Читать книгу Искупление - Владимир Минайлов - Страница 2

В ту злополучную ночь Вадим вышел из уютного здания ЦГКБ № 20, расположенной в Киевском районе Донецка напротив крупного торгового центра и рынка «Маяк» Эта небольшая больница располагает отделениями терапии, кардиологии, неврологии и хирургической службой. ЦГКБ № 20 обслуживает в основном Киевский район и славится к тому же своим детским офтальмологическим. Здесь, в хирургической службе, Вадим работал уже три года.

Слегка пошатываясь, он шёл к своему «опелю». После пятичасовой операции чувствовал себя разбитым, болели мышцы рук и ног, а ещё очень хотелось есть и спать. Но для этого надо было проехать до девятиэтажки в соседний район, где Вадим жил в двухкомнатной квартире, которую ему подарил один из благодарных родственников пациента за успешную и своевременно проделанную операцию.

Со словами «На, бери ключи и живи» Вадиму вручили документы на квартиру.

Вот так Вадим стал коренным дончанином.

Помогал родным: сестре подкинет пару сотен вечно зелёных, матери с отцом на лечение – у обоих порок сердца. Как любил говорить Жека, его брат – один на двоих. Хотя на самом деле родителям было скучно сидеть в посёлке и хотелось вырваться из этой серой будничной монотонности.

Отец в своё время отработал трактористом, а мать поварихой. Всю свою сознательную жизнь они отдали труду и воспитанию троих детей. У Вадима была сестра Катерина, старше его на пять лет, и брат Евгений, младше на два года.

По решению родителей в возрасте семи лет он переехал к тётке в город Алчевск, что на Луганщине.

Окончив с отличием школу № 1, Вадим по зову сердца поступил в ЛГМУ им. святителя Луки, по окончании получил диплом хирурга, проходил практику в одной из больниц Луганска, где необычайно толкового юношу заметил профессор Василий Яковлевич Руденко, пригласил к себе в ассистенты. Три года в Луганской областной хирургии, после по общему обмену опытом Вадим был отправлен в Донецк, да так там и остался.

Вадим ассистировал профессорам Демченко и Лозовскому. Впереди были большие перспективы.

От усталости и выпитого после операции слипались глаза, на одном из перекрестков машину повело, и он ударил шедший справа автомобиль, тот со всего размаху врезался в троллейбусную опору, и та упала. Находившимся в салоне было уже ни до свистков дэпээсников, ни до случайных прохожих.

Вадим вышел из машины и неуверенно пошёл к искорёженному авто, там в кабине были двое – он и она, оба были в возрасте, у женщины блестело обручальное кольцо, а у мужчины была видна золотая цепочка с медальоном, а в нём милое девичье лицо.

Почему-то только это он вспомнил на допросе у следователя, ведшего его дело.

– Что же вы, Вадим Игоревич, вроде и плохого о вас сказать нельзя, и вот такой казус.

– Виноват – отвечу.

– А я бы на вашем месте дал денег, и можно было бы предположить, что машина влетела в яму, у неё от удара лопнула рулевая тяга, машину повело.

Всё бы так, да не так. Я шёл не на свой свет и виноват в ДТП.

– Ты хочешь сесть? – говорил другой. – Тебе оно надо?

За тебя просили.

– У меня денег нет. И взять мне их негде. Сажай.

– Тебе сидеть, не мне, а можно было бы…

И только уже на суде понял, что слишком сурово отвечают у нас.

Три года за вождение в нетрезвом состоянии, нарушение правил дорожного движения. Вследствие чего явился виновником гибели пассажиров автомобиля «Ваз 2105», гос. номер…

Прокурор просил четыре, дали семь.

Полгода, пока шло следствие, Вадима мурыжили в СИЗО, после ИВС. А уже после суда его по этапу отправили в Лисичанск на зону.

Про то, что новый лепила с чистыми руками, вся зона знала. Правда, не раз Вадим на своей спине и злобные взоры чувствовал.

Ещё до его прибытия с воли пришла малява с предупреждением не трогать, а оберегать, но ежели что, можно и пару раз прессануть, типа на мужика.

Вадима сразу определили на больничку, и там он штопал неукротимых.

– Слышь, лепила, а морду лица не сделаешь другую?

– Для этого тебе нужен буду не я один, очень дорогие лекарства и другое помещение.

Сводил наколки, знался в химии, мог прописать больничку.

