Читать книгу Красинский сад. Книга вторая - Владимир Михайлович Жариков - Страница 2

***

Михаил вернулся из санатория в город вечером и сразу же направился к Марфуше. Она, как оказалось, еще не ждала его, была очень удивлена и обрадована преждевременным приездом своего жениха. Влюбленные молодые люди долго целовались и говорили о любви, без которой не представляли своего будущего. Девушка с интересом рассматривала фотографии, на которых Михаил был запечатлен в парке Кисловодска. Марфуша корила любимого за то, что он не долечился и покинул санаторий раньше положенного срока. Она не умела это делать, упрек получался похожим на просьбу или сожаление, да еще и краснела при этом, стыдясь своей «дерзости».

– Мишенька, чего же ты не использовал путевку полностью? – спросила девушка, краснея, – когда теперь сможешь поехать еще раз?

– Марфушенька, мне без тебя скучно там было и очень тоскливо, – парировал Михаил, – ну, чего мне сидеть в этих горах и скулить на луну? А нам же свадьбу нашу готовить надо, осталось-то всего две недели. Нужно, чтобы наша свадьба была не хуже Грининой. Кстати, как они проводят свой медовый месяц?

– Ой, так ведь я забыла тебе рассказать, – сетовала Марфуша, – Грине в шахткоме дали две путевки в дом отдыха и они с Катей уехали сразу после твоего отъезда. Этот дом отдыха находится где-то на море, сутки поездом нужно ехать. Так мне Катюша рассказала….

– А они успеют вернуться до нашей свадьбы? – огорчился Михаил, – а то ведь получается, что они сбежали от нас….

– Катя говорила, что обязательно вернуться, – успокоила Марфуша, – чтобы громче всех кричать нам горько! Ты расстроился чем-то?

– Да, – сознался Михаил, – у Грини с Катей получилось по-людски, сначала свадьба, а потом поездка к морю. А мне сначала дали путевку в санаторий, а потом наша свадьба. Нужно было бы отказаться, и попросить две путевки после свадьбы и тогда бы ты смогла поехать со мной….

– Не расстраивайся, любимый, – успокаивала Марфушенька, – жизнь только начинается, успеем еще съездить к морю. Ты видел настоящее море?

– Нет, – ответил Михаил, – только в кино, не помню его названия.

– А по пути в санаторий? – недоуменно спросила Марфушенька, – ты же на юг ездил.

– Мы море не проезжали, – ответил Михаил, – горы видел, а море нет!

– Мне тоже хочется посмотреть на море, – мечтательно произнесла Марфушенька, – интересно, какое оно? Люська была на море и на работе рассказывала всем, что ему конца и края нет. Оно до самого горизонта простирается и там соединяется с небом….

Тетка Махора не меньше Марфуши была удивлена преждевременным приездом Михаила из Кисловодска. Он поздним вечером вернулся от невесты с чемоданом в руках и уставшим с дороги. Тетка Махора тут же взялась за приготовление вкусного ужина, а Михаил долго рассказывал хозяевам о своей поездке и о том, что курицу, которую тетка Махора зажарила Михаилу в дорогу, его попутчики отказались есть.

– Неужели курица была невкусная? – обиженно спросила женщина, – я старалась, и ты никогда не обижался, что я плохо готовлю.

– Курица была, пальчики оближешь, – успокаивал ее Михаил, – мои попутчики от зависти не приняли угощения, говорили, что даже в Москве была голодуха, хлеба не хватало, вот только сейчас налаживается.

– Так вот и угощались бы, – сетовала тетка Махора, – если у них голодно!

– Я и сам не понял, – продолжал Михаил, – они чего-то опасались, мне показалось….

– Вот народец-то, – негодовала тетка Махора, – их угощают, а они боятся, что отравят….

– Я понял, почему твои попутчики опасались угощения! – высказал догадку дядя Ваня, – они посчитали тебя за сотрудника НКВД! Ведь кто мог так шиковать во время голода? После Гражданской войны и здесь так было…. Это сейчас продуктов в магазинах валом, а вот тогда, пойди, сыщи!

– Спасибо товарищу Сталину, – закончил разговор Михаил, – это он создает в нашем городе изобилие! Он заботится о шахтерах намного больше, чем о москвичах….

– А ты откуда знаешь об этом? – удивленно спросил дядя Ваня.

– В газетах пишут, – отвечал Михаил, – значит, так оно и есть! В феврале в «Правде» был опубликован отчет товарища Сталина на семнадцатом съезде. Он говорил, что социалистическое хозяйствование окончательно победило и теперь жизнь станет еще лучше. Приняли план на вторую пятилетку и товарищу Сталину вручили в подарок снайперскую винтовку….

– Лишь бы он из нее по нам не стрелял, – иронизировал дядя Ваня.

Утром тетка Махора вручила квартиранту стопку газет, которые собрались в его отсутствие, хозяйка аккуратно складывала их в своей комнате. Михаил внимательно просмотрел каждый номер «Правды» и «Красного Шахтера». Главная газета СССР сообщала, что 17 августа в Москве состоялся первый съезд советских писателей. Руководствуясь партийными директивами, форум объявил основным методом советской литературы социалистический реализм. Местная пресса, в унисон этой теме сообщала, что центральная городская библиотека им. Пушкина получила сто экземпляров трехтомного романа Шолохова «Тихий Дон».

Михаил, будучи книголюбом, еще не читал романов этого малоизвестного в то время советского писателя М. И. Шолохова, неожиданно заявившего о себе большим и серьезным произведением. Впервые он увидел его книгу в купе поезда, которым ехал из санатория. На обложке романа красовалось изображение чубатого казака в фуражке с красным околышем и наименованием «Тихий Дон». Эту книгу читал попутчик, лежащий на верхней полке, и Михаил сразу заинтересовался романом. Во-первых, было понятно, что книга о казаках, во вторых автор романа являлся тезкой Михаила.

– О чем книга? – спросил Михаил у попутчика, которого звали Ефим.

– О донских казаках, – ответил тот, – а Вы интересуетесь литературой?

– Я впервые вижу книгу, на обложке которой изображен мой земляк, – отвечал Михаил, – и честно признаться никогда не читал произведений этого писателя.

Попутчики разговорились, и Ефим рассказал вкратце содержание первого тома. Михаил удивился, почему цензура пропустила в печать такое произведение? Советская власть до сих пор считала казачество реакционным и враждебно настроенным по отношению к большевикам и вдруг издается роман в трех книгах, героями которого являются донские казаки. Ефим жил в Москве, а его интерес к Шолохову был продиктован профессией, потому что он работал литературным критиком издания «Книга и пролетарская революция».

– Это произведение, – пророчески сказал Ефим, – есть не что иное, как литературная классика нынешней эпохи. Пройдет немного времени и Шолохова признают советским классиком. А вот цензуре никогда не удастся сдержать напора его таланта, этого не понимают лишь ее представители. Мне самому часто приходится спорить с цензорами, и я знаю, какие там упертые люди работают. Иногда при жизни писателя его талант долго остается недооцененным, но через десятилетия происходит то, что мы называем прорывом в самосознании общества. И тогда автора оценивают по его таланту. Вы постарайтесь прочесть этот роман, хотя его тираж не позволяет иметь произведение в каждой городской библиотеке. И постарайтесь прочесть первый том Шолохова «Поднятая целина». Он был опубликован в журнале «Новый мир».

И вот сегодня, когда Михаил с Марфушей пришли в центр города покупать ей свадебное платье, он предложил сначала зайти в городскую библиотеку им. Пушкина, записаться и взять для чтения «Тихий Дон». Эту библиотеку открыли в просторном здании еще в 1929-м в самом центре города, она имела в запасниках десятки тысяч книг и большой, светлый читальный зал. Михаилу не терпелось почитать роман о донских казаках, о любви Григория Мелехова к Аксинье, об участии казачества в революции и Гражданской войне. Но получить книги не удалось, его лишь записали на очередь и посоветовали прийти спустя пару месяцев. Михаил был удивлен популярностью донского писателя, в чем позже убедился, прочитав «Тихий Дон» и «Понятую целину».

Оставшееся до свадьбы время было хлопотным, хорошо, что тетка Махора подключилась к организации свадьбы. Она советовала и помогала будущим молодоженам, часами рассказывая, как правильно организовать женитьбу. Опытная женщина знала все, – какие блюда нужно готовить, как должна проходить свадьба, кого пригласить из гармонистов и баб, знающих песни и частушки. Она же предложила позвать своих кумушек, отличных поваров, которые, кроме стряпни, помогут еще и накрывать столы и обслуживать гостей. Молодые люди намеревались пригласить около сотни человек, столы разместить в саду, а двор оставить свободным для танцев. Михаил и Марфуша решили после свадьбы жить у тетки Махоры на квартире и сразу же подать заявление на получение земельного участка для строительства своего дома.

В поселке, да и в городе тоже, конец августа всегда изобиловал свадьбами. В это время на базарах города овощи, фрукты, мясо, птица и рыба были самыми дешевыми. Арбузы, дыни и тыкву колхозники бричками возили по улицам и предлагали купить всего за три-четыре рубля. Горожане торговались, и если цена их устраивала, то открывали ворота, чтобы бричка заехала во двор и следовала команда «вываливай». Тетка Махора на зиму солила арбузы в больших дубовых бочках, а огромную тыкву складывала в сарае и засыпала соломой. Всю зиму из нее готовили «кабачную кашу», а семечки жарили, предварительно высушив их на противне в духовке.

Свадьба Михаила и Марфуши должна была состояться в воскресенье, в общий выходной день, когда все работники шахты могли собраться на одном мероприятии. Жених пригласил всю свою бригаду во главе с десятником Павлом, а невеста своих женщин с сортировки. Гости приглашены были с мужьями и женами. Сестра Мария обещала прийти в субботу во второй половине дня, чтобы помочь кухаркам, она, будучи однолюбкой, до сих пор не вышла замуж и жила одна. А в пятницу из дома отдыха вернулся Гриня с Катей и прямо с поезда молодожены зашли к Михаилу. Они теперь жили вместе на квартире, где до их свадьбы проживал один Гриня.

Михаил и Марфуша назначили Гриню и Катю дружком жениха и подружкой невесты заранее до свадьбы. Тетка Махора не советовала это делать и долго убеждала, что женатых мужчин и замужних женщин не назначают. Но молодые люди не послушали хозяйку и решили своей договоренности не менять. Михаил успокаивал тетку Махору и убеждал ее, что обычаи не должны противоречить желаниям, ведь революция изменила государственный строй для народа, почему нужно соблюдать обычаи, придуманные до революции? Михаил и Марфуша были свидетелями регистрации брака Грини и Кати и пожелали, чтобы те были свидетелями их брака.

В ночь с субботы на воскресенье Михаил долго не мог уснуть от волнения, внезапно охватившего накануне собственной свадьбы. До сих пор приходилось бывать на чужих, а теперь он сам жених. Парень мысленно представлял, как он должен вести себя завтра, ведь молодоженов на любой «поедают глазами». На него и Марфушу тоже будут смотреть в оба, поэтому нельзя допустить даже малейшую оплошность. Но больше всего волновала молодого мужчину первая брачная ночь с любимой, о которой он так долго мечтал. Марфуша с первого дня знакомства казалась ему неземным созданием, и поэтому будущего мужа одолевал трепет и страх, как воспримет девушка свое становление женщиной? Люди рассказывали, что иногда у жён после первой брачной ночи появляется ненависть к супругу, которая не проходит годами. Лишь далеко за полночь ему удалось уснуть.

Утром Михаила разбудила тетка Махора. Она приготовила ему свадебный костюм, рубашку, галстук и туфли. Все было наглажено, а обувь начищена до блеска. Несмотря на ранее утро, но хозяйка настояла, чтобы Михаил позавтракал.

– Покушай обязательно, – произнесла она шутливо, – я последний раз готовила тебе, с завтрашнего дня это будет делать Марфуша….

– Ну, если последний раз, то конечно нужно кушать, – отшучивался Михаил, – тем более, я не знаю, кто из вас лучше готовит?

– Лучше любящей жены, никто не может готовить вкуснее! – со вздохом сказала тетка Махора.

Михаил вышел во двор и увидел двух пожилых женщин, хлопотавших с раннего утра у летней печки под навесом. Плита была заставлена кастрюлями, из которых на весь двор распространялся запах мяса, жареной рыбы и других вкусностей. Вскоре во двор вошли еще две женщины и сразу принялись помогать поварам. Пришла сестра Мария, и ее командный голос уже слышался в саду, где двое мужиков ставили скамейки к столам и наводили порядок.

– Тебе не нужно вникать в эту суету, – поучала тетка Махора, – ты сегодня жених, …князь и должен сосредоточиться на главном, быть немного важным и молчаливым.

– Это так обычай предусматривает? – спросил Михаил, – мне нравиться быть немного князем!

Гриня пришел, когда Михаил уже облачился в своей новый костюм, купленный им вместе со свадебным платьем для Марфуши. Катюша, не заходя к Михаилу, сразу направилась к невесте, а вскоре пришел гармонист. Он был с утра навеселе и не откладывая принялся наигрывать свадебную песню. Михаил заметно нервничал и от этого казался сердитым. Когда сестра Мария подошла к жениху и что-то строго произнесла ему на казачьем секретном языке, он успокоился и начал приветливо улыбаться сходившимся гостям.

Наконец делегация жениха отправилась ко двору невесты. Михаил вначале чувствовал себя «не своей тарелке» и стеснялся, потому что вся улица высыпала за ворота, смотреть свадьбу. Для мужиков это был повод бесплатно выпить вина или водки, которую щедро наливали по ходу всем желающим. Так было заведено на всех свадьбах, для этого двое перевязанных сватов, мужчина и женщина несли с собой спиртное и закуску. Остальные бабы громко пели под гармонь свадебные песни. Марфуша жила недалеко от Михаила, поэтому уже через полчаса, делегация подошла ко двору невесты. Михаил заранее выдал сватам деньги на торги и приказал, чтобы не жадничали и платили, сколько запросят стражи невесты.

Этот выкуп получился немного неинтересным, сваты без торга выдали запрашиваемую сумму и жениха с дружком сразу проводили к невесте. Марфуша сидела с Катей в окружении девчат за столом в беседке, обвитой диким виноградом, вблизи которой были накрыты столы для гостей. Невеста в белом свадебном платье и фате, казалась Михаилу сказочной феей. Обычно не пользующаяся косметикой девушка, сегодня подвела черной тушью глаза, нарумянила щёки и попудрила лицо. Этот макияж придавал ей сказочную красоту, Михаил от удивления открыл рот и долго не мог вымолвить слова. Пока сваты выплачивали подружкам невесты выкуп, жених стоял и, не отрывая глаз, смотрел на невесту. Марфуша отвечала ему счастливым взглядом и слегка улыбалась, краснея от стыда.

Посаженной матерью невеста назначила свою хозяйку, тетку Зою, и та, пользуясь этим правом, благословила молодых и пригласила делегацию жениха за стол. Михаил нежно взял Марфушу за руку и повел за собой во главу стола. К гармонисту жениха присоединился гармонист невесты, и они дуэтом заиграли свадебную песню. Теперь ее пели все женщины, и со стороны жениха и от невесты. После первого выпитого тоста раздались крики «горько» и Михаил, поднявшись с Марфушей, не сразу решился прилюдно поцеловать девушку. Она часто моргала глазами, и ее лицо сделалось красным от стеснения. Понимая, что весь день придется подчиняться «законным» требованиям гостей, Марфуша покорно закрыла глаза, и Михаил нежно прикоснулся своими губами к ее.

Жениху и невесте пришлось еще несколько раз выполнить требование гостей и поцеловаться, и каждый раз Марфуша краснела от стыда и закрывала глаза. Наконец сваты скомандовали «пора бы и честь знать» и дружно поблагодарили «родню» невесты за угощение. Никто, конечно, не знал, что все расходы оплатил жених, дабы соблюсти обычай выкупа невесты и угостить от имени ее «родни» делегацию жениха и гостей, приглашенных невестой. Из родственников Марфуши здесь был только дед Чумак с бабкой Глафирой, которые жили недалеко от Грушевского моста.

Дед был огромного роста, около двух метров и плечами в сажень. Его ручищи, на ладони одной умещался блин, впечатляли и если дед сжимал ее в кулак, то он напоминал наковальню кузнеца. Дед был еще трезв и, приблизившись к Михаилу, прошептал ему на ухо: «Обидишь внучку мою, поколочу!» Жених снизу вверх посмотрел на деда и молча кивнул, давая знать, что все понял. Теперь необходимо было поспешить в горисполком, отдел регистрации браков для этого специально работал по воскресеньям.

Марфуша взяла Михаила под руку, слева от нее шла Катя, а справа от Михаила Гриня. Следом выстроились оба гармониста, сваты и часть гостей, желающих проводить молодоженов на регистрацию и обратно. Так с песнями свадебная компания направилась пешком до остановки трамвая «1-е пересечение». Другая часть гостей отправились к дому тетки Махоры. Михаил торопил компанию, чем быстрей они вернутся с регистрации, тем больше времени у гостей будет на веселье. Обычно гуляли свадьбу в воскресенье, а в понедельник собирались с утра только те, кто работал во вторую смену и в ночь. К вечеру понедельника приходили те гости, кто работал с утра. Иначе не получалось собрать гостей вместе, как в воскресенье, потому что с работы на свадьбу отпускали только жениха и невесту. Мишка был еще в отпуске, а Марфуше дали три дня отгулов – субботу, воскресенье и понедельник.

У исполкома стояла очередь, молодожёны со всех концов города собрались здесь, чтобы зарегистрировать брак. Гармошки заглушали друг друга своими переборами, а компании голосистых баб старались перекричать одна другую. Михаил точно помнил время регистрации, которое объявил работник отдела при подаче заявления. Он достал из кармана часы и, щелкнув крышкой, посмотрел на циферблат. До времени регистрации оставалось десять минут.

– Через десять минут, – сообщил Михаил невесте, – ты станешь моей законной супругой!

– Вряд ли Мишенька, – возразила Марфуша, – видишь, очередь какая? Часа два простоим не меньше!

– Нет, Марфушенька, – настаивал Михаил, – осталось десять минут.

Вскоре на крыльцо здания вышел работник исполкома c рупором, посредством которого он давал объявления, перекрикивая шум свадеб.

– Заходят Николаев и Варёнкина! – объявил работник, – сразу за ними Таликов и Ткачева!

– Ну, вот видишь, Марфушенька? – многозначительно спросил Михаил, – я же говорил, что через десять минут.

– А почему это вас уже объявили? – удивился молодой жених пары, стоящей рядом с Михаилом и Марфушей, – мы стоим уже час, а нас не объявляют….

– Так ведь ваше время еще не подошло, – ответил Михаил.

– Как это не подошло? – с недоумением и злобой спросил молодой жених.

– Вот ведь, какой тупой, – прошептал на ухо Марфуше Михаил, – видит Бог, я не хотел сегодня никого разыгрывать….

– Отвечай, чего шепчешься? – настаивал молодой жених, – что значит, время не подошло?

– Это значит рано вам еще! – отвечал с улыбкой Михаил, – …не созрели для брака.

– А почему же тогда у нас приняли заявление на регистрацию? – не унимался молодой жених.

– По ошибке, наверное, – спокойно отвечал Михаил, – поэтому сегодня, прежде чем зарегистрировать, будут разбираться с вами после того, как пройдут все созревшие….

– Что значит разбираться? – насторожился молодожен.

– Будете в кабинете доказывать, что вы созрели для брака, – невозмутимо отвечал Михаил.

– Как? При всех, что ли? – удивился молодой жених.

– Нет, конечно, – продолжал разыгрывать Михаил, – у них есть специально обученные люди, которые определят вашу зрелость.

– Я не буду при людях, – почти закричала невеста, – еще этого мне не хватало!

– А куда ты денешься! – подхватил шутку Гриня, – если хочешь замуж, то придется.

Марфуша с Катей принялись успокаивать невесту, а Михаил с Гриней продолжали шутить.

– Ты где работаешь? – спросил у жениха Гриня.

– Плотником на стройке, – ответил парень, – а что?

– Если бы ты работал в шахте, – улыбаясь, сказал Михаил, – не был таким наивным. У нас враз обучают тупых!

– Заходят Таликов и Ткачева! – прокричал вышедший на крыльцо работник исполкома, – приготовиться Семенову и Добровой!

– …Во, и нас уже объявили! – обрадовался молодой жених.

– Ты слышал, что вам сказали? …При-го-то-вить-ся! – уходя, иронизировал Михаил, – это значит, войдете в кабинет и тут же раздевайтесь!

Выходя из здания исполкома после регистрации брака, Михаил и Марфуша вновь столкнулись с парой Семенова. Они спешили на регистрацию и казались, очень расстроены, у парня прическа была взъерошена, а у девушки бледное лицо. И уже стоя на остановке трамвая в ожидании вагона, Михаил вновь увидел Семенова и его супругу, когда их компания пришла на ту же остановку.

– Ну, ты и шутник, – с улыбкой сказал жених, – меня Петро зовут, давай знакомиться!

– Меня Михаилом, – протягивая руку, молвил он, – а вы и в правду поверили, что нужно раздеваться в кабинете регистрации?

– Представляешь, поверили! – признался Петро, переходя на шепот, – нас спросили: вы зачем раздеваетесь? Я возьми, да ляпни – чтобы вы проверили, созрели мы для брака? А они ржут все хором и спрашивают: кто вам такое сказал? А я отвечаю: мужчина, который перед нами регистрировался, а они мне – вот иди к этому мужчине, пусть он и проверяет…. А сами ржут, как кони…. Ну, зарегистрировали, слава Богу, а то ведь моя жена так переживала, что при людях придется….

В трамвае ехали вместе, оказалось, что Семеновы живут в поселке шахты Октябрьской революции. Петро предложил дружить семьями и Михаил согласился, пообещав, что они обязательно встретятся после свадьбы. Выйдя на остановке «1-е пресечение», компания Михаила направилась пешком к улице Бабушкина по железной дороге, ведущей к шахте Красина. Поднимаясь по улице вверх к дому тетки Махоры, гармонисты изо всех сил растягивали меха, чтобы все слышали – молодожены возвращаются с регистрации.

Из дворов спешно выходили мужчины, женщины и дети. Желающим наливали спиртное и протягивали закуску, а детвора ждала, когда начнут осыпать молодых конфетами и денежной мелочью, им не терпелось подобрать свою добычу, шныряя под ногами взрослых. У ворот Михаила и Марфушу встречали тетка Махора и дядя Ваня, как посаженные мать с отцом Михаила, они же и благословили молодых. Дядя Ваня сидел на одной табуреточке, а вторую держал в руках, поэтому молодоженов посыпала хмелем, конфетами и деньгами одна тетка Махора.

