Читать книгу Дорога к Пушкину (сборник) - Владимир Михановский - Страница 30

Дама – друг императрицы,

Дама – внучка полководца,

В ней весь ад любви таится,

Ну откуда что берется?!

Муж – посол, намного старше,

Австрияк высокородный,

Любит воинские марши,

Иномарки курс свободный.

Не на пиво, не на водку,

Не на блеск уральских жил, —

На супругу, на красотку

Пушкин глаз свой положил.

От атаки нет защиты,

Благо – много старше муж.

Так что вы уж не взыщите –

Пушкин оказался дюж.

«Не нужна нам нынче сводня –

Обойдемся мы и так.

Приходи ко мне сегодня

Ночью прямо в особняк.

Тихо господу молись.

Порезвимся – зашибись!»

Он, пылающий как Этна,

Страж Амура и боец

Затесался незаметно

В краснокаменный дворец.

Видно, он Творцу угоден,

Хоть и неказист на вид.

Век, конечно, тихоходен,

Но ужасно блядовит.

Фонарей мигают веки,

Запевают соловьи.

Речь, однако, не о веке, —

О раскованной любви.

Долгий день, как карлик хворый,

Отошел в колокола.

Нету крепости, которой

Взять любовь бы не могла!

Время тихое стучало.

Вот и полночь миновала.

Пушкин ждет… В дому все тихо.

Челядь, видно, улеглась.

Время то поскачет лихо,

То плетется, волочась.

Дом очнулся, полночь бродит,

Люд спешит, как на пожар,

И лакей со свечкой входит

В затененный будуар.

Свет ложится кругом странным,

То ли трезвым, то ли пьяным,

Пушкин еле под диваном

Держит собственный дозор,

Пыль густая застит взор.

Наконец остались двое.

Ночь любви, восторгов час!

Смотрят штофные обои

На любовный перепляс.

Страсть не выразить словами.

Это пропасть – есть ли дно?

Оба облились духами,

Занавесили окно.

После донага разделись

И переплелись тела.

Низвергают губы ересь,

Все вокруг – гори дотла!

В полусонной благодати

Прочь отбросивши покров,

На ковре, как на кровати,

Ставил дамочку без слов.

Пахнет пудрой и жасмином

И озоном диких гор…

Озаряется камином

На пол брошенный ковер.

Долго действо это длилось.

Я ни словом не солгу,

Только как они резвились –

Описать вам не могу.

Звезд просыпанное просо,

Перепевы соловья…

Ночь любви короче носа,

Не кого-то – воробья.

Ну, длиннее ли, короче –

Не сумею посчитать,

И утехи этой ночи

Вам пристойно рассказать.

Чувств не хватит у гитары,

И у лиры – мало струн.

Дело шло – не тары-бары:

Пушкин был довольно юн.

Тридцать с малым – что за годы?

Нет, не с малым, а большим.

Ненасытность, дух свободы,

Сладострастья едкий дым…

Необузданной природы

Хитрое рукомесло…

Буйства бешеные воды,

Ухищренья милой моды –

Вот что парочку несло.

Шутка кратки, щели узки,

Труд вовсю, не на авось,

Уст, уставших по-французски,

Русским тоже довелось.

Русским дедовским манером,

Так что дама с кавалером

Веселились, словно дети,

Переплетшие тела,

И уснули на рассвете,

Изможденные дотла.

Первым Пушкин пробудился,

Ахнул, подбежал к окну.

Луч зари давно пробился,

Устремленный в вышину.

– Мы погибли! – шепчет Долли, —

Сгинут лодка и причал.

– Мы с тобой в господней воле, —

Даме Пушкин отвечал.

Камердинер-итальянец

Подошел к ее дверям.

Пусть спасает иностранец,

Только он поможет нам!

«Боже!..» – женщина не рада:

Как поэт покинет дом?

«Стойте! В обморок не надо,

Это можно и потом!»

Вмиг оплакали разлуку,

Пушкин ей «Прощай!» сказал,

Взял слуга его под руку

И – вперед, сквозь двери зал.

Спальня графа Фикельмона,

Он за ширмою храпит.

– Кто там? – бросил полусонно.

– Ваш слуга, синьор, спешит, —

Камердинер говорит.

Слуги шастают как тени,

Пушкину на них начхать.

Он ступает на ступени:

Утро! Свежесть! Благодать!

Неужели это снится,

Чуть привиделось в ночи?

Здравствуй, невская столица,

Дай свободы мне ключи!

Все? О нет, еще два слова:

Он вернулся через час.

Тыщу золотых без слова

Дал слуге, который спас.

Денег тот сперва не брал,

Только Пушкин настоял.