается выделением золотых пластин для протезов? Это равносильно, самому явиться в милицию с чистосердечным признанием, что вот уже несколько лет он подпольно обслуживает тех, кто желает украсить свой рот золотым блеском. Ну не желает этот народ выставлять напоказ обычные металлические коронки! А, чтобы пойти навстречу желаниям денежных клиентов, нужно иметь связь с теми, кто может добыть тебе нужный драгоценный металл в нужных количествах и по сходным ценам. Все одно, в виде золотых момент царской чеканки, либо изделий из золота советского ширпотреба. Золото – оно всегда ЗОЛОТО!

Чтобы любопытные соседи, пользуясь общим коридором, не глазели на его посетителей, Сенька «добился» у руководства станции разрешение на месте окна угловой комнаты прорубить отдельную дверь в помещение зубопротезного кабинета и пристроить к входу тамбур, на передней стенке которого и красовалось объявление о наличии тут оного кабинета. Дверь же в общий коридор из второй комнаты «по забывчивости» забыли заложить. Она могла служить черным ходом в случае возникшей необходимости, связанной с появлением не желательных посетителей. Вспомогательным элементом в системе самозащиты Сеньки служило также световое табло: «Не входить! Обслуживание пациента!». Табло высвечивалось красной лампой, привычным для граждан сигналом «стоп».

На этот раз табло не горело, а потому посетитель прошел прямо в дверь кабинета, не удосужившись даже постучать.

– Привет, Сеня! – Проговорил вошедший, без приглашения устраиваясь на свободном стуле. – Как идет твой «левый» труд? Доход, видно, не падает? Слух до меня дошел, что с воего старенького «Москвича» на новенькую «Волгу» двадцать первую поменял? Так ли?

– Болтает народ, что ни погодя. А верите этим стукачам? – Растерянно отвечал Сеня, опасаясь, как бы не заявился в этот неподходящий момент его новый заказчик. – Брат мой старший уже десяток лет на северах трудится. Деньгу хорошую получает. Приехал в отпуск, купил эту «Волгу». А зачем она ему, одинокому мужику, на северах? Оформил пока на меня. Через два года наберет льготный стаж и приедет за машиной. У него же право будет квартиру получить у моря. Туда и укатит.

– Слышал я и эту легенду. Складно все сложил. Брат приезжал. За «Москвича» что-то выручил. Складно. Одно только до народа не довел, что брат твой на северах не по доброй воле чалился. А ныне по амнистии на вольное поседение пристроен. За добросовестный труд ему и дали отпуск краткосрочный. Какие там льготы? Какие заработки?

– Вы, Геннадий Львович, чем в краску меня вгонять, сразу бы спросили о том, что интересует наш родной уголовный розыск, с которым у меня очень даже нормальные отношения. – Обидчиво произнес Сенька.

– А вопрос у меня к тебе такой, Семен Семенович: не предлагал ли тебе кто на днях золотишко в виде ювелирных изделий, которыми никому и попользоваться не довелось? – Спросил Геннадий Львович.

– А! Это вы про ювелирку? – Воспрял духом Сенька. – Слыхал! Только Сенька Мухомор не такой глупый парень, чтобы дорожку себе на кичу самому мостить! Пока повременю от отдыха на шконке. Не буду скрывать от товарища майора, – Сенька сделал особое ударение на слове «товарища», – что иногда творю свою работу из материала заказчика. Только за то нет уголовного наказания. Все эти работы добросовестно учтены в журнале, а потому, полученные за них, деньги сдаются в кассу, как и положено. Может, в благодарность за мой ювелирный труд, кто-то и наградит какими рубликами. Так, то тоже не криминал.

– Выходит, все у тебя чисто да гладко? – Поинтересовался в ответ Геннадий Львович, или старший оперуполномоченный уголовного розыска городского отдела милиции капитан милиции Толкунов.

– Можно и так сказать! – Уверенно заявил Сенька.

