Читать книгу Горячие точки на сердце - Владимир Михановский - Страница 3

В небольшой по величине Карачаево-Черкесии назревали грозные события.

Точкой отсчета их послужили выборы местного президента. Президентов у нас теперь выбирают везде и всюду, так что этим нынче никого не удивишь – даже глава иной захудалой фирмы гордо именует себя президентом.

В Карачаево-Черкесии, однако, обстановка, как понял генерал Матейченков, сложилась особая. Она резко отличалась от ситуации в других российских регионах. Причина этого была во Владимире Хубиеве – одной из главных тамошних политических фигур в не столь давние времена.

Достаточно сказать, что Владимир Хубиев слишком долго – в течение двадцати лет! – единолично возглавлял регион: сначала – автономную область, потом – республику.

Статус менялся, власть – нет.

В 1998 году Хубиев стал и. о. главы администрации Карачаево-Черкесии, и с тех пор он всеми мыслимыми и немыслимыми способами старался оттянуть выборы.

Матейченкову припомнился один мимолетный разговор с одним важным чиновником. Разговорились о КЧР.

– Как полагаешь, в чем главная причина, корень тамошних раздоров? – спросил Матейченков.

– А нет корня.

– Как это?

Собеседник улыбнулся:

– Нет – и все.

– Но должна же быть логика событий.

– Не ищи логику там, где ее нет.

– Не согласен: нет следствия без причины.

– Вот и езжай, разбирайся. И убедишься, что я прав.

Отбирая для поездки нужные документы, Матейченков припомнил этот мимолетный разговор.

«Разберемся, во всем разберемся», – подумал он. Да, времена нелегкие. Как сказал тот же Некрасов,

Но и то сказать, какие времена бывали легкими? И потом, известно ведь, что «времена не выбирают – в них живут и умирают».

Главный болезненный нерв нынешней ситуации в КЧР он, казалось, нащупал – это слишком запоздалые выборы, когда они наконец-то состоялись, несмотря на отчаянное противодействие Владимира Хубиева. Они-то и привели республику в состояние котла с перегретым паром. Конфликт необходимо погасить, уничтожить в самом зародыше.

То, что случилось в Карачаево-Черкесии, произошло впервые на Кавказе. Впервые – но, увы, далеко не в последний раз.

Глядя в темные окна, за которыми клубилась майская сырость, генерал припомнил внешнюю канву событий, которые привели к этой напряженности.

Выборы президента КЧР пришлось проводить в два тура. 16 марта и 26 апреля. Именно они и вызвали всеобщий раздрай.

Да, слишком долго сидел Владимир Хубиев на троне! Видимо, полагал, опираясь на свои многочисленные и могущественные связи в верхах, что трон скорее под ним прогнется, чем он оставит его.

Цеплялся Хубиев отчаянно, а когда ушел – не мог не уйти! – в республике образовался… вакуум. Природа же, как известно, боится пустоты – это закон физики. «Природа боится пустот и стремится заполнить их – всем, чем попало».

Так в республике возник межэтнический конфликт: каждая народность, естественно, хотела «своего» президента.

И еще генералу стало ясно: конфликт был спровоцирован отнюдь не простыми людьми, а национальными элитами, которые имеются в любой республике. Независимо от ее величины, этой республики. То еще словечко – элиты – вошедшее в наш обиход сравнительно недавно.

Эти отъевшиеся элиты отлично осознавали, что влияние любой из них может проистекать только из поддержки народа. Потому-то, как только были объявлены выборы, и вспыхнула в республике самая бешеная, разнузданная агитация, по старому, но вечно живому принципу – каждый кулик свое болото хвалит.

Нужен свой кандидат в президенты!

Каждая сторона пыталась приручить, подкармливая, в первую очередь средства массовой информации. При это в ход, по известным образцам, пускался весь джентльменский набор – от подкупа и угрозы убийств, иногда осуществляемых, до заведомой лжи и клеветы, носивших, само собой, взаимный характер.

Основных соискателей высокого поста осталось два – черкес Станислав Дерев и генерал армии, в прошлом главком сухопутных сил российской армии карачаевец Владимир Семенов.

Вот, к примеру, агитационная мина, обнаруженная генералом Матейченковым и направленная против Станислава Дерева: мол, мэр столицы задумал создать «Великую Черкесию», куда должны войти: Кабардино-Балкария, собственно Карачаево-Черкесия, Адыгея, земля шапсугов в Краснодарском крае, а также… Абхазия!

Ну, а как же добиться, чтобы в этом конгломерате народностей доминировали черкесы и адыгейцы? Оказывается, очень просто. Согласно авторам многоступенчатой «мины», Станислав Дерев замыслил провести массовую реэмиграцию людей необходимой ему для осуществления «великодержавных планов» национальности. Откуда? Прежде всего, из Турции, а также из многочисленных стран Ближнего Востока.

Более того, заказные статьи в местных газетах уверяли, что Станислав Дерев всем этим давно уже занимается, отворив нужным ему людям некие мифические «тайные тропы» в республику. Результат же всего этого сложного словесного построения прост: образуется «Великая Черкесия», она становится самостоятельным государством и выходит из-под эгиды России.

Доказательства?

Ими авторы подобных статей себя не утверждали. «Мы знаем» – вот и все. Изволь принять на веру.

В лучшем случае ссылались на некие не называемые таинственные источники, которые не подлежат рассекречиванию.

Матейченков усмехнулся, припомнив остроумное замечание одного ученого, который заметил: все книги по математике начинаются словами – мы знаем… Так вот и авторы пафосно обличительных статей, направленных против какого-либо из кандидатов: мы знаем – и все тут!

Как тут не вспомнить к месту старый еврейский анекдот.

Раввину сообщили, что его дочь, невинная девушка, сидит на бульваре и кормит грудью младенца. «Но у меня вообще нет никакой дочери!» – изумился раввин. «Мое дело сообщить, а вы уже разбирайтесь», – ответил доброжелатель.

Примерно так обстояло дело и с предвыборной полемикой в местных газетах.

Соперника Станислава Дерева – генерала армии Владимира Семенова – Иван Матейченков заочно знал давно, хотя встречаться не доводилось. Что касается Семенова, соперники по выборам подвели под него другую «мину»: карачаевцы, дескать, которых возглавляет Семенов, желают «явочным порядком»… распространиться по всей республике, вытесняя из «жизненного пространства» все прочие народности, выдавливая с командных постов национальные меньшинства, всячески перекрывая им кислород. С тем, чтобы в перспективе… уничтожить их физически, ни больше ни меньше.

Матейченков только головой покачал, перечитав последний красочный пассаж – статья, правда, была без подписи, то есть как бы редакционная.

Поистине, все в духе присной памяти доктора Иозефа Геббельса, подумал Иван Иванович: ложь, провозглашал гитлеровский министр информации, должна быть чудовищной, только тогда она становится эффективной. Другими словами – ври побольше, авось, что-нибудь и останется.

…Что же касается демократических условий, в которых должны будут проходить выборы – речь шла о времени, предшествующем выборам в КЧР – то и здесь, по утверждению недругов Владимира Семенова, таилось коварство. Ведь карачаевцев-то – большинство, какая же тут может быть соблюдена демократия? Да они просто своей массой остальных задавят, оттеснят нацменьшинства от любого участия в общественной жизни.

Выход?

На баррикады, на конфронтацию! Этот призыв – в явной или неявной форме – содержала каждая третья газетная статья. При этом каждая сторона, не брезгая никакими посулами, изо всех сил вербовала себе сторонников.

* * *

Генерал Матейченков часто вспоминал свой первый день в далекой республике. Самые мельчайшие подробности врезались ему в память. По аэродрому гулял сильный ветер, гоняя мелкий мусор и обрывки старых газет.

– Хороший у нас пилот, знает свое дело! – похвалил Завитушный, спустившись вслед за генералом по выброшенной лесенке. – А то выбросил бы нас куда-нибудь в черту на кулички, и добирайся тогда до Черкесска как знаешь, на перекладных.

Они стояли, озирая поле, на котором стояло несколько самолетов различного калибра и разных компаний.

Однако не только их пилот из Москвы оказался не робкого десятка.

Через минуту-другую послышалось нарастающее басовитое гудение, и на соседнюю дорожку приземлился небольшой самолетик неизвестной генералу Матейченкову авиакомпании.

– Гость из Пешавара, – скользнул по нему опытным взглядом Завитушный.

– Из Афганистана?

– Ну да.

– Что же его никто не досматривает? Где пограничники?

– Эта служба уже почитай год, как бездействует. Разве что начальник аэропорта поинтересуется, не ли у гостя чего недозволенного! – сплюнул Завитушный. – А так – вход свободный: прилетай кто хочешь!

– Непорядок, – покачал головой генерал и, вытащив записную книжку, что-то в нее записал. – Этак любой наркотик можно притаранить…

– Само собой.

Между тем, несколько человек в папахах, вышедших из приземлившегося самолета, принялись осторожно спускать по трапу тускло блестящий на солнце металлический контейнер.

– Груз двести?

– Он самый, – вздохнул Завитушный.

– Но почему из-за границы?

– Очень просто, – пояснил Сергей. – Многие из черкесов и карачаевцев ищут счастья и заработков за границей – в республике при безработице и вообще при полном бедламе прокормиться трудно. А там и солдатом можно приспособиться, и вооруженным охранником в частной компании, или еще где-нибудь…

Между тем люди в папахах, в чем-то неуловимо похожие друг на друга, взвалили печальный груз на плечи и осторожно двинулись в сторону ждущей их поодаль автомашине.

– Это обычай предков, – пояснил Сергей Завитушный, глядя вслед удаляющейся процессии. – Черкес или карачаевец может сложить голову где угодно, но хоронить его следует только на родовом кладбище.

…Вскоре новые впечатления нахлынули дружно, но эпизод на аэродроме – груз двести и осторожно несущие его на плечах люди в папахах – не забывался.

Генералу Матейченкову и в дурном сне не могло привидеться, что этот в сущности малозначащий эпизод – окажет влияние не только на его карьеру, но и на самую его жизнь…

* * *

Много повидали афганские просторы. Многие захватчики пытались прибрать их к рукам. Но чужеземцы приходили и уходили, словно волны, набегающие на песок, а поля и горы оставались непокоренными, и след чужих сапог заносили пески, словно залечивая раны.

Много их было, захватчиков, но помнить всех может только история.

Прежде здесь, в самом труднодоступном месте предгорий Гиндукуша, располагался тайный схрон повстанцев – склад оружия и боеприпасов. Затем его расширяли и углубляли, приспосабливая для жилья. Труд нескольких поколений совершенно преобразил некогда скромный тайный схрон.

Перестройка его длилась несколько десятилетий. Кроме того, денег сюда было вбухано без меры, с учетом того, для кого он предназначался. Восемнадцать просторных горизонтальных плоскостей, на которых размещались необходимые помещения, горизонтальные уровни пронизывались капсулами бесшумных скоростных лифтов. Весь гигантский комплекс был энергетически независим и не нуждался в стороннем источнике энергии, поскольку получал ее в достаточном количестве, поскольку питался от небольшой атомной станции, расположенной неподалеку в одном из недоступных каньонов. Ее строила шарага, состоявшая из захваченных в плен физиков и прочих технарей, которых, когда объект был готов. Отправили без пересадки к Аллаху. Да и то сказать, разве можно щадить неверных, особенно когда существует малейшая опвсность того, что они когда-нибудь могут распустить свои длинные и грязные языки?..

Здесь должна была располагаться главная резиденция Верховного шейха – духовного предводителя всего исламского мира.

Верховный, в известной степени не лишенный чувства юмора, однажды заметил, что на территории его новой резиденции не ступала нога ни одного неверного. В известной степени он был прав: после окончания работ весь ставший ненужным человеческий материал был также отправлен к праотцам самой короткой дорожкой.

Охрану резиденции Верховного шейха осуществляла личная охрана шейха – одна из лучших контрразведок мира, как по величине, так и фанатичной преданности Верховному шейху.