Был азартен, неважно: карты, домино, нарды. Мог выиграть по-крупному и тут же всё проиграть.

В тот вечер Вадим играл с Варягом, этот блондин со стальными глазами был бригадиром у Лесничего, авторитета, отвечавшего за святогорские игровые заведения, магазины, экскурсии.

Попал Варяг по собственной глупости. Один из потерпевших снял на камеру, как его прессуют: на видео отчётливо было видно, как его лично гасит Варяг. Лесничий только руками развёл. И Варяг сел, но скорее для острастки, в назидание другим, непослушным.

Играли в тот вечер в нарды, Вадим уже успел проиграть Варягу блок сигарет, накануне им выигранный, и пачку чая заработанную.

Оба были в ударе, сгоряча Вадим выпалил:

– Если проиграю – с меня лицо.

На последнем ходу руку Вадима как кто толкнул, кисть дёрнулась, он выкинул 6/6.

Вокруг играющих образовался круг. Варяг предъявил:

– Да ты никак мухлюешь, тебя толкнули, и надо перебросить.

Хата загудела, мол, всё было по-честному, и перебрасывать не имеет смысла.

– Это чё, по-вашему, я гоню?! Перебрасывай, лепила, а иначе…

– Что иначе?

– Ты ответишь за базар.

– Лицо не поведёт? – Варяг побагровел.

– Слышь, фраерок, я тебя за язык не тянул, а перебросить надо.

– Не, Варяг, со мной такой фортель не прокатит, а если я опять то же самое выкину, чё прикажешь с тобой делать?

– Ну, сука, раз так, сейчас буду тебя гасить. – Варяг вытянул из рукава заточку.

Но Вадим был не робкого десятка, не зря ходил на самбо несколько лет, да и на улице доводилось усмирять хулиганов. А в этот раз противник оказался несколько сильней. Что ещё больше подзадоривало.

Первый выпад был отбит, и хата одобрительно загудела:

– Молодец, лепила, так его!

Варяг стал теснить, пытаясь загнать Вадима в угол, но тот его манёвр разгадал.

Нырнув под левую руку, Вадим резко выпрямился и ударом локтя в шею свалил Варяга на пол. Для того это было настолько неожиданно, что он рухнул как подкошенный.

– Ай да лепила.

– Хирург, однако, зараза, а по нему и не скажешь. Вадим подошёл к лежащему и привел его в чувство.

– Руку давай. Вот так, нечего на полу лежать.

– Я бы тебя добил.

– То ты, а это я. Запомни: добивать лежачего – это подло и низко. Хочешь, можем продолжить?

– Не, извини, я просто сгоряча вспылил, молодец, лепила, уважаю.

И всё. Забыли.

Но молва уже облетела зону, и смотрящий вызвал Варяга на разбор.

Помимо самого смотрящего присутствовали два вора в законе из Алчевска и Луганска.

– Слышь, Варяг, ты вроде не бык, и думалка у тебя кумекает. На кой тебе это надо было?

– В азарт вошёл, а тут ещё и лепила подлил масла в огонь, мол, лицо сотворю, ну я и вспылил.

– Ещё раз лепилу тронешь, не обессудь.

– Понял, Старик, извини, падлой буду. Занесло. Вадим тоже присутствовал на разборе.

– А тебя, лепила, предупреждаю, следи за метлой, иначе быть беде. С тебя за это причитается.

Спустя два года почему-то вспомнился медальон на шее у погибшего мужчины и фотография в нём. Где-то он её видел, но где, не мог вспомнить.

Пару раз были мать с отцом, ахали-охали, но делать нечего, ушли восвояси. Сестра письмо прислала, и всё. Дни протекали монотонно: штопал, лечил, а иногда и калечил. Кому пальцы изуродованные резал, а одному так руку оттяпал.

Но всё это было ерунда – из головы никак не выходило то милое девичье лицо на фото в медальоне. Но откуда оно?

Так прошло ещё четыре года. Часто приходил этот образ из медальона.

Уже под конец своего срока Вадим понял, кем могла быть эта девушка. Догадка подтвердилась вскоре.

– Бекетов, на выход. Лицом к стене, руки за спину.

В сопровождении конвоира через локалку шёл в комнату свиданий.

Давненько его никто не навещал. Шнырь прибежал и известил:

– А к лепиле гость!

Вопрос только – кто? Мать, отец, брат, сестра?

Знакомым до него уже не было дела.

Вдруг как вспышка это лицо, едва он вошёл в комнату. Вадим понял, кто к нему приехал.