Молодожены вошли во двор, и Михаил открыл рот от удивления – на свадьбу пришли заведующий Андропа, парторг Цыплаков и председатель шахткома Самопалов. Начальники с улыбкой приветствовали молодоженов, которые занимали места во главе длинного стола. Тройку руководителей усадили в центре, как почетных гостей. Сваты командовали застольем по указанию тетки Махоры и наливали спиртное для первого тоста, Андропа поднялся, ударяя вилкой по стакану, требуя внимания.

– Дорогие наши Миша и Марфа! – начал он торжественно, – руководство шахты поздравляет вас с законным браком и дарит вам батарейный радиоприемник с динамиком «Рекорд»….

Раздались дружные аплодисменты, а Цыплаков и Самопалов подняли из-под стола два картонных коробка, один из которых был большого размера. Судя по усилию даривших, радиоприемник оказался не из легких, потому что две трети объема этой дубовой шкатулки занимали сухие батареи. Самопалов демонстративно открыл коробок и вдвоем с Цыплаковым извлек из него аппарат. Он был похож на огромную деревянную шкатулку, изготовленную из дуба, с небольшой шкалой и двумя ручками на фронтальной стороне.

Затем из коробки поменьше Цыплаков извлек громкоговоритель, похожий на те, которые уже имелись у многих шахтинцев и подключались к радиосети. Парторг торжественно воткнул штепсель громкоговорителя в гнездо радиоприемника и включил его, щелкнув одной из ручек. Из динамика послышалась песня со словами «…нас утро встречает прохладой…» и это вызвало бурную реакцию гостей, все кричали «ура» и хлопали в ладоши. Продемонстрировав исправность радиоприемника, Цыплаков выключил его со словами «чтобы батареи не разряжались» и подарок вновь упрятали в коробки.

Затем последовало продолжение речи Андропы. Он, как на собрании партактива, рассказал о достижениях шахты по добыче угля и о личном вкладе в это общее дело навалоотбойщика Михаила и выборщицы породы Марфуши. После заведующего выступил Цыплаков с пламенной речью, а за ним Самопалов. Очередь дошла до десятника Павла и он, подражая руководству, тоже хвалил Михаила за его ударный труд, намекнув, что скоро он обойдет передовика Пискунова в соцсоревновании.

– Мы тут сложились бригадой и дарим молодоженам пятьсот рублей, – завершил Павел свое выступление и положил пачку потрепанных купюр на блюдо, в которое сваты собирали дары, – но самое главное наши руководители забыли крикнуть! …Горько!

Раздались дружные аплодисменты, и Михаил, поднявшись, поцеловал Марфушу. Невеста настолько растерялась, что не могла ни говорить, ни двигаться. Девушка впервые видела руководство шахты в неформальной обстановке, да еще пришлось поцеловаться в их присутствии. Затем дарили посаженные мать и отец жениха. Тетка Махора и дядя Ваня объявили, что их подарком будет бесплатное проживание супругов сроком в три месяца. Михаил счел это слишком щедрым подарком, поскольку сумма была, не менее трехсот рублей и решил, что после свадьбы не будет платить всего за один месяц. Он знал, что хозяева жили с тех денег, которые он, как квартирант платил им. Было бы стыдно воспользоваться такой щедростью, тем более что сумма за квартиру должна увеличиться – за него и Марфушу. Сестра Мария подарила Михаилу свитер, связанный ей лично, а Марфуше теплую шаль.

Наступила очередь Марфушиных подруг, которые работали вместе с ней на сортировке. Девчонки хором шутливо пригрозили Михаилу, чтобы не обижал молодую жену. Они подарили сто рублей в складчину. Для зарплат рабочих поверхностного комплекса шахты это была немалая сумма. Михаил очень душевно благодарил их, Марфуша, наконец, обрела дар речи и присоединилась к благодарности мужа. «Большие деньги» в городе получали только шахтеры основных профессий, а средняя зарплата рабочих, не относящихся к этой категории, была около двухсот рублей в месяц. Даже те, кто работал под землей, но не относился к основным профессиям, получали максимум пятьдесят червонцев, а стволовые, подсобники, машинисты насосов водоотлива и того меньше.

Дары продолжились, каждый гость хвалил молодоженов и требовал поцелуя, выпивал налитые сто грамм, закусывал и садился на место. Михаил и Марфуша вскоре устали целоваться и только слегка касались губами, чтобы удовлетворить требование дарившего гостя. Когда дары завершились, сваты торжественно проследовали в дом подсчитывать стоимость подарков. Михаил уже знал местный обычай, когда сваты с обеих сторон считали и затем объявляли свадьбе, сколько и чего подарено молодым. В этот раз происходило то же самое.

– Дорогие гости! – громогласно объявил сват жениха, – мы посчитали все, что сегодня вы подарили нашим молодым. Итак, деньгами – девятьсот тридцать два рубля, радиоприемник с батареями и динамиком «Рекорд»….

Сват долго перечислял вещевые подарки – одежду, посуду, облигации и прочую ценность. Сидящие за столами гости внимательно слушали и когда он закончил, дружно захлопали в ладоши. Сразу после этого, оба гармониста грянули свадебную песню. Хор гостей подхватил ее и веселье началось. Михаил ни разу еще не танцевал в Шахтах после приезда из Морозовской. Его любимым танцем была цыганочка, и жених решился преподнести Марфуше сюрприз. Он знал, что она не умела танцевать, но все же предложил девушке составить ему пару. Марфуша отказалась, и Михаил пришлось исполнять танец в одиночку.

Он подошел к гармонистам и что-то прошептал одному из них на ухо. Тот кивнул головой в знак согласия, а сват объявил, что сейчас жених будет танцевать для своей невесты цыганочку. Когда обе гармони заиграли медленный выход танца, Михаил, сняв пиджак, начал мастерски его исполнять, удивляя всех своим умением и профессионализмом танцора. Марфуша смотрела на Михаила широко открытыми глазами, она была не просто удивлена, а поражена способностями своего избранника. Через несколько минут все дружно стали поддерживать его танец, хлопая в ладоши, а тетка Махора «вышла» в пару Михаилу и тоже удивила своего квартиранта умением мастерски отплясывать цыганочку. Многочисленные гости, окружив танцующих, ликовали, удивлялись и подбадривали исполнителей.

Было душно, и Михаил вскоре взмок от темпераментного танца, гармонисты, заметив это, сбавили и быстро завершили игру отрывистыми аккордами. Поблагодарив тетку Махору за поддержку, Михаил вернулся к Марфуше.

– Мишенька, ты так хорошо танцуешь, – сказала ему невеста, – я первый раз вижу!

– А я ведь здесь ни разу еще не танцевал, – оправдывался Михаил, – даже на свадьбе у Грини с Катей не пришлось.

– А почему? – спросил Гриня, – ты ведь в Морозовской считался самым лучшим танцором….

– Да вот как-то забыли на вашей свадьбе об этом, – отвечал Михаил, – а если честно сказать, то я приберег этот сюрприз для Марфушеньки. Но если бы ты попросил меня об этом на вашей свадьбе, пришлось бы танцевать….

Веселье продолжалось до самого вечера, многие были уже изрядно пьяны, особенно шахтеры из бригады Михаила. Андропа, Цыплаков и Самопалов ушли раньше всех. Никто из руководителей не позволил себе употребить сверх меры и каждый из них держался непринужденно, но с достоинством. После ухода руководства среди шахтеров начались «разборки» – кто и когда филонил, из-за чего приходилось выполнять его норму бригадой. Эти обычные споры всегда приводили к драке, поэтому Гриня четко следил за порядком, и если в каком-нибудь месте возникала опасность драки, он подходил и строго предупреждал своим излюбленным выражением «глаз на попу натяну».

Когда начало темнеть, Михаил объявил всей свадьбе о продолжении веселья в Красинском саду, и это сразу нашло отклик гостей. Даже те, кто не ходил туда непременно согласились. Сваты собрали в несколько сумок спиртное и закуску, и свадьба под игру гармошки вывалила со двора. Горланя песни, шли по улице в сторону Красинского сада, затем две пьяные бабы начали петь неприличные частушки с матом. Михаил знал, что в Шахтах существовал такой обычай, на второй день свадьбы пели матерные частушки, а тут кто-то не выдержал в первый день и гнул матом под гармошку на всю улицу. Невеста покраснела и заткнула уши, а Михаил с Гриней быстро пресекли сквернословов.

В саду уже горел свет на аллеях, и народ культурно отдыхал, наслаждаясь теплым августовским вечером. С недавнего времени у арки стал дежурить участковый, который не пускал в сад пьяных и неприлично одетых людей. Об этом гласила табличка с левой стороны входа. Поэтому в сад нужно было приходить трезвым и в чистой выходной одежде, в спецовке здесь разрешалось находиться только работникам сада. Заметив свадебную компанию, подошедшую к арке, милиционер нахмурил брови.

– А это еще что такое? – спросил он, – товарищи, вы читать умеете?

– Но у нас свадьба! – в один голос протестовали Михаил и Гриня, – мы сами будем смотреть за порядком в нашей компании!

– Не положено, граждане! – стоял на своем милиционер, – порядок, он для всех одинаков.

– А вы знаете, товарищ милиционер, – начал Михаил, – кто нам разрешил вечером всей свадьбой прийти сюда?

– Не знаю, – отрезал милиционер, – и знать не хочу!

– Это вы зря так решили, – продолжал Михаил, – Вы выговор можете получить за самоуправство? …Милицейский комиссар Вершков лично разрешил свадьбе посетить Красинский сад! Он приезжал утром поздравить свою племянницу с законным браком, мою невесту Марфушеньку….

– А кто такой комиссар Вершков? – недоуменно спросил милиционер.

– О-о-о, да ты оказывается еще и не знаешь своих комиссаров, – поддержал розыгрыш Гриня, – ох, и влетит тебе парень, я не завидую….

Милиционер смутился и смотрел на Марфушеньку, как бы что-то вспоминая и изображая умный вид. Невеста улыбалась, а Михаил незаметно дернул ее за руку, давая понять, чтобы она не проговорилась. Марфуша стояла и молча улыбалась, а милиционер сделал вид, что он вспомнил, кто такой комиссар Вершков.

– Ну, …это, …если комиссар Вершков лично разрешил, – выдавил он из себя, – тогда милости просим…., но смотрите, чтобы без хулиганства!

– А еще комиссар приказал угостить Вас, если встретим здесь, – сочинял на ходу Михаил, – и передать устную благодарность за службу! Так прямо и сказал, если встретите участкового, обязательно налейте ему стакан-другой и от моего имени поблагодарите за службу!

Милиционер расплылся в улыбке, а Михаил скомандовал сватам «налить и закусить, товарищу милиционеру!» Сваты мигом исполнили указание жениха, а участковый, прикрывая ладонь со стаканом милицейской фуражкой, выпил за здоровье жениха и невесты и смачно закусил малосольным огурцом.

– Огурчики очень вкусные, – чавкая, молвил милиционер – откуда, ведь они отошли давно!

– У кого отошли, а у меня спеют целое лето, – похвасталась тетка Махора, – в дубовой бочке специально засолила к свадьбе.

Компания вошла на главную аллею и направилась к фонтану и танцплощадке, откуда был слышен духовой оркестр. Гриня предупредил всех, кто был уже пьян, что в случае чего сдаст их дежурившему милиционеру. Этого боялись, потому что в таком случае из милиции приходило грозное сообщение на шахту, за что могли выгнать с работы или в лучшем случае лишить премиальных.

– А кто такой этот комиссар Вершков? – спросила у Михаила Марфуша, – ты правда его знаешь?

– Это я сам придумал, – сознался Михаил, – а может и есть такой, кто его знает!

– Так ведь участковый согласился, что есть, – не понимала Марфуша, – он ведь только поэтому разрешил!

– Это он на всякий случай, – пояснил Михаил, – перестраховался попросту….

Красинский сад в этот вечер казался, особенно прекрасен. Его радиальные аллеи, гледичная акация, маньчжурские и дланевидные клены, красные рябины, белые и пирамидальные тополя выглядели торжественными и сказочно красивыми. Сирень давно отцвела, но фонтан в конце центральной аллеи поражал своим новшеством. По его периметру установили несколько цветных прожекторов с электровозов, которые делали струи воды фантастическими, как в восточных сказках. Свадебная компания медленно шествовала по центральной аллее, угощая встречающихся знакомых водкой и вином. Люди желали здоровья и счастья молодым и принимали угощение.

– А можно повторить водочки? – поинтересовался один изрядно выпивший мужчина, – меня сегодня водка почему-то не берет….

– Вторую наливаем только с разрешения участкового, – пошутил Михаил, – иди к арке и попроси его, чтобы он оформил письменное разрешение и обязательно расписался в нем….

Мужчина громко икнул и отправился к входу Красинского сада, чтобы выполнить требование жениха. Гриня был знаком с этим человеком, звали его Виталием. Земляк рассказал Михаилу, что тот работал когда-то на проходке, но его выгнали за прогулы. Вряд ли он рискнет обратиться к участковому. Но вскоре Виталий появился с запиской в руке. Он протянул ее Михаилу, который внимательно прочел записку.

– А ты читал, что в ней написано? – спросил Михаил у Виталия.

– Так ведь я читать не умею, – икнул в ответ Виталий.

– Придется тебе снова идти к участковому, – продолжал розыгрыш Михаил, – милиционер не указал, сколько тебе наливать и чем закусывать!

– А разве и это нужно? – икая, спросил Виталий.

– Обязательно! – подтвердил Михаил, – возвращайся, пусть допишет….

Виталий кивнул головой и направился обратно к входной арке, а Михаил объяснил своим, что участковый написал одну фразу: «Гоните его в шею!». Виталий больше не вернулся, наверное, участковый сам выполнил свое предписание. Компания посмеялась над незадачливым выпивохой и обступила фонтан, любуясь его сказочными переливами в цветных лучах прожекторов. Духовой оркестр смолк на отдых и этим воспользовались сваты Михаила. Они о чем-то пошептались с дирижером, и он торжественно объявил вальс в честь молодоженов Михаила и Марфушеньки. Это был приятный сюрприз, и невеста неожиданно согласилась танцевать с женихом.

Михаил, еще не веря, что Марфуша умеет танцевать, взял ее за талию, и пара закружилась в вальсе. Они танцевали одни, никто из отдыхающих не посмел мешать молодоженам, в честь которых объявлен танец. И это был еще один местный обычай, который здесь соблюдался. Марфуша танцевала легко и своевременно слушалась партнера.

– Милая, а почему ты раньше отказывалась? – спросил Михаил.

– Я просто стеснялась, – отвечала невеста, – а если честно, то совсем недавно научилась.

– Где? – удивился Михаил.

– Когда ты был в санатории, – призналась девушка, – Надька Проколова с моей работы научила. У нее есть патефон, она приносила его с собой вечером и показывала мне, как нужно танцевать.

– Умница, Марфушенька! – похвалил ее Михаил, – давай с подаренных денег купим себе патефон?

– Давай! – согласилась Марфуша, – его можно носить с собой, взял за ручку и неси, куда хочешь.

Танец закончился и грянул шквал аплодисментов в честь жениха и невесты. Они отошли подальше от площадки и переводили дух после танца. Затем вся компания направилась к летнему кинотеатру. Афиша, установленная у входа, гласила, что сегодня будет показан первый звуковой советский фильм «Окраина». Посовещавшись, решили посмотреть его, в котором снялись восходящие звезды советского кинематографа Николай Крючков и Михаил Жаров.

Жених купил на всю компанию билеты, и она шумно усаживалась в зрительном зале. Когда начался фильм, мужчины дружно закурили, чтобы табачный дым разгонял комаров. Музыка, звучащая в начале фильма из динамиков, установленных на сцене возле экрана, создавала настрой и атмосферу событий фильма и была в новинку. Немое кино по понятной причине, не могло конкурировать со звуковым фильмом, несмотря на его содержание. Это был фильм о жизни глухой окраины царской России во времена Первой мировой войны, накануне Октябрьской революции. Сонную жизнь мещан, обывателей, хозяйчиков всколыхнула экстренная телеграмма: «Германия объявила войну России».

Мутная, шовинистическая волна захлестнула обывателей городка. Особенно усердствовали в проявлении «патриотических» чувств хозяин сапожной мастерской Грешин и купец, подписавший договор на поставку сапог для армии. Велико было горе матерей, жен и сестер, чьих сыновей, мужей и братьев гнали воевать за интересы помещиков и капиталистов. Надели солдатскую шинель и на рабочего Николая Кадкина, его давно возненавидел хозяин за активную революционную деятельность. Брат Николая, Сенька, наслушавшись патриотических речей, уходит на фронт добровольцем. Страшная действительность окопной жизни быстро разрушает его иллюзии. Во время одной из атак объятый страхом Сенька решается покинуть окоп.

Тем временем в городок присылают пленных немецких солдат. Между молодым Мюллером и дочкой хозяйчика Грешина Марией возникает крепнущее чувство взаимной симпатии. Но сам Грешин с бранью гонит из дома «проклятую немчуру». Февральская революция не приблизила конца войны. Деятели Временного правительства остались верны «союзническому долгу». В бессмысленное наступление гонят тысячи солдат. Однако слова большевистской правды все глубже проникают в солдатские сердца. На фронте начинается братание. Первым из окопов с белым флагом поднимается большевик Николай Кадкин. Он падает, раненный офицерской пулей. Но ничто уже не в силах остановить победного шествия пролетарской революции. Октябрь приходит и на окраину маленького городка. По его улицам в рядах Красной гвардии шагают вместе старик Кадкин и недавний «враг» его сыновей – немецкий рабочий Мюллер.

Сцена, в которой пьяные черносотенцы устраивают самосуд над пленным, одна из самых выразительных в картине. Пятеро оголтелых хулиганов бьют беззащитного парня, пока не появляется сапожник и не разбрасывает их. «Это не немец, а сапожник!» – кричит он. Среди хаоса появляется избитое в кровь лицо худого, долговязого белобрысого парня с большими глазами. Зрительный зал неистово негодует по этому поводу. Слышатся крики: «Не тронь сапожника!»

Фильм закончился, и зрители покидали кинотеатр. Основная часть гостей направилась к выходу, но некоторые остались в саду до его закрытия. Жених с невестой и теткой Махорой тоже решили уйти, ведь молодоженов ждала первая брачная ночь, разделяющая жизнь каждого человека на «до» и «после». Это веха в судьбе, превращающая неженатого парня в мужа, а девушку в жену и оставляющая незабываемый след, который помнит каждый.

***

В общем вагоне пассажирского поезда Сергей Дементьев ехал к матери в отпуск на десять дней и был безумно рад предстоящей встрече. Он отслужил уже больше двух лет в 86-й Стрелковой дивизии Северокавказского военного округа. Парень не ожидал, что ему так повезет в жизни, – два года назад в хутор Кузнецовский, где он жил с матерью и теткой приехал командарм РККА 2-го ранга Кулешов Петр Григорьевич. Прибыл именно к его матери и, войдя в хату с низкими потолками, представился, как боевой друг старшего урядника Михаила Дементьева, мужа Марии, погибшего в Первую мировую.

Это был рослый мужчина с добрым лицом и огромными ручищами. Одет он был в шинель летнего образца, галифе, хромовые сапоги и фуражку защитного цвета с козырьком, на околыше которой была красноармейская звезда. Петр Григорьевич приехал на черном автомобиле с адъютантом, сопровождавшим его всюду и не покидая ни на минуту. В хуторе до этого времени никто из жителей не видел автомобиля и вскоре у чуда техники собрался народ. Детвора в неописуемом восторге бегала вокруг автомобиля, а самые смелые мальчишки даже лазили под машину. Людям непонятно было, как этот железный монстр двигался без помощи лошадей.

Мать встретила командарма в полной растерянности, тетка Нюся, испугавшись визитера и его адъютанта, спряталась в другой комнате и изредка выглядывала в щель между притолокой и занавеской. Петр Григорьевич присел на предложенный табурет и вкратце, по-военному, поведал матери, как погиб ее муж, отец Сергея. Он рассказал, что Михаил Дементьев спас ему жизнь и умер у него на руках. Перед тем, как уйти из жизни, просил позаботиться о его ребенке. Уходя на войну, Михаил еще не знал, кого родит Мария, ему известно только то, что жена была на четвертом месяце беременности. Петр Григорьевич пообещал боевому другу, что обязательно найдет его жену и позаботиться о будущей дочери или сыне. Поэтому, следующим был его вопрос: «У Вас дочь или сын?» Мать позвала Сергея, которого Петр Григорьевич похлопал по плечу и оценил, как «готовый красноармеец».

Командарм объяснил, что Первая мировая, последовавшая за ней революция и начавшаяся Гражданская война, долго не позволяли ему исполнить данное своему спасителю обещание. И вот теперь пришло время это сделать. Кулешов еще накануне февральской революции вступил в ВКП (б) и участвовал во взятии Зимнего дворца командуя отрядом красноармейцев, а затем сражаясь в боях Гражданской продвинулся по службе и получил должность командарма за свои способности и победы во многих военных операциях. Во время боевых действий он сблизился с Семеном Михайловичем Буденным, который был его земляком и командовал Первой конной армией.

Мать слушала высокопоставленного военачальника и не могла взять в толк, каким образом Петр Григорьевич позаботится о Сергее.

– Сколько лет Сереже? – спросил Кулешов, поняв, что пора объяснить цель своего визита.

– Семнадцать исполнилось! – выдавила из себя Мария.

– Вот и замечательно, мать, – по-простецки сказал Петр Григорьевич, – считай, что восемнадцать! Можно уже идти служить в Красную Армию!

– Зачем? – спросила в растерянности Мария.

– Если бы у вас была дочь, – рассуждал Кулешов, – пришлось бы подумать еще, как о ней позаботиться, а с сыном все просто – отслужит в армии три года под моей опекой, а затем я отдам его в Рязанскую пехотную школу, окончив которую он станет красным командиром….

Сергей не просто хотел уйти в Красную Армию, а бредил военной службой и, услышав слова Кулешова, подпрыгнул на месте от радости. Мать смотрела на сына и понимала, что его уже не удержать, – сейчас или позже сам уйдет служить. Парень не единожды заявлял ей об этом и тут же пытался успокоить, рассуждая по-взрослому о том, что не лежит его душа к работе в колхозе, Сергей с детства мечтал служить старшим урядником, как его отец. Мать молча собрала в дорогу сыну нехитрые пожитки и, незаметно вытирая слезы, протянула сыну узел. У Сергея кольнуло в груди, ему было очень жалко мать, как теперь она без него и когда он увидит ее?