К ее несомненным достоинствам имам относил и то, что охрана всегда действовала скрытно и тайно. Кадры ее черпались из самых фанатичных и преданных ваххабитов. По секретному статусу, принятому этой службой, каждый сотрудник имел во рту, в дупле, выпиленном дантистом, маленькую капсулу с сильным ядом мгновенного действия. Если сотрудник попадал в ситуацию, из которой не было выхода, он раздавливал капсулу и мгновенно переносился в мусульманский рай, полный праведников и прекрасных, а главное, безотказных гурий.

Прежде тайный схрон снабжал оружием тех, кто в летучих отрядах сражался за свободу и независимость Афганистана. Кто здесь только не был! И урусы, и американосы, а еще раньше – самоуверенные британцы и их наемная сволочь. Много их было, тех, кто положил глаз на земли и богатые недра Афгана.

Армия моджахедов не рассыпалась под ударами, какими бы тяжелыми и коварными они не были. В случае необходимости летучие отряды рассыпались и словно бы растворялись в воздухе, превращаясь в мирных скотоводов и землепашцев. И удар вражеских войск, как бы сильны они не были, превращался в буквальном смысле ударом по воздуху. Кроме того, значительным вкладом в неуязвимость афганцев вносила гибкая и разветвленная цепь квалифицированных разведчиков, щупальца которой действоли во всех странах и регионах. Никакая государственная граница, как бы жестко она ни охранялась, не была препятствием для этих настырных щупалец. Служба разведки была теснейшим образом связана с сетью беспощадного террора. Можно сказать, что это были две стороны одной медали.

Но вернемся к схрону.

Прежний тайный склад оружия для повстанцев был, таким образом, переделан в обиталище того, чье имя наводило трепет на самые могущественные государства неверных.

Сам шейх ввел неукоснительное правило, которое действовало еще в позапрошлом столетии: любой гость, кто бы он ни был, доставлялся сюда – на всякий пожарный случай – только с завязанными глазами. И Верховный представлялся посторонним неким громовержцем, который время от времени, изготовившись, пускал неотразимые стрелы, которые ударяли то в оживленную станцию метро в каком-нибудь мегаполисе, то в торговый центр, то в башни-небоскребы могущественной Америки, каждый раз принося сотни и тысячи жертв и сея панику среди неверных.

Каждый такой акт готовился долго и тщательно и обходился в умопомрачительные суммы; но разве можно считаться с деньгами, когда речь шла о том, чтобы нанести ущерб неверным и посеять панику в их рядах?! Да и денег хватало, поскольку казна Верховного питалась от хорошо налаженной сети распространения наркотиков.

Обнаружить «осиное гнездо» снаружи было невозможно. Сверху простирались только скалы и пропасти сурового Гиндукуша. Вход в резиденцию был замаскирован столь искусно, что распознать его, даже стоя рядом, было невозможно. Недаром мощнейшие разведки мира обломали зубы, пытаясь обнаружить местопребывание неуловимого имама…

* * *

Поначалу в выборных гонках, за которыми наблюдал новый полпред, вырвались вперед черкесы и абазины, у которых с самого начала был только один кандидат – мэр столицы Станислав Дерев.

Что касается карачаевцев, то они пришли к единому кандидату – Владимиру Семенову – несколько позже, после первого тура выборов, после чего, правда, начали быстро набирать обороты.

Вообще выборы в Карачаево-Черкесии носили, мягко говоря, несколько своеобразный характер.

Так, генерал Иван Матейченков с удивлением узнал, что голосование в республике, причем в широких масштабах, производилось ДОСРОЧНО. На некоторых участках таким образом проголосовали до 8О% избирателей. Много позже этот метод будет практиковаться не одним диктатором…

Матейченков только головой покачивал, рассматривая соответствующие цифры. Он не слышал, чтобы где-либо в России происходило нечто подобное. Не полагаясь на память, он затребовал статистические данные о последних выборах по России – они подтвердили его мнение.

Поначалу он недоумевал: а что, собственно, могут дать претенденту досрочные выборы?

…Потом, уже на месте переговорил с людьми, разбирающимися в предвыборных технологиях и выяснил, в чем тут дело. Ларчик, оказывается открывался просто. Каждая из сторон старалась заранее «застолбить» выгодные ей результаты на подконтрольных территориях. Тем самым освобождались активисты-агитаторы для решительных действий непосредственно накануне выборов уже в других районах. Речь конкретно шла о районах, где непосредственно проживали русские по преимуществу.

Что же касается русских, проживающих в КЧР, то они в условиях начавшейся предвыборной вакханалии придерживались пока что – в силу многих причин – традиционного нейтралитета.

Такова была нынешняя расстановка сил в КЧР. При этом не оставались в стороне и органы местной власти – милиция, служба безопасности, даже избирательные комиссии и так далее.

У каждого из двух кандидатов были свои козыри, которыми тот пользовался во всю силу.

Скажем, Станислав Дерев, будучи столичным мэром, разного рода посулами и подачками, благо возможностей для этого у бизнесмена хватало, сумел склонить на свою сторону избирателей Черкесска.

Что касается Владимира Семенова, то он делал ставку, и не без оснований, на провинцию.

А что же Владимир Хубиев? Нет, прежний безраздельный хозяин республики никак не желал смириться с поражением. Это также подливало масла в огонь политической борьбы.

Хубиев даже баллотировался в первом туре, но потерпел сокрушительное поражение. Нетрудно было вычислить, что это оказалось на руку Семенову: его электорат пополнился многочисленным словно саранча чиновничьим сословием, что не могло не повысить – и довольно резко – его шансы во втором туре.

* * *

История демократии в различных странах, если рассматривать ее в аспекте общих выборов, показывает, что, как правило, побеждает тот кандидат, которому удается в последний момент привлечь на свою сторону так называемое «болото», то есть колеблющихся, тех избирателей, которые до крайней минуты не определились, «в каком идти, в каком сражаться стане», и более того, которые еще не решили. пойдут ли они на выборы вообще.

Генерал Иван Матейченков особо не удивился, когда выяснил, что в Карачаево-Черкесии роль такого «болота» играет русская община, которой, в общем-то, были чужды национальные интересы какой-либо из местных элит.

А русских жило в республике, между прочим, около сотни тысяч – весьма лакомая добавка к любому электорату.

Итоговый расклад: именно русские решали своими голосами, какая именно из национальных элит придет к власти.

* * *

Генерал оторвал усталые глаза от документов. И при помнил последнюю ночь в Москве, перед выездом на аэродром.

Скоро прибудет машина, которая доставит его на аэродром. Об этом ему сообщили по мобильной связи. Часть материалов, с которыми так и не успел ознакомиться, придется взять с собой.

С полчаса назад жена принесла ему стакан чаю. Она тоже не ложилась спать. Они с Татьяной Федоровной давно уже научились без слов понимать друг друга.

– Чайку горячего.

– Спасибо, поставь.

– С лимоном, как ты любишь.

– Угу.

– Может, приляжешь?

– Не получится, мать.

– Живешь на износ.

– Ничего, я двужильный, – посмотрел на нее, – улыбнувшись, генерал. – В самолете вздремну.

– Знаю, как ты вздремнешь. Бумаги свои читать будешь.

– Там разберемся.

Татьяна Федоровна вышла, чтобы не отнимать время.

…Закончив изучать очередной, весьма заковыристый документ, Матейченков расправил пышные, тронутые сединой усы, потянулся к стакану и весьма удивился, что он пустой. Только на донышке сиротливо лежал тонкий кружочек лимона. Иван Иванович усмехнулся, припомнив давнюю байку, где-то слышанную.

…Сэр Исаак Ньютон сидел за лабораторным столом, погруженный в сложнейшие математические расчеты. В полдень слуга, как заведено, подал обед, на который ученый не обратил ни малейшего внимания, и удалился. Попозже пришел приятель Ньютона, но и ему не удалось обратить на себя внимание естествоиспытателя. Тогда раздосадованный гость съел обед, стоявший на столе, и удалился.

Закончив к вечеру расчеты, Ньютон оторвался от бумаг, испещренных интегралами, и воскликнул:

– Клянусь богом, если бы не эти пустые тарелки передо мной, я бы подумал, что сегодня не обедал!

«Аналогичный случай, – подумал Матейченков. – Только, спасибо, хоть интегралов в документах нет, зато цифр – сам черт ногу сломит!..»

Когда генерал перекладывал и сортировал бумаги, ему припомнились не столь уж далекие времена советской власти. Тогда властная система в регионах строилась по единообразному принципу: первые посты в республиках и автономных областях занимали представители коренных народов, зато на вторых и третьих, – самых, как говорится, «рабочих», – находились русские – «старший брат» не дремал.

Что касается конкретно Карачаево-Черкесии, то, как убедился Матейченков, русские там для положенных им вторых и третьих мест вербовались как из местных, которые себя соответственно зарекомендовали, так и из «центра», роль которого играл в основном Ставрополь, и гораздо реже – Москва.

В итоге русские обладали в республике реальной властью, решая насущные для региона вопросы.

В 1990 году в жизни КЧР произошло важное событие: из автономной области в составе Ставропольского края, о чем повествовали энциклопедии и административные справочники советских времен, она получила статус республики в составе Российской Федерации.

Это немедленно повлекло за собой определенные изменения в правящей номенклатуре КЧР. Начальники, присланные из Ставрополя «княжить и володеть», возвратились в родной город, тем самым русское население республики автоматически потеряло своих представителей в органах власти и управления.

Психология этнических русских при этом, однако, не изменилась: они, как и прежде, полагали, что родное государство, родная власть их в случае необходимости защитят, что бы там наверху ни происходило…

Оказалось далеко не так.

Из реальных сил в республике существовало еще казачество, в силу известных исторических и социальных причин стоявшее несколько особняком.

Казаки, однако, были раздроблены и больше занимались внутренними разборками, чем жизненно важными вопросами собственной консолидации.

К тому же у них, как понял генерал, не нашлось ярко выраженного лидера, сильной личности, способной сплотить тяготеющих к вольнице и анархии казаков и повести их в нужном направлении – на защиту собственных кровных интересов.

Был, правда, один кандидат на подобную роль – некто А. Стригин, личность в республике известная, депутат Народного собрания КЧР. Но… уже более двух лет, как он пропал без вести. Местная пресса сообщала об этом глухо.

«Попробую разобраться на месте, куда подевался этот Стригин», – подумал генерал Матейченков и сделал еще одну пометку в толстом блокноте, на обложке которого красовалась надпись «КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕССКАЯ РЕСПУБЛИКА».

– Слишком часто в нынешней России стали случаться подобные исчезновения, – проговорил он вслух, бросив мимолетный взгляд на часы. – Криминала выше крыши. Помимо всего прочего, необходимо активнее сотрудничать с Интерполом.

Генерал с сожалением посмотрел на пустой стакан с кружком лимона на дне, встал, прошелся по комнате.

За окнами было черно.

Он только что прочел статью в солидной центральной газете, в числе прочих присланную ему отделом информации. Автор статьи, известный политолог, сравнивал Владимира Семенова с другими генералами, которые ушли в политику, и довольно удачно, победив на выборах, – речь шла конкретно об А.Руцком и А.Лебеде.

– Неправильный в корне подход, – вслух проговорил Матейченков, споря с автором статьи. У него была такая манера. – Почему? А очень просто. И Руцкой, и Лебедь – политики всероссийского масштаба. У каждого – обширная группа поддержки, свой штаб. Свои финансы, свои спонсоры, наконец. А Семенов – пока только генерал в отставке «в чистом виде», у него нет опыта политической борьбы. Есть в активе, конечно, личный авторитет – и это не мало.

Матейченков прочитал несколько предвыборных речей Владимира Семенова, и ему стало ясно: Семенову пока не по силам выработать стратегический план своих предвыборных действий.

