Читать книгу Империя. Исправляя чистовик - Владимир Марков-Бабкин - Страница 4

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 6 мая 1919 года

– Утро красит нежным светом склоны острова Христа…

Я напевал про себя, лишь едва шевеля губами. Маша спит, безмятежно и сладко. Спи, моя девочка. Спи, родная. Любимая моя. Ты и дети – это самое дорогое, что у меня есть в этой жизни. В обеих жизнях.

Впрочем, то будущее, что я оставил в бывшем своем 2015 году, с каждым днем все дальше от меня, несмотря на то что физически к нему я с каждым годом все ближе. Но нет, верю, что «того прекрасного будущего» здесь уже никогда не будет. Я не допущу такой жизни. Пусть останутся лишь призрачные воспоминания в моей памяти. Воспоминания, которые становятся с каждым днем все более размытыми и уплывающими в туман дрожащего марева…

Жалею ли я о своем сгинувшем будущем? Вот откровенно, если кто спросит напрямую, как на духу? Смотря в чем и о чем. Да, мир через век был комфортнее в части быта и прочих жизненных удобств. Я рассуждаю в целом, с точки зрения «в среднем температура по больнице», хотя лично мне на мой быт здесь жаловаться грех. Лично мне тут не хватает только ноутбука. Ну и всемирной сети. Надоело писать от руки или диктовать, а машинки печатные тут еще те!

Конечно, техника всякая, телевизоры, пылесосы и прочие «умные дома» делали жизнь лучше, удобнее и комфортнее. Но разве это все делает человека счастливым? Дайте членам семьи по ноутбуку и по отдельной комнате, и они чаще всего будут видеться лишь случайно, столкнувшись на кухне возле чайника или холодильника.

Мой покойный отец часто сетовал на то, что, мол, все сейчас сидят возле телевизора, а во времена его юности все гуляли, были праздники, в парках было не протолкнуться, а сами парки были почти на каждом углу. Да, это обычное старческое ворчание про то, что «раньше небо было голубее, деревья выше, а трава зеленее». Это все понятно. Но раньше без телевизоров и социальных сетей действительно было все иначе, и я тому авторитетный очевидец и свидетель.

Знаете, в первые месяцы своего царствования я нередко гулял инкогнито по Москве в образе потертого жизнью капитана Артемьева. Конечно, забредать в самые дебри и трущобы глава моей службы безопасности генерал Климович мне не давал, но в целом я видел всякую жизнь. В том числе и нищих видел, и алкашей-пропойц, да и прочий темный элемент. И грязь видел, и срам.

Однако в основной, в том числе и рабочей, массе мои нынешние современники оказались людьми, заряженными на общение с другими людьми значительно больше. Нет, не в социальных сетях, а лично, принимая гостей и нанося визиты, устраивая шумные вечеринки и посиделки, гуляя парочками и веселыми компаниями в парках, прохаживаясь по бульварам, где раздаются голоса и смех, где играют толпами дети, где звучит медь оркестров, где мило улыбаются идущие навстречу барышни…

Нет, чего-то все же мы там, в моем утерянном будущем, лишились. Чего-то неуловимого, живого, искреннего, берущего за душу…

Маша пошевелилась во сне, и на ее губах появилась улыбка. Счастливая улыбка. Ее уста дрогнули, зашевелились в каком-то одной ей лишь известном разговоре. Что она шепчет – не понять. Но ей там хорошо и радостно. Спи, милая.

Я вновь провалился в полудрему, лишь мысли хаотично то появлялись, то исчезали. Позади была очень сладкая ночь. Впереди меня ждет очень трудный день. Очень трудные дни. Много перелетов, много смотров, много совещаний.

Империю пора окинуть хозяйским взором, как рачительный хозяин осматривает свои владения или свой дом. Полгода государственная машина работала без моего личного присутствия, пока я тут лечился и реабилитировался после «американки». Конечно, я получал регулярные доклады отовсюду, но разве заменит бюрократический отчет мой суровый и придирчивый взгляд? Подданные должны видеть своего царя. Может, к моему приезду хоть забор местные власти какой-никакой да покрасят. И то польза для города. Шутка. Пора, пора встряхнуть это державное болото!