Кулешов успокаивал Марию, дескать, никто еще от службы в армии не пострадал, войны нет, а полевая почта дивизии работает исправно. Сын будет писать и если ему не понравиться служить, то по истечении трех лет, вернется в хутор, цел и невредим. Петр Григорьевич передал Марии адрес полевой почты, записанный на листке бумаги, куда ей следует посылать письма для сына. Кулешов, адъютант и Сергей вышли за двор и остановились, чтобы подождать Марию и Анну, они почему-то не спешили показаться хуторянам со слезами на глазах. Сергей с интересом рассматривал автомобиль командарма и всем видом демонстрировал гордость, ведь это за ним приехал такой важный военачальник.

Попрощавшись с матерью и теткой, парень сел в автомобиль, и тот тронулся с места. Сергей смотрел на родную хату, у ворот которой стояли мать с теткой в окружении хуторян, пока они не скрылись из виду. Петр Григорьевич молчал, понимая, что у Сергея сейчас легкий стресс и ждал, когда тот успокоиться. Затем не спеша начал, разговор и спросил, обучен ли парень грамоте. Сергей окончил ликбез, организованный в хуторе комитетом бедноты и удивился, зачем в армии нужна грамота?

– А как же? – спросил Кулешов, – без грамоты сегодня в Красной армии делать нечего! На вооружение поступает сложная боевая техника и новое стрелковое оружие, а значит, все это нужно изучать по книгам и инструкциям. Курс молодого бойца предусматривает ликвидацию безграмотности, но если ты уже умеешь читать, то тебе не придется тратить на это время, которое можно использовать на освоение новой техники и оружия.

– Петр Григорьевич, – обратился к командарму Сергей, – в Красной армии есть звание урядника? Я хочу получить его, как мой отец….

– Нет, Сережа, такого звания сегодня нет, – отвечал Кулешов, улыбаясь, – оно было в царской армии, это звание казачье. Я в Первую мировую воевал поручиком, его тоже сейчас нет. Но ты не переживай, тебе сначала нужно стать хорошим красноармейцем, а звание получишь после окончания пехотного училища. В Красной армии первоначально было установлена единое звание – красноармеец, однако позднее стали неофициально появляться наименования «краском» – красный командир, «командарм» – командующий армией, «комбриг» – командир бригады, «начдив» – начальник дивизии и так далее. При этом знаки различия официально не были установлены.

В 1920 году список званий был утвержден официально и просуществовал до 1924г., после чего была введена другая форма одежды, отменили нагрудные клапаны, знаки различия должностного положения с нарукавных нашивок перенесли на петлицы гимнастерок и шинелей. На них теперь крепятся металлические, покрытые красной эмалью знаки: для высшего командного состава – ромбы, старшего – прямоугольники, среднего – квадраты и младшего – треугольники. У красноармейцев на петлицах указываются номера полков. Все это тебе расскажут на занятиях, а пока не стоит забивать себе голову. Отдохни маленько, нам до Ростова ехать еще далеко….

– Мы в Ростов едем? – спросил Сергей.

– Да, в Ростове штаб Северокавказского военного округа, – ответил Петр Григорьевич, – я там служу и проживаю!

– В штабе проживаете? – спросил Сергей, плохо представлявший себе большой город, он кроме станицы Милютинской никогда не был в крупных населенных пунктах.

– Зачем в штабе? – удивился Петр Григорьевич, – у меня квартира в Ростове, для высшего военного командования.

– А я где буду служить? – допытывался Сергей, – тоже в Ростове?

– Тебя я определю в 332 пехотный полк 86-й Стрелковой дивизии, дислоцированный в Батайске, – пообещал Кулешов, – это рядом с Ростовом.

Кулешов замолчал и смотрел в окно, Сергей не решался продолжить разговор и тоже любовался весенней степью, раскинувшейся за окном автомобиля по обе стороны. Весна была в самом разгаре, но колхозные поля стояли, еще не засеяны, как это было раньше у единоличников. На лугах, отведенных для пастбища обобществленного стада, зеленела сочная трава, но они были пустынны. И только кое-где виднелись малочисленные стада коров, исхудавших за зиму на колхозном дворе без сена на одной соломе. Жалко было смотреть на животных, которых порой казалось, качает ветром. Они жадно щипали зеленую траву, стараясь как можно быстрее набить нутро.

Через час пути за окном, на поле показался трактор, он натужено тарахтел, а его шипы металлических колес вырывали землю, выбрасывая ее назад, оставляя за собой пыльный шлейф. К трактору была прицеплена сеялка, на подножке которой стоял мужчина, управляющий просыпом семян. Недалеко от работающего трактора стояла телега, запряженная двумя клячами. На ней виднелись мешки с семенами и две колхозницы, сидевшие на них.

– Вот, это образ будущей деревни, – констатировал Кулешов, – трактора в поле вместо быков и лошадей – признак социалистической деревни!

– Только плохо, что сеют поздно, – заметил Сергей, – время сева давно уж прошло. Что взойдет на этом поле, если в ближайшие дни не пойдет дождь? Пролежат семена в сухой почве и погибнут! Этой зимой было очень голодно у нас в хуторе, да и в Милютинской тоже…. А если и в этом году засуха, то будет вообще лютый голод!

– Все это можно отнести к неизбежным потерям, говоря на военном языке, – возразил Петр Григорьевич, – а как вы думали строить новую жизнь? Потери неизбежны, как в бою. Зато уже скоро колхозники будут вооружены тракторами, и тяжелый крестьянский труд уйдет в прошлое. Колхозы превратятся в высокопроизводительные фабрики зерна!

Сергей не стал возражать своему покровителю и смотрел в окно. Он вскоре задремал под монотонный рокот автомобиля. Командарм тоже начал дремать и только адъютант-водитель усердно крутил баранку, к вечеру нужно было вернуться в Ростов, как планировал Кулешов. Вскоре автомобиль выехал на широкий шлях, и водитель прибавил скорости, а через полчаса машину командарма остановил заградительный отряд. К автомобилю подошел красноармеец, вооруженный винтовкой и командир отряда с кобурой револьвера на поясе.

– Предъявите ваши документы! – потребовал командир заградительного отряда.

– А знаков отличия на петлицах тебе не достаточно? – резко спросил Петр Григорьевич, – я командарм 2-го ранга Кулешов!

– А я командир заградительного отряда Байков, – рапортовал он, – у меня приказ проверять документы у всех подряд, ни взирая на должности!

Кулешов вылез из автомобиля, его вид не предвещал ничего хорошего для дерзкого командира отряда. Тот стоял вразвалочку и курил папиросу, смачно затягиваясь и выпуская дым изо рта.

– Ты, как стоишь перед командармом, сопляк? – закричал на него в ярости Кулешов, – в штрафники захотел? Разболтались здесь в степи, самогонкой прёт за версту и салом жареным с луком…. Зажрались? Я вас, мать вашу всех сейчас под трибунал!

– Виноват, товарищ командарм! – вытянулся по струнке командир заградительного отряда, – не смею Вас задерживать!

– Но тебя это не спасет от наказания, – уже более спокойно сказал Кулешов, – как только доберусь до штаба, жди приказа на экзекуцию…. Чёрт знает что творится, жируют здесь, как коты, да еще рожи умные корчат.

Сергей наблюдал за тем, как Кулешов отчитывал командира заградительного отряда и был горд, что едет в автомобиле такого важного военачальника и друга своего погибшего отца. Петр Григорьевич сел в автомобиль и громко хлопнул дверцей. Приказав адъютанту «Трогай!», вновь погрузился в дрему. Большую часть пути ехали без остановки, если не считать обеда. Петр Григорьевич приказал адъютанту остановиться у обочины и достать сухпайки, свой и адъютанта, которые тот хранил в полевой сумке. Сергей был очень удивлен вкуснятиной, входящей в паек. Здесь были две банки тушенки, сыр, копченая колбаса, которую парень помнил с детства, когда дядька Миша привозил ее из Морозовской, приезжая к матери в гости. Он уплетал еду за обе щеки, не стесняясь, а Кулешов с улыбкой посматривал на него и по-отечески подкладывал ему колбасу, нарезанную адъютантом.

…В Ростов въехали поздним вечером, когда густые сумерки окутали окрестности, Сергей крутил головой, выглядывая поочередно то в правое окно, то в противоположное. Он с удивлением рассматривал дома в несколько этажей, которых никогда в жизни не видел. Главная улица Ростова была освещена электрическими лампочками, и это придавало городу торжественный облик. Сергей впервые видел ночное освещение и поражался городской красоте и чистоте. Мощеные природным булыжником тротуары и проезжая часть отличались от грязных и пыльных хуторских улиц, как свинья от ежа. Здесь же изредка встречались другие автомобили, движущиеся навстречу, и водитель-адъютант сигналил им клаксоном, что являлось никем не прописанным приветствием автомобилистов. Встретил на дороге железного собрата – жми на клаксон!

Квартира командарма поражала своей роскошью, дорогая мебель и домашняя кухня с красивой посудой могли впечатлить любого горожанина, не говоря уже о хуторском парне. Сергей испуганно озирался и когда Кулешов представил свою жену Елизавету Петровну, не сразу ответил на ее приветствие. Это была молодая по сравнению с командармом женщина, высокого роста, под стать мужу и с красивой прической на голове. Ее домашнее платье выглядело шикарным и походило, скорее всего, на выходное вечернее. В большой гостиной комнате стоял радиоприемник, и из его динамика лилась легкая музыка.

У командарма в квартире работала горничная, как и положено для высшего командного состава Красной Армии. Это была молодая, лет тридцати женщина Алена, которая принялась суетиться на кухне, чтобы приготовить ужин. Через некоторое время она доложила хозяйке, что все готово и ушла до следующего утра домой. Стол был накрыт в гостиной, где Сергей робко сидел в кресле и слушал радиоприемник. Он с удивлением рассматривал дорогую мебель, картины, висящие на стене, и сам радиоприемник – странную дубовую шкатулку и тарелку, стоящую на тумбочке, из которой звучала музыка. Запах вкусных блюд на столе щекотал обоняние и вызывал зверский аппетит.

– Садись Сережа, ужинать будем! – пригласил за стол Петр Григорьевич, – наверное, кушать давно хочешь….

– Но сначала нужно вымыть руки, – напомнила Елизавета Петровна, – пройди в ванную комнату и увидишь там кран и полотенце.

– У нас своих детей нет, – улыбаясь, комментировал требование Елизаветы Петр Григорьевич, – поэтому моя жена любит повоспитывать чужих…. Так что подчиняйся!

Сергей направился в ванную, где долго пытался открыть воду, кран для него был в диковинку. Когда все-таки получилось это сделать, он умылся, вымыл руки, обтерся полотенцем, висящим у зеркала, и вернулся в гостиную. Петр Григорьевич уже сидел за столом и разливал коньяк по рюмкам, Сергей заметил, что ему тоже налито спиртное. Он уже не раз пробовал в хуторе выпивку, но то был самогон, иногда домашнее вино, а вот коньяка, да еще из красивой бутылки он не пил ни разу. Хозяин поднял свою рюмку и, чокнувшись с женой и Сергеем выпил. За ним последовали Елизавета и гость.

Коньяк показался Сергею крепким, сразу в области желудка запекло приятным теплом, и он принялся за обильную закуску. Блюда были очень изысканными, чувствовалось старание опытного повара, знающего толк в приготовлении мяса и рыбы. Особенно вкусен был жареный судак и отбивные с гарниром из гречневой крупы. Выпили еще по одной рюмке коньяка и Сергей ощутил, как хмель ударила ему в голову. Это было приятное ощущение, когда жизнь становиться прекрасной и все вокруг кажутся близкими друзьями. Елизавета Петровна не стала пить вторую рюмку и, извинившись, удалилась в другую комнату.

– Завтра я лично отвезу тебя в полк, – начал разговор Петр Григорьевич, – поручу командиру, чтобы к тебе отнеслись, как к моему родственнику.

– Спасибо! – благодарил захмелевший Сергей, – я никогда не забуду Вашу доброту!

– Подожди, не благодари, – многозначительно сказал Кулешов, – армия, это, прежде всего дисциплина и настойчивость в обучении боевому искусству, придется много стараться и быть исполнительным красноармейцем. Конечно, поблажки будут для тебя…, но и ты должен быть прилежным и выполнять мои личные задания….

– Я все выполню, что прикажите! – горячо сказал захмелевший Сергей, – я за Вас жизнь отдам….

– Жизнь не надо отдавать, – поучительно молвил Петр Григорьевич, – она тебе самому пригодиться, а что касается моих поручений, они будут не сложными. После присяги, я порекомендую тебя в адъютанты начальника дивизии, а раз в неделю буду приезжать, и забирать тебя на день к себе. Ты будешь рассказывать мне все, что происходит в дивизии, о чем начдив говорит с комиссаром и прочие мелочи…. Сейчас ты мне должен сказать, готов к этому или нет?

– Готов, Петр Григорьевич! – эйфорически заявил Сергей, – я выполню все, что Вы пожелаете!

– Ну, вот и чудесно! – произнес командарм, – а сейчас давай выпьем еще по одной и спать! Завтра рано вставать, да и тебе нужно привыкать к подъему в шесть утра.

Петр Григорьевич налил еще по стопке коньяка и, чокнувшись, оба выпили. Закусив шоколадкой, командарм направился спать. Сергею постелили в отдельной комнате, которую Елизавета Петровна называла «гостевой спальней». Сергей посчитал комнаты в квартире, их оказалось шесть, без учета кухни, ванной и туалета. Перед сном он пошел мыть ноги и долго думал, стоя в туалете, как работает унитаз, которого он никогда не видел. Поразмыслив над этим некоторое время, понял, что нужно делать и довольный своим открытием, оправился и помылся в ванной. Для хуторского парня эти гигиенические процедуры были настолько мудреными и долгими по времени, что он мысленно пожалел всех городских жителей. Сменив белье на свежее, которое мать положила ему в дорогу, Сергей ушел в спальню и быстро уснул.

А утром рано, даже не позавтракав, Петр Григорьевич и Сергей выехали в расположение полка. От дома, где была квартира Кулешова, пересекли весь город, затем по мосту через Дон направились в сторону Батайска. «Вот он какой, Дон-батюшка, – думал Сергей никогда не видевший главной реки своего края – широкий и, наверное, глубокий» А спустя час Петр Григорьевич представил командиру полка своего родственника Сергея. Краском был мужчиной сорока лет, невысокого роста в шинели и в фуражке со звездой. Он стоял навытяжку перед командармом и за каждым словом его, как попугай произносил «есть».

– И учтите, что он солдат, но также мой племянник! – приказал на прощанье Петр Григорьевич, – а это значит, он должен выполнять все, что положено каждому красноармейцу, но без лишнего энтузиазма твоих командиров.

Петр Григорьевич уехал в Ростов, а для Сергея с этого дня начались армейские будни, каждый день теоретические занятия и строевая подготовка. В казарме, куда поселили парня, молодые солдаты шептались за его спиной, называя «командармовским сынком», но открыто никто не высказывал своего презрения. Кормежка была нормальная по сравнению с питанием впроголодь в далеком колхозе Кузнецовском. Каша, которой кормили солдат, Сергею нравилась, и он всегда съедал свою порцию без остатка.

– Смотрите-ка, – шептались молодые красноармейцы, – командармовский родственник кашу жрет за обе щеки. Неужели он дома тоже солдатской кашей питается? Видно привык он к ней, уплетает и деликатесов не просит….

Сергей часто слышал эти завистливые шепотки и не обращал на них внимания, командиры относились к нему с явным снисхождением и опаской. Это нравилось Сергею, и он чувствовал силу покровительства командарма. Но старался учиться прилежно, без запинки отвечая на вопросы по курсу молодого бойца, упорно учил Устав и текст присяги, на практических занятиях усердно тренировался в освоении винтовки и приемов штыкового боя.

Петр Григорьевич, как и обещал, приехал в полк в субботу вечером, зашел в штаб, поговорил о чем-то с краскомом полка и его адъютант лично пригласил Сергея из казармы.

– Рядовой Дементьев по вашему приказанию прибыл! – отчеканил Сергей, войдя в штаб и вытянувшись по стойке смирно.

– Здравствуй, племяш! – приветствовал его Петр Григорьевич, – вижу, что форму доклада ты уже выучил.

– Так точно, товарищ командарм 2-го ранга! – отчеканил Сергей.

– Оформите ему увольнительную, – обратился командарм к краскому полка, – я забираю его на воскресенье домой!

До Ростова ехали молча, Сергей не решался первым начать разговор, а Петр Григорьевич о чем-то сосредоточенно думал. Парень предвкушал вкусный ужин и предстоящую выпивку, и от этого поднималось его настроение и жизненный тонус. Он помнил, как после выпитого коньяка по всему телу растекается приятная истома, не подозревая, что так появляется пагубная зависимость от алкоголя. Елизавета Петровна встретила мужа и гостя ужином, приготовленным домработницей и после первой рюмки коньяка, как в прошлый раз, покинула застолье.

– Ну, расскажи мне Сережа, – попросил Кулешов, когда они остались одни за столом, – о чем говорят красноармейцы, что обсуждают между собой?

– Да, разное болтают, – отвечал Сергей, не понимая, что хочет услышать его опекун.

– Это не ответ, – возразил Петр Григорьевич, – ты должен слушать и рассказывать мне все, о чем говорят красноармейцы в неслужебной обстановке. Меня в первую очередь интересует информация политического характера. Довольны ли красноармейцы советской властью? Как они относятся к товарищу Сталину, к своим командирам и политработникам? Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, товарищ командарм 2-го ранга, – отчеканил Сергей.

– Отставь это, мы же дома, – возразил Петр Григорьевич, – это там, на плацу будешь рапортовать, как положено!

– Я понял, Петр Григорьевич, – перешел на тон доверительной беседы Сергей, – в неслужебной обстановке красноармейцы ведут разговоры о жратве, о женщинах, обсуждают и хвастают своими любовными похождениями, о товарище Сталине ни слова. Краскома полка не любят за его высокомерие, младший командный состав за придирчивость….

– Понятно! – отметил командарм, – мне для чего все это нужно, Сергей? Сейчас вкратце объясню! Я хорошо знаком с Буденным, мы друзья с ним. Я созваниваюсь с Семеном Михайловичем еженедельно по телефону, а он является близким соратником товарища Сталина. Наш вождь и учитель имеет сведения о том, что кулуарно готовиться заговор с целью снятия его с поста генерального секретаря нашей партии. Товарищ Сталин очень обеспокоен этим, потому что в такой ответственный исторический момент, когда партия проводит индустриализацию и сплошную коллективизацию, преступно менять чего-либо в руководстве страной. Нужна политическая стабильность, чтобы закончить первую пятилетку, принять второй план развития страны и неуклонно двигаться к построению социализма. Но враги не дремлют, пытаются отодвинуть товарища Сталина от руководства и придумывают всякие преступные планы. Товарищ Буденный попросил меня постоянно «держать ухо востро», чтобы вовремя разоблачить преступные замыслы в вооруженных силах. Враги народа хотят использовать поддержку армии для осуществления вредительских целей. Именно поэтому я своим приказом порекомендую тебя после присяги в адъютанты начальника 86-й Стрелковой дивизии Северокавказского военного округа.

Сергей внимательно слушал Петра Григорьевича и был горд, что ему доверяет сам командарм и ориентирует на выполнение важных государственных задач. От выпитого коньяка и понимания своей значимости его одолевала гордость за себя, вчерашнего хуторского парня, а сегодня – защитника вождя и учителя товарища Сталина.

– Передайте товарищу Сталину, – клялся Сергей после третьей рюмки, – что я, не задумываясь, отдам свою жизнь в борьбе с его врагами, кто бы они ни были! Да здравствует товарищ Сталин! Смерть врагам народа!

– Молодец! – похвалили его Петр Григорьевич, почему-то иронично улыбнувшись, – я знал, что сын погибшего боевого друга, будет верно и самозабвенно служить делу нашей партии!

…И парень служил честно и самозабвенно, когда стал адъютантом начдива Мещерякова, штаб которого дислоцировался там же – в Батайске. Начальник дивизии был мужчиной плотного телосложения и брил лысину, подражая легендарному Котовскому. Он не был в восторге от того, что командарм Кулешов «приставил к нему своего человека», но противостоять приказу не осмелился. Сергей скрупулезно запоминал все, о чем говорили Мещеряков с комиссаром дивизии Гордиенко и каждую неделю рассказывал об этом Петру Григорьевичу за рюмкой коньяка. Командарм теперь забирал его к себе домой еженедельно. Сергей незаметно пристрастился к алкоголю, но ничего вредного в этом не находил.

В конце прошлого года все чаще в разговорах начдива и комиссара звучала фамилия товарища Кирова и заместителя наркома по военным и морским делам Тухачевского. Сергей не знал, кто эти люди, он пересказывал дословно разговор, в котором упоминались эти фамилии. Петр Григорьевич резко оживился, услышав их, как-то особенно поблагодарил Сергея за ценную информацию. Когда в феврале этого года в Москве завершился XVII съезд ВКП (б), Петр Григорьевич велел домработнице накрыть праздничный стол в ближайшую субботу. Они с Сергеем в тот вечер изрядно выпили, и командарм разоткровенничался, проводив жену из-за стола.

– В этом есть доля и нашей с тобой работы, – говорил захмелевший командарм, – не поддержала армия оппозицию товарища Сталина, а их выдвиженец Киров, поэтому отказался от должности. …Так-то племяш! Секретари обкомов, входившие в оппозицию, надеялись на поддержку начдивов, дислоцированных в их областях воинских дивизий. Провели с ними беседы, но не получили поддержки, потому что ГПУ заранее предупредило комсостав перед съездом, что будет рассматривать их вмешательство в политику, как измену Родине. …Он не дурак этот Киров, знает, что если армия не поддерживает его в принципе, то не хрен и рыпаться, все равно скинут! Да и оппозиция эта струхнула сразу, наложила в штаны и теперь начинает проситься у товарища Сталина, чтобы пожалел…. Так мне Семен Михайлович Будённый рассказывал по телефону, понимаешь, Сергей?

– Понимаю, Петр Григорьевич! – убеждал командарма уже пьяный Сергей, – я и впредь буду стоять на страже против врагов товарища Сталина!

Но самое удивительное произошло, когда в понедельник Сергей вернулся в штаб полка и узнал, что он теперь адъютант другого начдива, Мещерякова и комиссара Гордиенко перевели служить в Сибирь, а на их места назначили других. Приезда нового начдива ждали со вчерашнего дня, но он задерживался, и Сергей еще на два дня оставался без командира.

…Сейчас Сергей ехал к маме, которую не видел с того самого дня, как Кулешов увез его из родного хутора в Ростов. Она прислала ему через неделю первое письмо, из которого он узнал, что они с теткой Нюсей уезжают в Шахты, где в настоящее время работает и живет дядя Миша. Мать писала, что брат работает в шахте и добывает уголь. Сергей не отвечал на письмо матери, пока не получил от нее следующего, уже из Шахт. Мама сообщала, что она устроилась на работу, на шахту имени Октябрьской революции и живет на квартире. Так они переписывались два года и когда ему дали отпуск на десять дней, парень решил обязательно проведать маму, тем более что до города Шахты можно доехать поездом всего за три-четыре часа.