Он принимает решения, видимо, под влиянием повседневных событий, плывет в их русле, словно ветка в бурном ручье. Припомнилось, как некий стихотворец обращался к великому собрату:

Ишь ты, куда хватил – на век вперед! Тут и на месяц вперед не угадаешь. Да что там на месяц – на день один.

Мысли генерала снова и снова обращались к русским, живущим в далекой КЧР. С распадом Союза им, как и прочим этническим русским, проживающим в бывших союзных республиках, нежданно-негаданно ставших независимыми государствами, пришлось, мягко говоря, не сладко.

Маятник качнулся обратно.

Люди нищали, лишенные работы, всячески ущемляемые местным начальством. Повсюду, куда ни глянь, одна и та же картина – от Прибалтики до Средней Азии.

Учитывая все это, купить их голоса в предвыборную кампанию можно было задешево. Что, безусловно, и происходило, судя по оперативным данным.

В ход шло все – и водка, и дешевые подарки, и, с другой стороны, недвусмысленные угрозы расправы, ежели голосование окажется неугодным. Извечная политика кнута и пряника всегда была эффективной, особенно по отношению к обездоленным массам.

Так громогласно провозглашенная демократия оборачивалась своей теневой стороной.

* * *

Время от времени, примерно раз в три – четыре месяца, Верховный шейх устраивал в своей резиденции совещания своего боевого штаба. В резиденцию стекались могущественные имамы из различных уголков планеты. Но правило действовало для любого из них без исключений: глаза завязывались каждому из них; точно с такими же предосторожностями они и покидали резиденцию.

Можно было, разумеется, устраивать и заочные заседания, выведя по Интернету каждого из них в зал заседаний по видеосвязи. Но всесильный шеф мусульман всего мира опасался, и по видимому, не без оснований, что видеосвязь может помочь запеленговать координаты его резиденции.

Высокопоставленные разведчики и тайные террористы, приглашенные для отчета или другой надобности Бен Даленом, попадали прямиком в зал заседаний – высокое и просторное помещение, украшенное подлинниками таких шедевров первоклассных художников, от которых сошел бы с ума любой коллекционер. Нужно ли говорить, что вход последнему был сюда заказан?..

Зал чем-то напоминал молельный зал в большой мечети: именно так построил его знаменный архитектор, считаясь с волей высокого заказчика. Но этим залом помещения в афганском гнезде, разумеется, не исчерпывались. Здесь было все, необходимое для роскошной жизни, и можно было прожить тут, при желании, всю жизнь, не выходя, как говорится, в свет. В числе комнат, или, как именовал отсеками, на манер подводной лодки, сам хозяин, были: библиотека, которой могла бы позавидовать даже библиотека Конгресса Соединенных штатов; тренажерный зал, где были собраны для многосторонних тренировок, снаряды на любой вкус6 бегущие дорожки, шведские стенки с изменяющимся шагом, станки для упражнений по гребле, и прочее в таком духе. Пятидесятиметровый бассейн, в котором можно было менять наполнение водой – от высокогорной, образующейся при таянии чистейших снегов Гиндукуша, и до морской; пари этом море можно было менять по вкусу – от Черного и до Северного. Ходили даже слухи, что бассейн можно было заполнять хоть молоком, хоть шампанским, по требованию девушек, которые вход или в штат шейха. Последнего, впрочем не видел никто, так что приходилось пробавляться слухами.

Располагался в комплексе, далее, громадный кухонный комплекс с буфетом и просторной двухцветной – ноу хау архитектора – столовой. Имелось даже помещение, в котором была сымитирована пещера, в которой была сымитирована в натуральную величину пещера, в которой, по преданию пророк Мухаммед повстречал, по преданию, святой дух, который надиктовал ему все суры Корана… Здесь же лежали аккуратно сложенные стопки драгоценные, сотканные из ангорской шерсти, коврики – если кто-нибудь в урочный час захочет помолиться. Надо сказать, что хозяин комплекса пользовался ими довольно часто, учитывая, что мусульманская религия требует от правоверного молиться пять раз в день.

Надо ли говорить, что Верховный шейх фанатически верил в Аллаха? Он даже спонсировал в далекой России одного ученого мусульманина, который перевел на русский каноническое издание Корана. Здесь же упомянем, что шейх самолично сумел оценить огромный, почти неподъемный труд переводчика, поскольку сам был широко образованным человеком: у него были дипломы Кембриджа и Сорбонны. Он, кстати, и сам занимался переводом некоторых священных текстов на язык пушту, полагая, что делает это во благо афганцев, чья добрая земля дала ему приют. Особенно нравились шейху фрагменты, в которых рассказывалось о сказочно коне Эль Бораке, который во мгновение ока переносил бедного пастуха Мухаммеда на седьмое небо, в царство самого Аллаха.

Один кусок, который он перевел стихами, был даже помещен в школьную хрестоматию, которая вышла на пушту. Правда, стихотворение поместили, по настоянию шейха, без указания имени переводчика:

Афганские педагоги заставляли ребят учить это стихотворение наизусть, восхищаясь сочностью и богатством метафор.

Однако не следует думать, что Верховный шейх проводил все свое свободное время только за переводами священных текстов или, допустим, в биллиардной, сражаясь с метким роботом. Нет, он был ко всему прочему еще и сластолюбив, для чего тайно содержал богатый гарем, где были красавицы из разных стран, с разных концов света.

Шейх не жалел для невольниц самых дорогих подарков, и режим у девушек был довольно свободным. Они имели доступ в немалое количество помещений, а форму должны были носить, как у женской прислуги, обслуживающей гигантский комплекс. Сластолюбивый шей полагал, и небезосновательно, что дорогие ювелирные изделия могут сильно скрасить пребывание молодых женщин в его гнездышке.

Попадали сюда девушки, как и все без исключения, гости, с крепко завязанными глазами, и потому были уверены, что проживают в каком-то богатом замке, хозяин которого держит их взаперти, не выпуская на улицу. И они между собой рассудили, что это не самое страшное. Больше всего они любили разглядывать, разглядывать без конца подарки шейха, которым могла бы позавидовать и английская королева.

Такой деликатной задачей, как пополнение гарема, занимался начальник его личной охраны.

* * *

Хорошо сказал один из казачьих атаманов в местной газете – генерал не запомнил его фамилии:

«Черкесы придумали, как первые выборы выиграть, однако карачаевцы оказались способными учениками и во втором туре превзошли своих учителей».

Надо ли говорить, что русское население восприняло сложившуюся ситуацию в республике болезненно? Они разом оказались вытесненными на обочину общественно-политической жизни. Из традиционно складывавшегося в течение долгих десятилетий образа солидного и авторитетного «старшего брата» они немедленно превратились в бедного родственника. Даром что они столетия жили на этой земле – теперь это никого не интересовало.

Надо ли удивляться, что в небольшой республике возникла угроза очередного кризиса, когда один из многочисленных казачьих лидеров обратился к Терскому войску:

– Братцы, пришла пора действовать!

– А что делать?

– Не сидеть сложа руки. Защитим своих единоверцев. Не дадим инородцам изгаляться над нами!

Клич был услышан.

В Черкесск немедленно прибыло несколько сотен вооруженных казаков. И тут произошло, пожалуй, самое опасное и неожиданное: к ним присоединились… ставропольские баркашовцы.

Генерал поежился: это грозило крупными неприятностями. Власти, руководство внутренними войсками проявили себя наилучшим образом. Власти, действуя жестко и согласованно, быстро разрядили накалившуюся обстановку, оправив непрошеных и опасных гостей во-свояси.

Когда наступил назначенный срок второго тура выборов президента, выяснилось, что более 20% избирателей проголосовало за Владимира Семенова, он сумел привлечь на свою сторону основную часть русского электората, что в конечном счете и предопределило его победу.

Станислав Дерев тут же предпринял контрдействия. Для этого у него в принципе имелось два пути: либо добиться того, чтобы общая явка избирателей на второй тур была ниже 50% – тогда по местному избирательному законы выборы признавались недействительными. Либо – каким угодно способом – блокировать, закрыть часть избирательных участков, что приводило к тому же результату.

Генерал Семенов отреагировал по-военному сразу: оставаясь в рамках законности, он, не мешкая, обратился с жалобой в городской суд, который своей властью и открыл в Черкесске большинство из закрытых было под различными надуманными предлогами избирательных участков…

И вот – итог второго раунда: Владимир Семенов одержал убедительную победу.

Казалось бы, все, «победа борьбой решена», как поется в старой песне. Но вскоре выяснилось, что основная борьба впереди. Началось с того, что председатель республиканского центризбиркома предложил считать выборы недействительными. Причина? Многочисленные нарушения избирательного законодательства в ходе второго тура. Победу Владимира Семенова спасли члены избиркома – его сторонники, сделав это довольно остроумным способом: они покинули заседание, тем самым лишив избирком кворума.

* * *

Верховный шейх задумал небольшие преобразования в своем гареме, которые решил провести до того, как собирать в своем гнезде очередное итоговое совещание с отчетом подчиненных.

* * *

Напряжение в республике шло по нарастающей.

Ничего не добившись через центризбирком, сторонники Станислава Дерева начали на центральной площади города Черкесска и прилегающих к площади улицах бессрочный митинг.

Площадь бушевала днем и ночью, превратившись в какой-то бивуак. Жгли костры. Взобравшись на огромную бочку из-под мазута, откуда-то притащенную, произносили пламенные речи. Кое-где, бывало, вспыхивали и рукопашные схватки – хорошо, до оружия пока не доходило.

Наконец, наиболее воинственная часть сторонников Станислава Дерева захватила редакцию краевой газеты, ворвалась на студию местного телевидения…

Генерал Матейченков слишком хорошо знал: именно так начинались кровавые сценарии во многих «горячих точках» постсоветского пространства.

Пока он отметил про себя, что в сложившихся обстоятельствах Владимир Семенов проявил себя достойно. Он сделал в данной ситуации главное – сумел удержать своих сторонников от выхода на улицы.

Что же касается сторонников Станислава Дерева, то они вели себя шумно и разнузданно, чтобы не сказать – провокационно. Их шаги фиксировались местной и центральной прессой и телевидением, благо никакой цензуры не существовало.

Правда, само по себе поведение толпы еще ни о чем не говорило: часто ее поведение никак не было связано с ментальностью ее вдохновителей и организаторов.

Полпред Президента не собирался, тем паче заочно, отдавать предпочтение кому бы то ни было из республиканских лидеров. Его задача была – прочертить некую «среднюю линию», оставаясь, как говорится, «над схваткой». А говоря проще – сберечь мир в республике любой ценой, не выходя, разумеется, за рамки закона. Мир, такой хрупкий и призрачный…

Кровавый инцидент на площади все же произошел, после чего Станислав Дерев увел с площади своих сторонников – подальше от греха. Наступило зловещее затишье.

Дело о стычке с кровавыми последствиями было передано в республиканский Верховный суд, и обе стороны с нетерпением ожидали его решения.

Между тем суд, куда была подана жалоба на избирательную комиссию, отменившую результаты второго тура, признал-таки победы Владимира Семенова, тем самым плеснув бензина в погасший было костер. Впрочем, трагикомизм ситуации состоял в том, что таким же результатом завершилось бы любое его решение.

Шахматисты называют такое положение патовым.

Снова митинг, снова буйные речи, снова взаимные обвинения противоборствующих сторон.

Между тем, дело о выборах в Карачаево-Черкесии было передано в более высокую инстанцию – Верховный Суд Российской Федерации.

Во время коротких и тревожных снов он снова и снова вспоминал последнюю ночь перед вылетом из Москвы.

…Дверь скрипнула, в комнату снова вошла жена.

– Ваня, пора.

Он глянул на часы:

– Машина будет через 20 минут.

– Может, кофе выпьешь?

– Мне еще надо…

– Я все тебе сложила, – перебила Татьяна Федоровна. – Только бумаги свои сам собери.

– Само собой.

Она подошла к столу:

– А зачем тебе старая энциклопедия? – поинтересовалась она. – О, 1979 год!..

– Хотел узнать, какой прежде была КЧР.

– Зачем?