Но мой отъезд означал расставание с Машей и с детьми. Минимум на месяц, а то и на два. Так что мы старались по ночам не терять времени даром. Да и не только по ночам. И не только в спальне. Благо нет у нас проблем ни с тем, где уединиться, ни вопросом, с кем детей оставить. Правда, потом гости понаехали, и нам пришлось уделять им внимание, но тут ничего не попишешь, родня все-таки. Тесть, теща опять же (как без нее!), моя сестра, сестра жены, царь Болгарский. Тоже теперь, некоторым образом, родственник…

Мне вдруг жуть как захотелось курить. Вот прямо невмоготу. Давно не курю, а тут здрасьте вам через окно. Но с чего бы я должен отказывать себе в такой вот мелкой прихоти?

Осторожно снимаю со своей груди руку Маши и, стараясь не потревожить ее сон, выскальзываю на балкон, не парясь с одеванием. Да и зачем? Уже жарко, а особняк построен так, что царские хоромы и балконы ниоткуда не увидать. В целях безопасности, разумеется. Получить пулю снайпера я не хочу нигде. На острове Христа – в особенности.

Разыскав в шкафчике трубку и прочее, тихо сажусь в шезлонг и набиваю чашу табаком. Еще минута, и воздух наполняется клубами ароматного дыма. Расслабленно смотрю в светлеющее безоблачное небо, вяло следя за сизыми волнами, плывущими вверх. Ни ветерка. Хорошее утро намечается. И хороший в трубке табак.

Посидев немного, встаю к перилам, чтобы смотреть на восходящее над морем солнце. Тишина и умиротворение. Спит Остров, да и не видно с моего балкона ничего. Безопасность же. Потому только я, море и появившийся из-за горизонта краешек дневного светила. Да еще четыре императорские яхты в бухте. Моя «Полярная звезда», Машина «Царевна», «Regia Nave Savoia» моего итальянского тестя и яхта «Стрела» родной моей сестры Ольги, на которой прибыли Мафальда с Борисом. Нет, и у царя Болгарии была своя яхта, но она сейчас в Эгейском море, в городе Борисполь, он же бывший османский Дедеагач, а гнать ее из Средиземки смысла никакого не было. Так что Ольга их подбросила на Остров прямо из Константинополя.

Конечно, риск занести на Остров заразу был, но мы береглись как могли. Даже затребовали, чтобы все желающие погостить прошли двухнедельную изоляцию от внешнего мира. Впрочем, уговаривать долго не пришлось, все всё понимали, благо моя прошлогодняя болезнь убедила (если не напугала) очень многих, да так, что большинство монархов и влиятельных лиц предпочитали устроить себе постоянную самоизоляцию, уехав в свои имения в горы, в леса или на такого рода острова типа нашего. Правда, мне не известен ни один остров отдыха монархов, который охранялся бы линкорскими орудиями главного калибра и мог выдержать тактический ядерный удар.

Я попыхтел трубкой. Что-то никак не проснусь толком. Все время мысли прыгают с темы на тему. Прыгают? Нет-нет, мои мысли скользят, плавно перетекая с одного предмета на другие.

Попробовать, что ли, пробраться на кухню и сварить кофе? Нет, опасно. Машу могу разбудить. Пусть спит. Когда мы еще увидимся, зачем мне ей сладкий сон тревожить? А судя по ее лицу, сон действительно… вкусный.

Полюбовавшись лицом жены, видимой мне в проем открытых настежь дверей балкона, я вновь затянулся дымом.

Да, такие вот у нас дела. Вообще «американка» минувшей зимой устроила в Европе настоящий террор, не обойдя и высший свет континента. Много умерло и умирает до сих пор. Монархи держатся, хотя и болеют некоторые. Вот только Фердинанд Румынский помереть высочайше изволил, Царствие ему Небесное. Тот еще был… король. Ну, или никак, как говорится. О покойном-то.