Поезд прибыл на станцию Шахтная. Сергей вышел из вагона, удивленно осматриваясь вокруг. Как ни странно, но города не было видно, создавалось впечатление, что станция и небольшой поселок около нее находится в степи. Он спросил у случайного работника станции, как доехать до города Шахты и тот, указав на скопление людей у павильона, ответил «На трамвае!» На остановке, похожей на небольшой ангар, куда подошел Сергей, толпился народ в ожидании трамвая. Он уже видел этот электротранспорт в Ростове, но еще ни разу не ездил им.

– Товарищ, подскажите, – обратился Сергей к мужчине с окладистой бородой, – как мне попасть в поселок шахты Октябрьской революции?

– Попасть можно только пальцем… в задницу! – грубо сострил бородач, – а в поселок можно доехать….

– Ну, хорошо, – согласился Сергей, – подскажите, как доехать?

– Доедешь до конечной остановки «1-е пересечение», – отвечал бородач, измеряя Сергея взглядом с головы до ног, – а там пешком километра два, а может и более…. Трамвай туда еще не ходит!

– А кто с кем там пересекается? – пытался уточнить Сергей, – название остановки какое-то странное….

– Не местный, значит? – спросил бородач, – там пересекается трамвай с железной дорогой, понятно?

– А сколько раз пересекается? – уточнял дотошно Сергей.

– Да, какая тебе разница? – вспылил бородач, – ты красноармеец, а тупой!

– Мне нужно точно определить, когда мне выходить, – оправдывался Сергей.

– Я же сказал, доедешь до конечной остановки! – громогласно молвил бородач, привлекая внимание посторонних, – дальше трамвай все равно не пойдет….

В это время между бородачом и Сергеем вклинился пьяный мужчина и, грубо толкнув бородача, проследовал дальше.

– Куда прешь? – заорал на него бородач, – зальют глаза и ничего вокруг не видят, алкаши несчастные….

– Простите, ради Бога! – извинился пьяный, икая, – я споткнулся и равновесие потерял….

– Лучше бы ты задницу свою потерял! – злился бородач.

Сергей находился с подветренной стороны и обратил внимание, что вклинившийся мужчина не был пьян, от него не слышно запаха перегара и это показалось Сергею странным – мужик явно притворялся пьяным. К остановке подошел трамвай, в обоих вагонах кондуктора открыли двери, и народ спешно выходил из вагонов. Пассажиры, ожидавшие трамвай, приступили к посадке, не дожидаясь пока выйдут люди, заклиниваясь в дверях с выходившими. Те кричали на влезавших, матерились, продолжая сходить, а люди с остановки упрямо лезли в вагон. Толпа сама внесла Сергея на заднюю площадку второго вагона, где он остановился, ухватившись за поручень.

– Матерь Божья! – закричала какая-то женщина, когда трамвай тронулся с остановки, – у меня кошелек украли прямо из сумки…. Товарищи, держите карманы, здесь воришка затесался!

Сергей вновь увидел пьяного, который пробирался с задней площадки вперед, расталкивая пассажиров, стоящих в проходе.

– Куда прешь, пьянь долбанная? – кричали на него пассажиры.

– Простите, ради Бога, – икая, отвечал пьяный мужчина, – мне на переднюю дверь надо….

Недалеко от Сергея, рядом с женщиной, у которой украли кошелек, стоял тот самый бородач и с ухмылкой смотрел на пострадавшую карманника.

– Вот глупая баба, – злорадствовал бородач, – кто же так деньги прячет? Сказано баба не человек, а курица….

Женщина тихо плакала от досады, не обращая внимания на бородача, отпустившего в ее адрес колкие фразы. Сергею очень жалко стало ее, ведь на ее месте могла оказаться и его мама.

– Вот где надо деньги хранить! – продолжал бородач, похлопывая себя по потайному нагрудному карману демисезонного пальто, – вот где! Положил и здесь они…. У тебя лифчик есть или без него ходишь?

Неожиданно лицо бородача стало меняться, он быстро полез рукой в потайной карман и некоторое время шарил там. Затем, выкатив глаза, замолчал, после непродолжительной паузы грубо ругнулся матом.

– Да что б у вора руки отсохли, мать его так и эдак, – орал на весь вагон бородач, – и у меня стрырили кошелек…. Люди добрые, да что же это такое происходит в наших трамваях? Деньги крадут самым наглым образом….

Пассажиры дружно грохнули смехом, было комично – гражданин только что учивший женщину надежно прятать деньги от карманников, тоже пострадал от того, что и женщина. Послышались крики пассажиров: «А тебе и лифчик не помог?» Бородач матерился еще пять минут, а стоявший рядом молодой мужчина, рассказал Сергею, что в городе полно карманников. Высокие зарплаты шахтеров привлекали воришек даже с ближних городов Ростова и Новочеркасска, которые ко дню выдачи зарплаты съезжались «на работу» в Шахты.

У Сергея тоже были деньги, Петр Григорьевич дал ему целых сто рублей на поездку к матери. Парень проверил и, убедившись, что деньги на месте, в потайном кармане шинели, продолжал слушать рассказчика. Он понял, кто украл деньги у женщины и бородача – тот притворявшийся пьяным мужчина, который якобы оступился и толкнул бородатого на остановке. Сергей внимательно посмотрел на переднюю дверь, но «пьяного» там уже не было, он покинул вагон на первой же остановке. Это лишний раз подтверждало, что тот – карманник.

Проезжая по городу на трамвае, Сергей разглядывал улицы в окно и сравнивал Шахты с Ростовом. Город явно не шел ни в какое сравнение, поэтому Сергей мысленно упрекал его: «Тоже мне город называется, большая деревня!» Начавшаяся осень сделала улицы Шахт неприветливыми, грязными и узкими. Дождей еще не было, но облетевшие с деревьев листья, покрывавшие тротуары, никто не убирал. На площади, открывшейся слева по ходу трамвая, виднелся полуразрушенный собор Петра и Павла. Его стены почти разобрали и вокруг виднелись груды кирпича и битой штукатурки. Это придавало центру города неряшливый и запущенный вид, и вызывало ассоциации разрухи после боев Гражданской войны.

Добравшись до поселка Октябрьской революции и отыскав небольшой дом по адресу, указанному в материнском письме, Сергей, чтобы привлечь внимание хозяев, стал дразнить собаку у калитки. Пес злобно рвался с цепи, но из дома никто не выходил. Наконец дверь открылась, и Сергей удивился, что в проеме появилась тетка Нюся. Она приветливо махала племяннику и показывала рукой на забор.

– Сергей, тебе нужно перелезть забор подальше от собаки, – советовала тетка, – кобель меня тоже не подпускает, я позавчера только приехала. А хозяин здесь не живет….

– А мама где? – кричал Сергей.

– Маша на работе, – ответила тетка Нюся, – отойди подальше от собаки и перепрыгивай через забор.

Сергей так и сделал, а когда вошел следом за теткой в комнату, удивился еще больше – шлепая босыми ножками по деревянному полу, к тетке Нюсе бежала маленькая девочка, возрастом около года. Она уже научилась ходить, но ее движения говорили о том, что произошло это совсем недавно. Девочка лепетала по-детски и широко улыбалась, Сергей с удивлением смотрел на тетку.

– Это доченька моя, – сказала тетка, упреждая вопросы, – тебе она двоюродная сестра Машенька.

Пока ждали Марию с работы, тетка Нюся накормила племянника борщом на мясном бульоне и котлетами с картошкой. Сергей, проголодавшийся в дороге, жадно ел, а тетка Нюся рассказывала ему невеселую историю о том, как обманул ее возлюбленный и, бросив с дочкой, уехал в неизвестном направлении. Тетка рассказывала, что она еще два года назад поехала с ним на курсы повышения квалификации в Ростов. Жили вместе и вскоре решили остаться там, навсегда по предложению Петра, так звали ее любимого. Он обещал жениться, да так и не выполнил это. Даже когда родилась Машенька, тянул время с женитьбой, пока не скрылся из города.

***

После первой брачной ночи у молодоженов наступает медовый месяц, так повелось в народе называть первое время супружеской жизни после свадьбы. Длиться оно не обязательно месяц, может быть гораздо дольше и зависит от безумной страсти владеть друг другом без остатка каждую минуту. Это счастливое время максимальной взаимной любви и нежности друг к другу. Новоиспеченные муж и жена «никого вокруг себя не видят», им кажется, что на всем белом свете существуют только он и она. Михаил не покидал Марфушеньку ни на минуту, он ворковал и порхал вокруг нее, как сизарь около голубки. Она, будучи стеснительной и скромной девушкой, первые дни краснела и опускала голову от смущения, стараясь не смотреть собеседнику в глаза.

Тетка Махора, хотя и сказала Михаилу, что после свадьбы обеды ему будет готовить Марфуша, продолжала обслуживать квартирантов и не подпускала к плите и корыту для стирки молодую жену.

– Успеешь еще, – говорила хозяйка, – наготовишься и натираешься за всю жизнь. А мне это вовсе не в тягость, а даже приятно заботиться о вас с Мишей, ведь медовый месяц бывает раз в жизни. Помню, мы с Ваней когда поженились, так вообще не готовили себе даже еду, некогда было, питались всухомятку, днями и ночами не вылезали из супружеского ложа…

– Да будет тебе наговаривать, – отзывался дядя Ваня, – все было, как у всех! Не то Марфуша подумает, что мы одержимые с тобой были.

Ничто не омрачало это счастливое время, даже выход супругов на работу во вторник был каким-то праздничным. Михаила на утреннем наряде бригада встретила дружным возгласом: «У-у-у-у!», затем десятник Павел отдал команду: «Равнение направо и дружное „ура“ молодому мужу и кормильцу!» Бригада прокричала трижды «Ура» и вновь звучали поздравления с законным браком. Заведующий шахтой Андропа также напомнил публично, что «сегодня на наряде присутствует самый счастливый шахтер, навалоотбойщик Михаил, у которого начался медовый месяц, и я прошу коллектив не загружать сегодня парня со всей силы, а даже помогать выполнить сменное задание!»

Марфушеньку девчата встретили цветами и тут же посыпались со всех сторон вопросы.

– Ну как муж? – спрашивали любопытные, – нормальный? Все у вас было, как надо?

– Не смущайте женщину, – заступилась старшая по смене, – видите, что она краснеет от ваших дурацких вопросов? Или завидно кому?

Девчата хором спели шуточную песню о нелегкой женской доле и приступили к работе. Марфуша никогда не слышала этой веселой песни, в которой были слова «А я мужа закормлю, – долюшка такая!» Марфуша стала на свое рабочее место, и вскоре включили конвейер.

А Михаила в ламповой ждал еще один сюрприз – пока он был в отпуске, на шахту привезли первые аккумуляторные светильники. Но предназначались такие лампы пока только навалоотбойщикам и проходчикам. Когда Михаилу вручили новую лампу, он внимательно принялся рассматривать ее. По форме она напоминала бензиновую, но вместо стеклянного плафона, в котором горит пламя, у новшества была фара с отражателем. Михаил видел уже такую у монтажников «Ростовшахтостроя», когда монтировали первую врубовую машину. Размером и весом новая была меньше бензиновки, а в остальном похожа на нее и имела тот же крюк для подвески.

– Ну, как нравиться? – спросил подошедший десятник Павел, – теперь норму выработки из-за этой штуковины подняли ровно на тонну на каждого навалоотбойщика. Приехал нормировщик из треста и сказал, что они высчитали увеличение выработки, исходя из улучшения освещенности….

– Посмотрим, – ответил Михаил, – конечно с такой лампой теперь не придется приближаться к забою вплотную при его осмотре, можно все увидеть издалека, а это уже экономия времени. А как другие ребята оценили новшество?

– Да, нормально, говорят, – отвечал Павел, – мне тоже теперь выдают аккумуляторную лампу, и скажу прямо, с ней теперь ходить можно быстро по штреку и я успеваю теперь дважды за смену побывать везде.

Удобство новой лампы Михаил оценил уже при спуске в шахту, когда клеть пошла вниз и вскоре погрузилась в темноту. Обычно шахтеры стояли в клети, держа лампы за крюк, и свет от них позволял видеть только ноги. Чтобы посмотреть в лицо шутнику, отпускающему в твой адрес колкости, нужно было поднять лампу на уровень лица. Теперь всего лишь наклонить ее, не поднимая, и луч фары ярко освещал физиономию обидчика. Но появилось и неудобство, свет от лампы слепил, и это вызывало возмущение, сопровождавшееся матерным выражением.

– Дай дураку свечку, так он засунет ее себе в …печку! – возмущалась, стволовой-рукоятчик Клавуся, когда Михаил направил луч в ее лицо, – какого хрена светишь в глаза? Сними себе штаны и свети в свою задницу…, красивей будет!

– Клавка, от ширинки булавка, – парировал Михаил, – ты хочешь сказать, что у меня задница красивее твоей физиономии?

Раздался дружный хохот, Клавуся что-то бормотала в ответ, но ее никто уже не слышал из-за громкого смеха.

– Вот он комик, злодей на сцене, вышел на работу! – съязвила она, – так хорошо было без тебя месяц…. Говорят, женился, Миша?

– Женился, Клава, – отвечал Михаил, – а ты вроде как не видела, когда моя свадьба вечером посещала Красинский сад?

– Так ведь меня ты не приглашал, – обиделась Клавуся, – а я матерные частушки знаешь, как могу петь?

– Знаю, Клава, – согласился с ней Михаил, – поэтому и не приглашал. Ты же всех гостей распугать могла.

– Ну, прими тогда мои поздравления! – смирилась Клавуся, – с законным тебя браком и можешь теперь лежа, а хочешь даже раком….

Теперь шахтеры громко смеялись с шутки Клавуси, а Михаил не стал обострять ситуацию и промолчал, чем успокоил воинственную женщину, для которой победа в перепалке не только много значила, но и успокаивала ее. По коренному штреку от ствола теперь ходили по правилу – впереди шел кто-нибудь с аккумуляторной лампой, освещая дорогу, а за ним выстраивались остальные, причем через одного – сначала с аккумуляторной лампой, следом с бензиновой. Вся цепочка шла теперь быстрее, потому, как всем было хорошо видно почву.

Михаилу в этот день дали пай вверху лавы, после отпуска нужно было втянуться в рабочий ритм, а горовому всегда легче. Пай теперь увеличился на метр из-за повышения нормы выработки на тонну, и на одного навалоотбойщика в лаве стало меньше. Михаил приступил к работе и сразу почувствовал, что за месяц отвык от работы отбойным молотком, уже через час начали ныть мышцы ног и рук, и даже появилась боль в области шеи от неудобной позы. Эта боль характерна была каждому шахтеру, приходилось постоянно сгибаться, чтобы уместиться в тесном пространстве забоя. После отбойки необходимо наваливать уголь на рештаки, а лопата не слушалась, и все время цеплялась за выступы почвы.

– Ну, как дела? – услышал Михаил голос десятника сзади, – трудно после перерыва в работе?

– Да, с непривычки так бывает, – согласился Михаил, опуская лопату, – зато теперь свету в лаве столько, хоть иголки собирай! Ничего пару-тройку дней и втянусь….

– Ты знаешь? – продолжил разговор Павел, – когда ты был в отпуске, Цыплаков Пискунова на парткоме решил представить к награде, хотят чтобы ему вручили Орден Трудового Красного Знамени РСФСР….

– Пусть вручают, – равнодушно ответил Михаил, – если считают, что заслужил! А тебя, почему это волнует?

– На нашем участке ты лучший навалоотбойщик, – говорил Павел, – и мне обидно, что нашему участку уделяют мало внимания. Во-первых, нужно учитывать условия работы, на втором участке они гораздо лучше, чем у нас. Пискунов сегодня всего лишь процентов на пять-шесть больше тебя дает выработку…. И вообще он мне не нравиться, как человек. Мы начинали с ним вместе с проходки ствола шахты, и я хорошо помню, как он из кожи лез, чтобы начальство его заметило. И немецким спецам старался, язык их изучать начал….

– Не переживай Паша, – успокаивал его Михаил, – нам награды не нужны, пусть лучше деньги хорошие платят! Орденами сыт не будешь, а лишняя копейка, она всегда нужна. Вот мне, например, я теперь женился и хочу свой домик построить….

– А зачем строить? – неожиданно спросил Павел, – я знаю по вашей улице, почти напротив тетки Махоры, дом новый продается. Сходи с молодой женой и посмотри! Я на свадьбе не стал говорить об этом, чтобы твою хозяйку не расстраивать…. Если купишь дом, ей придется нового квартиранта искать!

– А почему новый дом продают? – поинтересовался Михаил, – сами построили, нужно жить в нем.

– Это Никишин Сергей, – информировал Павел, – он с женой разводится, и будет уезжать на родину, кажется, он приехал на строительство нашей шахты с Украины. Сходи сегодня же и посмотри, домик хороший, из самана и цементным раствором оштукатурен, пол деревянный, крыша из жести….

– Спасибо, Паша! – поблагодарил Михаил, – если купить готовый дом, то не стал бы заморачиваться с получением земельного участка под строительство….

– Да, вот еще что, – многозначительно произнес Павел, – сегодня по выезду из шахты, нас будет встречать корреспондент газеты «Красный шахтер», сфотографирует нашу бригаду и заметку разместит в следующем номере. Это мой родственник, как, оказалось, и работает в газете корреспондентом, я с ним договорился вчера. Так что, будь готов!

По выезду из шахты бригаду Павла действительно встречал корреспондент с фотографом. Шахтеры были очень грязные и работники пера и фотоаппарата смотрели на них с удивлением, а те не переставали шутить, специально корча для них смешные рожицы.

– Чего удивляетесь? – спрашивали мужики, – вы первый раз шахтеров после смены видите?

– Если честно, – признался корреспондент, – то да! Раньше, как-то не приходилось….

– Товарищ фотограф, – обратился Михаил к молодому человеку с треногой и фотоаппаратом, – а вы сможете нас помыть, когда будете проявлять пленку?

– Как же я вас помою? – недоумевал фотограф, – я проявлю, что получится и напечатаю….

– А кто же нас узнает в таком виде? – продолжал шутить Михаил, – у всех рожи черные, одни глаза блестят! …А нам говорили, что будет опытный фотограф и он помоет нас, когда проявит пленку, чтобы все были с чистыми лицами на карточке….

– Этого не может быть! – не поверил фотограф, – я такого делать не могу, получитесь, как есть, а чтобы вас узнали, внизу фотографии в газете будут ваши фамилии слева направо.

– Справа налево! – уточнил Михаил.

– Ну, как же справа налево, если наоборот? – недоумевал фотограф.

– На негативе напишешь, справа налево, – шутил Михаил, – а когда будешь печатать, то получится слева направо…. Зеркальное отражение, иначе говоря!

Фотограф остановился и долго сосредоточенно о чем-то соображал. Затем взглянул на Михаила и снова погрузился в размышления.

– А при чем здесь негатив? – наконец спросил фотограф, – ведь напишут ваши фамилии под снимком на бумаге, совсем мне мозги запудрили….

– Товарищ фотограф, – продолжал Михаил, – не нужно наговаривать на шахтеров! Мы уголь добываем, а не пудру…. А если Вы родились уже с запорошенными мозгами, мы тут ни при чём!

– Да-а, мужики с вами не соскучишься! – отшучивался фотограф.

Фотограф долго выбирал освещенное место, где можно снять кадр, не опасаясь, что не получится снимок. Наконец, он расположил шахтеров у сложенной крепи перед стволом. Сначала сели на корточки самые рослые мужики, а сзади выстроились те, кто поменьше. Михаил тоже сел на корточки, хотя рост его был не высок. Так и получился он – сидит, немного опираясь задом на лесиняку, на ногах шахтерские калоши, в руке лампа с фарой-отражателем и куртка робы, распахнутая настежь. Пока ребята фотографировались, корреспондент ждал, а потом принялся записывать в блокнот интервью десятника Павла.

А через несколько дней на общем наряде разгорелся скандал. Парторг был возмущен тем, что корреспондент не согласовал с ним, кого нужно было сфотографировать и о ком рассказывать на страницах газеты. После выхода номера с фотографией бригады Павла и репортажем о том, что его люди постоянно выполняют норму с перечислением лучших навалоотбойщиков, только ленивые не обсуждали это на шахте и в поселке.

– Как это могло случиться? – орал Цыплаков, – я ни сном, ни духом, что приедет корреспондент. За бригаду передовика Пискунова не напечатали ничего, вроде этого коллектива не существует!

– Ты, парторг у кого это спрашиваешь? – уточнил Павел, начинающий злиться, – у нас? Пойди, спроси у корреспондента! Или кишка тонка?

– Я спрошу! – орал в ответ парторг, – за меня не переживай, горлохват! Я поставлю вопрос на бюро горкома партии…, вот как я поступлю!

– А на нас чего орешь? – не унимался Павел, – или ты не согласен с тем, что напечатали? Мы не выполняем норму? Ты же боишься, что если спросишь у редактора газеты, а это печатный орган горкома, между прочим, то сам по заднице и схлопочешь…. Или не так? Чего зло на нас срываешь, деятель нашелся!

Андропа не вмешивался в этот скандал и молча выслушивал обе стороны. Цыплаков, возмущался фактом публикации, и постоянно искал его поддержки, посматривая на заведующего.

– На месте этой фотографии должен быть снимок Пискунова с бригадой, – орал парторг, – мы же решили его на награждение Орденом Трудового Красного Знамени выдвигать.

– А чего орать-то? – вмешался Михаил, – можно быстро все исправить!

– Каким образом? – не почувствовал подвоха Цыплаков.

– На фотографии нас трудно узнать, – серьезно рассуждал Михаил, – все морды на снимке черные, кто поймет? Нужно вам лично товарищ Цыплаков обратиться в редакцию и пусть вместо наших фамилий напечатают Пискунова и его членов…. Хотя можно и одного!

– Кого одного? – спросил Цыплаков, натужно соображая о смысле предложения Михаила.

– Одного члена! – спокойно советовал Михаил, – на фотографии будет Пискунов и только… его член! И вокруг – ни-ко-го!

Раздался раскат смеха, хохотал даже Андропа, но Цыплаков еще несколько минут соображал, подходит ли предложение Михаила к ситуации или нет.

– И хорошо бы на фоне шахтного подсобного хозяйства, – продолжил Михаил, когда хохот стих, – свинарника например, и написать – у нас на шахте не только свиней выращивают, но и кавалеров Ордена Трудового Красного Знамени….