– Сравнить, что было и что стало. Ты что, совсем не ложилась?

Она махнула рукой:

– Кажется, ничего не забыла положить.

– Лишнего там нет?

– Лишнего не будет. Кто знает, сколько там тебе придется быть. Смотри, в пекло не лезь. Кавказцы, сам знаешь, народ отчаянный, Ваня.

– Оставим это.

Татьяна Федоровна как в воду глядела: служебная командировка оказалась долгой…

* * *

Машина резво мчалась по полусонным, еще не успевшим толком проснуться московским улицам. В столь ранний час город казался необычным, каким-то потусторонним. Темные глазницы окон, безлюдье на тротуарах навевали тревожное чувство.

Водитель знал свое дело, да и маршрут был ему хорошо знаком. Он вел машину залихватски, на грани фола. Генерал его не одергивал, он любил такую езду.

Вскоре дома пошли поменьше, пореже, промелькнула огромная огороженная ажурной сеткой ярмарка автодеталей, тоже еще не продравшая спросонья глаза, и тут же скрылась за поворотом.

Мелькнуло дрожащее неоновое «М» над входом в конечную станцию метро, расположенную чуть ли не в открытом поле. И такой жалкой, такой беззащитной показалась эта станция метро генералу Ивану Матейченкову…

За кольцевой линией дорогу обступили деревья. Они застыли в сладком майском полусне, предчувствуя окончательное пробуждение от зимней спячки. Они то подходили к самому полотну дороги, то делали шаг назад. Каждое дерево было врезано четким силуэтом в серое предутреннее небо.

– Можно еще скорость подбавить?

– Жарь, – кивнул генерал.

– Вышли на оперативный простор.

– Гляди, штрафанут нас за превышение.

– Я анекдот вспомнил, – ухмыльнулся водитель, который возил Матейченкова не один год. – Можно рассказать?

– Валяй.

– ГИБЭДЭДЭШНИК будит напарника: «Вставай, уже пол седьмого». «Да куда в такую рань?». «Ты что? Они уже полчаса бесплатно ездят».

– Трогательная история.

Помолчали. Голова генерала была полна мыслями о предстоящей работе.

Он до отказа опустил ветровое стекло, и чуть горьковатый запах распускающейся зелени, насытивший Подмосковье, сырой и чистый, шибанул покрепче спирта, так что у генерала на миг перехватило дыхание.

Через некоторое время они подъехали к воротам военного аэродрома, огороженного глухой высокой стеной.

По команде дежурного офицера ворота открылись, он подошел к машине, дал указания водителю, и машина подкатила прямо к взлетной полосе, на которой стоял самолет, во-всю прогревая моторы.

Матейченков вышел из машины, огляделся. Он ожидал, что на аэродроме его встретит, как договорились, новый помощник, но Завитушного не было видно. «Видно, не успел выполнить все, что наметили, прилетит попозже», – подумал генерал. Он хотел спросить у дежурного офицера о помощнике, однако передумал. Лишние вопросы ни к чему.

По крутой металлической лесенке из головной кабины к ним спустился старший пилот, заслуженный летчик-испытатель.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – отрапортовал он, и давние знакомцы крепко пожали друг другу руки.

– К старту готовы?

– Все на месте. Только вас ждем.

– Тогда с богом.

Матейченков махнул рукой, шофер понимающе кивнул и машина отъехала, разминувшись с огромным бензовозом.

Узкие перила трапа были мокрыми от утренней росы и приятно холодили руку.

Генерал снял фуражку, постоял несколько мгновений, подставляя голову порывистому ветру и как бы прощаясь с Подмосковьем. Невольно всплыли в памяти полузабытые строки, которые врезались в память в далеком детстве, на Владимирщине:

Захлебнешься в картавом хлещущем громе.

От концлагеря что-то в аэродроме.

Это чья же выдумка и потреба?

Путь отсюда один – в хмурое небо.

И впрямь, путь отсюда один – только в небо, – подумал он, оглядывая дальнюю линию глухой ограды.

В салоне было полутемно – он освещался только скудными отсветами аэродромных фонарей. Но внутреннее расположение было Матейченкову хорошо знакомо. Он выбрал себе место близ иллюминатора, устроился поудобнее, тщательно пристегнул ремни.

В тот же миг турбины взревели, и вот уже земля косо провалилась вниз, перед тем вздыбившись почти вертикально. Иллюминатор тут же плотно завалила седая вата облаков.

В салоне потемнело.

Генерал включил над головой дежурный свет и, открыв дипломат, с которым никогда не расставался, углубился в отобранные документы, которые не успел просмотреть дома.

Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось – сказывалось нервное напряжение. В то же время во всем теле чувствовалась легкость, пружинистость. Он достал термос с крепчайшим кофе, заботливо уложенный женой, поставил рядом на свободное сиденье.

* * *

В судьбе каждого человека выпадает минута, когда жизнь, и доселе не очень-то спокойная и безмятежная, вдруг стремительно меняет русло, словно взбесившаяся река, и вот уже человек «из мира прозы брошен в невероятность». Словом, как заметил классик, и сам летишь, и все летит…

Появляется новая точка отсчета, а с нею – и новые линии координат.

В жизни Ивана Матейченкова таких точек было немало.

И одной из них, быть может, наиболее важных, послужил Указ Президента РФ от 15 апреля 1999 года о назначении генерал-полковника Ивана Ивановича Матейченкова главнокомандующим воинскими частями, дислоцированными в Северо-Кавказском регионе.

И Ивану Матейченкову – в который раз! – приходилось осваивать новый пласт жизни, вникать в сложное переплетение жизненных интересов, наводить порядок и общественное спокойствие в горячей, даже м ожно сказать, перегретой точке.

* * *

В день назначения И. Матейченкова, 15 апреля, и. о. премьер-министра правительства России Сергей Степашин провел встречу с кандидатами на пост президента Карачаево-Черкесии – Владимиром Семеновым и Станиславом Деревым, которых для этого специально пригласили в Москву.

Встреча проходила в кремлевском кабинете Сергея Вадимовича. Оба претендента прибыли строго в назначенное время, появились вместе, хотя особо нежных чувств друг к другу не питали.

Секретарь пригласил обоих.

Степашин вышел им навстречу из-за стола, дружески пожал руки и пригласил за круглый столик в углу, на чашку кофе.

– Может, на рюмку кофе, Сергей Вадимович? – произнес Станислав Дерев. Мэр Черкесска старался держаться уверенно, хотя в его поведении чувствовалась некоторая нервозность.

Степашин улыбнулся:

– Можно и рюмку.

– Важна не форма, а содержание, – поддержал разговор бывший главком сухопутных войск России Владимир Семенов.

Они сели втроем за столик, по просьбе хозяина кабинета быстро и ловко накрытый секретарем.

– Как долетели? – поинтересовался Степашин, протирая очки кусочком замши.

– Тяжело, Сергей Вадимович, – пробасил Семенов, придвигая поближе чашку дымящегося кофе.

– А что?

– С транспортом у нас худо. Из Черкесска самолеты сто лет, почитай, не летают…

– До Минвод добрались спокойно, машиной, – продолжил рассказ своего конкурента Станислав Дерев. – А дальше начались чудеса. Один рейс на Москву отменили, другой отложили…

– На неопределенное время, – вставил Семенов.

– Ну да. Народу в аэропорту накопилась тьма-тьмущая. Детишки пищат, взрослые чертыхаются, горючего для самолетов не хватает. И всюду, куда надо лететь, погода дерьмовая, как по заказу.

– Да, у нас был стойкий туман, – подтвердил Степашин.

– Мы и над Москвой долго кружились, пока нам разрешили посадку, – сказал Семенов и отхлебнул кофе.

– Так вы сюда прямо из гостиницы?

– Ну да, только вещи успели забросить.

Степашин пригласил секретаря и попросил принести из буфета побольше бутербродов, заметив:

– У нас, русских, говорят: соловья баснями не кормят.

Дерев заметил:

– У черкесов тоже есть похожая поговорка.

После этого разговор перешел в главную стадию, для которой, собственно, и были приглашены гости.

Премьер-министр расспросил их подробно о положении в республике и о возможных путях выхода из затянувшегося кризиса. Несмотря на взаимную неприязнь, гости держались по отношению друг к другу подчеркнуто корректно, и Степашин полюбовался их выдержкой. Истинные кавказцы, – подумал он.

– Как лично вы оцениваете положение в КЧР? – спросил он.

– Положение ненормальное, – сказал Семенов.

– Согласен, – кивнул Дерев.

– Вы – лидеры. Вот и давайте вместе подумаем, что необходимо предпринять.

– Народ уже выразил в предварительном порядке свою волю на выборах, – сказал Семенов.

– А вы выразите свою.

– Мне добавить нечего.

– Но не могут же вечно продолжаться митинги, парализующие жизнь. Нельзя идти на поводу у ситуации, – жестко произнес Сергей Степашин.

– Люди выражают свою волю, – заметил мрачно Дерев. – Не давить же их за это танками?

– Господа, вас двое, а президентское кресло в республике одно, – решил Степашин взять быка за рога. – Любое решение не приведет к умиротворению, в любом случае останутся недовольные… Разве не так?

– Так, – подумав, согласился Семенов.

– Я полагаю, вы оба должны подписать между собою соглашение.

– О чем?

– Текст мы согласуем.

– Это невозможно, – почти одновременно воскликнули Дерев и Семенов.

– Другого пути я не вижу.

– Извините, Сергей Вадимович, но мы политические противники, – нарушил тягостную паузу Владимир Семенов. – Если я подпишу, то получится, что я предал своих избирателей, предал людей, которые мне поверили. Предал свой народ.

– Наше соглашение будет выглядеть противоестественным, словно жареный лед, – добавил Станислав Дерев, любивший ввернуть цветистые кавказские выражения.

– Вы оба так считаете?

– Да.

– Вот вам и первый пункт соглашения, – неожиданно улыбнулся премьер-министр. – Я прекрасно понимаю ситуацию и не прошу у вас невозможного.

– Что же вы предлагаете?

– Всего-навсего констатацию того факта, что в республике сложилось чрезвычайно сложное и напряженное социально-экономическое положение. И сейчас главная задача в КЧР – сохранение мира и спокойствия. С этим, надеюсь, вы оба согласны?

Собеседники кивнули.

– О таком меморандуме и идет речь.

– Но что он даст? – спросил Станислав Дерев, пытаясь сообразить, с какой стороны ждать подвоха.

– Надеюсь, кое-что даст, – проговорил Степашин. – и прежде всего – внесет успокоение в мятущиеся умы, даст людям спокойствие. Разве этого мало?

– Ну, вы дипломат, Сергей Вадимович, – покачал головой Владимир Семенов.

– Есть маленько, – не стал возражать Степашин. – Ну, как, господа, договорились?

– Пожалуй, такой документ я готов подписать, – сказал без колебаний Семенов.

Оба посмотрели на Станислава Дерева. Тот мучительно соображал: как быть? Жаль, из штаба никого нет, чтобы посоветоваться. Отказаться? Но тогда получится, что он, в отличие от своего соперника, против мира и спокойствия в родной республике. Разве можно отдавать такой козырь в руки противника?..

– Я тоже подпишу такую бумагу, пусть она послужит делу мира в КЧР, – произнес торжественно Дерев.

– Другого решения я от вас и не ждал, – сказал Сергей Степашин. – Сейчас вместе составим и текст и передадим его в средства массовой информации.

Это был важный шаг в умиротворении ситуации в Карачаево-Черкесской республике, хотя основные проблемы там оставались не решенными.

* * *

Некую деликатную и интимную проблему, которая время от времени у него возникала, Верховный шейх про себя привык называть проблемой «отработанного пара»: речь каждый раз шла о том, чтобы либо пополнить набор разномастных красавиц какой-либо новенькой красавицей, либо избавиться от надоевшей (это и был «отработанный пар»).

…Начальник охраны, услышав экстренный вызов своего начальника, бросил все дела, чтобы явиться пред его светлые очи.