Впрочем, сыночек его Кароль тоже еще тот король. Да, поговорка «как корабль назовёшь» не всегда работает. Монарх из него никакой. Слабый, порывистый, увлекающийся. Ох, натерпелась с ним моя племяшка Оля. И еще натерпится. Но мы пока можем только внимательно наблюдать, мягко подталкивать или удерживать. И ждать, внедряя людей отсюда, вербовать или покупать на месте, заинтересовывать представителей элит переметнуться в стан «русской партии».

Остается ждать. Хотя бы до августа. А там все возможно. Если, конечно, Оля родит наследника румынского престола, иначе придется искать другие варианты. Или снова ждать. Год, два, три…

Ники вот от своей Аликс дождался наследника лишь на пятом ребенке, через, считай, десять лет. Не возникнет ли такая проблема с Олей? Ведь есть же наследственность, предрасположенность и все такое. И хорошо, если не ошиблись те яйцеголовые умники в ушедшем будущем, которые утверждали, что гены гемофилии передались только двум дочерям Николая – Марии и Анастасии. И хорошо, если меня самого память не подвела в этом вопросе. Иначе – беда. Будут с Румынией у нас проблемы. Как и с Сербией. А это опасно.

Да, не всем везет обрести наследника сразу. Это очень серьезный аргумент для авторитета власти и стабильности в стране…

И тут к моей голой спине нежно прижались две обнаженные выпуклости.

Улыбаюсь блаженно и приветствую негромко:

– Доброе утро, любовь моя.

Смешок. Воркующий голос.

– О чем задумался, любимый?

– Думаю о том, как мне повезло с тобой.

Вновь смешок, уже более счастливый.

– Правда?

Серьезно киваю.

– Да.

Нежные руки скользнули вперед, и вот уже мое Солнце греет меня собой в полный свой рост.

Оборачиваюсь, пытаюсь игриво схватить в охапку.

– Ой! Аййй!!! Ты что делаешь?!!

Маша взвизгнула и вырвалась из объятий, потирая ушибленное место. На голом боку уже видно было наливающееся краснотой пятно.

– Больно же!!!

Она чуть не плакала.

Я растерянно и виновато смотрю то на нее, то на трубку у себя в руках. Блин! Как я про трубку-то забыл! Растаял от ласк, осел старый!

– Прости, солнце, я не хотел…

Жена пыталась заглянуть себе за спину, желая увидеть пострадавшее место, но у нее не получалось так изогнуться. Крутясь, она бурчала хмуро:

– Трубкой своей… Утро доброе… Это же надо было додуматься! Крови нет хоть? Принеси зеркало!

Вернувшись на балкон с зеркалом, я заверил:

– Нет-нет, там просто синяк будет.

Маша поглядела в отражение и всплеснула руками:

– Ну вот! Мне только синяка не хватало! Что люди скажут? Будет теперь весь высший свет шептаться, что меня муж бьет!!!

Женщины! Пусть даже и императрицы.

Удивленно возражаю:

– А кто же это тебя увидит голой?

Императрица посмотрела на меня как на идиота.

– Здравствуйте вам! А фрейлины? А одеться-переодеться? Пусть не голой, но как не прячься, бок неизбежно кто-то увидит! Пойдут толки, пересуды, да и визжала я от боли на пол-острова! Наверняка кто-то слышал. Даст Бог, не поймут, откуда был этот вопль, но если еще и синяк…

М-да, неудобно получилось. Желая хоть как-то смягчить ситуацию, шучу:

– Хорошо хоть горячий табак не вывалился на кожу, а то бы сказали, что я…

Но, перехватив становящийся опасным взгляд жены, тут же затыкаюсь и спешно сдаю назад:

– Любовь моя, прости дурака, несу всякую чушь.

С этими словами вышвыриваю трубку с балкона. Где-то внизу послышался чей-то вскрик.

Вздыхаю:

– Нет, сегодня точно не мой день. Прости.

Маша сокрушенно покачала головой.

– Нет, ты точно не в себе. То крики, то трубка… А если пожар? А если покалечил кого?

