Читать книгу Психоанализ психоанализа - Владимир Медведев - Страница 4

Сегодняшнюю лекцию, завершающую тематический цикл по «Психоаналитической антропологии», мне хотелось бы начать с разговора о специфичности темы нашей нынешней встречи, с обозначения ее кардинального отличия от тем предыдущих «антропологических бесед».

Прежде всего, я хотел бы отметить, что все наши попытки порассуждать с позиций классического психоанализа о человеческой судьбе, о символах и мифах, о любви и счастье, о страхе и смехе, о деструктивности, о теле и сексуальности, о семье, браке и родительстве, о деньгах и бизнесе в каком-то смысле были предысторией сегодняшнего нашего разговора.

Для нас, психоаналитиков, такой многогранный и многоуровневый разговор о человечности как таковой неизбежно становится поводом для вопроса о том – как мы вообще можем об этом рассуждать? Как можем исследовательски отстраняться от «человеческой ситуации», противопоставляя ей ситуацию психоаналитическую? Что за странным делом мы занимаемся? На каком основании мы полагаем возможным рассматривать людей как бы со стороны, зачастую называя их – «они»? И кто тогда мы с вами такие? Чем отличаемся от «обычных людей»?

И так далее. Вопросы тут множатся снежным комом. И настала пора на них ответить. Или, по крайней мере, постараться это сделать…

Теперь, благодаря опоре на уже достигнутое нами понимание природы человека, его психики и его поведения, его привязок к Бессознательному (далее – БСЗ) и к внешнему миру, мы можем решиться на опыт профессиональной саморефлексии, подвергнуть психоанализу сам психоанализ.

Можем попробовать повторить подвиг барона Мюнхгаузена и вытащить себя за волосы на свет из полумрака корпоративных иллюзий и мифов (да еще и вместе с «конем», т.е. с психоанализом как таковым, процессуально живущим по своей традиционной логике и влекущим нас с вами, его оседлавших, в совершенно непонятном для нас направлении).

Зачем нам с вами это нужно? Тут есть множество целей, которые я собираюсь предъявлять вам по мере продвижения по логике, диктуемой самим материалом. Но по сути цель у нашей с вами сегодняшней встречи одна: постараться прикрыть нашу общую «ахиллесову пяту», нашу главную профессиональную уязвимость.

Такая уж профессия у психоаналитиков, что мы вынуждены постоянно генерировать терапевтически нагруженные мифы, объяснительные фантазии и маскирующие иллюзии. И не просто генерировать, но деятельно их разыгрывать в атмосфере веры, надежды и любви. В атмосфере, которую, кстати говоря, мы сами формируем и сами поддерживаем. Такая вот у нас «невозможная профессия».

И надо обладать буквально сверхчеловеческими качествами, чтобы сохранять в подобного рода «виртуальной реальности» строгую профессиональную ориентацию, чтобы не растворяться в этом мороке иллюзий и фантазий, наполняя его своими компенсаторными проекциями, а спокойно и отстраненно работать, воспринимая происходящее как средство для достижения цели, а не как саму цель. Образно говоря, очень сложно в этом «магическом театре только для сумасшедших», как описал психоанализ Герман Гессе, быть режиссером-постановщиком, не дать психодинамике аналитической ситуации затащить тебя на сцену и вовлечь в игру.

Мы с вами не сверхчеловеки, увы, и для того, чтобы выходить за пределы «человеческой ситуации» нам нужно уметь рассматривать ее не вовлеченно, как бы со стороны. Это мы уже умеем, пройденный непростой и долгий курс по психоаналитической антропологии нам в этом помог. И я надеюсь, что мы с вами «прошли» этот курс так же, как мы «проходим» психоанализ, т.е. совмещая познание самих себя («прочистку дымоходов») с инвентаризацией всех оперативных иллюзий, под прикрытием которых мы «выходим из себя» и вступаем в отношения с другими людьми.

В том числе – и в профессиональные отношения.