– Садись, Сулейман, – сказал босс. – Речь у нас пойдет о красавице Ядвиге… Не забыл ее?

– Конечно, помню.

Начальник охраны побледнел. Эта самая польская красотка служила ему постоянным укором: при доставке ее вертолетом в «орлиное гнездо» он заболтался с ней – девушка знала язык дари, изучая его когда-то в Варшавском институте иностранных языков, – и забыть надеть ей на лицо повязку. Тог7да, к счастью, шеф не узнал о его небольшой промашке… Неужто теперь каким-то образом докопался? Может, стукнул кто-то? Неужели пилот?

– Ядвигу надо убрать.

– Слушаю, хозяин.

– В постели она ничего, но мне не нравятся ее разговоры. Зная один из афганских языков, она постоянно заводит со мной разговоры, который мне не нравятся… Ты понимаешь меня?

– Да, босс.

– Вот и славно. – Хозяин закрыл глаза, о чем-то размышляя. Начальник охраны замер, стараясь не шевельнуться, чтобы не потревожить его высокие мысли. Внезапно он улыбнулся, открыл глаза и спросил:

– Ты любишь футбол?

– Футбол?.. – удивился начальник охраны. За ходом мысли Верховного он не всегда поспевал.

– Ну да. Превосходную игру в кожаный мяч, которую изобрели англичане, – пояснил Бен Дален.

– Не знаю… Как прикажете…

– Так вот, время игры футбольный комментатор провозглашает: вместо выбывшего из игры такого-то вступает такой-то. И у тебя, Сулейман, аналогичная задача: вместо выбывшей из игры Ядвиги ты должен ввести в игру нового игрока. Полагаюсь на твой вкус.

– Слушаю.

– Смотри только, чтобы новая кандидатура не была слишком худой… Чтобы кости не гремели.

Начальник охраны сложил руки в знак понимания:

– А Ядвигу можно… того?

Бен Дален вскинул брови.

– Ну… убрать. Отправить в рай, где срочно требуются гурии, решился пояснить свою мысль Сулейман.

От затрещины, которую ему отвесил босс, начальник охраны едва устоял на ногах, схватившись за спинку стула.

– Что за средневековье! – загремел Бен Дален. – Это когда же у меня уничтожали сотрудниц или сотрудников?!

– Виноват, босс, – Опустил смиренно голову Сулейман. Подумать только о человеческой доброте говорит тот, по одному слову которого рушатся дома, уничтожаются целые города, уходят в небытие сотни и тысячи людей…

– Ядвига знает местные наречия, она не пропадет, – продолжал босс, немного успокоившись. – Высадишь ее, допустим, в Пешаваре… Только при выходе не забудь глаза ей завязать…

– Само собой.

– Думаю, сможет устроиться где-нибудь библиотекарем… Нянькой…

– Или на кухню, помощником повара, – решился вставить начальник охраны.

– Вот-вот, в таком разрезе. Давай, только не затягивай! Жду тебя к концу недели, – закончил босс.

Оставшись один, Верховный шейх побродил по кабинету, погладил любимую фигуру из мрамора «Молящийся дервиш», подаренную ему имамом Ливии, немного успокоился.

Увы, будущее скрыто даже от всесильных мира сего, и Бен Далену не дано было знать, что строптивая Ядвига, вырвавшись на волю, доставит ему некоторые неприятности, и чтобы убрать зловредную нечестивицу, придется затратить не один миллион баксов.

Но это уже другая история.

«Этот Сулейман туп, даже не как пробка, а как целый пробковый дуб, – размышлял он, просматривая электронную почту, поступившую по Интернету. – Зато он исполнителен, и умеет держать язык за зубами, как могила».

Разобравшись с почтой, шейх включил экран внешнего обзора. Перед ним пробежали горные отроги, покрытые первой, робкой еще зеленью ранней афганской весны.

Солнце радостно сияло с вершины голубого неба, и казалось, от экрана повеяло знаменитым афганским сухим зноем, хотя это, конечно, была всего лишь иллюзия.

Шейх почувствовал большое облегчение от того, что больше не увидит строптивую полячку.

С глаз долой – из сердца вон.

…Интересно, чем, вернее кем порадует его Сулейман? Он знал, что у начальника охраны имеется агентурная сеть не в одной стране, и дамы имеются на подбор – только выбирай!

* * *

Генерал Матейченков, откинувшись на жесткую спинку самолетного кресла, размышлял о положении в КЧР.

Он знал, что из двух кандидатов в президенты высшее руководство России предпочитает Владимира Семенова, однако опасается впрямую поддержать его, опасаясь, что в результате вспыхнут волнения, которые легко могут перерасти в нечто долговременное и злокачественное, на манер той же Чечни.

Размышляя о предстоящих действиях, генерал принял решение – не следовать ничьим подсказкам и рекомендациям, от каких бы влиятельных лиц они ни исходили, и принимать решения самостоятельно, сообразуясь только с местной обстановкой.

А там – будь что будет.

Накануне вылета на Северный Кавказ премьер-министр Сергей Степашин ознакомил его с проектом меморандума, который, как предполагалось, должны были подписать оба кандидата в президенты КЧР – Владимир Семенов и Станислав Дерев.

Перечитывая документ, Матейченков особое внимание обратил на фразы: «Отдавая дань уважения волеизъявления народа Карачаево-Черкесии…».И дальше: «Формирование всех органов государственной власти и местного самоуправления необходимо осуществлять на основе сложившейся демографической ситуации».

Ядро проблемы: ведущими в численном отношении этническими группами в КЧР являс. ются русская и карачаевская, тогда как черкесская, которую представляет Станислав Дерев, находится в меньшинстве.

Меньшинство, однако, ни в какую не желает смириться с поражением. По оперативным данным, именно черкесы в данный момент и «мутят воду»: сначала вообще путем бойкота пытались сорвать выборы, а сейчас громко и назойливо выражают на постоянно действующем митинге недовольство их результатами.

Самолет пробил гряду облаков, да и рассвет начал понемногу вступать в свои права, и в салоне самолета немного посветлело.

Приглядевшись, Матейченков с удивлением обнаружил впереди, у кабины пилота, человеческую фигуру, которую он поначалу принял за какой-то багаж.

Когда в иллюминатор брызнули первые солнечные лучи, фигура показалась ему явно знакомой.

– Сергей Сергеич, это ты? – Крикнул генерал, стараясь перекрыть шум турбин.

– Он самый, – откликнулся Завитушный.

Это был его новый помощник, уроженец Карачаево-Черкесии.

– Подгребай сюда, чудак.

– Есть.

Завитушный опустился рядом, они обменялись крепким рукопожатием. Хватка у Сергеича была железной.

Их накануне познакомил Сергей Степашин. Представил Завитушного, сказал, что он прекрасно знает местную обстановку и людей.

– Единственное, чего не знаю – это его национальности, – с мягкой улыбкой заметил премьер.

– А я и сам этого не знаю, – развел руками великан Завитушный.

– Не морочь голову.

– Честно.

– Ни в мать ни в отца, что ли? В проезжего молодца, так надо понимать?

– Видите ли, господа, я коктейль, только не тот, который тянут через соломинку. Во мне намешано всего понемногу. Есть и польская кровь, и болгарская, и русская – само собой.

– А подробнее?

– Подробнее – нам времени до вечера не хватит.

…Обменявшись с Завитушным приветствиями, Матейченков спросил:

– Ты что, не видел, как я сел?

– Как не видеть.

– А темно было?

– Я и в темноте вижу, как рысь, не зря охотой в горах, почитай, двадцать лет занимаюсь.

– Что же не окликнул?

– Вижу, начальник занят. Свет включил, работает. Негоже руководству мешать. – произнес новый помощник.

– Горяченького хочешь?

– Не откажусь.

Они выпили кофе из термоса.

– Как поцелуй женщины, – похвалил Сергеич, возвращая Матейченкову пустой стаканчик.

– Это как?

– Крепкий, сладкий и горячий.

– Так ты охотник?

– Белке с дальней дистанции в глаз попадаю, – похвастался Завитушный.

– Тогда пиши «Записки охотника».

– А что, может вместе и напишем. Утрем нос твоему тезке.

– Какому еще тезке?

– А Ивану Тургеневу.

…Когда гигант плюхнулся на сиденье рядом, Матейченкову показалось, что самолет покачнулся. «Такому богатырю подковы гнуть», – подумал он, оглядывая мощную фигуру.

Завитушный деликатно полуотвернулся от бумаги, которая лежала перед генералом на откидном столике.

Матейченков объяснил помощнику, что это за документ, и протянул его помощнику:

– Почитай и выскажи свое мнение.

Сергеич углубился в меморандум.

– Ну, что скажешь? – Спросил генерал после некоторой паузы, когда Завитушный оторвал глаза от бумаги.

– Не такая простая штучка, как кажется на первый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, вот, например, любопытная фразочка: «В случае принятия решения оспаривать в той или иной мере результаты выборов Карачаево-Черкесской республики необходимо делать это строго в соответствии с законодательством…».

– Так, так.

– Воля твоя, звучит как предупреждение.

– Молодец, в яблочко.

– А я следую мудрому правилу: зри в корень.

Матейченков почувствовал невольное доверие к этому человеку, не зря же они сразу перешли на ты. В таких случаях интуиция редко обманывала генерала.

– Слушай, а ты давно из Карачаево-Черкесии?

– Неделю.

– Всего ничего. Расскажи, как лично ты оцениваешь ситуацию, – попросил Матейченков.

– На всех уровнях?

– Да.

– Честно?

– А иначе не разговор.

– Понимаешь, Иван Иванович, у меня такое ощущение, что Москва, несмотря на всякие заверения и меморандумы, вот вроде этого, – кивнул он на листок, лежащий на откидном столике перед Матейченковым, – постарается как можно дольше затягивать объявление итогов официальных выборов в КЧР.

– А смысл?

Завитушный пожал плечами:

– Очень простой – не буди лихо, пока спит тихо.

– Хорошенькое дело – спит тихо! – возразил генерал. – А ежедневные конфликты и разборки, а постоянный митинг, который вот-вот может перерасти в мордобой? А вооруженные бандиты, которые все смелее поднимают голову?

– Вижу, ты неплохо изучил нашу ситуацию.

– Старался.

– Что касается твоего вопроса, Москва, по-моему, смотрит на дело так: на всякий конфликт есть суд, и только он вправе судить, кто прав, кто виноват.

– Пока суд да дело…

– Вот и хорошо, рассуждает Москва. Пока время идет, все, глядишь и уладится само собой.

– Не лучшая тактика.

Сергеич вздохнул:

– В том и беда.

– Пускать события на самотек – значит, загонять болезнь внутрь, – сказал генерал. – А ее лечить надо. И если необходимо – сильнодействующими средствами.

– Старался я это в Черкесске кое-кому объяснить.

– И что?

– Да там разговаривать не с кем.

– Слушай, расскажи мне подробней про ваших главарей. Ты ведь со всеми там знаком.

– С кого начать?

– С кого хочешь.

– Вот, скажем, Станислав Дерев, наш мэр. Хитер как лиса, коварен как тигр. И все время лицедействует – в нем, честное слово, неплохой актер пропадает. Я общался с ним недавно, как раз перед вызовом в Москву.

– Официально?

– Зачем? Так он мужик ничего, простой, я бы сказал – демократичный. И выпить не дурак. Больше всего на свете обожает популярность, чтобы народ его любил.

– А в чем его хитрость?

– Ну, вот он мне заявил как-то, когда мы по стаканчику-другому сухого раздавили. «Я, говорит, Серега, что бы ни делал, как бы ни действовал – а всегда выйду сухим из воды.» – «Это почему?» – «А очень просто. Я, говорит, всегда действую, как частное лицо. Ну, кроме служебных дел, связанных с мэрством. На митинге том же выступить, бумагу серьезную политическую подписать – пожалуйста, но только как частное лицо. И потому, мол, руки у меня всегда развязаны».

– Хитер.

– Сам убедишься.