– Трубкой трудно покалечить.

Ироничное:

– Да? Правда??!

Плюс ехидное:

– А если кто-то решил посмотреть, кто же там вопит сверху, в царских покоях?

Да, сегодня точно не мой день. Но очень насыщенный и ответственный.

Видимо, уловив своей женской интуицией что-то в моей душе, она смягчилась.

– Ладно, теряем время на всякие глупости, а тебе скоро уезжать. Вот только не знаю, как нам быть с моей саднящей спиной?

Последнюю фразу она произнесла с ноткой игривости.

– Поверь, любимая, мы что-нибудь придумаем.

Подхватываю ее на руки и несу в спальню. Жена ощутимо напряглась, ожидая новых неприятностей от неудачника дня, но Бог был милостив, и цель была благополучно достигнута. И основная цель – тоже.

В общем, все окончилось благополучно. Глаз трубкой я, к счастью, никому не выбил, все живы, пожара тоже не случилось. Ну, разве что пожар пылал в нашей постели, но дикарскому методу добывания открытого огня трением мы так и не научились. К счастью. А то с моим сегодняшним везением запылал бы весь особняк…

РУМЫНИЯ. ЗАМОК ПЕЛЕШ. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 мая 1919 года

Ольга массировала виски. Какой тяжелый вчера был день. День тревог и неопределенности. Мостовская отбыла назад в Константинополь, увозя ее формальный ответ, полный пустых обтекаемых фраз и слов благодарности. Слов, которые лишь подтвердят ее растерянность и растущее отчаяние.

Константинополь. Как и многие века назад, этот город вновь стал центром европейской политики. По крайней мере почти вся политика на Балканах делалась сейчас именно там. Лондон слишком занят внутренними вопросами, Орлеану сейчас вообще не до балканских дел, а тот же Берлин, с утратой влияния на Болгарию и бывшую Османскую империю, лишь начинал заново выстраивать отношения, пытаясь восстановить прежние связи и возобновить интерес к Германии групп влияния в разных странах региона.

Нет, первую скрипку тут сейчас играла Россия, которой та же Италия, не колеблясь, передала роль главного куратора Балкан и Малой Азии. Это и понятно. Невзирая на промышленный и финансовый потенциал, Италия не имела ни такой армии, ни, главное, такого количества населения, чтобы претендовать на изменение всех раскладов на землях бывшей Османской империи. Свои бы новые земли заселить. К тому же и в Новоримском Союзе Россия была основной силой, что означало для остальных необходимость согласовывать свою политику с линией, которую нынче принято именовать «официальной Ливадией».

Перебравшийся на юг после болезни император Михаил больше никуда не выезжал дальше Константинополя, проводя большую часть времени на Острове и демонстративно удалившись от активных дел. Но активность русских на Балканах росла с каждым днем. Дипломаты, военные, купцы всякие. Что вызывало рост раздражения в различных кругах балканских стран и рождало напряжение внутри Новоримского Союза.

Конечно, из Москвы и Константинополя очень внимательно следили за происходящим. Да и в Риме не дремали. В ход шло все, включая «удачно подвернувшиеся» браки – ее, Тани, да и Мафи вышла за болгарского царя. Говорит, что счастлива, но поди знай, как оно там на самом деле. Таня в письмах тоже полна оптимизма, мол, любит ее Саша без ума, Сербия ей очень нравится и все такое. Но не может она никак забеременеть, а это не улучшает ситуацию ни в царственном семействе, ни вокруг него.

Впрочем, она вот забеременела, и что? Ее стали любить? Боже-Боже, за что ей такое наказание… Слезы навернулись на глаза.

Тут дверь в спальню открылась, и на пороге возник «любимый муж» в халате. Действительно, стучать в спальню к жене – это же полный моветон, не так ли?

Кароль молча прошел через комнату и некоторое время стоял неподвижно, глядя куда-то на горы за окном.

Наконец он произнес:

– Доброе утро, дорогая.

Ольга, не пытаясь выбраться из постели, хмуро кивнула.

– Доброе, дорогой.