– Тогда слушай меня внимательно, дорогой друг уголовного розыска! Знаю я, что кореши твои, из урок, не потеряли с тобой добрых отношений и потому, кто-то из них явится к тебе с предложением приобрести «товар». Или порекомендуют кого. Мне бы очень хотелось, чтобы такие новости не прошли мимо моих ушей. Потому и пришел предупредить тебя, дорогой Сеня, коли утаишь от меня что-то, то я обязательно тебя в подельники пририсую. Ты меня знаешь!

– Еще бы не знать, когда через вас свою ходку схлопотал. Не тянет на повторный рейс. Коли что-то прозвонят, то вы будете вторым после меня, кто эту новость поймал. Обещаю!

– Вот и договорились. За добрую информацию будет тебе Сеня отсрочка от встречи с хозяином. Тоже обещаю! Как меня найти срочно, ты знаешь. Пошел я. Дел много.

И капитан Толкунов покинул заведение Мухомора.

*****

В домике бакенщика, что расположился на берегу реки, мысом выступающем в делающее поворот течение, горела керосиновая «линейка» освещая два небольших оконца желтым, слегка колеблющимся светом. В нескольких шагах от домика стояли две лодки, наполовину вытащенные из воды на прибрежный песок. Одна из них была оснащена мотором. Недалеко от лодок парил в воздух запахом ухи котелок, подвешенный над догоравшим костром на рогатинах. Рядом с костром стоял сам бакенщик, помешивая поварешкой уху. Навигация завершалась, и вскоре бакенщику Сиротину предстояло снимать бакены и убирать их на зимовку в специально пристроенный к домику сарай. Для него начнется привычно скучная зимняя жизнь, когда Остров, на котором разместилось его хозяйство, занесет снегом. Старый лиственный лес, почти вплотную подступивший к берегу и служивший в летнее время парком культуры и отдыха горожан замрет в белой тишине. И пока не станет плотным слоем лед на протоке, через которую летом ставят для жителей города понтонный мост, для прохода в их любимый парк, связи с городом не будет никакой. Кроме служебной рации, для которой он впрок заготовил аккумуляторы. Скрашивать одиночество будут охота на зайца и птицу, да употребление разных настоек и наливок, которые он завсегда готовил себе к зимовке с лета.

Нынче будет какое-то время повеселее. Нежданно, негаданно явился к нему племяш его, Федор. Где-то под Новосибирском проживал он. Решил, как о том объявил, навестить дядьку родного, которого еще мальцом в последний раз видел. Да не один явился. Троих товарищей с собой привез. У всех отпуска большие. По предложению племянника решили у Сиротина побыть какое-то время. Правда, сезон не очень удачный. Скоро на недельку, другую река ледоставом займется, только протока за пару дней льдом покроется при хорошем морозе, коль, такой удастся.

– Ничего, дядя. Мы тут пока мост понтонный не убрали, в город походим. Поглядим, что да как. Может, и совсем тут останемся, если все понравится. С как дела работой обстоят, поинтересуемся. Больно наскучило в Сибири. Хочется в центре России пожить. Семьи перевезем. Жильем обзаведемся. – Успокоил Сиротина племянник, когда тот выразил огорчение неудачно выбранным сезоном.

Вот уже больше двух недель гостят племянник с друзьями. Хорошо, в позапрошлом году к домику руководство пароходства пристроило еще большую комнату с печкой. Для своих гостей построило. Которых к Сиротину на отдых привозило, чтобы он их ухой кормил, да в баньке свое парил. Разные гости были. Часто те, кто с проверкой в пароходство приезжал. Побудут два-три дня. Попьют, попарятся. Потом похмелятся и уезжают. Всегда начальник пароходства им свой катер давал для того. Рекой приплывали, рекой и обратно. Теперь эта обособленная комната гостям и отдана. Зато не мешают привычно в тишине поспать.