– Да уж придется.

– Такому палец в рот не клади: оттяпает вместе с рукой, – заключил Сергей Сергеевич.

– А на митинге бываешь?

– Часто.

– Кто там главный закоперщик?

– В основном мутит воду все тот же Станислав Дерев. Как говорится, битому неймется.

– А в вооруженный конфликт митинг может перейти?

– В любой момент.

– С Деревым ясно. А что второй кандидат?

– Точнее сказать – первый. Не забывай, он победил на выборах, и достаточно убедительно. Владимир Семенов – тот поумереннее. Взвешеннее, что ли.

– Ситуацией владеет?

– Думаю, да.

– Кровопролития не допустит?

– Серьезный вопрос. – Завитушный на несколько мгновений задумался и твердо произнес: – Думаю, не допустит, если только Москва его не спровоцирует на это.

– Каким образом?

– Своими действиями. А точнее, бездействием. Уж больно много у нас в республике народностей, товарищ генерал. И каждая в меру сил норовить потянуть одеяло на себя. Представь себе, что ты хороший конькобежец, и вот выходишь на каток. Если тебя со всех сторон толкают и дергают, можешь не удержаться и запросто шлепнешься на лед…

– Вон в Дагестане народностей на порядок больше, а живут между собой дружно.

– Представь себе, я то же самое говорил Владимиру Семенову.

– И что он?

Сергеич наклонился и произнес:

– Генерал Семенов твердо убежден, что ситуация у нас в республике нагнетается искусственно.

– Кем?

– Если бы я знал.

– Твое мнение?

– Очевидно, теми, кому это выгодно.

– Фамилии можешь назвать?

– Хотел бы я знать эти фамилии.

Генерал Матейченков задумался. Припомнил недавние слова Сергея Степашина. Премьер-министр выразил уверенность, что как только две враждующие стороны подпишут соглашение, ситуация в КЧР улучшится, и болезненный конфликт сам собой рассосется.

«Как же, рассосется, держи карман, – подумал Матейченков. – Здесь необходимо не выжидание, а решительные действия. Но, черт возьми, очень и очень осторожные…».

– Послушай, Сергеич, у вас в республике кого больше всего?

– Русских.

– А почему?

– Так исторически сложилось.

– Я, знаешь, изучал разные справочники по Северному Кавказу. Сравнивал их и убеждался, что статистика врет, как сивый мерин. То в угоду конъюнктуре, то политике, то еще черт знает чему. Ты можешь сообщить мне более или менее точные данные, сколько кого проживает на сегодняшний день в КЧР? Если, конечно, знаешь.

– Представь себе, знаю. Я в нашем статуправлении – свой человек, девочек шоколадками подкармливаю.

– Ну-ну, доложись.

– Про девочек?

– Про статистику.

– В республике в настоящее время проживает 171 тысяча русских.

– Это какой процент населения?

– 40.

– Солидно.

– Я и говорю.

– Дальше кто идет?

– Карачаевцы. Их на круг полтораста тысяч, это тридцать пять процентов.

– Сильно расходится со справочниками, – заметил генерал Матейченков. – Давай остальных.

– Дальше идут абазины – 27 тысяч, это шесть процентов, ногайцы – 19 тысяч, это около четырех процентов.

– Есть и другие национальности?

– Как не быть. Остальных – 20 тысяч, это, считай, четыре с половиной процента. Тут уж всякой твари по паре, как на Ноевом ковчеге, – заключил Завитушный.

– Сергеич, ты чистый компьютер.

– Ходячий.

– Столько цифр, такая мешанина! Сам сэр Исаак Ньютон ногу сломит, – покачал головой Матейченков.

– Какой еще Исаак? – удивился Сергей Сергеевич. – Не знаю такого.

– Не может быть.

– Новый помощник Бориса Березовского, что ли?

– Нет, это другой.

– Нам Борис Абрамович златые горы сулил, а на деле пока только пшик получается…

– О Березовском в другой раз. Расскажи мне, Сергеич, о вашем высшем эшелоне власти.

– Что именно?

– То, чего в газетах не прочтешь.

– Компромат?

– Упаси бог, – махнул рукой генерал. – Этого добра в прессе как раз полным полно, каждый друг дружку поливает, и в результате – все по уши в помоях… Нет, меня не интересуют их банно-прачечные развлечения. Мне хотелось бы узнать совсем другое. Понимаешь меня?

– Кажется, понимаю. Ну, тут надо начать с Владимира Хубиева.

– Знаешь его?

– Как облупленного. Что о нем сказать? Хитрый и лукавый царедворец. Большой любитель половить рыбку в мутной воде.

– И много наловил?

– Порядком. Люди называют самые фантастические цифры. А я не знаю, в ногах не стоял. Интриган первой гильдии, даром что сейчас не у власти. Главарь хорошо сколоченной карачаевской группировки, мудр как змий. Но его время ушло, хотя он и топорщится изо всех силенок. Есть у него одна гнусная привычка…

– Довольно о Хубиеве, – перебил генерал. – Это отыгранная карта. Давай о других, иначе мы до самых Минеральных Вод с ними не разберемся. Знаешь, Сергеич, раз уж у вас там в КЧР такая куча национальностей, не можешь ты меня просветить, кто есть кто?

– С точки зрения национальности?

– Да.

– Ну, Владимир Семенов – сам знаешь. Отец – карачаевец, мать – русская. А кто он – решай сам. В прошлом – высокий чин занимал.

– Знаю.

– У нас это знают все, даже дети грудные. В быту прост. Скажу так: чистоплотен. Понятно говорю?

Генерал кивнул.

– А человек он какой?

– Хороший, – не задумываясь, ответил Завитушный. – порядочный. Я во многом с ним не согласен. Но знаю одно: нож в спину не всадит, подлости не сделает.

– Это немало.

– Особенно у нас, на Кавказе, где те еще экземпляры попадаются. У нас ведь не то, что у вас в Москве. Нравы, обычаи – все другое. Сам убедишься… Вот с Семеновым я бы пошел в разведку.

– А в контрразведку?

– Тем более!

– Дальше.

– Станислав Дерев – черкес, это ты уже знаешь. Упрям как ишак, но дело свое знает. Черкесск привел в божеский вид.

– Популярен?

– В своей среде.

– Партий много?

– Как собак нерезаных.

– Или необрезанных?

– Можно и так.

– Какая самая большая?

– Коммунистическая.

– Кто возглавляет?

– Михаил Якуш.

– Кто он по национальности?

– Угадай.

После нескольких неудачных попыток Матейченков поднял руки:

– Сдаюсь.

– Белорус.

– Да, брат, винегрет у вас тот еще.

– Между прочим, он депутат Государственной думы.

– Местной?

– России.

– Что можешь о нем сказать?

– Трудности у него в последнее время.

– Из-за национальности?

– Нет.

– Кому же он не ко двору пришелся?

– Видишь ли, Иван Иванович, у нас ведь как? Чуть человек головку поднял над поверхностью – сразу партию свою норовит сколотить. От горшка два вершка – а глядишь, у него уже своя группа единомышленников.

– Точнее, группа поддержки.

– Вот именно, – кивнул Сергеич. – Каждый стремится подражать нашим лидерам. Как говорится, куда конь с копытом, туда и рак с клешней, – так у нас казаки говорят.

– И у нас тоже.

– Ну, вот. Сколотил раб божий свою партию, а что дальше с нею делать, не знает. Политическая партия – это же тебе не хухры-мухры. Тут тебе и тактика нужна, и стратегия единая, общность цели… Да что я тебе буду лекции читать? Для партии нужны в самом деле единомышленники.

– И лидер толковый.

– Вот-вот, а главное – авторитетный. А у нашего деятеля по всем пунктам слабина оказалась. Зарегистрировал свою партию, как положено, а что дальше с ней делать – не знает. Ну, ясное дело, среди его партии грызня сразу началась. Как в детской игре: Я главный! Нет, я! А я еще главней! Фракции, поверишь, образовались.

– Да ну?

– Ага. Грызутся, козни друг другу строят, все как у больших. Потеха, да и только.

– Учтем этот нюанс. Ну, а еще какие у вас там партии?

– Еще у нас имеет некоторый вес судья Конституционного суда…

– Местного?

– Бери выше – России. Некто Борис Эбзеев.

– Черкес?

– Карачаевец.

– Он за кого?

– За себя.

– Самостийный, значит?

– Самостийный. Ну, и тоже свою группку сколотил, как большой. Мужик неглупый. Пока предпочитает держаться в тени, но при некоторых раскладах с ним, полагаю, придется считаться. Некоторые к нему склоняются.

– Сулит много?

– Больше краснобайствует. Но красноречив – не приведи господь! Народ его специально слушать приходит, как народного артиста, какого-нибудь Кобзона.

– Это все ваши главные политические силы?

Сергеич задумался:

– Еще, пожалуй, президента нужно назвать.

– Владимира Семенова? – переспросил Иван Матейченков. – Но ведь мы о нем уже говорили.

– Нет, не Семенова, – усмехнулся Завитушный. – Я имею в виду не президента республики, а всего лишь президента концерна «Камос». Этот хитрюга-карачаевец контролирует в республике многое, очень многое.

– Что у него в руках?

– Экономические рычаги.

– Это важно.

– Вот этого поимей в виду, Иваныч. Будет время – расскажу о нем подробно.

Помолчали.

Ровный однообразный гул турбин навевал дремоту. Уже совсем развиднелось. Судя по времени, полет подходил к концу.

– Пеструю картину ты мне нарисовал, Сергеич, – сказал Матейченков. – Но теперь мне многое стало понятней.

– А куда от пестроты денешься? Вся республика – как одеяло лоскутное, – пожал плечами Завитушный.

– Теперь давай попробуем немножко проанализировать ситуацию. Есть ли, например, хоть какие-то шансы у Владимира Хубиева.

– У Хубиева? – удивился Сергеич.

– Да.

– Никаких, – покачал головой Завитушный.

– Почему так считаешь?

– Видишь ли, этот человек слишком долго олицетворял собой всю власть в республике. И теперь вся негативность, которая накапливалась в КЧР долгие годы, оказалась вдруг навешенной на него.

– Справедливо?

– Это другой вопрос. Так или иначе, на него вешают всех собак. Хубиев оказался во всем виноват. Тут тебе и высокий уровень преступности, и убийства, и грабежи, и похищения людей, а в последние годы – и организованные банды. Добавь к этому дикую безработицу… У нас в республике вообще положение аховое. Основные предприятия, которые государственные, сам понимаешь, стоят. Сырья нет, заказов нет, того-сего, пятое-десятое… Хозяина настоящего нет, так я бы сказал.

– А частные предприятия?

– Этого добра навалом. Но опять же: проблему безработицы они не решают.

– Их недостаточно?

– Не в том дело, Иваныч. Во-первых, они маломощные. Я бы сказал, карликовые. Иногда хозяин сам и ишачит, иногда наймет пару-тройку работников…

– Горе луковое.

– Но дело даже не в этом. Просто каждый хозяин норовит нанимать только своих.

– Соплеменников?

– Или из своего клана. Возвращаясь к Хубиеву: именно при нем клановость расцвела особенно пышным цветом. А вообще-то он надоел у нас всем хуже горькой редьки.

– Неужто другие лучше?

– Хрен редьки не слаще.

– Есть такая хохма, – сказал генерал. – Возьмите хрен, натрите на терке и посыпьте сахаром. Тогда он будет слаще редьки.

– Только и остается, – усмехнулся Завитушный. – Все остальное уже испробовали.

– Много всякого-разного я слышал и читал о Хубиеве. Одни его хвалят, другие грязью поливают.

– Я-то много о нем порасскажу, чего ты не слышал и не читал. Главная черта Хубиева – честолюбие. Этим определяется все его поведение, все действия. Когда кончались его полномочия, он изо всех сил пытался хотя бы на год продлить свои полномочия. Не вышло, зарубили.

– Кто?

– Народное собрание, которое, казалось, было у него в кармане. Народное собрание – это наш парламент, – пояснил Завитушный, перехватив взгляд Матейченкова.