Кароль повернулся к ней и указал на два кресла вокруг кофейного столика.

– Дорогая, я попрошу тебя накинуть халат и велеть подать нам кофе. Я хочу поговорить с тобой.

Королева демонстративно изогнула бровь, затем, облачившись в халат, величественно села в кресло. Позвонив в колокольчик, она отдала необходимые распоряжения.

Горячий кофе подали. Ее взгляд был вопросителен и холоден.

– Да, дорогой?

Царственный муж сделал глоток, явно оттягивая момент объяснения. Наконец, он решился:

– Дорогая Ольга, смею полагать, что тебе лучше будет вернуться в Константинополь.

Оля иронично глядела на супруга.

– А что так, дорогой Кароль? Вы нашли себе очередную пассию?

Тот удивленно поднял на нее взгляд.

– Пассию? Причем тут какие-то пассии? Здесь вопрос жизни и смерти.

Все еще сохраняя холодную улыбку на лице, она уточнила тоном, полным ледяного презрения:

– Вот как? Меня здесь удавят шнуром от штор или отравят мышьяком? Или подушкой придавят?

Кароль вскочил и нервно заходил по комнате.

– Ольга, ты не понимаешь, ты не понимаешь происходящего, ты не представляешь, что творится в столице, в штабах, в армии. Моя власть шатка, как никогда. Мне пока удается удерживать корону на голове, но лишь лавируя между различиями интересов групп влияния в Бухаресте и всячески обнадеживая относительно перспектив присоединения Трансильвании и создания Великой Румынии. Мне пока это удается, но я чувствую, как власть уходит сквозь пальцы, как песок на склонах этих гор.

Ситуация ухудшается с каждым днем, а мне почти не на кого опереться. Одни ждут того дня, когда ты родишь наследника, и тогда меня принудят к отречению, передав регентство моему брату Николае. Нашего сына объявят королем. Марионеткой в их руках. А тебя наверняка изгонят из страны. Если не сотворят чего похуже. Другие не хотят ждать, не желая ставить все на дело случая, и жаждут объявить королем Николае. Меня лишат короны, а может, и жизни. Тебя ждет изгнание. Третьи же просто боятся увеличения влияния России здесь и требуют твоей высылки вместе со всей твоей свитой и теми, кто прибыл сюда в последнее время после нашей свадьбы. Четвертые опасаются вторжения России и войск Новоримского Союза, говорят, что если с тобой что-то случится, то русское вторжение станет неминуемым. Пятые считают, что хорошо бы, чтобы с тобой что-то случилось. Несчастный случай, так сказать. И тогда я буду у них в руках, поскольку все будет устроено так, что якобы это я устроил ради какой-нибудь любовницы, на которой собираюсь якобы жениться. Шестые…

Ольга слушала мужа с широко открытыми от ужаса глазами. Кароль, увидев ее состояние, подошел к супруге и, присев на корточки, взял ее ладонь в свои.

– Я спрятал тебя здесь, в горах. Я выставил надежную охрану, но какая может быть надежная охрана в этой ситуации?

Ошеломленная племянница Михаила Второго опустила взгляд на его руки и прошептала:

– Ты так давно этого не делал…

– Прости меня за все. Но я боюсь за тебя. Они могут тебя убить в любой момент. И меня тоже. Я не могу доверять ни одному человеку.

Он поцеловал ее в ладошку.

– Прости.

Ольга провела ладонью по его волосам:

– Какой же ты у меня глупый…

Кароль молча и грустно кивнул.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 мая 1919 года

– Большое турне?

– Да, Оленька. Пора окинуть хозяйским взглядом наше Отечество.

Сестра хмуро покачала головой.

– Не торопишься ли ты? «Американка» еще лютует. Мало тебе было прошлогодних приключений?

– Более чем. Да, было их более чем достаточно. Но доклады с мест, откровенно говоря, меня смущают. Да и перед принятием «Большой программы» следует оглядеться. А что касается «американки», то, может, оно и к лучшему – не будут организовывать толпы верноподданных и прочие торжественные встречи.