Михаилу не дали договорить, грянул дружный хохот, а бригада Пискунова, во главе с передовиком потянулась к выходу.

– Вы куда? – кричал Цыплаков, – мы еще не закончили разбираться с этим возмутительным фактом….

– Мы пошли на спуск в шахту, – с улыбкой ответил Пискунов, – …не то Таликов сейчас предложит отрезать мне член для отдельной фотографии!

Дружный хохот заглушил слова Пискунова и поставил точку в этом скандале. Парторг подбежал к Андропе и принялся что-то доказывать ему, жестикулируя руками. Общий наряд закончился, и шахтеры дружно направились переодеваться к спуску в шахту.

В субботу вечером Михаил с Марфушенькой и теткой Махорой отправились смотреть дом, что продавал Никишин. Купить готовый дом было заманчивым предложением, но и уходить с квартиры от хозяев, с которыми молодожены почти сроднились, было не совсем удобно. Прежде, чем объявить об этом тётке Махоре, Михаил переговорил с Гриней. Тот поддержал его задумку и посетовал брать. У них с Катей для покупки дома еще не было достаточной суммы, и по его словам два-три года придется снимать жилье. Михаил попросил земляка перейти на квартиру к тетке Махоре после того, как они с Марфушей переселяться в новый дом, чтобы не оставить свою хозяйку без квартирантов. Гриня с радостью согласился, как будто ждал подобного предложения.

– Мы вроде бы живем нормально со своими хозяевами, – сказал Гриня, – но у тетки Махоры комната намного просторней и когда Катя родит ребенка, все равно нужно будет менять квартиру.

– Спасибо тебе земеля! – поблагодарил Михаил, – а то я все не решаюсь сказать об этом тетке Махоре с дядей Ваней.

– Ты так говоришь, вроде уже купил дом, – заметил Гриня, – ты еще не смотрел его, не знаешь цену. Может у тебя денег не хватит на покупку?

– Тоже верно, – согласился Михаил, – значит, нужно пойти прицениться. Я вообще не знаю почем сейчас дома…

– Я уже приценялся перед женитьбой, – признался Гриня, – смотря какой дом, землянку можно и за тысячу купить. А есть и пять тыщ и семь, смотря, что покупать.

– Неужели так дорого? – высказал сомнение Михаил, – это же только шахтеру под силу купить!

– Да еще и не каждому, – согласился Гриня, – сам знаешь, как отличаются зарплаты даже у шахтеров. А ты думаешь построить дом дешевле? Вряд ли! Стройматериалы, особенно доски, очень дорого стоят, а если еще и цемент покупать, то и подавно. Я понял, ты у Никишина дом хочешь купить, так у него он цементным раствором поштукатурен. Цены на дома в Шахтах бешенные, ведь желающих купить жилье хоть отбавляй, народ валом потянулся в шахтерские поселки. Это не случайно, ведь только у нас огромные деньги платят! И цены на дома по шахтерским зарплатам поднялись, а вот в Ростове дома намного дешевле, да и в Новочеркасске тоже….

– Мне судовой механик в санатории рассказывал, – заметил Михаил, – у них в Мурманске тоже платят хорошо, но только тем, кто в порту и на строительстве работает….

– Мурманск далеко! – с улыбкой сказал Гриня, – а вот на юге страны и на Украине только шахтеры и металлурги получают прилично.

– В газетах писали, что на строительстве Днепрогэса платили хорошо, – вспомнил Михаил, – но только вначале, а потом снизили зарплату, и пошла чехарда, люди устраивались и через пару месяцев рассчитывались. Не дай, не приведи, чтобы и у нас так сделали.

– Товарищ Сталин не сделает такого, – уверенно заявил Гриня, – не зря его считают лучшим другом шахтеров!

Михаил в пятницу вечером рассказал тетке Махоре о покупке дома и желании Грини перейти к ней на квартиру. Женщина вздохнула, выслушав Михаила, и как-то по-матерински посмотрела ему в глаза. В этом взгляде он увидел и сожаление, и тревогу и материнскую ласку. Она выразила желание поучаствовать в смотринах и торгах. Дом Никишина находился почти напротив, уже вечерело, когда троица – Михаил, Марфуша и тетка Махора подошли ко двору Сергея. У калитки был привязан огромный кобель, который тут же злобно зарычал и рванулся с цепи, громко лая.

– А ну-ка дурак, успокойся! – проговорил Михаил, открывая калитку и входя во двор, – лежать, кому сказал!

– Мишенька, ты куда? – с ужасом крикнула Марфуша, – он же порвет тебя сейчас! Зверь какой-то, а не собака….

– Михаил, ты что делаешь? – поддержала тетка Махора молодую жену.

– Я и не таких зверей брал, – успокаивал женщин Михаил, – а этого Кузьму, голыми руками возьму!

Кобель прекратил лаять и с испугом смотрел в глаза Михаила, через минуту он взвизгнул и лег у будки, опустив голову. Женщины со страхом наблюдали за действиями Михаила, который смело вошел во двор и, подойдя к кобелю, взял его за цепь. Собака полностью подчинялась мужчине и тихо скулила при этом.

– Прошу, – весело позвал Михаил женщин, – идите не бойтесь! Он уже не кусается….

– Свят, свят, свят, – шептала тетка Махора, следуя мимо кобеля, удерживаемого Михаилом за цепь, – не дай Бог сорвется….

За теткой Махорой робко последовала Марфуша, испуганно посматривая на собаку. Когда женщины удалились на безопасное расстояние, Михаил отпустил цепь, и кобель, виновато посматривая на своего укротителя, побрел в будку.

– Значит, сторгуетесь, – заключила тетка Махора, – если собака признала хозяина в тебе, то это твой двор и дом….

Михаил с женщинами подошли к фасаду дома с тремя метровыми окнами, тетка Махора сразу обратила внимание на качество цементной штукатурки стен, постукивая по ней согнутым указательным пальцем, а Михаил постучал в окно. На его стук, отдернув занавеску, показал заспанное лицо Сергей, хозяина дома. Он, вытаращив глаза, смотрел на делегацию, неизвестно как миновавшую кобеля.

– Выходи, поговорить надо, – громко крикнул Михаил, – какого хрена спишь днем?

– Мне в четвертую смену на работу, вот и сплю! – оправдывался Сергей, выходя на порог, – а вы как зашли?

– Ножками, – с иронией ответил Михаил, – а ты думал на крыльях?

– А где Пират, кобель мой? – недоумевал Сергей, – неужели сорвался и загулял?

– В будке спит твой кобель! – успокоил Сергея Михаил, – ему, наверное, тоже в четвертую смену на работу…. После с кобелем разберешься, давай, поговорим.

– Чего хотел? – спросил Сергей, поглядывая на будку.

– Дом купить, – сообщил Михаил, – или не продаешь уже?

– Продаю! – весело ответил Сергей, – но пока никто цену не давал….

– А сколько хочешь? – с прищуром глаз спросила тетка Махора.

– А кто из вас покупатель? – недоуменно спросил Сергей, – ты, тетка Махора что ли?

– Нет, Сергей, это я хочу купить твой дом, – сказал Михаил, – называй цену, будем торговаться!

– Стены цементом оштукатурены, деревянные полы, крыша из жести…, – начал набивать цену Сергей, – да ограда штакетником, да ворота деревянные, красивые, усадьба десять соток, сад, огород. А еще сарай для дров и угля к дому пристроен и навес во дворе с печкой для летней готовки. Электричество проведено, а это не так просто сегодня….

– А еще кобель злой, – иронизировал Михаил, – да и хозяин тоже! Ты цену скажи, чего перечисляешь, сами все видим, да вовнутрь заведи посмотреть!

– Я к тому говорю, что цена не маленькая, – оправдывался Сергей, – если бы не загуляла моя баба, то жил бы здесь до смерти….

– Теперь расскажи еще нам, от чего твоя баба загуляла? – иронизировал Михаил, – и за сочувствие еще набавь в цене….

– Хочешь, Михаил или нет, – продолжил Сергей, – прошу десять тысяч!

– Не хочу! – с иронией ответил Михаил.

– И ты не потянул такую цену, – с сожалением молвил Сергей, – а ведь навалоотбойщик один из лучших, получаешь по двести червонцев…

– С чего ты взял, что не потянул? – удивился Михаил, – я еще не решил покупать или нет!

– Но ты ведь только что сказал: «Не хочу!», – возразил Сергей.

– Это я ответил тебе на вопрос: «Хочешь, Михаил или нет?», – иронизировал он, – вопрос дурацкий, потому что ответ известен заранее: «Не хочу!» …Веди нас вовнутрь, смотреть будем!

– Четыре комнаты, коридорчик, погреб вырыт под полом, – перечислял на ходу Сергей, заводя покупателей в дом.

Вошли в прихожую, Михаил посмотрел на Марфушу и понял, что ей все нравиться здесь, она смотрела на расположение комнат, на большие окна и высокие потолки с нескрываемой симпатией. Тетка Махора, наоборот, придирчиво осматривала жилье с намерением сбить цену.

– А коридорчик маловат вообще, – сделала она замечание, входя в дом, – у нас с Ваней, кажется, больше.

– Да и комнаты расположены неудачно, – продолжала тетка Махора, осматривая каждую, а пройдя в последнюю комнату, добавила, – ой, а это вообще маленькая, как кладовка. А говоришь четыре комнаты….

– А сколько же? – удивился Сергей, – считай сама!

– Три с половиной! – уточнила тетка Махора, – и нечего людей обманывать, как есть, столько и говори!

– А погреб где твой? – спросил Михаил, – нужно заглянуть и в него.

Сергей подошел в комнату, считавшуюся кухней и, отодвинув половик в сторону, открыл ляду в погреб.

– Вот и погребок, – сказал он, – смотри Миша, он глубокий и даже зимой, когда топиться печка, в нем холодно. А сам дом теплый и угля мало сжигаю за зиму, он из самана, только оштукатуренный снаружи цементом. И потолки у меня подшиты фанерой, покрасил, и белить не нужно…

Михаил опустился по лестнице в погреб и осмотрел его, а когда поднимался вверх, тетка Махора незаметно дала ему знак, показав на руках восемь пальцев, пять на одной и три на другой. Это означало, что за восемь тысяч можно покупать дом. У Михаила на трудовой сберегательной книжке лежало двенадцать тысяч, и его самого устраивала цена в десять. Главное, дом понравился Марфуше, да и тетке Махоре, это она умышленно критиковала недостатки, стараясь сбить цену.

– Восемь тысяч! – сказал Михаил, когда поднялся из погреба, – понимаешь, Сергей, у меня просто больше нет. Если можешь подождать пару месяцев, нам сейчас хорошо закрывают зарплату на шахте. Мы с Марфушей сэкономим и за пару месяцев соберем еще две тысячи.

– Да и восемь – много! – вклинилась в торг тетка Махора, – семь красная цена твоему дому Сергей.

– А чего ты лезешь сюда со своими советами? – вспылил Сергей, – тебе какое дело?

– Ты зря кричишь, – успокоил Сергея Михаил, – я попросил женщину посоветовать и она помогает мне! Будешь орать, мы сейчас уйдем!

– Восемь тысяч мало, – сказал Сергей, – а ждать два месяца не резон. Мне же уехать до зимы надо на Украину в Сталино (Донецк – прим. авт) к брату, а там за восемь тысяч я халупу только смогу купить….

Марфуша не вмешивалась в торг и смотрела на мужа благодарным взглядом, она чувствовала, что он этот дом все равно купит. Ей неизвестно было, сколько у Михаила в действительности имеется денег, а книжку трудовой сберегательной кассы она вообще у него никогда не видела. Были еще деньги, подаренные на свадьбе, их Марфуша хранила у себя в чемодане в вещах. Женщина подумала, если у мужа не окажется необходимой суммы, то есть почти тысяча рублей, которую можно использовать на покупку дома.

– Хорошо, – многозначительно сказал Михаил, – девять тысяч! И это окончательная цена…. Больше не дам!

– Согласен, – обрадовался Сергей, – а сколько ждать полного расчета? Я так понял, восемь сразу, а тысячу ждать придется?

– Да и восемь тоже нужно снять с трудовой сберегательной книжки, – резюмировал Михаил, – такие деньги могут сразу не выдать. Но обещаю, через неделю, рассчитаюсь полностью – все девять тысяч! Устраивает?

– Устраивает! – обрадовался Сергей, мне все равно сразу расчёт не дадут, отрабатывать заставят!

– Значит, сторговались! – закончил Михаил, – но после расчёта, ты сразу освобождаешь нам дом. До холодов нужно здесь побелку освежить и печь проверить, ходы почистить на зиму. А документы переоформим до того, как заплачу тебе деньги….

– Печь горит, как домна! – уверял Сергей, – тяга аж гудит, и сложена по центру дома, обогревает грубой все комнаты…. Да и сделана из кирпича, нагревается быстро….

– Ну, хватит, – иронизировал Михаил, – за цену договорились уже, можешь рассказывать все, что угодно, больше она не станет!

Сергей пошел провожать покупателей до калитки, Пират выскочил из будки и начал вилять хвостом Михаилу, шедшему впереди всех. Сергей от удивления открыл рот, пес, взвизгивая, не обращал на хозяина внимания.

– Чего это с ним? – не понимал Сергей, – он тебя уже за хозяина признал что ли?

– Конечно, – с улыбкой сказал Михаил, – он же слышал, как мы сторговались и уже выслуживается перед новым хозяином….

– Он же кобель! – удивился Сергей, – разве он понимает, о чем люди говорят?

– Еще бы! – иронизировал Михаил, – собаки чуют все и понимают! Видишь, как он хвостом машет? Больше влево, чем вправо….

– И что это означает? – удивлялся Сергей.

– Собака хочет сказать этим, что ты загнул цену, – улыбался Михаил, – и будь осторожней с ним, покусать за это может!

– Да ну-у-у…, – протяжно вымолвил Сергей и гаркнул на Пирата, – а ну-ка, пошел в будку…, предатель хренов!

Пес учуял запах хозяина и бросился к нему, чтобы лизнуть, извиняясь за свое укрощение посторонним человеком. Сергей резко отпрыгнул назад, считая, что Пират хотел укусить его.

– Ты смотри, и правда, хватануть меня удумал! – удивлялся Сергей, – ты чего Пират, я же и так тысячу сбросил…, и покупатель согласился! Ты чего?

– Ну, вы тут разбирайтесь между собой, а нам пора, – произнес Михаил, выходя с женщинами за калитку, – но учти Сергей, Пират теперь мой кобель и поменьше тут командуй им.

– Зря, ты Миша, набросил ему тысячу, – горевала тетка Махора по пути домой, – он бы и за восемь продал! Покочевряжился бы еще полчаса и все….

– Да, ничего, – успокаивал Михаил, – Сергей заработал эти деньги. Он и в шахте вкалывал и строился, сами помните, после смены и каждый выходной день батрачил, как проклятый на своей стройке….

…К входинам, так шахтинцы называли новоселье, готовились тщательно. Побелили стены, почистили печные ходы, помыли окна, двери, потолки, краска на них была еще почти новой. Тетка Махора помогала во всем, хотя у нее теперь жили Гриня с Катей. Михаил нашел на базаре столяра, регулярно торгующего там своими мебельными поделками из дерева и фанеры. Он заказал ему два стола – один кухонный и обеденный для зала (гостиной – прим. авт), багеты на окна, две тумбочки, табуретки, металлическую широкую кровать купили в магазине. А до того, как столяр выполнил заказ Михаила, у молодоженов из мебели в доме стояла одна кровать, да батарейный радиоприемник, который молодожены включали вечерами и слушали, перенастраиваясь на разные станции. Но самое главное, они приобрели патефон и несколько грампластинок.

– Вот эту купите обязательно! – советовала продавец, – самая модная сегодня песня.

– Это какая же? – спросил Михаил, посматривая игриво на Марфушеньку, – «а я мужа закормлю – долюшка такая»?

– Нет, – отвечала продавец, – это песня из кинофильма «Юность Максима» и называется она: «Крутиться вертится шар голубой»….

– Мы не смотрели это кино, – обратился Михаил к Марфуше, – оно недавно в клубе зимнем шло, но мы стены в доме белили с тобой.

– Вся молодежь сейчас только и поет эту песню, – убеждала продавец, – друг у друга просят списать слова….

…Стоял октябрь, пора сухой поздней осени, моросящие дожди еще не начались, но было уже холодно. Мрачный, удручающий вид города с улицы Бабушкина в это время вызывал скуку. Красинский сад закрыли до следующей весны, а близлежащие степи готовили свои посеревшие просторы под моросящие осенние дожди и выглядели неприветливо и мрачно. Но переносить новоселье на весну никак нельзя, заикнись об этом на работе, заклюют остротами на тему, как «зажал входины». А на улице каждый сосед будет смотреть на тебя враждебно, вроде ты ему деньги должен.

Пригласили на входины почти пятьдесят человек, места должно было хватить всем, столы для веселья установили в каждой комнате. Тетка Махора дала несколько столов, оставшихся со свадьбы, посуду и табуретки собирали по всей улице. Танцевать Михаил предложил во дворе и непременно под патефон, а чтобы было тепло сидеть за столом в эту осеннюю погоду, растопили печку. На новоселье приехала сестра Мария и племянник Сергей, прибывший в отпуск на десять дней из Батайска, а кроме того сестра Анна, вернувшаяся из Ростова с малолетней дочерью.

– Полюбуйся, братец, – корила ее Мария, – вернулась твоя сестра, которую этот пройдоха бросил с малышкой на руках. Говорила ей, не верь этому Пете-хмырю, врет он все от начала до конца.

Анна виновато опустила глаза и прижимала к себе маленькую дочь, которая старалась освободиться от рук матери и спрыгнуть на пол. Гости начинали собираться и каждый приносил подарок на новоселье. Их складывали в маленькой комнате. Чего только не дарили, посуду, половики, два теплых одела, мужики из бригады Михаила принесли в подарок огромный старинный шифоньер из дуба, который купили вскладчину у какого-то коллекционера мебели. Девчата из бригады Марфуши подарили льняное постельное белье, какое не в каждом магазине увидишь.

Пока собирались гости, Сергей рассказывал Михаилу, как его забрал из Кузнецовского друг, погибшего отца и пристроил адъютантом к начдиву. При этом парень чрезмерно хвастался и козырял тем, что он проявляет повышенную бдительность по отношению к врагам товарища Сталина и благодаря ему и командарму был сорван план врагов по военной поддержке оппозиции на съезде партии. Когда началось застолье, то Сергей к удивлению Михаила пил наравне с шахтерами, а запьянев, хвастался, каким коньяком угощает его командарм.

Когда гости созрели для танцев, Михаил торжественно вынес на улицу и водрузил на табурет новый патефон. Первой поставили пластинку с песней «Крутится, вертится шар голубой». Затем ставили вальс Штрауса и фокстрот. Танцы получились на славу, без гармошки. Через некоторое время к патефону начали лезть все кому ни лень, и каждый старался поставить пластинку ту, которая нужна ему. От этого получалась неразбериха, только начнет звучать музыка, ее уже снимают. Гриня с Катей старались танцевать рядом с хозяевами дома, а когда очередной умник пытался поставить другую пластинку, отгоняли от патефона. Веселились до самой поздней ночи и только к утру стали расходиться по домам. Гости разошлись, а Михаил с Марфушей были безумно счастливы, ведь теперь у них был свой дом, в котором они собирались растить своих будущих детей.

К годовщине Великого Октября на экраны вышел фильм «Чапаев», сразу покоривший сердца миллионов советских зрителей. В роли легендарного комдива Красной Армии снялся Борис Бабочкин, а Анку-пулеметчицу сыграла Варвара Мясникова. Несмотря на сильный дождь, шахтеры семьями шли смотреть фильм о герое Гражданской войны, а после просмотра, сокрушались по поводу несвоевременной и трагической гибели комдива. Стала популярной фраза «Брат помирает, ухи просит», которую употребляли в разговорах. Этим хотели показать собеседнику, что рассказчик смотрел этот шедевр советского кино. Фильм показывали в зимнем клубе неоднократно и Михаил, Марфуша, Гриня и Катя каждый раз шли и с интересом смотрели это кино.

Зима в этом году опаздывала, и затянувшаяся дождливая осень подчеркивала уют купленного дома, вселявшего в супругов веру в лучшую жизнь и благополучие. В первых числах декабря всю страну облетела печальная весть, о которой сообщили газеты, и не умолкало радио – 1 декабря был убит руководитель ленинградской парторганизации Сергей Миронович Киров. В «Правде» поместили снимки похорон, где гроб с телом покойного несли Сталин, Ворошилов, Молотов, Каганович, Орджоникидзе и другие деятели партии и правительства. Михаил с Марфушей вечерами не выключали радиоприемник, меняя станции, слушали репортажи с похорон и выступления руководителей партии.

На шахтах города прошли траурные собрания, на Красина оно состоялось, как обычно на первом наряде. Парторг Цыплаков заученными фразами рассказал о трагической гибели Кирова, обвинив в этом врагов народа, «засевших в рядах партии и аппарате управления народным хозяйством» Он призывал от имени товарища Сталина, авторитет которого был чрезвычайно высок среди шахтеров, всеми силами бороться с врагами народа, не щадя сил и средств. «Каждый из вас должен проявлять бдительность и в случае обнаружения замаскировавшегося „врага народа“ писать заявление в НКВД» – учил парторг. Горняки шахты дружно и искренне поддержали партийного вожака, проголосовав за предложенную им резолюцию. Никто из них даже представить не мог, что в эти дни был дан старт репрессиям, достигшим апогея в 1937 году.

***

…Со второй недели декабря наступила зима, и выпавший первый снег нахлобучил на дома белые шапки, заботливо укрыл улицы и дворы чистым одеялом, а первый мороз сковал осенние лужи льдом и остудил воздух. После первых снегопадов появилось яркое зимнее солнце, как бы проверяя, все ли укрыто до весны снегом и придавая особенную красоту зимнему пейзажу. Именно благодаря солнцу, лежащие снежинки начинают блестеть. И если идти через поле, например, и смотреть на снег, то видишь, как тебя сопровождает непрерывный фейерверк снежных ярких искр. Красота – неописуемая!

А чего стоит звёздная зимняя ночь! Она очаровательна, впечатлительна и незабываема. Мороз ясной ночью со звёздным небом крепчает и причудливо трещит ветками деревьев, и все это очаровывает впечатляющей великолепностью сказочного зрелища. В такую ночь небо и звёзды кажутся хрустальными. Если бы была возможность ударить небольшим металлическим молоточком по небосводу, то, наверное, послышался бы нежный прозрачный переливающийся звук, как у хрустального бокала.