А теперь нам нужен последний штрих, нужен своего рода «очухан» (спасибо за эту метафору Станиславу Лему и его «Футурологическому конгрессу»), который бы нам позволил оставаться в рамках реальности там, где мы сами напустили тумана, там, где за реальность принимается смесь иллюзорных проекций и компенсаторных фантазий, где общаются не люди, а некие теневые фантомы, виртуальные сгустки архаических влечений и вытесненных желаний.

И таковым «очуханом» для нас может послужить понимание того, что происходит в «аналитической ситуации», если ее саму подвергнуть психоаналитическому истолкованию. И ответить на вопросы: кто такой психоаналитик, зачем ему самому нужна эта странная процедура, в которую он заманивает людей и в которой их удерживает, а также – для чего вообще этот психоанализ был придуман его создателем – Зигмундом Фрейдом?

Заранее предупреждаю – многое из того, что вы сегодня здесь услышите, вам не понравится. Но прошу свои сопротивления прорабатывать в персональном режиме (на то вы и кандидаты в психоаналитики), а не выплескивать их на меня здесь и сейчас.

Помните старую мудрость – «пианист играет как умеет» и он (в смысле – я) не в ответе за то, какие душевные движения и переживания вызовет у вас исполняемая им музыка.

И попробуйте просто мне довериться, приняв то, что вы тут услышите, как горькое лекарство, постоянное ощущение горечи которого во рту, убережет вас на протяжении всего вашего психоаналитического пути от многих бед и разочарований.

Особых откровений, правда, тоже не ждите. Я не имею права выходить за рамки своего рода «пропедевтики», введения в психоанализ, поскольку аудитория нашего лекционного цикла – это не прошедшие огонь, воду и медные трубы психоаналитики, которым и сам черт не страшен, а люди, зашедшие в психоанализ «на огонек» и желающие присмотреться: что тут и как.

И потому я ограничусь, пожалуй, традиционной формой психоаналитического исследования, и не стану слишком часто выходить за ее пределы. Т.е. встану в обычную позицию аналитика как сновидца, который сохраняет сновидческую активность, основанную на соприкосновении с БСЗ, и в состоянии т.н. «бодрствования». И с этой позиции, как уже неоднократно в ходе данного лекционного курса делал, рассмотрю зону обыденности как странности и проанализирую свои реакции на увиденное. Отличительной чертой нынешней нашей встречи является только то, что посмотрю я при этом на психоанализ как пространство, где живут и работают странные люди, и на себя самого, в этом пространстве странным образом пребывающего.

Ничего особо уникального в таком взгляде нет, просто мы в психоанализе стараемся не делать этого. Не смотреться самим в психоаналитическое Зеркало, которое подсовываем окружающим. Стараемся не делать этого по простой причине – увидев себя в этом Зеркале, человек обычно удивляется и ужасается, получая импульс к изменению. А психоанализ, как мы увидим, и есть результат подобного рода изменения, совершенного некогда первым, кто в такое Зеркало заглянул, т. е. Зигмундом Фрейдом. Заглянул, удивился, ужаснулся, изменился и зафиксировал свое изменение в виде сложно организованной и концептуально нагруженной профессиональной деятельности, которую мы сегодня и решили проанализировать.

Но иногда заглядывать в это Зеркало следует и нам с вами. И персонально, тогда это называется нашим собственным анализом. И корпоративно, тогда эта процедура позволяет нам понять – живым ли делом мы тут занимаемся, подключены ли мы к его изначальным истокам, не впустую ли воспроизводим некие давно уже мертвые ритуалы в режиме корпоративной навязчивости…

И еще одно предварительное замечание: при психоаналитическом разборе самого психоанализа мы не можем применять уже неоднократно использованные в данном лекционном цикле концептуальные подходы и исследовательские шаблоны.

Вспомним, к примеру, нашу прошлую встречу, когда мы подвергли психоанализу деньги и предпринимательство. Как мы это делали? Мы четко и последовательно описали ряд специфических ритуалов, соотнесли их, в соответствии с нашей традиционной процедурой интерпретации, с инфантильным опытом, с его травмами и фиксациями, и показали, как в данной сфере себя органично чувствует человек, имеющий эти фиксации, и как мучаются, разрушая себя и свой бизнес, люди, попавшие в эту область профессиональной деятельности случайно, не по воле БСЗ.