– Ты в это веришь?

Криво усмехаюсь.

– Не особо. Показуха, конечно же, будет обязательно, но, надеюсь, весьма умеренная.

Мы помолчали.

– Что наша румынская королева?

Ольга покачала головой.

– Пока никаких известий от нее не было. Там все так плохо?

– Да, довольно нервно.

РУМЫНИЯ. ЗАМОК ПЕЛЕШ. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 мая 1919 года

– И что, мы ничего не можем сделать?

Ольга пытливо смотрела на мужа. Тот вздохнул:

– Я пытаюсь. В одном наши интересы совпадают: и мне, и тем, кто против меня, всем нам нужна Трансильвания. Победив, я получу авторитет среди подданных, смогу под шумок устроить ряд отставок и расставить своих людей. Я не могу провести никаких реформ, которые необходимы, пока в Румынии вся реальная власть у землевладельцев, банкиров, промышленников и генералов. У твоего дяди получилось, но он был популярен, а я, увы, отнюдь не тот человек, за которым сейчас пойдут толпы, а главное, элиты.

– А зачем этим элитам тебя менять, если ты ничего не можешь с ними сделать?

Кароль криво усмехнулся:

– Я не могу, но я хочу. И они это знают. Слишком со многими зря испортил отношения, слишком много болтал. Но я не думал, что отец так вдруг умрет. Не успел… А что касается Николае, то он рос тихим и послушным мальчиком. Таким он и вырос. Николае панически боится власти, но они его заставят.

– А ты не думал о том, что перед самой победой в Трансильвании с тобой что-то случится?

Тот кивнул:

– Думал. Но другого выхода я, признаться, не вижу. Мне нужна эта победа. Мне нужна Трансильвания. Однако у Венгрии сильная армия. Мои генералы мне дают бравурные отчеты о состоянии нашей армии и о полной деморализации венгерской. У них там, мол, уже гражданская война полыхает, так что мы пройдемся легкой прогулкой.

Он вновь заходил по кабинету.

– Вчера я давал аудиенцию генералу Дитерихсу. Мне был представлен аналитический доклад о состоянии румынской армии. Если пересказать его двумя словами, то все плохо, венгерская армия сильнее, и Румыния потерпит поражение в войне.

Остановившись у окна, король Румынии произнес ровным голосом:

– И вчера с докладом из Генерального штаба прибыл полковник Антонеску. Он доставил мне меморандум за подписью начальника Генштаба генерала Презана. Он от имени всех основных командующих фактически требует немедленного начала войны с Венгрией. Это практически ультиматум. Вот так, радость моя. Вот так.

Повисло напряженное молчание. Наконец Ольга спросила:

– Что я могу сделать для Румынии и… для тебя?

Муж грустно усмехнулся и покачал головой.

– Оленька, я знаю, что очень виноват перед тобой. Но я боялся, что заговорщикам станет известно, что ты мне не безразлична. И тебя убьют.

– Так почему же ты мне все не сказал?

– А как бы я сказал это?

– А вот так! Как сейчас!

Понимая, что сейчас она может сорваться и наговорить все, что накопилось, она медленно села в кресло и обхватила виски ладонями. Пару минут подождав, Кароль поставил на столик стакан воды.

– Прости меня. Я не знал, что мне делать…

Ольга выдохнула несколько раз и отпила пару глотков воды.

– Ладно, это мы потом обсудим. При случае.

Она послала мужу многообещающий взгляд, тот повинно склонил голову.

– Судя по тому, что ты вдруг решил мне все рассказать, и ты хочешь, чтобы я уехала в Константинополь, ты не просто пришел со мной попрощаться?

Король Румынии кивнул:

– У меня есть, конечно, дерзкий план, но для этого ты должна срочно выехать в Константинополь. Для твоей и нашего будущего сына безопасности. А еще я попрошу тебя передать твоему царственному дяде очень-очень секретное письмо. Обязательно из рук в руки.

Ольга ошарашенно кивнула и почему-то проговорила:

– Жаль, что вчера уехала баронесса Мостовская, она могла бы передать такое письмо лично императору.