И на душе в такую ночь очень хорошо. Как под чистым снегом не видно грязи и черноты земной, так и всё что тревожит душу, скрывается белоснежным покрывалом человеческой любви мужчины и женщины. Михаил и Марфуша проводили зимние вечера за чтением романа Шолохова «Тихий Дон», который Михаилу выдали в городской библиотеке. Зачитывались до самого позднего часа, несмотря на то, что утром нужно было идти на работу. Михаил читал роман, а Марфуша внимательно слушала, не перебивая и по ее глазам было видно, как она счастлива с любимым в собственном доме.

После прочтения каждой главы молодожены обсуждали прочитанные страницы и даже спорили между собой. Марфуша предосудительно отзывалась о любви Аксиньи к Григорию и считала, что для замужней женщины это недопустимо. Михаил защищал шолоховскую любвеобильную казачку, которую выдали замуж по воле родителей, не спросив ее согласия. Эта жизненная ситуация была ему до боли известна, как никому другому. Он помнил, что Фросю, его первую любовь выдали за нелюбимого ею сына начальника станции Морозовская Федора. Михаил до сих пор не решался рассказать об этом Марфуше, опасаясь вызвать ее ревность, но согласиться с тем, что родители на Дону имеют право женить и выдавать замуж, не учитывая мнения детей, не мог. Это раздражало его и в такие моменты Михаил осуждал казачьи уклады и возмущался деспотичностью и самодурством отцов.

Печь действительно горела прекрасно, как обещал Сергей, продавший молодоженам дом, даже когда морозы усилились, во всех комнатах было жарко, а эта теплота, уют давали уверенность в завтрашнем дне. В одну из таких ночей Марфуша сообщила мужу, что беременна, а он с застывшей на лице улыбкой, долго соображал и усваивал эту информацию. Наконец, его эмоции прорвались обильной, нежностью и лаской к жене – он схватил ее на руки и стал вальсировать по комнате, пока у обоих супругов не закружилась голова. С этого дня Михаил запретил Марфуше одной ходить по улице, которую детвора каждой зимой, превращала в каток.

Улица Бабушкина имела сильный уклон в сторону шахты и поселка Поповки и сама по себе являлась горкой для малышей. Ребятня с наступлением зимы раскатывали дорогу, идущую вниз, и могли запросто сбить человека, разогнавшись с самого верха. С обеда до поздней ночи на улице происходили саночные гонки. Пожалуй, только утром здесь не было катающихся детей, все находились на занятиях в школе, построенной на пустыре вверху улицы Бабушкина. Занятия проводились в две смены, а вечером классы заполнялись рабочей молодежью на учебу по программе вечерней школы.

Санки в поселке делали собственноручно, в основном это были деревянные с полозьями из доски-пятидесятки. У некоторых имелись усовершенствованные конструкции – каркас и полозья сваривали электросваркой из металлического кругляка, к которому прикручивали тонкие доски для сидения. Врежется в ноги на таких санках, какой-нибудь мальчуган, и может поломать человеку ногу. И Михаил, если ему позволял его график работы, провожал Марфушу на ее смену до самой шахты и встречал с работы. Жена успокаивала его и каждый раз говорила, что она осмотрительно ходит по улице и провожать ее не надо, но Михаил не обращал на это внимания.

Обычно закрытый до весны Красинский сад, этой зимой порадовал шахтеров своим катком, его решили залить в стороне от фонтана, недалеко от танцплощадки. На открытие катка собрался практически весь поселок. Электрическое освещение придавало расчищенной от снега центральной аллее и ровному льду катка сказочный вид., Из репродуктора, установленного на столбе освещения, лилась музыка. Те, кто умел кататься на коньках, могли взять их здесь же в прокат, но шахтком получил всего около двух десятков пар и поэтому решили выдавать не более чем на час. Если народу было мало, то катались без ограничения по времени, но когда желающих становилось больше, чем коньков, вступало это ограничительное правило. Некоторые люди приходили со своими коньками и могли часами кружить по гладкому и ухоженному льду.

А что делать тем, кто не умел стоять на коньках или ждал очереди на них? Играть в снежки, разделившись на две команды и сражаясь за территорию занесенную снегом! В детей превращались даже самые солидные мужчины и женщины. Слышался постоянно смех и визг молодых девок, коих парни в шутку «брали в плен», завалив в сугроб и натерев лицо снегом. Гриня с Катей, она тоже была уже беременной, уговорили Михаила и Марфушу сходить в Красинский сад на открытие катка. Хотелось посмотреть на мероприятие своими глазами, а женщины заодно могли погулять на свежем зимнем воздухе, где было весело и забавно провести время.

С той поры, каждое воскресенье, если позволяла погода, Михаил, Марфуша, Гриня и Катя посещали Красинский сад и наслаждались прогулками по его аллеям, которые позже все были расчищены от снега. И только летний кинотеатр сиротливо стоял в белом убранстве, хотя к его входу можно было пройти по расчищенной аллее и посмотреть афишу фильма, который будет идти в зимнем клубе, как его называли красинцы. Это было чудесное, счастливое и безоблачное время, когда по зимнему саду с искрящимся снегом можно гулять допоздна, мечтая о том, как будут счастливо жить люди труда при коммунизме.

Декабрь порадовал новой музыкальной кинокомедией Георгия Александрова «Веселые ребята», в которой главные роли сыграли звезды советского кинематографа – лучший голос Ленинградского мюзик-холла Леонид Утесов и «самая красивая женщина СССР» Любовь Орлова. В зимнем клубе эта кинолента демонстрировалась под новый 1935 год четыре дня к ряду, что было крайне редко. Зрители попросту не вмещались в зале и стояли в проходах, усаживались на пол между экраном и первыми рядами. Посмотреть фильм, слава о котором молниеносно распространилась в городе, шли целыми улицами. Песню из кинофильма «Сердце тебе не хочется покоя» запели повсеместно, она стала любимой, как и сама кинокомедия.

Именно после просмотра музыкальной кинокомедии Марфуша предложила Михаилу имя их первенца. Она говорила, что если у них родится сын, они назовут его Леонидом в честь Утесова, а если дочь – Любовью, как Орлову. Михаил пошутил по этому поводу, но возражать не стал, и решение об имени первенца принадлежало Марфуше.

– Если мы будем своих детей называть в честь артистов, – шутил Михаил, – то у нас с тобой сил не хватит родить такое количество детей. Знаешь, сколько в СССР артистов? Первенца назовем в честь Утесова или Орловой, а следующих – Жарова или Мясниковой, Крючкова или Кузьминой…. Но фильмы будут рождаться быстрей, чем наши дети и нам все равно не удастся назвать их именами всех артистов….

– Ну и что, Мишенька? – улыбалась в ответ Марфуша, – сколько родим, все наши!

– Тогда остальные артисты, – шутил Михаил, – которые не удостоятся, чтобы в их честь мы назвали своих детей, обидятся и перестанут сниматься в кино….

– Почему? – удивилась Марфуша.

– Потому, что они для того и красуются на экране, чтобы в их честь называли новорожденных, а не партийных вождей! – шутил Михаил, – вот у нас на шахте один такой случай недавно был, муж с женой назвали дочь в честь Иосифа Виссарионовича – СталИной. А при выдаче свидетельства о рождении, их загребли в НКВД.

– Измените немедленно имя свой дочери, – потребовал начальник НКВД.

– Почему? – спрашивают супруги.

– Потому, что вы будете в ее раннем возрасте возмущаться: «Сталина обкакалась, не продохнуть!», – рассуждал начальник, – а когда подрастет, то шлепать по попе и приговаривать: «Вот тебе Сталина, получай по заднице!»

Живот у Марфушеньки рос, как на дрожжах, уже к концу января стал большим шаром, и она походила на «неуклюжего медвежонка», как ласково называл ее Михаил. Он взял всю тяжелую работу по дому на себя, купил и установил в кухне большую дубовую бочку, в которую носил воду из колодца, находившегося у них во дворе. А на печи постоянно подогревалась выварка с горячей водой. У Кати, жены Грини, живот тоже быстро рос, и когда друзья встречались семьями, мужчины в шутку сравнивали, у кого из них животик больше. Обе беременные женщины ходили на работу, Марфушу еще не перевели на легкий труд, а Кате, как продавцу он и не полагался. Но женщине приходилось ежедневно преодолевать длинный путь до магазина на улице Колхозной в поселке Поповка.

В конце февраля Михаил пошел к заведующему шахтой Андропе требовать перевода жены на легкий труд. Он угрожал «написать куда следует», что на шахте имени Красина нещадно эксплуатируют беременных женщин. Андропа всячески пытался объяснить Михаилу, что нет на шахте легкого труда, можно перевести уборщицей, но это тоже нелегкая работа. Михаил требовал перевести Марфушу в горный буфет посудомойкой, Андропа снова возражал, аргументируя, что ему общепит не подчиняется, и перевести Марфушу в его штат он не имеет права. В конце концов, Андропа пообещал в течение трех дней найти легкий труд для Марфуши. И действительно спустя два дня она была переведена счетчиком вагонеток на погрузку. Там работала женщина Варя, теперь они вдвоем с Марфушей считали вагонетки с углем, которые выгружались в бункер-накопитель погрузочного пункта железнодорожных вагонов. Работу одной теперь выполняли двое, но вопрос о легком труде был решен и никто не беспокоился, что одна из них лишняя.

Шахта Красина с самого ее пуска работала больше пяти лет без смертельных случаев. Травматизм, конечно, имел место, но по шахтерским меркам переломы рук, ног, рёбер считались «не страшными для здоровья». После отработки бремсберговых лав, добыча перешла на уклоны и оба участка отрабатывали лавы на восточном и западном крыле. Вплоть до весны лавы работали, не встречая горно-геологических нарушений. Непосредственная кровля была хорошая, прочный песчаник и только иногда «выскакивал ложняк» из легко обрушающегося аргиллита. Новые, аккумуляторные светильники обеспечивали хорошую освещенность в забое, а значит, приемлемую безопасность. В случае обрушения кровли, можно быстро покинуть забой, туда, где есть крепь и не попасть под обвал.

Но уже в апреле на втором участке произошел первый несчастный случай со смертельным исходом, погиб навалоотбойщик Потапов, работавший в бригаде Пискунова. Произошло это в ночную смену, парня завалило с головой, и шансов остаться в живых не было. Пискунова к тому дню уже наградили Орденом Трудового Красного Знамени РСФСР, случись это до награждения, об ордене пришлось бы забыть. Главный инженер Желтобрюхов и заведующий Андропа ночью были вызваны на шахту, а к утру приехали инспектора горного надзора и технический труда ВЦСПС.

Желтобрюхов и Андропа руководили работой по извлечению трупа Потапова из-под завала. Этого долго не получалось сделать, потому что кровля продолжала валиться, как только шахтеры начинали убирать породу. Желтобрюхов оценил ситуацию просто – лава вошла в зону горно-геологических нарушений. А поскольку они приходились почти на середину лавы, то обойти их можно было, оставив целики с обеих сторон. Это значило, что лава укорачивалась вдвое и за время прохождения этой зоны, нормальной зарплаты не жди, план участку никто не снизит!

– Нужно переводить нас на другой участок, – паниковал Пискунов, – бригада передовая и нам нужен другой фронт работ…. Иначе без хорошей зарплаты никого не заставишь…

– У тебя человек погиб! – громко вспылил технический инспектор труда, – а ты о зарплате печешься! Постыдился бы товарищей….

– Это не у меня погиб Потапов, я такой же навалоотбойщик, как и он, – протестовал Пискунов, – это у него погиб – он указал рукой на Желтобрюхова.

– Ты ведь кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, – возмутился Желтобрюхов, – кто будет дорабатывать твою лаву? Тебе, дай другой участок, а здесь кто должен заканчивать?

Инспекторы осмотрели, насколько это было возможно место обрушения породы, и выехали из шахты с Андропой и Желтобрюховым. Написали предписание на восьми страницах и уехали. А через несколько дней главного инженера Желтобрюхова арестовали прямо на утреннем наряде. Это было сделано демонстративно с целью устрашения – как только начался наряд, в помещение вошли трое вооруженных энкэвэдэшников. Их старший подошел к главному инженеру и с ухмылкой посмотрел ему в глаза.

– Вы главный инженер? – спросил старший, – Желтобрюхов Аким Сергеевич?

– Да-а, – отвечал тот – а в чем дело?

– Вы арестованы, как враг народа! – отчеканил энкэвэдэшник, – прошу следовать за мной!

Больше Желтобрюхова на шахте не видели, а вскоре стало известно, что это Пискунов сочинил заявление в НКВД, подписал его членами своей бригады и лично отвез начальнику. Его сразу же проводили к нему в кабинет, потому что на рубашке Пискунова красовался Орден Трудового Красного Знамени РСФСР. О чем шел разговор в кабинете начальника НКВД никому неизвестно, но Желтобрюхова арестовали на следующий день. После этого Пискунова стали побаиваться и Андропа, и парторг Цыплаков и председатель шахткома Самопалов. Но бригаду кавалера ордена все равно не перевели на другой участок, и ему пришлось долго «быть в прорыве», обходя зону горно-геологических нарушений.

Расходы на похороны погибшего Потапова взяла на себя шахта. Именно с этого дня установился никем не прописанный порядок, в случае смерти погибшего горняка, заведующий, парторг и председатель шахткома обязаны были сообщать эту скорбную весть семье. Они должны были лично явиться по адресу, где проживал погибший и сообщить об этом. Язык не поворачивался говорить о том, что не уберегли от гибели человека, но еще приходилось смотреть в глаза его жене, матери, детям.

В клубе поставили гроб с телом покойного Потапова, и народ шел, чтобы проститься с ним. Духовой оркестр исполнял траурный марш, и от этих звуков кожа покрывалась мурашками. К гробу несли венки и первые полевые цветы, клали их, произносили шепотом «царствие ему небесное». Каждый пытался успокоить мать, вдову, облаченных в траур и плачущих детей, размазывающих слезы по щекам. Люди искренне жалели их и обещали свою помощь, ведь остаться без кормильца во времена строительства социализма было не просто, назначаемые пенсии по потере кормильца были незаслуженно низкими по сравнению с зарплатой навалоотбойщика.

Недалеко от входа в клуб курили шахтеры, все те, кто свободен был в это время от работы. Здесь же стоял и Пискунов со своим десятником Митрохой, который хотя и по должности был старше передовика, но оставался в тени его славы. Было решено, что прощание с погибшим товарищем будет длиться весь день, чтобы каждая бригада смогла прийти в клуб, а уже на следующий день, траурная церемония должна проследовать до кладбища Поповки, расположенного на возвышенности за бывшим хутором.

– Ну, признайся Пискун, – допытывались шахтеры, – ты «накапал» на Желтобрюхова?

– Не «накапал», а сообщил в органы, как учит товарищ Сталин, – парировал тот, – наш парторг об этом ясно говорил – в случае обнаружения замаскировавшегося врага народа, нужно писать заявление в НКВД.

– А кто определил, что он враг народа? – спрашивали у Пискунова, – ты что ли?

– Да, я! – отвечал тот, – кто должен еженедельно опускаться в шахту и осматривать все забои? Главный инженер! А почему он не делал этого?

– Да потому что до смертельного случая, кровля была везде исключительно прочной, – отвечали ему.

– Нет, он не делал этого, потому что был замаскированным врагом, – настаивал Пискунов, – и если бы не смерть Потапова, то еще долго бы пришлось разоблачать этого вредителя….

– Ты сукин сын форменный! – вмешался в разговор Михаил, – ты же отомстить ему хотел за то, что тебя заставили «догрызать» лаву с нарушениями….

– Это ты от зависти так говоришь, – ухмылялся Пискунов, – не можешь обойти меня по выработке, вот и злишься! …Арестован Аким, ну, и хрен с ним, чего вы так переживаете? Другого пришлют, без главного инженера не останемся….

– Да ты падла настоящая, – возмущался Михаил, – Желтобрюх был хорошим мужиком, не тебе ровней! За что его так? Кому он навредил? Тебе? Но ты же не весь народ и даже мужики, которых твой десятник Митроха заставил подписать донос, ненавидят тебя…. Да, это его упущение, что он не контролировал, как главный инженер, состояние вмещающих пород и особенно кровли. А ты лично все делаешь, как предписано правилами безопасности? Хрена лысого, иначе бы не было у тебя большой выработки на смену….

Перепалка вскоре закончилась, но было очевидно, что кроме Михаила заступиться за Желтобрюхова открыто побоялись, кто знает, на кого еще может написать донос этот кавалер-орденоносец? В шахтерской общественности с недавнего времени появился страх. Складывалась ситуация, что если нацепить орден, то можно кого угодно упечь в застенки НКВД, поверят ордену, а не человеку. А если выступить в защиту арестованного «врага народа», то можно стать его «пособником» и составить компанию в каком-нибудь лагере для политзаключенных.

На второй день похорон состоялись поминки. Столы установили в зале клуба, убрав из него скамейки для зрителей. Повара горного буфета наливали всем пришедшим борщ, на второе порцию котлет с гарниром, затем компот, булочку, ну и, конечно же, сто грамм водки. Все расходы были оплачены шахткомом, поэтому никто не контролировал их. Многие любители спиртного по третьему разу садились за стол, чтобы выпить еще сто грамм, больше на одного поминающего не наливали.

Но кто удержит ненасытную утробу любителя выпить? Шахтеры выходили с поминок, складывались, посылали гонца в магазин и уже сидя на зеленевшей лужайке недалеко от клуба, продолжали поминки. О погибшем Потапове говорили только хорошее, а Пискунов уверял, что был ему лучшим другом. Горняки его бригады знали, что тот врет, он часто ругался с Потаповым и ненавидел его за откровенность, когда тот в глаза высказывал передовику, что Пискунов заносчив и слишком любит себя. Михаил, который очень редко участвовал в коллективных пьянках, тоже подошел к общему кругу, Гриня уговорил его помянуть «погибшего как следует» По легенде о Прохоре, который валит лавы, это было необходимо, иначе призрак может заявиться снова и жди очередной смерти.

– Я с падлой пить не буду! – громко заявил Михаил, увидев в общем кругу Пискунова, – с падлой пить – падлой быть! Пусть с ним зебра полосатая пьет….

– Да на хрен он тебе нужен? – успокаивал его Гриня, – ты близко к нему не садись и не заразишься….

Мужики дружно гоготнули, но тут же прекратили смех, с опаской поглядывая на Пискунова. Тот уже хорошо выпил, и как бывало в подобных случаях, не знал меры в бахвальстве и самолюбовании. Пискунов важно насупившись, не отреагировал на подколку Михаила. Мало кто из шахтеров знал, что такое зебра, Михаил вычитал о полосатой лошадке в книге о животных.

– А кто это зебра? – раздался из круга вопрос.

– Это лошадь такая полосатая, в Африке живет, – охотно отвечал Михаил, – …конь в полоску и держит попой папироску!

На этот раз громыхнул дружный хохот, что окончательно вывело Пискунова из равновесия. Он поднялся и подошел к еще стоявшему Михаилу, Гриня в этот момент уже сел на корточки и ему наливали в стакан водки.

– Ты хочешь, чтобы тебе кавалер ордена Трудового Красного Знамени в рыло заехал? – заносчиво спросил Пискунов у Михаила.

– Будьте так добры, – ехидно отвечал Михаил, – товарищ орденопросец!

Пискунов успел только замахнуться, Михаил не стал ждать, пока тот нанесет первым удар, он, сгруппировавшись, врезал Пискунову снизу в челюсть. Тот, споткнувшись о сидящего на корточках Гриню, завалился на полянку, где стояли бутылки с водкой и разложена закуска. Падая Пискунов, рассек себе бровь о бутылку водки и к его носу прилип кусок колбасы, кем-то мелко порезанной. Поднявшись и топча закуску ногами, он выглядел смешно и нелепо. Шахтеры дружно хохотали с орденопросца, как его в шутку назвал Михаил, а он покинул компанию с угрозой: «Вы сейчас все у меня попляшете!».

Поминки на поляне продолжились, а спустя час к шахтерам подъехал «черный воронок» НКВД. Оказалось, что Пискунов ушел из компании на шахту, откуда позвонил начальнику НКВД и тот прислал наряд к клубу. Когда милиционеры представились и задали вопрос, кто избил орденоносца, то все дружно, предварительно не сговариваясь, показали, что Пискунов сам упал «мордой на бутылку» и поранился. Старший наряда составил протокол, а в нем по требованию Михаила, который был трезв, записал, что этот орденоносец злоупотребляет спиртным и верить ему нельзя. Милиционеры, поблагодарив шахтеров за дачу показаний, уехали.

А через несколько дней Андропа пригласил в кабинет Михаила и поблагодарил его за свое спасение. Он рассказал, что Пискунов написал еще одно заявление в НКВД, но уже на него, заведующего шахтой. И если бы не протокол, составленный милиционером, выезжавшим к клубу во время поминок, то Андропу могли бы арестовать на днях. Этот документ, где записали коллективные показания с поправкой Михаила, что Пискунов злоупотребляет спиртным и верить его словам нельзя, повлиял на решение начальника НКВД. У него сложилось отрицательное мнение о Пискунове, а таким людям лучше не потакать!

Михаил был уверен, что арест Желтобрюхова являлся ошибкой и злоупотреблением властью на местах. Товарищ Сталин не мог всего знать, как в случае сплошной коллективизации. Вспомнилась статья Иосифа Виссарионовича «Головокружение от успехов» в «Правде» в 1930 году, где вождь трудового народа называл это, как «перегибы на местах», которые объявлялись плодом самодеятельности излишне ретивых исполнителей, трактовавших таким образом «генеральную линию партии». Михаил предложил Андропе написать Иосифу Виссарионовичу, но тот почему-то категорически отказался, заявив, что «это меня не касается»

Михаилу показалось, что заведующий чего-то ему не договаривает и знает больше, чем он. Но чудовищной мысли, что аресты «врагов» являлись компанией по приказу из Москвы, не возникало. Не мог товарищ Сталин отдать приказ арестовывать не виновных! Не стыковалось это со смыслом огромного плаката, совсем недавно повешенного в помещении общей нарядной. На нем был запечатлен вождь и учитель всех времен и народов, склоненный над документом с ручкой в руке под светом настольной лампы. Под этой фотографией была надпись: «О каждом из нас заботиться Сталин в Кремле». Летом в Красинском саду вместо бюста Карлу Марксу, расположенному по другую сторону центральной аллеи от бюста Ленину, появилась скульптура Сталина. Теперь там красовались статуи обоих вождей мирового пролетариата – Ленина и Сталина.

…Марфуша и Катя одновременно пошли в декретный отпуск и теперь обе сидели дома. Они часто приходили одна к другой, когда мужья были на работе и болтали о предстоящих родах. Обе боялись их и, наверное, впервые это бывает очень страшно. Но так распорядилась природа человека, рожать должна женщина и с этим нужно мириться, настраиваясь на рождение ребенка. Михаил даже кухарить стал, лишь бы не загружать Марфушу домашними делами, по выходным мыл пол в доме и убирался во дворе. Гриня подражая ему, тоже берег свою Катю от хлопот и в шутку земляки называли себя шахтерами-домохозяйками.