– Знаю, знаю. Так что Хубиев, смирился?

– Держи карман! Такого только деревянный бушлат смирит, как говорят зеки.

– Что же он сделал?

– Умылся с горя да в Москву подался, защиты искать. Ведь он столько лет верой и правдой служил центру.

– Имеет там связи?

– Немалые. Представь себе, Иваныч, умудрился даже влезть в недавно организованный блок «Голос России», хотя ему этот блок как корове седло.

– С Владимиром Хубиевым все ясно, – произнес генерал. – Продолжим разбор позиции на шахматной доске. Теперь давай возьмем такую фигуру, как Станислав Дерев.

– У него тоже есть свои заморочки.

– Например?

– Главный образец в жизни для него – мэр Москвы.

– Юрий Лужков?

– Ну да. И мэр Черкесска во всем желает подражать ему.

– Получается?

– Это другой вопрос. Но мечта у него благородная и для многих привлекательная: добиться, чтобы Черкесск процветал так же, как Москва.

– Замысел неплохой.

– Осуществить бы его!

– Хитер.

– На одном из митингов Станислав Дерев заявил – я слышал собственными ушами: если выберете меня в президенты, у меня вся республика будет процветать, как Москва. Не может одного понять, бедняга. Пусть даже наизнанку вывернется – не станут карачаевцы голосовать за черкеса.

– Чем вообще он занимается?

– В основном – бизнесом.

– А именно?

– Водкой.

– Доходное дело.

– Да, мы уже говорили. Но и на старуху бывает проруха. Выявилась у него одна язва, которая сильно подкосила его акции.

– Слушаю.

– Есть на белом свете некий политик Игорь Пунченко.

– Слышал. – кивнул Матейченков. – Он, по-моему, входит в миротворческую группу генерала Лебедя.

– Точно. И вот этот самый Пунченко – ярый враг Станислава Дерева. Уж не знаю, где их дорожки пересеклись. Так вот этот самый Пунченко распустил в печати слух, что Станислав Дерев ненавидит и презирает русских, за людей их не считает, а уж если за людей – то низшего сорта. Мол, все русские – продажные, любого можно купить за бутылку водки, ну и прочее в том же духе.

– Сильный удар.

– Конечно. Это настраивает русский электорат против Станислава Дерева.

– Возьмем самую сильную шахматную фигуру.

– Семенова?

– Да.

– У него и впрямь много сильных козырей. Прежде всего – смешанное происхождение. Для Карачаево-Черкесии это особенно важно. И карачаевцы, и русские думают, что генерал Семенов, став президентом, будет защищать их интересы. Далее, Семенов имел мудрость и смелость заявить публично, что никогда не станет делить население республики по национальному признаку.

– Думаю, этим он тоже привлек многих.

– И еще один фактор в его пользу. Понимаешь, Иван Иванович. У многих людей понятие «генерал» ассоциируется с понятием «сильная рука».

– Хотя каждый вкладывает в это понятие свое понимание.

– Владимир Семенов не преминул подтвердить это мнение избирателей, заявив, что, как только станет президентом республики, он твердой рукой наведет в ней порядок. А душа россиянина истосковалась по порядку, и не только в КЧР. Что еще могу добавить о генерале Семенове? Человек культурный, образованный, широких взглядов. Верующий, в Евангелии разбирается, в праздниках церковных, Библию знает… И даже ислам.

– Интересно.

– Недавно Семенов участвовал в работе Конфедерации народов Кавказа.

– Да, читал об этом, – кивнул Иван Матейченков. – Это собрание, которое прошло в конце прошлого года?

– Да, в декабре 1998 года, во Владикавказе. Владимир Семенов там выступил с очень интересной идеей: он предложил объединить под эгидой России устремления всех без исключения народов Кавказа.

– С какой целью?

– С тем, чтобы это объединение стало единым посредником в отношениях между Востоком и Западом.

– Сильно.

– Но и тут не обошлось без клеветников. Они объявили, что генерал Семенов камуфлирует свои истинные устремления, а на самом деле он желает… объединиться с Чечней, чтобы совместными усилиями оторваться от России, и в конечном счете превратить Карачаево-Черкесию в самостоятельное государство.

– Чушь?

– Как сказать… Люди думают по-разному. – ответил уклончиво Завитушный.

– Темна вода во облацех, – заметил Матейченков, кивнув в иллюминатор. Там действительно закружились тени. Закурчавились облака – видимо, самолет пошел на снижение.

Вскоре машина пробила слой облаков, показалось низкое солнце, ослепительное, по-южному яркое.

Глубоко внизу показались приземистые аэродромные постройки.

Сергеич объявил:

– Минводы.

* * *

Верховный шейх выпил свой привычный утренний кофе по-турецки, прошелся по кабинету. Блик от люминесцентной лампы упал на мраморную фигурку, и показалось, что дервиш улыбнулся ему навстречу.

Шейх подсел к главному компьютеру, решив пробежаться по клавишам.

Сначала включил внешний обзор.

Снаружи бессонно и безмолвно бушевало раскаленное афганское лето. Зелень, еще недавно покрывавшая горные склоны Гиндукушских гор, выгорела и пропала. От нее остались только бурые и рыжие пятна. А от алых маков, прежде заполонивших горные долины, не осталось и следы.

Верховный пробежался с помощью клавиш по нескольким комнатам и залам своего жилища.

Его женщины, совершенно разоблачившись, резвились в бассейне. Они поднимали тучи брызг, так что в свете люминесцентного светила высоко над водой возникла семицветная радуга, опирающаяся на края бассейна.

В некоторых комнатах прислуга с помощью бытовых роботов – подарок Мусульманского института Технического развития – производили утреннюю уборку.

В конференц-зале понемногу прибавлялся народ. Это собирались главные имамы различных стран и регионов, приглашенные Верховным на ежеквартальный отчет.

В ожидании Бен Далена они рассаживались по местам, о чем-то беседовали, обмениваясь важной для них информацией. Некоторые собирались в кучки, другие бродили по залу, разглядывая новые картины, которые появились на стенах за время их отсутствия.

Все ожидали появления Бен Далена.

Когда зал был полон, Верховный появился, как всегда неожиданно. Он мог воспользоваться любым входом – их было несколько, но вошел одним из потайных. Фигура «Дервиш в экстазе» отъехала в сторону, и он появился в образовавшейся раме.

Заседание было долгим, оно прерывалось на обед и ужин.

Верховный слушал внимательно, резким голосом задавал нелицеприятные вопросы, а некоторых и вовсе обрывал. Возражать почти никто не смел.

Затем перешли к обсуждению важного вопроса. Группа технических экспертов внесла предложение, которое сразу показалось сногсшибательным. Захватить несколько самолетов, пользуясь тем, что охрана их довольно расхлябана и беспечна, и с грузом взрывчатки направить их на пару – тройку небоскребов, расположенных в Нью-Йорке, этой цитадели и вместилище христианских, католических и православных пороков.

ВУладыка всего исламского мира сидел на возвышении, в кипенно белой чалме, а в его бороде, прежде черной как смоль, явственно проглядывали белые волоски ранней седины.

* * *

Аэропорт в Минводах был практически пуст. В былые времена здесь, помнил Матейченков, было оживленно, причем в любое время года: знаменитые окрестные курорты работали круглогодично.

Сейчас здесь царила, можно сказать, мерзость запустения. Редкие стайки пассажиров только подчеркивали пустынность огромных гулких помещений.

– Служащих больше, чем пассажиров, – отметил Завитушный.

– Лечение многим не по карману.

– Некоторые просто боятся сюда ехать, – вздохнул Сергей Сергеевич. – Опасный регион.

Завитушный быстро отыскал ожидавший их потрепанный газик с видавшим виды брезентовым верхом. Молодой водитель с непроницаемым лицом, сидевший за рулем, ответил на их приветствие, не переставая жевать жвачку.

Много, ох, много придется поездить генералу Матейченкову по беспокойным карачаево-черкесским дорогам!..

– Членовоз подан, товарищ генерал, – проговорил Завитушный, гостеприимно отворяя дверцу.

– Порядок в танковых частях, – откликнулся Матейченков.

Все время накрапывал дождь, холодный, противный. Капли тупо барабанили в брезентовую крышу.

– Дуй в Черкесск, в Управление, – коротко распорядился Сергей Сергеевич.

– Давно дождь у вас? – поинтересовался Матейченков, когда машина выбралась на трассу и лихо понеслась по ней, разбрызгивая лужи. Дворники работали без устали, отжимая толстые жгуты потоков, которые тут же набегали снова.

– За несколько минут до вашего прилета солнце было, – откликнулся водитель и пронзительно просигналил какому-то промокшему безумцу, вознамерившемуся перебежать дорогу перед носом газика. – Вдруг – туча, и сразу хлынуло, как из худого мешка.

– Ничего. Майский дождик – это хорошо для урожая, – улыбнулся Завитушный. – У карачаевцев даже пословица есть на этот счет.

– Я против дождя ничего не имею, – усмехнулся генерал. Пузырящиеся лужи на дороге напомнили ему босоногое владимирское детство, когда он гонял по ним с мальчишками.

Черкесск встретил их не дождем, а проливным ливнем. По гористым улицам бежали бурые потоки.

Полномочного представителя Президента уже ждали. В Доме правительства, в небольшом зальчике собралось все высшее руководство республики.

– Может, желаете отдохнуть с дороги, товарищ генерал? – спросил один из руководителей – Матейченков еще плохо различал их. – Разместим вас в гостинице, вздремнете часок.

– Потом, потом, – отмахнулся Матейченков. – у меня на сегодня обширная программа, дай бог до ночи успеть.

– Как прикажете.

– Товарищи, давайте начнем с оперативной обстановки.

– В городе?

– И по всей республике. Высказывайтесь по очереди, по возможности кратко и по существу. И представляйтесь.

Он сел за стол, положив перед собой толстый блокнот, довольно потрепанный, и ручку. Диктофон Матейченков не любил. Во-первых, эта японская штучка многих смущала, и они комкали невольно свою речь. Во-вторых, и это главное, требовалось время, более длительное, чем само совещание, чтобы прослушать материал. Ну, а кроме того, глупая машинка записывала все подряд, в том числе и чепуху, не заслуживающую никакого внимания.

То ли дело блокнот!

Совещание прояснило для генерала, как говорится, из первых рук, ситуацию в республике.

Картина вырисовалась достаточно серьезная.

Второй, решающий тур выборов президента был окончательно назначен на 16 мая. Тут же народ взволновался, «пошла потеха», как выразился один из лермонтовских героев.

По столице и республике прокатилась волна террористических актов – взрывы, поджоги, покушения.

– Сколько всего в последние дни произошло терактов?

– 11.

– Многовато, – покачал головой генерал Матейченков и что-то черкнул в своем блокноте.

– Все началось с того, что в здании городской школы… – начал начальник столичной милиции.

– Подробности потом, – жестом остановил его Матейченков. – сначала уясним общую картину.

Готовясь к совещанию, для полпреда из центра приготовили стопку документов, рисующих ситуацию в различных районах республики. Их он решил как следует изучить ночью, когда будет свободное время.

– Какой характер носят теракты? – спросил генерал. – Я имею в виду – они направлены против какой-либо определенной группировки?

– Да.

– Какой же?

– Станислава Дерева.

– В основном, – уточнил начальник Управления внутренних дел республики.

– Кто проводил теракты?

В помещении поднялся шум: каждый выкрикивал свою версию, стараясь перекричать остальных. Причем одна версия в корне противоречила другой.

Генерал поднял руку:

– Товарищи, попрошу высказываться по одному. И по возможности, не перебивать друг друга.

В помещении было накурено – хоть топор вешай. Каждый джигит считал своим долгом дымить как паровоз. Причем сигарет было мало: в основном пользовались крепчайшим самосадом, от которого у непривычного к такому амбре Матейченкова першило в горле и чуть ли не наворачивались слезы.