Кароль пару секунд молчал, а затем засмеялся:

– А баронесса Мостовская никуда не уехала. У них там машина сломалась или что-то такое, так что ночь она провела в охотничьем домике. Я велел ее надежно охранять.

Ольга неожиданно для себя прыснула.

– Твоя работа?

Монарх спокойно кивнул.

– Конечно, дорогая. Но я приказал ее не отпускать не по причине того, что мне нужно передать письмо Михаилу. Это тоже возможно, я знаю, что у Михаила, Марии и Ольги баронесса Мостовская пользуется полным доверием. Но я хочу, чтобы Мостовская и ее люди поехали с тобой. Про письмо никому знать не нужно. Так что они официально лишь составят тебе компанию в дороге.

– А на самом деле?

– А на самом деле, любовь моя, она будет твоим щитом, если вдруг что-то произойдет.

– Что?!

Король Румынии мягко улыбнулся в ответ на ее возмущенный вскрик.

– Да, жизнь цинична. Но вряд ли многие горячие головы рискнут напасть на группу путешествующих, среди которых есть племянница русского императора, а также мать его сына. Двойной, так сказать, оберег для тебя. У твоего дядюшки слишком страшная репутация. Тут оккупацией Румынии не обойдется. Головы полетят тысячами. Самые жирные головы.

Ольга с удивлением смотрела на мужа. Таким она не видела его никогда…

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 мая 1919 года

Местоблюстительница Ромеи обеспокоенно спросила:

– А ты уверен, что можешь сейчас себе позволить уехать из Константинополя? Ташкент! Владивосток! А если на Балканах полыхнет? А вдруг нужно будет принимать срочные решения?

Мягко улыбаюсь и демонстративно вздыхаю.

– Оленька, а когда у нас будет возможность? У нас все время то то, то сё. То война, то угроза войны с Британией, то… Впрочем, что я говорю?! Война с Британией в том или ином виде идет у нас уже два года! И вот сейчас нужно грамотно все разрулить в Египте, в Афганистане, в Монголии, в Маньчжурии. Нам нужно ослабить Англию, растянув ее силы по всему миру, нам нужен договор о ненападении с Японией, нам нужно укрепить свои позиции в Сиаме. Я веду даже подготовку к государственному визиту в Токио, а для этого у нас должны быть сильные позиции на Дальнем Востоке, так, чтобы японцы трижды подумали, прежде чем начинать против нас какие-то действия. А ведь англичане их будут сильно подталкивать к этому. Да и американцы заинтересованы ограничить наше влияние в зоне Тихого океана, сама понимаешь, так что… – Демонстративно оптимистически хлопаю ладонями по кожаным подлокотникам кресла. – Так что все будет в порядке, остаешься за старшую, а вдруг что – я всегда на связи!

Но Ольга моего оптимизма не разделяла.

– Знаю я, как ты будешь на связи «вдруг что». Особенно за Уралом!

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 7 мая 1919 года

Роскошная ночь над Босфором. Шикарный яркий полумесяц сиял в небе. Весело верещали какие-то насекомые, оптимистично ухала какая-то летающая живность. Лишь порхали черным тенями летучие мыши.

«Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом. Кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (Евразией и Африкой). Кто контролирует Мировой остров, тот командует миром».

Я подчеркивал красным карандашом интересные места в тексте опуса «Демократические идеалы и реальность». Что ж, мое появление в этом времени не слишком-то изменило суть событий и глубинные интересы мировых держав. И британский географ, профессор Оксфордского университета, член Тайного совета Великобритании сэр Хэлфорд Джон Маккиндер, успевший еще до моего появления в этой реальности издать свой эпохальный труд «Географическая ось истории», не оставлял своих попыток создать геополитику в том понимании, в котором она была в моем будущем.