Акушерско-гинекологический корпус (отделение – прим авт.) больницы им. Ленина был построен еще в 1927 году. Изначально планировалось строительство девяти корпусов – поликлиники, хирургического, акушерско-гинекологического, терапевтического, венерологического, психиатрического и трех заразных (инфекционных – прим авт). Но в 1927 году было сдано только два, акушерско-гинекологический корпус был возведен, но без отделки. Его окончательно завершили в следующее лето.

После сдачи двух корпусов заведующий окружным здравотделом товарищ Я. Пржикрыл выступил в газете «Красный шахтер». Он заявил, что «Медико-санитарная помощь в дореволюционные годы была самая примитивная. Оно и понятно. Предприниматель не был заинтересован в сохранении живой силы. Выкидывал на улицу больных и заменял их новыми из армии безработных. Но теперь строящаяся больница будет действительным центром высококвалифицированной медицинской помощи не только для шахтеров, рабочих, крестьян и казачества округа, но и для женщин, рожающих нам поколение смены. Поэтому мы определили строительство акушерско-гинекологического корпуса в числе первых». Это отделение оказывало родовспоможение и именно там предстояло рожать Марфуше и Кате.

А пока они являлись на прием к врачу, одолев каждый раз путь до остановки трамвая «1-е пересечение» и обратно. Ходили по железной дороге от шахты и когда уставшие, тяжело дыша, попадали в вагон трамвая, то молодые люди вскакивали с мест, уступая их беременным женщинам. Если в вагоне были пионеры, то те еще и отдавали им салют, как их учили в школе. Доехав до проспекта Карла Маркса, женщины шли в поликлинику, а после приема обратно. Врач у обеих был один и тот же, он и назначил время, когда молодые роженицы должны ложиться в отделение на роды. По просьбе Марфуши этот день был определен для обеих один.

Когда подошло время, ложиться в отделение, их положили в одну палату и Михаил с Гриней вместе приходили проведать своих жен. Покупали им первые огурцы, фрукты и ягоды, которых в это время было уже много на городском рынке. Передавали кур, сваренных дома для рожениц и ждали, ждали, ждали…. Врачи не разрешали контактировать лично, поэтому общались через окно палаты, благо, что оно находилось на первом этаже. Через двойную раму не было слышно, о чем говорят женщины, и приходилось додумывать за них, но зато мужики орали во всю мощь и жены слышали их прекрасно. Тетка Махора тоже иногда приходила к окну палаты вместе с мужиками и даже передавала записки с советами, что женщине нужно сделать сразу после родов.

Первой родила Катя, девочку и Гриня был счастлив до умопомрачения, хотя и ждал сына. Михаил назвал земляка «бракоделом», а тот, улыбаясь во весь рот, парировал шутку словами «подождем, кого родит твоя Марфуша». Дочь «обмывали» вечером на квартире у тетки Махоры и Гриня напился от радости «до чертиков». На следующий день Марфуша родила сына и вечером уже «обмывали» Лёню, так назвала сына задолго до родов Марфуша. Михаил в этот вечер тоже хорошо выпил, но не водки, как его земляк, а домашнего вина, бутыль которого щедро преподнесла тетка Махора. Новоиспеченный папа показал гостям люльку, приготовленную для новорожденного. Это была колыбелька из красивых резных планок, подвешенная к потолку на веревках. Ребенка можно было укачивать, сидя на табурете рядом с ней.

Забирали домой жен с детьми в один день и чтобы не ехать в переполненном вагоне трамвая, шли пешком через Поповку да самого дома. Михаил нес на руках первенца сына, а Гриня дочь. Женщины шли рядом, то и дело, поправляя одеяльца малышей, и щупали сухость пеленок. Мужчины шли молча, а женщины перебрасывались фразами о том, кто и как выдержал первые роды. Михаил нес сына, и ему еще не верилось, что у него в руках маленький человечек, новая жизнь, которую дал он. Внезапно появилось отеческое чувство к этому комочку жизни, трепетное и нежное, дающее неземное ощущение и понимание – ты отец! Вместе с этим рождалось и другое чувство – ответственность за судьбу ребенка и готовность отдать свою жизнь, ради него. Мужчины долго шли молча, прежде чем Гриня заговорил первым.

– Теперь крестины будем отмечать вместе, – заявил он, – давайте и кумовьями будем?

– Мы согласны! – в три голоса поддержали его идею Михаил, Марфуша и Катя.

– Но крестить детей не будем, – продолжил Михаил, – иначе на работе засмеют….

– Нет, Мишенька, Лёню надо окрестить! – категорически заявила Марфуша, – ну и что, если посмеются? Бог он все равно есть, чтобы не говорили сегодня…. Я верю, что Всевышний сейчас слышит наш разговор.

Гриня с Катей промолчали по этому поводу, Михаил не стал возражать, он относился к религии, как большевики, считая себя атеистом, и сам иногда смеялся с верующих. Он прочитал несколько книг Циолковского и понимал, о чем писал ученый, поэтому представить, что Бог сидит на небесах не мог, это смешило его. Марфуша верила в Бога, только в церковь не ходила, как многие старушки, живущие на их улице. Но споров с мужем не вела, считая это богохульством и бесполезностью. Не верит муж – это его выбор!

…Начались дни семейных забот об уходе за новорождённым Леней, и Михаил старался во всем помогать жене. Он не гнушался стиркой пеленок, приготовлением пищи выполнял все, о чем попросит Марфуша. Мальчик оказался на удивление спокойным, и молодая мама души не чаяла в первенце. Она часами любовалась им, когда малыш накормленный грудью засыпал на руках. Часто ходила к Кате, когда Михаил был на работе или та приходила к Марфуше. В отличие от Лёни, маленькая Света, так назвали девочку родители, была капризулей и громко плакала, если ее пеленка становилась мокрой.

Вместо Желтобрюхова на шахту прислали нового главного инженера Калистратова. Это был небольшого роста мужчина с лысеющей головой, лет сорока возрастом. До этого он работал на шахте «Пролетарская диктатура» десятником проходчиков. В 1932 году по «призывному набору ВКП (б)» поступил на вечернее отделение Шахтинского горного техникума и окончил его с отличием. Здание этого учебного заведения построили по улице Шевченко напротив поликлиники окружной больницы имени Ленина.

В 1929-м при Донском политехническом институте распоряжением Наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе были введены курсы, рассчитанные на обучение 120 человек за три месяца. Горный техникум начинал свою работу на базе этих курсов, но в конце 1930 года в связи с отсутствием учебной и удаленностью производственной базы был переведен в город Шахты. В 1931 году, обладая собственной материальной базой, был открыт уже в статусе средне-технического учебного заведения.

Калистратов был мужиком напористым и требовательным, даже имея многолетний опыт работы, ему трудно было противостоять в споре, он имел хорошую школу рядового проходчика. На первом же наряде с участием Калистратова, это поняли все, и его авторитет был признан без сомнений. А вот когда он, заведующий Андропа и парторг Цыплаков, в начале сентября торжественно проинформировали горняков шахты о фантастическом рекорде забойщика Алексея Стаханова, подняли на смех.

– Я чего-то не понял или ослышался? – съехидничал Пискунов, – этот запойщик Алеша Стаканов добыл за смену 104 тонны, перевыполнив норму выработки в 14 раз? …С похмелья, что ли?

– Ослышался! Во-первых, не Стаканов, а Стаханов, – отвечал Калистратов, перекрикивая дружный смех, – и не запойщик, а забойщик, от слова «забой», а вот понял ты или нет, определяется твоими умственными способностями.

– Так ведь забойщик не отбойщик, – продолжал иронизировать Пискунов, – он не отбивает уголь, как мы, а забивает! Мы тоже можем забить на все это дело… 14 раз!

– А почему у него норма выработки семь с половиной тонн? – задал вопрос Михаил, разделив в уме 104 на 14, – у нас давно такая была еще до внедрения врубовых машин. Сейчас у нас тринадцать тонн, а у запойного Алеши – семь с половиной….

– Я так понимаю, что выступают лучшие навалоотбойщики шахты, – констатировал Калистратов, – тогда скажу, что я не знаю, почему на шахте «Центральная-Ирмино» такие нормы выработки. Это зависит от многих факторов – мощности плата, его крепости, обводненности, угла падения….

– Нам рассказывать все это не надо, – аргументировал Михаил, – я так понимаю, что если на шахте «Центральная-Ирмино» такая норма, то там нет врубовых машин, а это значит, что крепость пласта низкая. Там ведь не антрацит добывают, а коксующийся уголь, поэтому сравнивать наш пласт с их не стоит…. Я однажды, когда мне нужно было выехать из шахты раньше времени, напрягся изо всех сил и за три часа сделал норму. Выходит, что за смену я мог бы сделать две, но не больше…. А он четырнадцать норм дал, такого не может быть!

– Ты сам себе противоречишь, – вступил в спор Цыплаков, – говоришь, что на шахте Стаханова нет врубовых машин, а значит там труднее, чем у нас!

– Я это сказал потому, что врубовки там вообще не нужны, – парировал Михаил, – их применение на мягких пластах не дает выигрыша в производительности. Такие пласты можно без вруба отбивать с легкостью.

– А почему профессия у этого Стаканова называется забойщик? – поддержал Михаила Пискунов, – а не навалоотбойщик, как у нас?

– Какая разница? – возмутился Цыплаков, – как не называй, а факт перевыполнения нормы в 14 раз официально зафиксирован….

– Большая разница, – кричал кто-то из угла нарядной, – один бабу любит, а другой только дразниться…. Вот и вся разница!

– Товарищ Цыплаков, разница в том, – аргументировал Пискунов, – что забойщик только отбивает, а навалкой угля на рештаки занимается еще один человек, которого называют выгрузчиком лавы. Но не в названии дело, ведь, говоря по-ихнему, мы получается забойщики-выгрузчики, выполняем работу за двух.

– Достаточно споров! – подвел итог Цыплаков, – есть рекорд и мы должны его поддержать, а если сможем, то и повторить….

Вопросов было больше, чем ответов. Спор прекратили и приняли резолюцию о поддержке стахановского движения, в котором обещали повторить трудовой подвиг Алексея Стаханова. Но споры продолжились на рабочих местах. Шахтеры не верили, что один человек за смену может произвести отбойку пласта даже без навалки-выгрузки в 14 раз, превышающий норму. Михаил убеждал десятника Павла: если на их участке норма добычи в тринадцать тонн выполняется при отбойке девяти метров забоя, то получается за смену нужно отбить 126 метров. Это две лавы длиной по 60 м. Пройти такое расстояние на отрабатываемом пласте отбойным молотком невозможно, даже если за тобой следом будет идти навальщик-выгрузчик и крепильщик.

По подсчетам Михаила на пласте шахты Красина за смену можно пройти максимум 36 метров, не осуществляя навалку угля. А это четыре нормы, не более! Позже на шахте провели такую показуху, в которой подтвердился этот подсчет. Устроили соревнование между Пискуновым и Михаилом. Они вели отбойку, а за каждым следом шли два человека, один наваливал отбитый уголь на рештаки, а второй крепил лаву. Пискунов прошел 40 метров, Михаил 38. Обоих можно было на руках выносить из лавы, от усталости и перенапряжения ноги и руки сводило судорогой. На этом показуха закончилась и все вернулось на круги своя. Добыча, конечно, увеличилась, но выполнять постоянно по две нормы было не по силам и Михаил, и Пискунов не могли «прыгнуть выше своих физических возможностей».

А вскоре в городской газете «Красный шахтер» появились торжественные рапорта о том, что горняки города с энтузиазмом поддержали инициативу богатыря угольного фронта Стаханова. Первый рекорд в городе родился на шахте №1 имени Артема, где забой отбивали буровзрывным способом. Выгрузчик лавы товарищ Демичев за смену перевыполнил свою норму в 7 раз, такой же выработки достиг и выгрузчик лавы Погребной на шахте имени газеты «Комсомольская правда». По 4—7 норм за смену стали выполнять многие горняки шахт «10 лет «ЗИ», им. Красина, им. Петровского и других.

Стахановское движение было подхвачено в городе рабочими других предприятий: хлебозавода, мясокомбината, деревообрабатывающей фабрики, известкового, шлако-диатомового и кирпичного заводов. Рабочие этих предприятий взяли обязательство ежедневно выполнять по две нормы, а рабочие электромеханических, кузнечно-слесарных, и авторемонтной мастерской треста «Шахтантрацит», по три. Особенно порадовали шахтинцев строители – к годовщине Великого Октября они досрочно пообещали сдать в эксплуатацию трамвайную линию от остановки «1-е пересечение» до шахты Октябрьской Революции.

После проведенного соревнования Михаила и Пискунова в октябре направили на Первый слет стахановцев треста «Шахтантрацит», где им присвоили звание «Мастер угля» и выдали премию по пятьсот рублей. А в ноябре Пискунова одного командировали в Москву, где с 14-го по 17-е состоялось Первое Всесоюзное совещание стахановцев в Кремле, которое подчеркнуло важную роль движения в социалистическом строительстве. На этом же совещании прозвучала ставшая впоследствии крылатой фраза Иосифа Виссарионовича: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится».

– А почему меня не направили вместе с Пискуновым? – спросил Михаил у Андропы, – на слет ездили вместе, а в Москву он один! Я никогда не был в столице и хотя бы одним глазком посмотреть на Кремль….

– Пискунов коммунист, – подчеркнул присутствующий при разговоре Цыплаков, – а ты бес!

– Если я бес, – огрызнулся Михаил, – то ты цыпленок желторотый! Пищать научился и щелкаешь здесь клювиком своим, вместо того, чтобы личным примером поддержать стахановское движение…. Чему учит вас товарищ Сталин? Партийный вожак должен быть впереди и своим примером вести агитацию! А ты? Может, спустишься в лаву и обойдёшь Стаханова, в 15 раз перевыполнишь норму?

– Не обижайся, Таликов, – успокаивал Михаила Андропа, – бесом называют беспартийных, всего лишь….

Спокойная реакция парторга на словесный выпад Михаила не удивила, после ареста Желтобрюхова по доносу Пискунова, начальство на шахте стало побаиваться коллективных жалоб, и Цыплаков был не исключением. Раньше парторг наорал бы на Михаила, а за то, что тот обозвал его желторотым цыпленком, угрожал бы лишением премиальных.

– Да мне и не очень-то нужно было ехать в вашу Москву, – спохватился Михаил, – у меня ведь дома сынок Лёник и нужно жене Марфуше помогать, как её оставить на две недели одну? Это я не подумавши спросил….

Мысль о том, что дома его ждет грудной сын, и любимая жена Марфуша никогда не покидала Михаила и, вспоминая об этом, у него на душе становилось тепло и спокойно. Главное для Михаила была его семья, домашний очаг и любовь женщины, которая казалась ему неземным созданием.

***

Вернувшись из отпуска в Ростов, Сергей заехал на квартиру к командарму Кулешову, как тот приказывал ему перед отпуском. Наступил поздний вечер, и Петр Григорьевич был уже дома. На звонок в квартиру, дверь открыла горничная Алена и с улыбкой пропустила парня в прихожую. Сергей удивился, что Алена задержалась в этот вечер допоздна в квартире командарма. Обычно она старалась уйти пораньше, потому что жила далеко от центра города.

– Проходи Сережа, – услужливо произнесла Алена, – тебя уже ждут.

– Чего бы это вдруг? – подумал Сергей, – обычно Алена уходит раньше девяти часов, а сегодня здесь еще.

Сергей разулся в прихожей и прошел в гостиную. На диване сидел Петр Григорьевич и читал газету «Правда», увидев прибывшего Сергея, он отложил ее в сторону и поднялся во весь рост.

– Красноармеец Дементьев из отпуска вернулся! – доложил вытянувшийся в струнку Сергей.

– Вольно! – шутливо скомандовал Кулешов и, обращаясь к горничной, крикнул, – Алена, подавай ужин!

– Здравствуйте Сережа! – приветствовала парня вошедшая в гостиную супруга командарма Елизавета Петровна.

– Мы сегодня еще не ужинали, – сказал Кулешов, – ждем тебя! Молодец, что вернулся к 22—00, как я тебе и приказывал. Это радует, из тебя получился исполнительный вояка….

Далее, как обычно последовал ужин и дежурные вопросы Петра Григорьевича и его жены – здорова ли мама, как поживают родственники? После первой выпитой рюмки коньяка, Елизавета Петровна, как по команде удалилась к себе. Сергей обратил внимание, что Алена не спешила домой, как раньше. Обычно она убирала со стола остатки ужина на следующее утро, а сегодня спокойно ждала на кухне его окончания. Кулешов, заметив удивление на лице Сергея, объяснил, что горничная теперь живет у них и ночует в одной из гостевых спален. Ее переезд к Кулешовым на постоянное место жительства был продиктован безопасностью Алены. Однажды возвращаясь к себе, домой поздно ночью на нее напали бандиты, вооруженные ножами и ограбили женщину.

Денег горничная с собой не носила, поэтому забрали новое демисезонное пальто, сумочку и дорогие сережки. В Ростове такие грабежи происходят повседневно, не случайно в воровском мире город называют «Ростов-папа». Сергей рассказал командарму о смешном случае, произошедшем в трамвае, когда он ехал от железнодорожного вокзала в поселок Октябрьской революции. Кулешов долго смеялся и предложил выпить еще по одной. Затем вылез из-за стола, достал из секретера какие-то бумаги и демонстративно положил их перед Сергеем.

– На, это тебе! – сказал Петр Григорьевич, – приказ о твоем переводе в другую дивизию на должность адъютанта начдива Кожевникова и билет на поезд до Таганрога.

– Я уже не вернусь в Батайск? – растерянно спросил Сергей, – там ведь назначили нового начдива….

– Верно, Сережа! – согласился Кулешов, – но тот человек наш, надежный и проверенный, а вот начдив 89-й стрелковой дивизии личность еще та! За ним в первую очередь контроль нужен, иначе скользкий он, как уж….

– Петр Григорьевич, – обратился Сергей к Кулешову, – так ведь Вы сказали, что мы с Вами предотвратили смещение товарища Сталина оппозицией…. Выходит, что нет?

– Предотвратили, Сережа, – согласился Кулешов, – но эти деятели затаились до лучших времен, несмотря, что их выдвиженец Киров отказался, они ждут подходящего момента!

– Так чего же ждет товарищ Сталин? – в недоумении воскликнул Сергей, – к стенке всех разом!

– Правильно, мой мальчик, – похвалил его Кулешов – этим сейчас и занимается товарищ Ягода. В июле был образован НКВД СССР и его Главное управление государственной безопасности ГУГБ, которое и возглавил Генрих. Его задача в том и состоит, чтобы подготовить главный удар по уничтожению оппозиции, пытавшейся отстранить товарища Сталина на XVII съезде партии. Это задача номер один!

– А задача номер два? – вырвалось у Сергея, – ведь нельзя же оставлять в армии тех командиров, кто должен был поддержать оппозицию съезда! Нужно хотя бы знать, кто они….

– Но это мы уже знаем, – сказал Кулешов, – теперь нужно держать их под контролем!

– А куда делся прежний мой командир дивизии? – поинтересовался Сергей.

– Его и комиссара перевели служить в Сибирь, – ответил Кулешов, – пусть охолонут малость….

– Так ведь к стенке нужно было поставить! – воинствовал выпивший парень, – чего их тасовать, расстреливать и дело с концом….

– Нельзя пока, – ответил Кулешов, закусывая выпитый коньяк шоколадкой, – нужно подготовиться к нанесению главного удара. На ХVII съезде образовался нелегальный блок, состоявший, в основном, из секретарей обкомов и ЦК национальных компартий и, к сожалению, это гораздо больше половины партийных руководителей страны. То же самое и в армии, которую никак нельзя «обезглавить наполовину». Но ясно одно – промедление смерти подобно, иначе наступит крах государственности СССР. Интересы товарища Сталина, быстрая индустриализация и перевооружение армии, являются национальными интересами страны в связи возникающей новой угрозой – фашистской Германией, начавшей ускоренную подготовку к реваншу за поражение в Первой мировой войне. Пришедший к власти Гитлер открыто говорит о «борьбе с коммунистической угрозой» и уже приступил к милитаризации страны.

Так вот эти объединившиеся на съезде умники до сих пор вынашивают идею мировой революции Троцкого, они уверены, что если Германия нападет на СССР, то в ней самой произойдет пролетарская революция. Нужно всего лишь объяснить обманутым немецким рабочим и крестьянам интернациональную идею классовой борьбы, и они повернут оружие против Гитлера. Утопия чистой воды! Романтики хреновы! Товарищу Сталину уже видно, как Гитлер через идею нацизма объединил немецкий народ, возбудил у него колоссальный энтузиазм и невиданную энергию. Это является лучшим доказательством, что интернациональная идея терпит поражение при столкновении с национальной. Гитлер не скрывает, что готов поработить весь мир для блага немцев и внушил им, что они – будущие хозяева мира! Остановить его – историческая миссия товарища Сталина! А теперь, представь, Сергей, что к руководству нашей партии и страны придет так называемая оппозиция! Они люди, оторванные от реальности, мыслящие одними догмами и неспособные ни на что неудачники и бездари! Такое руководство сохранять нельзя, его нужно ликвидировать, иначе они продолжат борьбу за власть, чем и будут мешать выполнению исторической миссии товарищем Сталиным!

– Я хоть и не все понимаю, о чем Вы говорите, – молвил уже захмелевший Сергей, – но твердо знаю, что Вы говорите истину! Я предан Вам и выполню все, что нужно, лишь бы помогать Вам и товарищу Сталину.

– Теперь скажу о тех, кто хотел поддержать оппозицию в армии, – продолжил Кулешов, – это в первую очередь заместитель наркома по военным и морским делам Тухачевский! Ему удалось склонить на свою сторону многих командующих военными округами и отдельных начдивов, но он такой же неудачник, как и вся эта, так называемая оппозиция! Чего только стоит его выражение о фронтах Первой мировой войны, протяженностью в сотни тысяч километров! Он не знает географии и арифметики, если говорит о такой колоссальной цифре.

Тухачевский и раньше блистал одной революционной фразеологией, а не военными победами. Достаточно только вспомнить, как он подавлял тамбовский мятеж. Против плохо вооруженных повстанцев Тухачевский ввел части регулярной армии, укомплектованные бронетехникой и авиацией, поддерживающиеся различными вспомогательными подразделениями типа ЧОНов. Несчастных крестьян даже травили газами. И, тем не менее, первый натиск на восставших не удался, победа была одержана лишь со второго раза. Хотя о победе Тухачевского тут можно говорить лишь с очень большой долей условности – тамбовских повстанцев только рассредоточили и вытеснили в соседние губернии, где их добили уже совсем другие. Об этом не помнят сегодня, почти не обращают внимания, но факт остается таковым – тамбовский мятеж так и не был подавлен Тухачевским.