Психоанализ – это тоже очень сложная система профессиональной деятельности, где-то, по большому счету, даже и предпринимательства, но с очень интересной, особенно для нас с вами, спецификой. Дело в том, что вся совокупность целей и средств, объяснительных моделей и методических приемов этой деятельности была придумана одним единственным человеком – Зигмундом Фрейдом. Человеком, который поначалу, порядка пятнадцати лет, вообще занимался ею, по его словам, «в блаженной изоляции» и потом только заразил ею, как чумой, достаточно большое количество людей. Достаточно большое для чего? – спросите вы… Отвечу честно, у нас сегодня вообще все будет «по гамбургскому счету»: достаточно большое для того, чтобы выйти из маргинальной зоны персональной психопатологии в социум, для того чтобы трансформировать свой сложный и уникальный симптомокомплекс в профессию.

До конца своей жизни Фрейд воспринимал психоанализ как свое личное достижение, утверждая неоднократно, что только он, его создатель, может и должен указывать – что этим психоанализом является, а что – нет. И что в психоанализе есть только один критерий истинности – его собственное сдержанное расположение к его собственным мыслям.

С плохо скрываемой ревностной настороженностью воспринял он те новации, которые появились в двадцатые годы, когда психоанализ вошел в стадию превращения в профессиональную корпорацию, когда психоаналитиков начали готовить не на кушетках, а в специализированных учебных центрах, когда психоанализ перестал быть своего рода «обществом анонимных невротиков», начал приобретать социальный статус, когда стройные колонны кандидатов в «профессиональные психоаналитики» пошли поступать в открывающиеся «институты психоанализа».

Итак – специфика нашего сегодняшнего разговора может быть изначально прояснена в следующей фразе: в основании психоанализа как особой сферы профессиональной деятельности и особого типа ментальности лежат не типические инфантильные переживания и формы их компенсации, а уникальный тип психической организации и уникальный опыт жизни одного единственного и вполне конкретного человека – Сигизмунда Шломо (Зигмунда) Фрейда, венского врача-психоневролога, выходца из небогатой еврейской семьи.

И потому в нем, и только в нем, в его «семейном романе», в его младенчестве и детстве, в особенностях его вхождения в мир культуры, его обучения в гимназии и университете, в поисках себя в профессии, и т. п. коренятся все ответы на вопрос о том, что такое психоанализ.

Именно поэтому мы с вами не можем «отпустить» тень Фрейда по течению реки забвения и постоянно удерживаем ее в зоне своего пристального внимания. Именно поэтому мы знаем о нем так много (и знали бы еще больше, если бы его наследники все же рассекретили до сих пор сокрытую от публики часть его архива). Именно поэтому нас интересует каждая мелочь, касающаяся его жизни: в одном из психоаналитических периодических изданий был даже как-то опубликован мемуар о Фрейде, написанный дамой, мать которой однажды ехала с Фрейдом в одном вагоне и рассказала дочери об этом опыте. И он, этот опыт, несомненно важен для нас. Почему? Будем разбираться, для этого мы с вами сегодня здесь и собрались.

Итак, вот он – один единственный человек, уникальность психики и судьбы которого лежит в основании деятельности массовой профессиональной корпорации, существующей уже сотню лет, вовлекшей в свои ряды за это время десятки тысяч специалистов, а в сферу своей активности – сотни и сотни тысяч их клиентов. И этот огромный мир, мир психоанализа, распространившийся по всему земному шару и добравшийся в очередной раз и до нашей России, является компенсаторным отыгрыванием инфантильных травм, детских иллюзий, подростковых комплексов этого человека. И более того – его сновидений, его фантазий, его телесной и психической патологии и его, весьма и весьма специфических, отношений с жизнью и смертью.