– Но этого не может быть!

– Здравствуйте, вы меня не знаете.

– Отчего, я видел ваше фото в медальоне.

– Хорошо, тогда мне нет надобности представляться.

– И всё же.

– Марченко Ирина Максимовна.

Марченко, да, именно такая фамилия была у тех погибших из «пятерки». Значит, это их дочь.

– Простите меня, Ирина, если сможете. Мне самому, поверьте, нелегко, были планы, и всё рухнуло в одночасье.

– Вы хирург?

– Да, я работал в двадцатой больнице в Киевском районе.

– Знаю, где это, я местная.

– Теперь всё в прошлом.

– Отчего? О вас хорошо отзывались.

– Вот именно, а теперь представьте, через какое-то время я выйду отсюда со справкой, и куда? На меня будут косо смотреть, да ещё с пренебрежением.

Ирина пристально посмотрела на Вадима.

– Я слышала, вам предлагали откупиться.

Вадим спросил у Ирины разрешения закурить. Та была не против и, достав пачку «Мальборо», протянула Вадиму.

Взяв сигарету, он не спеша ее размял и только потом закурил. Глубокий вдох дыма привел его мысли в порядок.

– Да, намекали, но я из принципа отказался, да и денег тогда не было. Своим помогал. Если я не ошибаюсь, Ирина, вы не были на суде.

Девушка вытерла слезинку и тяжело вздохнула.

– К сожалению, на тот момент я была за границей и не могла быть на суде. Но за исполнением приговора следил нанятый мною адвокат. От него я знаю всё.

– Зачем вы пьяный сели за руль, неужели нельзя было вызвать такси?

– Тогда я не думал, теперь уже поздно.

– Эх вы, загубить разом четыре жизни. Это не глупо, это подло!

– Почему четыре? Свою и ваших родителей – это да, а ещё чью?

– Мою!

Это был крик души, больной, израненной слезами и страданиями души.

– Вашу, простите? Но у вас, Ира, всё ещё впереди. – На том они и расстались.

По окончании срока заключения Вадим вышел на свободу. Как говорится, с чистой совестью и справкой об освобождении на руках.

Солнце ласково светило, но в воздухе пахло прошедшим дождём. Осень. Жёлтая листва шуршала под ногами, мимо проехала машина, из окна которой лилось:

«Что такое осень? Это небо, плачущее небо под ногами».

Оглянувшись в последний раз на серые железные ворота зоны, Вадим зашагал прочь.

– Больше я сюда не вернусь, – дал он себе слово. Поймал попутку.

– До автовокзала подкинешь?

– Ага.

– Тока денег у меня…

– Че, тока откинулся?

– Да, а что, сильно заметно?

– Многое и многих повидал. – Водитель был крепкого телосложения, коренаст с проседью на висках. – Не ты первый, не ты последний, а денег не надо.

– А можно побыстрее?

– Не терпится?

– Да за семь лет обрыдло это всё.

– Не слабо.

Мимо мелькали люди, машины, дома. Вадим их не замечал, погружённый в свои мысли.

Его терзал вопрос: что теперь? Как его после стольких лет примут друзья, коллеги, родня?

– Ну всё, приехали?

– Спасибо.

– Всех благ, я Виктор, – представился водитель.

– Вадим.

Выйдя из машины, Вадим зашагал к вокзалу. Было обидно, кто курил на платформе, кто с отсутствующим выражением лица пил кофе. Бегали дети, молодые девушки чуть поодаль ото всех негромко разговаривали. Вдруг одна из них резко упала на асфальт и забилась в судороге.

Вадим понял: эпилепсия, или падучая, черная болезнь в простонародье.

– Живо голову вниз и не дайте ей проглотить язык, иначе она задохнется, лучше всего меж зубов засунуть ложку!

Всё случилось в считаные мгновения. Девушке побрызгали в лицо водой, и она пришла в себя. Поводила невидящим взором вокруг и остановила взгляд на Вадиме, тот, смочив платок водой, обтирал ей виски.

– Спасибо, – еле слышно проговорила девушка.

– Не за что. Давно это у вас?

– Было два приступа пару лет назад, я и думать про это забыла.

– У врача на приёме были?

– Нет.

– Это зря, он вас проконсультирует и выпишет, если надо, лекарства. Хотя я могу и сам вам советом помочь, но к доктору запишитесь и придите на приём. Реже бывайте на солнце без головного убора, ну там… кепочка, шляпка, зонтик. Сейчас после дождя душно, съешьте мороженое. Лицо омойте холодной водой. А к доктору обязательно.