Еще более крупно этот деятель облажался во время советско-польской войны 1920 года. Будучи командующим Западным фронтом, он крайне неумело использовал резервы и не согласовывал свои действия с командованием Юго-Западного фронта. Тухачевский слишком зарвался в своем стремительном наступлении на Варшаву, что и стало причиной поражения в этой войне. В результате страна потеряла рад своих западных территорий, а 50 тысяч красноармейцев попали в польский плен, где их тиранили самым злодейским образом – почти никто из пленных домой так и не вернулся.

Заведуя обеспечением РККА вооружениями, Тухачевский также оказался не на высоте. Например, он всячески препятствует внедрению в армию минометов, называя их «суррогатом» артиллерии. В планах перевооружения на вторую пятилетку производство минометов попросту не предусмотрели – вместо них «военный гений» предложил использовать пехотные мортиры, которые никто даже не пытался еще конструировать. В 1931 году он совершенно необоснованно ликвидировал заказ на 37-мм противотанковую пушку, ничего не предложив взамен. Тухачевский недооценивает роль автоматического оружия, в названном мной плане во второй пятилетке заказано всего 300 пистолетов-пулеметов для начальствующего состава. Недооценивается этим «гением» и разработка так называемых реактивных снарядов, им он предпочитает безоткатную артиллерию.

Между прочим, именно Тухачевский разработал вредную идею «ответного удара», которая нацеливает Красную армию больше на наступление, чем на оборону. А мне, как военному специалисту с дореволюционным стажем, очевидно, что для РККА сегодня более предпочтительна идея стратегической обороны. Наступательный синдром, порождаемый Тухачевским, вреден для красных командиров всех рангов. Он аналогичен гитлеровскому реваншу за поражение в Первой мировой войне!

Вообще, выдвиженцы времен гражданской войны, это назначенцы Троцкого, занявшие высокие посты в РККА. Они пользы для вооруженных сил принести не могут. Воевали они в Гражданскую храбро, но из рук вон плохо. Деникин наступал на Москву, имея соотношения четыре к одному – не в свою пользу. И он почти взял столицу, помешали ему махновские бандиты, ударившие в тыл белым по договоренности с нашим штабом. «Выезжали» такие «тухачевские» на трех вещах – энтузиазме, репрессиях и опыте спецов из царской армии. Именно последние и привели вооруженные силы СССР в Божеский вид, если только так можно выразиться.

И какую же они получили благодарность? Их в большинстве репрессировали, а оставшихся уволили из рядов армии. Именно эти чистки, прошедшие в 20-е годы и вымывшие из армии около 40 тысяч великолепных специалистов с дореволюционным стажем ослабили Красную армию. Некоторые из этих спецов были репрессированы именно потому, что осмелились спорить с «великим» Тухачевским. В этом плане весьма показательна судьба профессора Военно-морской академии и начальника учебно-строевого управления Военно-морских сил РККА М. А. Петрова. Будучи в первой половине 20-х годов начальником ВМА этот специалист с дореволюционным стажем фактически спас академию, вернув ей былой престиж. Казалось бы, его заслуги перед новой властью неоценимы. Но в 1928 году на заседании Реввоенсовета профессор имел несчастье не согласиться с Тухачевским. А «великий стратег» и сейчас считает, что СССР является континентальной державой и большой флот ей не нужен. А теперь представь, Сергей, если наркомом обороны станет этот бездарь Тухачевский? К бабке не ходи, с ним мы проиграем любую войну!

– Тем более медлить нельзя! – возмущался уже порядком захмелевший Сергей, – всех нужно арестовать немедленно! Если они придут к власти, то расстреляют всех сторонников товарища Сталина и его самого….

– В этом нет сомнений, но товарищ Сталин не дурнее нас с тобой, – успокоил парня Кулешов, – товарищ Сталин стратег и знает что делает! Пусть эта кодла расслабится и договаривается, не подозревая, что все это происходит под нашим контролем! А нам с тобой нужно четко выполнять установку вождя, передаваемую мне через Семена Михайловича Буденного. Завтра поедешь в Таганрог и продолжишь службу адъютантом у начдива Кожевникова. И помни – или мы их или они нас! С тобой будет контактировать сотрудник ГУГБ Мелькин, а два раза в месяц, я буду приезжать и забирать тебя к себе, как было раньше….

– Кто такой этот Мелькин? – спросил Сергей, – и что значит контактировать?

– Официально он личный водитель начдива Кожевникова, – инструктировал Кулешов, – тебе нужно подружиться с ним так, чтобы об этом знал Кожевников. Это не вызовет у него подозрений, когда ты часто будешь встречаться с его водителем. Ты должен передавать ему всю личную переписку начдива, он будет ее читать, копировать и пересылать в ГУГБ. Проживает он на отдельной квартире при дивизионном гараже и у него достаточно времени на эту работу. После снятия копий, Мелькин снова запечатает конверты и передаст тебе, а ты, как положено, отдаешь их начдиву. То же самое и с исходящей перепиской….

– А если Кожевников заподозрит, что письма были вскрыты? – спросил Сергей.

– Мелькин достаточно обучен этому ремеслу, – успокоил Кулешов, – ты за его работу не волнуйся, он опытный контрразведчик. Его внедрили к Кожевникову шофером еще с одной целью – отслеживать личные контакты начдива, куда ездит, с кем встречается? Мелькин будет готовить для меня отчеты о проделанной работе и к моему приезду передавать тебе. Я буду дома знакомиться с ними и лично контролировать его работу, а в экстренных случаях могу отдать приказ на арест Кожевникова…. Ты готов выполнять такую работу, Сережа?

– Готов! – воодушевленно выпалил Сергей, – я сделаю всё, что понадобиться для уничтожения врагов товарища Сталина!

Уже к вечеру следующего дня Сергей передал Кожевникову приказ о его назначении адъютантом и познакомился с водителем Мелькиным. Начдив, мужчина примерно сорока лет возрастом, с красивыми усиками и холеным лицом был не похож на командира дивизии. Его можно было представить с такой внешностью только «штабной крысой», жаждущей карьеры. Он внимательно посмотрел на Сергея и еще раз прочел приказ.

– Красноармеец Дементьев, а ты и вправду племянник командарма Кулешова? – непонятно почему спросил начдив.

– Так точно, товарищ начальник дивизии, – рапортовал Сергей, – самая что ни на есть правда!

– Понятно! – задумчиво произнес Кожевников, – родственнику командарма не по рангу служить рядовым красноармейцем. …Ну, что ж приступайте к своим обязанностям, – и крикнул, чтобы его услышал водитель, сидящий в приемной – Олег, проведи красноармейца Дементьева в казарму и покажи ему его место. Хотя он и племянник командарма, но жить придется в общей казарме….

В кабинет вошел водитель Олег, мужчина тридцатилетнего возраста в форме красноармейца, с добрым лицом и карими глазами. Он, вытянувшись по стойке смирно, доложился начдиву и многозначительно улыбнулся Сергею. Когда они вышли на улицу и удалились от здания штаба, Олег протянул руку Сергею и пристально посмотрел ему в глаза.

– Будем знакомы! – сказал Олег, – нам придется с завтрашнего дня включиться в работу. Я давно ждал тебя, нам пора действовать, так как с меня мое начальство требует уже отчета. Ты проинструктирован о смысле нашего сотрудничества?

– Да, конечно, – ответил Сергей, – товарищ командарм вчера проинструктировал меня в полном объеме.

– Вот и хорошо, – заметил Олег, – о нашем знакомстве и моей личной симпатии к тебе я сегодня, как бы, между прочим, расскажу Кожевникову. Попрошу его о предоставлении тебе увольнительной, чтобы показать Таганрог. Об этом вроде бы ты попросил меня сейчас….

– Я понял, – ответил Сергей, – мне бы и вправду хотелось бы пройтись по городу, посмотреть порт и другие известные места.

Уже на следующий день Сергей приступил к службе и незаметно спрятал в потайной карман шинели несколько личных писем начдиву. В журнале регистрации входящей корреспонденции он не записал их получение, это следовало сделать завтра, когда Олег вернет письма, предварительно скопировав их. Начдив после обеда объявил Сергею, что выполняет его «просьбу», и он может отправляться после службы на экскурсию по городу.

Вечером Олег отвез начдива домой и вернулся к въезду в казарменный городок, где его ждал Сергей. Они вместе поехали к порту, якобы на экскурсию, но «начал барахлить мотор» и Олег подрулил к дивизионным гаражам. Пока механик досконально проверял двигатель, Олег ушел к себе в комнату и спустя час вернулся, весело подмигнув Сергею. «Мотор оказался исправным» и новоиспеченные друзья поехали в порт. Было уже темно, когда, Олег, остановившись у причала, передал письма Сергею. Тот взял их и внимательно осмотрел в освещенном салоне, конверты были опечатаны, как прежде, сургучом. Не имелось малейших следов, что они были вскрыты и вновь запечатаны.

С этого дня началась необычная работа для Сергея. Он очень волновался и боялся в первые дни, что начдив обнаружит задержку его личной корреспонденции. Но Кожевников сам оказался слабо организованной личностью и обычное разгильдяйство для него являлась нормой поведения. Невольно вспоминались слова командарма Кулешова, что «такое руководство сохранять нельзя, его нужно ликвидировать…» и «к бабке не ходи, с ним мы проиграем любую войну!».

В декабре убили Кирова и Кожевников, пустился в запой почти на неделю, и это косвенно доказывало его принадлежность к оппозиции. Да, вся страна скорбела, Сталин обронил слезу у гроба покойного, нес его на руках с товарищами по Политбюро и гневно клеймил позором врагов, убивших Кирова. Но больше всех горевала оппозиция, выдвигавшая Кирова в качестве альтернативы Сталину. Отчего Кожевникову не знакомому лично с Кировым так безутешно «убиваться горем»? Это наводило на мысль, что с именем Кирова он связывал самые сокровенные личные надежды, рухнувшие с его смертью.

А вскоре это подтвердилось в личной переписке начдива. В письме командующему Московским военным округом А. И. Корку он прямо задал вопрос: «Кто теперь сможет заменить оппозиционного лидера, ведь его нужно взращивать несколько лет?», а в обратном письме получил ответ: «Товарищи уже работают по этому вопросу, и через год будет ясно, кто заменит Кирова! А Вы вместо того, чтобы „посыпать голову пеплом“, проявляйте сдержанность…» Когда Кулешов привез Сергея домой под Новый год, тот спросил, оставшись наедине с командармом, кто убил Кирова?

– Я считаю, что верхушка оппозиции сама организовала его убийство, – ответил Петр Григорьевич, – они сейчас при каждом удобном случае трезвонят на своих нелегальных сборищах о том, что его убрали за соперничество со Сталиным.

– Зачем? – непонимающе спросил Сергей, – ведь он их вожак и теперь им нужно срочно искать в своей среде нового лидера.

– В этом и заключается весь фокус, – ответил Кулешов, – они хотят бросить тень подозрения на товарища Сталина. Дескать, смерть Кирова была выгодна только Иосифу Виссарионовичу, так как он его соперник. Но подумай, зачем товарищу Сталину смерть Кирова? Тот публично отказался от соперничества и не представлял больше никакой угрозы для товарища Сталина, а вот оппозиция могла отомстить Кирову за его отказ занять место генерального секретаря. Но я надеюсь, что заказчика убийства скоро найдут….

…Весной подошло время демобилизации Сергея, и это очень волновало его. Кулешов раньше обещал: «отслужит в армии три года под моей опекой, а затем я отдам его в Рязанскую пехотную школу, окончив которую он станет красным командиром….». Парень надеялся на это и ждал. В очередной приезд к Кулешову он осторожно намекнул на свою демобилизацию.

– А как же начатое дело, Сережа? – поняв намек, спросил командарм, – ты ведь давно освоился в качестве адъютанта, вместо тебя некому там работать! …Но у меня к тебе есть другое предложение. Ты напишешь заявление на сверхурочную службу, когда подойдет дата демобилизации, подашь комиссару рапорт о вступлении в ряды ВКП (б) и останешься адъютантом у Кожевникова. Я знаю, что к сентябрю этого года готовится постановление ЦИК и СНК СССР о введении в Красной армии званий командного состава – лейтенант, старший лейтенант, майор, полковник. Как думаешь, достоин ты звания лейтенанта?

– Но ведь я рядовой красноармеец, – возразил Сергей, – кто мне присвоит звание, если у меня нет даже пехотной школы за плечами?

– Об этом можешь не беспокоиться, – рассудил Кулешов, – товарищ Буденный доволен нашей с тобой работой и я вполне уверен, что ты соответствуешь этому званию. Если бы можно было огласить за что тебе положено звание лейтенанта, то никто бы и не сомневался, что ты его заслужил. А так как это огласке не подлежит, обойдёмся без нее, присвоим в октябре и всё! Я обращусь по этому вопросу к Семену Михайловичу! Кто оспорит? Работа контрразведчика очень опасна и требует много сил и умения, а ты этой работой занимаешься уже не один год…. Так что к зиме получишь звание лейтенанта!

– А Олег Мелькин какому званию соответствует? – спросил Сергей.

– Вижу, вы по-настоящему сдружились с ним, если ты беспокоишься, – добродушно произнес Кулешов, – Мелькина оценит его начальство в ГУГБ, я бы присвоил ему звание капитана.

– Да, сдружились, Петр Григорьевич, – согласился Сергей, – он очень храбрый и ответственный человек, настоящий чекист…. Но как я смогу носить звание офицера, не имея никакого военного образования, и ничего не понимая в военном деле?

– Не волнуйся, вот накроем эту кодлу по всей стране, и тогда в той же пехотной школе пройдешь, ускоренный курс обучения для младшего офицерского состава, – успокоил Сергея командарм.

Сергей поступил, как приказал ему командарм, он подал заявление о сверхсрочной службе в рядах Красной армии и рапорт комиссару с просьбой принять его в ряды ВКП (б). В сентябре действительно вышло обещанное Кулешовым постановление ЦИК и СНК, а следом приказ наркома обороны о введении персональных званий в Красной армии. Сергей удивлялся, командарм знал заранее о том, что произойдет через несколько месяцев и это подтверждало слова Кулешова, что он очень близко общается с окружением товарища Сталина. Это вселяло Сергею уверенность в его работе и давало чувство защищенности в непредвиденных ситуациях. В это же время вводится воинское звание Маршал Советского Союза. Присваивалось оно строго персонально и за особые отличия и заслуги. Первыми маршалами стали – М. Н. Тухачевский, В. К. Блюхер, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, А. И. Егоров.

Присвоение Сергею звания лейтенанта и принятие кандидатом в члены ВКП (б) состоялось в один день, который запомнился ему на всю жизнь. Тогда присваивали звание не только Сергею, всему командному составу дивизии, выстроившемуся на плацу перед штабом. Стоял декабрь, мороз и пронизывающий влажный ветер с Азовского моря подгонял процедуру присвоения, Кожевников быстро зачитал свой приказ и поздравил офицеров с этим знаменательным событием. Далее состоялось вручение новой формы, утвержденной тем же постановлением ЦИК и СНК и приказом наркома обороны. Затем комиссар огласил фамилии офицеров подавших заявления о вступлении в партию и зачитал решение о их приеме в качестве кандидатов в члены ВКП (б).

В последнее воскресенье декабря Сергей приехал к Кулешову в новой форме лейтенанта, которая очень шла молодому человеку. Командарм устроил торжественный ужин в честь новоиспеченного лейтенанта и пригласил за стол горничную Алену. Служанка сначала отказывалась, но когда Елизавета Петровна приказным тоном «попросила» ее «не выламываться», женщина села рядом с Сергеем. Парень тут же обратил внимание на ее нарядное платье с большим декольте, ему хорошо была видна ее оголенная наполовину грудь, а запах дорогих духов, которые, скорее всего ей позаимствовала Елизавета Петровна. Аромат парфюмери возбуждал парня, до сей поры не знавшего ласки женщины.

Петр Григорьевич произнес торжественный тост и предложил выпить за молодого лейтенанта, а Елизавета Петровна наигранно поддержала мужа и залпом выпила налитую ей рюмку коньяка. Она не покинула застолье, как обычно после первого тоста и продолжала ужин вместе с мужчинами. Петр Григорьевич неожиданно и настойчиво попросил Алену пожелать удачной карьеры новоиспеченному лейтенанту с обязательным поцелуем. Женщина несвязно произнесла свое пожелание Сергею и, выпив коньяк, ласково обняла неопытного парня, старше которого была не менее чем на десять лет. Сергей растерялся и впал в оцепенение, но когда молодая женщина, пахнущая дорогими духами, присосалась к его губам, почувствовал нестерпимое половое влечение к ней.

Он неуклюже обнял Алену и ответил на ее поцелуй, задыхаясь от возбуждения. Петр Григорьевич и Елизавета не обращали на это внимания и делали вид, что увлечены закуской.

– Приходи сегодня ко мне в спальню, когда хозяева уснут, – прошептала Алена на ухо Сергею, – я буду очень ждать тебя….

Сергей ничего не ответил, но заметно кивнул головой, давая понять женщине, что согласен. Он тут же с испугом посмотрел на командарма и его супругу, но те с аппетитом жевали жаркое, расхваливали его вкус, не обращая внимание на целующихся. Затем командарм предложил второй тост, его произнесла Елизавета, она пожелала Сергею любви и счастья, подробно оговаривая, что офицер без женской ласки – неполноценен, как необъезженный жеребец. Далее последовал третий и четвертый тосты, и только потом Петр Григорьевич наигранно зевая, заявил, что он очень устал и пора спать.

Сергей отметил про себя, что этот торжественный ужин закончился раньше, чем обычно и ему показалось, что это не случайно. Алена быстро убрала со стола и ушла в ванную комнату, многозначительно подмигнув парню. Затем Сергей направился обмываться, когда Алена удалилась в свою спальню, прошептав ему на ходу: «жду тебя, красавчик». Сергей лег в свою постель и выжидал около получаса, затем тихонько поднялся и, не включая свет, вышел в коридор. Сердце учащенно колотилось в груди от осознания, что он сейчас увидит эту молодую женщину обнаженной и сможет прижаться к ее телу.

Проходя через гостиную, он наткнулся на стул, который с грохотом упал на пол. Затаив дыхание, Сергей замер на месте, прислушиваясь к реакции хозяев квартиры. Тишина! Никто не спросил «что случилось?», а значит, не слышали этого грохота. Он осторожно поднял стул и последовал к спальне горничной. Открыв тихонько дверь, остановился, не решаясь войти, но взыгравшая кровь и возбужденная фантазия вмиг разогнали эту мальчишечью неуверенность.

– Алена, ты не спишь? – прошептал Сергей, – я пришёл….

– Я жду тебя, мальчик, – послышалось из глубины спальни, – иди ко мне!

Сергей сделал еще несколько шагов и, оказавшись рядом с кроватью Алены, почувствовал ее нежное прикосновение к своим бедрам. Женщина гладила его талию и снимала с него трусы. Парень помог ей и, оказавшись обнаженным, присел на кровать.

– Включи ночник, – попросил он Алену, – я хочу посмотреть на тебя обнаженную…, я никогда не видел голую женщину!

Алена приподнялась и щелкнула выключателем ночника. В его свете Сергей увидел красивое тело молодой женщины, ее обнаженную грудь, стройные ноги, которые она слегка раздвинула и самое интимное женское место, поросшее черным волосом. Он затрясся от возбуждения, а она увлекла его в постель и присосалась к губам, нежно лаская ладонями рук. Сергей автоматически делал все то, что тысячу раз мысленно представлял в своих фантазиях и видел в эротических снах, а когда оказался сверху нее, потерял ощущение реальности и утонул в море блаженства в ее объятиях….

А в спальне хозяев квартиры шел еле слышимый разговор, супруги, конечно же, не спали еще. Они лежали в постели, Петр Григорьевич на спине, а Елизавета рядом с ним, повернувшись в его сторону.

– Слышишь, Сергей пошел к Алене в спальню, – шептал Петр Григорьевич, услышав грохот падающего стула, – значит все получиться у парня….

– Зря ты, Петя все это придумал, – отвечала Елизавета, – Алена старше его на десять лет, зачем это ему?

– Он должен стать мужиком, – отвечал супруг, – пусть уж лучше под моим контролем, чем свяжется с какой-нибудь фифой и станет недобросовестно выполнять мои поручения. Знаю я, как ведут себя парни в его возрасте, когда физиология требует свое. А тут еще и перевербовать могут на этом! Сколько таких случаев, а нам рисковать никак нельзя! …А Алена согласилась сразу или выпендривалась долго?

– Ей-то без мужика трудно, – отвечала Елизавета, – наскучалась по ласке женщина и быстро согласилась, когда я ей как бы случайно подсказала…. Мне бы тоже не хотелось, чтобы она имела связь с неизвестным нам мужчиной. Сегодня столько проходимцев, прощелыг кругом, страшно становиться.

– Ну, вот и хорошо, – согласился Петр Григорьевич, – пусть все будет так, как мы задумали…. Давай спать, родная моя!

…С этого дня жизнь Сергея наполнилась ощущением половой зрелости и нарастающей привязанности к женщине, ставшей для него первой. Ее опыт и сексуальность никак не отталкивали молодого парня, наоборот, он был благодарен ей за ее доминирование в сложностях близких отношений мужчины и женщины. Он не представлял, как это могло быть по-другому, если бы вместо Алены была молоденькая и неопытная девчонка.

Петр Григорьевич не мог «не замечать» их отношений и через некоторое время, в один из приездов, спросил напрямик о его связи с Аленой. Сергей покраснел от стыда, ему и в голову не могло прийти, что весь спектакль изначально был режиссирован командармом, он заботился в первую очередь о результатах дела, которым занимался Сергей. Парень начал заикаться и виновато смотрел в глаза Петру Григорьевичу, отвечая на его вопрос. Командарм по-отечески обнял парня за плечи и затем похлопал его по спине.

– Чего ты так застеснялся? – спросил командарм, – я нисколечко не хотел тебя унизить. Наоборот, рад, что ты стал мужчиной…. Все когда-то проходят это и не беда, если с женщиной, которая старше тебя. Только помни одно, что если ты с ней спишь, то никаких измен! Именно это унижает настоящего мужчину, который не должен «пойти по рукам». Тебе ясно?

– Понял, Петр Григорьевич, – ответил Сергей, – Алена хорошая женщина, а знакомиться с девчатами мне попросту некогда…. Я сами знаете, занят службой с утра и до поздней ночи.