Из этого следует весьма перспективный вывод, касающийся нашей профессиональной рефлексии, наших попыток понять глубинную природу своей собственной «психоаналитичности». Так уж получилось, что всегда и везде, где и когда мы сталкиваемся с «непонятками» в сфере психоаналитической метапсихологии (т.е. всего того, что мы принимаем в психоанализе на веру, как нечто для нас самоочевидное), теории или методики практической работы, мы всегда можем обратиться к личности Творца как к подсказке. И все сразу станет ясным, ведь он создал наш мир, мир психоанализа, по своему образу и подобию.

Именно здесь, в зоне «фрейдоведения», мы находим, как мы это делали с вами всегда в этих наших антропологических изысканиях, ту самую точку, откуда питается энергией психоанализ как человеческая деятельность, вошедшая за последние сто лет в новоевропейскую (постхристианскую) культуру, развернувшая в ней свою символику и свою ритуалистику, ставшая частью современной цивилизации. И раз она стала достоянием не одного человека, а практически – всего человечества, значит речь уже идет не только об уникальном проявлении психодинамики отдельного человека, о его комплексах и сновидениях, а о том, что этот человек сумел создать нечто, в чем другие узнали себя и свое. Свои проблемы, свои детские страхи, свои комплексы, свои сны и свои симптомы.

Получается, что типология и интерсубъективность мотивации тут все-таки имеется, как и в любом виде коллективной деятельности; тем более, как в данном случае, деятельности, осуществляемой сугубо конфиденциально, в «тишине и тайне», без подкрепляющих механизмов массообразования – заражения и подражания. Т.е., говоря о психоанализе, мы все же будем, куда ж без этого, иметь в виду его коллективный характер и исследовать истоки вовлечения в него, как некую форму компенсаторной навязчивости, множества людей, явным образом демонстрирующих соответствующее к нему влечение.

Но наряду с этим мы все-таки будем постоянно отталкиваться и от конкретного детства (и не только детства) конкретного человека, хотя бы только там, где у нас не будет готовых ответов. Там, где мы в силу естественных сопротивлений и защит будем не в состоянии «познать самих себя»; там, где обнаружатся «слепые пятна» нашего корпоративного самоанализа.

Почему? Потому что на детстве Зигмунда Фрейда создан так называемый «классический психоанализ», о котором мы говорим сегодня как о некоем первоистоке, как о некоей мечте, некоем идеале. Фактически он уже не существует, он умер вместе со своим творцом, а современный психоанализ движется в сторону несколько иных смыслов и целей. Но движется, отталкиваясь от чего-то вполне конкретного и подлежащего анализу хотя бы для того, чтобы это движение, эта модернизация, обрела смысл.

Ведь если ты от чего-то отказываешься или что-то изменяешь, ты по крайней мере должен понимать: что это было, почему это было именно таким и для чего это именно таким и было создано…

Второе отличие от привычных для нас с вами подходов заключается в том, что психоанализ, в отличие от счастья, от любви, от проявлений деструкции, и многого другого, уже бывшего предметом наших антропологических разборов, не есть некое переживание, некое реактивное состояние (мимолетное или устойчивое), некая эмоциональная окраска восприятия нами себя и мира. Мы, правда, говорим порою о «психоаналитичности» как особом типе организации психики, но речь при этом всегда идет не о реактивных проявлениях, а о фундаментальном основании самой возможности стать и быть психоаналитиком.

Сегодня мы поговорим о психоанализе как деятельности, ориентированной на другого человека (других людей) и организованной в рамках профессионального сообщества.

То есть с этим люди работают. Есть, конечно же, профессионалы и в области любви, счастья, деструктивности и даже сексуальности, о них мы уже немного говорили, но психоаналитик – это человек, который умудряется работать на всех этих «кнопках». То есть психоанализ – это умение работать и на любви, и на счастье, и на деструктивности, и на сексуальности, и на описанных нами анально-накопительных и анально-продуктивных переживаниях, лежащих в основании любого бизнеса.