Итак, все, как говорится, идет по писаному. Возможно, для аборигенов это и откровение, но не для меня, читавшего в своем будущем очень многое в части политологии и прочей геополитики. Посему, Хартленд – это недоступная для «цивилизованных держав» кладовая мира. Удаленная в глубины Азии, «великая природная крепость людей суши», самой природой отделенная от морских транспортных (и военных) путей и имеющая выход лишь к вечно скованному стужей Ледовитому океану. Кладовая мира, которая, по странному капризу судьбы, контролируется этими полудикими русскими, которые, к тому же, постоянно норовят расширить свою Московитскую Тартарию на все большие и большие территории.

Перелистнув несколько страниц, я кивнул сам себе. Да, все в том же духе. В общем, век за веком варварские народы Азии атакуют Европу. Гунны, варвары, монголы, тартары, турки, русские и прочие порождения Великой Дикой степи раз за разом вторгаются и хотят разрушить цивилизацию. Упадок Рима и прочих, безусловно, вина варваров с горящими жадностью глазами. Владычество Европы над миром уже не настолько однозначно. «Колумбова эпоха» превосходства морских держав подходит к концу. По мере развития сети магистральных железных дорог, которые составят конкуренцию флотам морских держав и могут привести к превосходству континентальных держав над морскими, геополитическая роль Хартленда будет только возрастать.

Единственное спасение – решительное вытеснение России в глубь континента, отрезание ее от выхода к незамерзающим морям и отделение от Европы поясом враждебных марионеточных стран, которые должны поясом окружить варварский русский Хартленд, отсекая его от влияния на мировую политику и удушая в «цивилизационных объятиях».

Но, переосмысливая катастрофические для «держав просвещенной европейской цивилизации» итоги Великой войны, профессор Маккиндер развивает выводы своей работы 1904 года.

Вместо того чтобы кануть в небытие хаоса и открыть путь ко всем своим богатствам главным мировым державам, Россия вдруг, совершенно неожиданно, не только устояла под натиском событий, но и сумела расширить свою власть, бросив тень своей варварской длани на важнейшие географические и стратегические регионы Восточной и Южной Европы, Малой Азии, Ближнего Востока, захватила черноморские проливы, распространила свое влияние на Италию и Балканы, пытается втянуть в свою орбиту Францию, договаривается с Германией, уже поглядывает в сторону Индии и Китая.

Вместо того чтобы по итогам войны создать цепь мелких государств-лимитрофов, не позволяющих России и Германии объединиться, в кошмарном результате появился Новоримский Союз, который мало того что продвинул свои границы далеко на запад, так еще и позволил России-Хартленду преодолеть естественную изоляцию, выйдя из диких земель прямо в Средиземное море. Выйдя и создав реальную угрозу Суэцкой артерии Британской империи.

В общем, все было схоже с тем, что я читал в своем будущем. Впрочем, отличия все же были. И если Хартленд традиционно почти совпадал с очертаниями России, то вот понятие Римленд претерпело существенные изменения. Вместо пояса прибрежных государств, опоясывающих Хартленд и противостоящих ему, как это представлял позднее американец Николас Спикмэн, в интерпретации профессора Маккиндера «Римленд» превратился в «Три Рима и их сателлитов», то есть, по факту, в Новоримский Союз. То бишь Хартленд вышел за пределы Хартленда.

Меры должны быть приняты. Самые решительные меры! Я зевнул. Пишут и пишут всякую ахинею. Взять все да и поделить!!!

Отпив из бокала, я поцокал языком. Неаполитанское «Lacryma Christi», «Слезы Христа». Отличное окончание дня. Впереди – ночь.

Тут что-то стукнулось о стекло. Что-то ворвалось в мой кабинет из тьмы Босфора и начало яростно биться о стены и потолок. От неожиданности я вскочил, опрокинув бокал и повалив лампу, заорал:

– Евстафий, тащи Пирата!!!

Но пока лишь черные крылья бились у меня над головой. Лишь багровые реки разливались по «Хартленду» в косых лучах лежащей на боку лампы. И большая багровая лужа на полу у меня под ногами. Сверкали в кровавой тьме, слово клыки дракона, острые осколки разбившейся бутылки. «Lacryma Christi». «Слезы Христа».

Свет упавшей лампы погас…