– Я опросил членов штаба Станислава Дерева, – первым начал руководитель МВД республики, картинно отставив в сторону толстую самокрутку. – Они в один голос утверждают, что теракты производили люди Владимира Семенова.

– Доказательства?

– Есть и доказательства.

– Какие?

– Донесения моих агентов, которые внедрены в избирательный штаб Владимира Семенова.

– Вышли на подозреваемых?

– Да.

– Задержали?

– Так точно.

– Их уже допрашивали?

– Конечно.

– Кто именно?

– Лично я, товарищ генерал.

– Очень хорошо. А где протоколы допросов?

– Перед вами, товарищ генерал, в документах.

– Ох, не утонуть бы мне в ваших бумагах, хотя плаваю я неплохо, – улыбнулся генерал.

Немудреная шутка разрядила атмосферу, все заулыбались и задымили еще отчаяннее.

– Скажите, задержанные признали свою вину?

Главный милиционер помрачнел:

– Никак нет, товарищ генерал, пока не признали, хотя я проводил неоднократные допросы. Клянутся, что теракты – провокация, к которой они не имеют ни малейшего отношения. Говорят – ха-ха – что их совершили сами люди Семенова, чтобы дестабилизировать обстановку. В общем, валят с больной головы на здоровую.

– Нам остается, товарищи, совсем немного, – заметил генерал Матейченков. – Выяснить, какая голова больная, а какая – здоровая.

Совещание проходило на русском языке – русским, и довольно прилично, владели все.

– В связи с терактами мы тоже кое-кого арестовали и допросили, товарищ полномочный представитель. – вступил в разговор начальник республиканской службы безопасности. Лицо его портил – или украшал? – огромный багровый шрам, пересекавший всю левую щеку наискосок, что придавало его лицу свирепое выражение.

– И что говорят задержанные?

– Что во всем виноваты люди Владимира Хубиева.

– Вот так загогулина, – удивился Иван Матейченков. – Даже Хубиев появился на свет божий… Разве он еще играет еще у вас какую-то роль?

– Разрешите пояснить, товарищ генерал-полковник, – вступил в общий разговор Завитушный, который до этого, сидя в сторонке, помалкивал и внимательно слушал выступающих.

– Да, Сергей Сергеевич.

– Тут, видите ли, сложная механика. Дело в том, что пока, как ни крути, Владимир Хубиев формально остается руководителем республики… Остаться таковым если не навеки, то хотя бы на год – его голубая, она же розовая мечта.

– Мне это известно.

– Ради этой цели, как я понимаю, Хубиев готов на любые действия…

– Включая теракты?

– Да.

– Так кто же, в конце-то концов, дестабилизирует обстановку? – поставил Матейченков вопрос ребром.

– Пока неясно, господин генерал, – подытожил кто-то в дальнем конце стола, еле различимый в наплывах махорочного дыма.

«Ну и обстановочка, – подумал Матейченков. – Сам черт ногу сломит. Уж не говоря о сэре Исааке Ньютоне… Вот еще привязался на мою голову этот сэр, прости господи!..».

Первое совещание длилось долго – три с половиной часа. Матейченков въедливо вникал в каждую деталь, добиваясь истины. От этого разговора он ждал немало, но и от него ждали многого.

Что касается полпреда президента, то именно теперь он должен был выработать правильную стратегию и тактику своих действий в республике. Получив огромные полномочия, он должен, он обязан был употребить их во благо.

Только так!

И первой заповедью оставалось правило, которому он старался действовать в течение всей своей жизни: не навреди!

* * *

Проект, предложенный Мусульманским советом технических экспертов, вызвал среди имамов необычайное оживление. Его яркая новизна и огромная эффектность будили фантазию.

Судили-рядили так и эдак, кто-то защищал, кто-то нападал. В итоге мнения разделились, но большинство склонилось к тому, что проект, безусловно, интересен, но технически вряд ли осуществим.

Дав всем высказаться, слово взял Верховный шейх.

– Проблема состоит из нескольких частей, – начал он. – Первая – это чисто человеческий фактор. Кто будет теми, кто сумеет осуществить эту идею? Они заранее должны знать, что идут на мученическую смерть ради высоких идеалов исламской революции.

– Я готов!

– И я!

– И я!

– И я!..

Послышалось из разных уголков огромного зала. Имамы повскали со своих мест, зашумели, перебивая друг друга.

– Я в вас никогда не сомневался, господа, – скупо улыбнулся Верховный. – Могу добавить, что я сам с восторгом вошел в группу отважных… Что может быть прекрасней, чем погибнуть за наше правое дело? Тем более, что принявший мученическую смерть наверняка по священной воле Аллаха попадет в рай. Но не забывайте, что эти герои должны уметь водить современный самолет. Более того, вести его точно, как по струнке, чтобы врезаться в заранее намеченное здание…

Однако надежная взрывчатка для этого великого дела только еще разрабатывается в наших лабораториях. А без нее, как вы понимаете, говорить об осуществлении данного теракта не приходится.

С учетом всего, сказанного выше, полагаю, что говорить об осуществлении проекта раньше конца этого столетия или начала следующего, не приходится. Срок, думаю, вполне разумный, если учесть, что наше столетие на исходе…

* * *

Дневная кратковременная гроза давным давно отполыхала. В наглухо задраенные окна во всю заглядывало жаркое южное солнце, настойчиво напоминая, что лето все более вступает в свои права, что именно здесь, рядом, рукой подать, находятся знаменитые в прошлом курорты Домбай и Теберда, на которых так любила отдыхать высшая и средняя советская элита: как же, российская Швейцария! Эльбрус, целебный воздух, сказочные трассы для слаломистов.

Шикарные дачи, намертво засекреченные, обнесенные глухими стенами и вооруженной охраной. А внутри – азиатская роскошь, вышколенная прислуга, как мужская, так и женская. Роскошные штучные сауны, со всем, что полагается к ним. (Как любил шутить один тогдашний высокопоставленный чиновник – сауна и флора).

И все это, само собой, для пользователей – совершенно бесплатно, вернее, на народные денежки…

Интересно, пустуют ли эти дачи и коттеджи сейчас? И если нет, то кто владеет ими? Недвижимость, которой нет цены. Кто ее приватизировал? Или – прихватизировал?.. Кто-то из местных жучков? А может, и сюда дотянулись мохнатые лапы вездесущих российских олигархов?

Темна вода во облацех…

А может, наложил руку на высокогорные коттеджи кто-то из этих, собравшихся в насквозь прокуренном зальчике джигитов без страха и упрека, которые с такой преданностью смотрят сейчас на него, полномочного представителя президента России?

Возможно, это и выяснится, но не это сейчас главное, как понимал Иван Матейченков.

Главное в другом.

К концу разговора генералу показалось, что ему-таки удалось нащупать основную болевую точку ситуации в республике. Нынешний конфликт в КЧР носит пока, несмотря на теракты, сугубо политический характер. И никак нельзя допустить, чтобы он перерос в конфликт межэтнический. На том и должно стоять до конца, не поддаваясь ни на какие провокации и соблазны.

Дело, правда, осложняется тем, что спор между мэром-хозяйственником и бывшим генералом армии уже превратился в противостояние между черкесом и карачаевцем.

Есть и другие тревожные обстоятельства.

Так, руководителем избирательного штаба Владимира Семенова является один из лидеров крайне радикального крыла карачаевского движения Борис Батчаев, который в прошлом возглавлял Общенациональный совет Карачая, а ныне является вице-президентом межрегиональной карачаевской организации «Алан».

Что же касается мэра Черкесска, то в его избирательный штаб входит множество русских, в том числе казаков, а также наиболее авторитетные в сфере бизнеса и политики черкесы.

Все это генерал Матейченков выяснил уже в первые дни своего пребывания в беспокойной республике.

* * *

Эти первые дни были заполнены еще многим.

Запомнился митинг на центральной площади, где Матейченков выступил с импровизированной трибуны, представляющей собой огромную то ли бочку, то ли цистерну из-под мазута, снабженную для удобства выступающих лесенкой, сколоченной на живую нитку.

Выступление генерала Матейченкова было встречено достаточно доброжелательно, хотя полпред президента говорил горькие и малоприятные вещи.

Генерала слушали, навострив уши: русский язык здесь знали все.

Яростное солнце, какого никогда не бывает в Москве, нежная зелень тянущихся на целые кварталы садов, яркие цветы на ухоженной городской клумбе перед зданием бывшего обкома партии, чисто подметенные улицы…

Когда бы ни проходил или проезжал Матейченков мимо клумбы – на ней всегда возилось несколько девушек в синих рабочих халатах.

Улицы жили своей, степенной и неторопливой жизнью. Некоторые прохожие были в высоких казачьих либо горских папахах, иные в национальных, непривычных глазу одеждах. Слышался разноязыкий говор, но люди – странное дело! – отлично понимали друг друга.

На газике, отказавшись от всякой охраны, генерал Матейченков вместе с несколькими местными силовиками объехал ряд важных засекреченных объектов, где проверил боеготовность личного состава, а также наличие и состояние оружия. Средств для нейтрализации враждебной или воинственно настроенной толпы, которая могла бы нарушить общественный порядок.

Матейченкова повсюду сопровождал только его помощник – Сергей Завитушный. Охрана сопровождала его только в исключительных случаях. «Когда улягутся все страсти и наступит прочный мир, хорошо бы приехать сюда со всем семейством, отдохнуть немного, по горам и альпийским лугам побродить, снежным воздухом Эльбруса подышать… Золотые места!» – подумал однажды Матейченков.

Возможно, эти мысли полпреда были навеяны чистым горным воздухом, который вливался в приспущенные стекла газика, который успел уже взобраться на порядочную высоту.

Завитушный, устроившись в уголке, просматривал какие-то бумаги, умудрялся даже делать пометки, хотя машину немилосердно трясло. Помощник Матейченкова, казалось, гне ведал, что такое усталость. Прочие человеческие слабости также были ему чужды, а его знания по истории, культуре и персоналиям Карачаево-Черкесии были поистине неисчерпаемы.

– Сергеич, ты прямо ходячая энциклопедия, – в очередной раз заметил Матейченков, получив исчерпывающее разъяснение на весьма заковыристый вопрос.

– Слава аллаху, что пока не лежачая, – откликнулся Завитушный, который за словом в карман не лез.

Молчаливый шофер, который привез их из Минеральных Вод, гнал машину по горному серпантину.

– Газик на вид неказистый, а тянет – дай бог, – заметил Иван Матейченков, подскакивая на выбоинах.

– Наши умельцы поколдовали с ним, – пояснил Завитушный, не отрываясь от бумаг.

– Теперь в моторе сидит тысяча шайтанов, – неожиданно добавил шофер и блеснул белозубой улыбкой.

Поездка выдалась хлопотной, нервной. Не все ладилось на объекте. Матейченков сделал разгоняй начальнику, велел провести общую финансовую ревизию.

…Пока добрались поздно вечером до жилья, отведенного Матейченкову, неугомонный Завитушный успел поведать начальнику еще кое-что из межнациональной жизни республики.

– Знаешь, Иван Иванович, я в жизни КЧР заметил одну постоянную тенденцию: карачаевцы начинают играть все большую роль в жизни республики.

– Давно это началось?

– С конца 80-х годов.

– Любопытно.

– Весьма.

– А в каких областях?

– Во всех: от власти до культуры.

– Не ошибаешься?

– Могу подтвердить статистикой. Причем действуют они тихой сапой. По куску, по шажочку.

– Не мытьем, так катаньем?

– Вот именно. А этому процессу еще одна существенная вещь помогла, – продолжал Сергей Сергеевич. – Чисто административная.

– Ты что имеешь в виду?

– Видишь ли, прежде КЧР входила в Ставропольский край.

– Знаю.

– А в ноябре 1990 года республика приобрела некоторую самостоятельность – мы вышли из Ставропольского края. Этот переходной период оказался довольно длительным – бюрократия, волокита и так далее. И карачаевцы сумели использовать его на полную катушку.