В контексте подобного рода «деятельностного» подхода к пониманию природы психоанализа мы сегодня сосредоточимся на субъектной проблематике этой деятельности. Поговорим о том, как психоаналитик себя при этом чувствует; ведь как бы ни пытался он казаться богом, он тоже человек. Он тоже человек, и этот человек, как обычно, уникален, как обычно, несет с собой свое собственное БСЗ (а точнее – куда-то несется последним), основанное на культурно-национальной традиции, на семейной истории, на уникальной модели детства, на особом варианте вхождения в культуру и символического подключения к ней…

И для того, чтобы этот человек мог работать в жестких рамках нашей очень странной профессии, необходимо соотнести этот его багаж с ее, этой профессии, спецификой.

Хотя бы в режиме техники безопасности.

Особенно важна эта тема, тема техники безопасности в психоанализе, для тех из нас, кто не органичен по отношению к психоанализу, кто вошел в него не через идентификацию с Фрейдом, обнаружив (а точнее – ощутив) тождественность, конгениальность его психических особенностей со своими, а просто пришел в эту сферу работать и зарабатывать. Я никогда не понимал таких экстремалов, для меня это все равно как нырять на глубину без акваланга, но массовость нашей профессии наглядно демонстрирует, что это возможно. Нужно только соблюдать эту самую технику безопасности, о которой мы сегодня отдельно поговорим.

Но и тем немногим, для кого эта профессия органична, техника безопасности тоже не повредит, поскольку все мы помним о том, что и сам основоположник и первопроходец, который создал психоанализ по своему образу и подобию как проекцию своих проблем и комплексов (и уж точно по определению был ему конгениален), много страдал и добровольно ушел из жизни, не выдержав мучений, убитый именно этой своей деятельностью. Убитый неотреагированным Танатосом, о котором мы еще не раз вспомним сегодня.

Ну вот, пожалуй, и все предварительные замечания – для введения в сегодняшнюю тему наговорено достаточно. Пора начинать тематический разговор. Разговор, который, в свою очередь, будет всего лишь введением. Введением в те размышления и те переживания, которые каждый психоаналитик вынужден постоянно воспроизводить в качестве фона своей профессиональной деятельности.

Скажу даже сильнее – в качестве основания для самой ее, этой деятельности, возможности.

Многие из присутствующих, как я вижу, уже учатся в институте психоанализа, многие только еще собираются войти в пространство психоаналитического тренинга и пришли сюда с желаем понять: куда они, в принципе, идут и что их в этом пространстве ожидает.

Прошлые темы нашего курса позволили нам поговорить о том, как мы здесь, в пространстве психоанализа, понимаем жизнь «обычных людей» и как мы на основе этого понимания можем с ними профессионально работать.

А сегодня мы поговорим о самом главном – как мы можем с этим пониманием жить и чем мы, его носители и деятельные его агенты, отличаемся от других людей.

О том – как мы можем удерживать себя в этой извращенной позиции и какую технику безопасности должны применять, чтобы не страдать в ней, как наш Творец и Учитель, а просто работать без ущерба для здоровья и без личностных деформаций.

Без учета таких вот разговоров психоанализ перестает быть массовой профессией и превращается в место для сублимативной компенсации глубинных патогенных проблем «органичных» психоаналитиков, т.е. подобных Фрейду нарциссов, одержимых танатофобией и болезненными проявлениями равно воспаленных материнского и отцовского комплексов, с неустойчивой половой идентичностью и склонностью к паранойяльным проекциям.

Но таковых, прирожденных психоаналитиков, слава богу, среди нас не так уж и много (их, кстати, легко узнать по неуемной творческой продуктивности и незаживающему интересу к личности и жизни Зигмунда Фрейда).

Все остальные, я повторяю, в психоанализе просто работают. Но без учета угроз и опасностей, поджидающих здесь обычного человека на каждом шагу, эта работа становится невозможной и взявшийся было за нее человек, обученный, проанализированный и отсупервизированный, выдавливается из нее, как Архимед из ванны, переходя в иные, более технологичные и менее погруженные в зону рискованной неопределенности формы работы с индивидуальной или массовой психикой.

И это еще в лучшем случае…