– Спасибо за совет. Обязательно схожу на приём. Простите.

– Да?

– А вы случайно не врач?

– Случайно нет, а в прошлом – да, но только не тот, кто вам нужен.

– А кто может мне помочь?

– Ну тут сначала к неврологу или, если надо, к психиатру. А так есть такой доктор, и зовётся он эпилептологом.

– А вы?

– А я в прошлом хирург.

– Яна.

– Вадим.

Яна не успела спросить, как Вадим скрылся в здании вокзала. Спустя восемь часов он был в Донецке. В больницу уже было поздно идти – 21:05 на часах автовокзала.

Вадим отложил этот визит на завтра, а пока можно пройтись по знакомым. Но и это оказалось не так просто. Позвонив на несколько номеров из телефонной будки и услышав:

– Такие здесь уже не живут, – и это дело отложил на завтра, а может, насовсем.

Близилась ночь, но домой пока идти не тянуло, хотелось просто дышать воздухом. И всё же хорошо, что есть квартира, свой угол, где можно голову приклонить.

Присел на лавочку, и тут патруль:

– Ваши документы. А справка об освобождении? Что в сумке? Давно к нам прибыли?

– Я местный. С Калининского района.

В УВД Вадиму откатали пальцы и прогнали по базе.

– У вас моя справка об освобождении, я только сегодня освободился.

– Извините, всего хорошего.

– Куда же я на ночь глядя? Трамвай не поймаешь, троллейбус тоже, а на такси, извините, нет. Одиннадцать вечера, ё-мое.

– А нам-то что?

– Тогда я лучше в обезьяннике или КПЗ переночую, потом утром домой.

Сержант удивлённо на него уставился:

– А ты не охренел, а если я тебя пару раз дубинкой приласкаю?

– Я всё понимаю.

– Иди-иди, не мешай работать.

Выйдя на улицу, Вадим закурил и пошёл на свой адрес. Мелькали фары автомобилей, светились витрины магазинов и кафе. В них веселилась золотая молодежь. Захотелось есть, и он зашёл в магазин купить хлеба, а там два обдолбанных ублюдка, угрожая продавщице пневматикой, требовали денег из кассы.

– Живо, сука, деньги собирай.

Не растерявшись, Вадим двинул одного по почкам кулаком, а второго по шее, всё произошло в мгновение ока, те ничего не поняли. Один вырубился, второй свалился как подкошенный.

– Вызывай наряд, чё стоишь? Хотя подожди, дай мне буханку хлеба.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Вот, возьмите, – и продавщица протянула ему кусок колбасы и пакет кефира.

– Да, но у меня денег едва хватает на хлеб.

– Берите-берите, это моё, так сказать, спасибо.

Смутившись от этих слов, Вадим всё же взял предложенное.

Господи, когда этот день закончится, только освободился, и на тебе: то девушке помог, теперь ещё и налёт на магазин отбил. Вроде не супермен и даже на него не похож.

Подойдя к подъезду, нащупав ключи, открыл дверь, а там компания человек пять распивала водку.

– О, прохожий, курить есть?

Вадим достал пачку, там было пять сигарет, две протянул просившему.

– Да не, это ты себе оставь, а лучше сбегай и купи нам пачку.

Компания громко захохотала.

– Во-первых, уже поздно, и нечего шуметь в подъезде.

– Слышь, ты, борзый, – двое стали заходить за спину, – чё та я тебя раньше не видел здесь, ты кто?

– Во-вторых, я тебе не шестёрка, и скажи своим гопникам, пусть станут так, чтоб я их видел.

Краем глаза Вадим наблюдал за действиями стоявших за его спиной, и как только один из них попытался его ударить, резко отошёл чуть в сторону, перехватив руку нападавшего. Тот вскрикнул от боли, в тот же миг Вадим бросил того на подельника. Сверкнул нож.

– Ты чё?

– Слышь, мразь, мне по барабану. У меня было неумышленное, а теперь можно и превышение мер самообороны. Но это всё лажа, прежде я вас, ушлёпков, на тот свет спроважу. Ну, кто первый?

– Да ладно, братан.

– Варежку захлопни, какой ты мне братан, ты, шваль голимая.

– Э, поаккуратнее.

– Слышь, ушлёпки, а ну пошли отсюда, пока я добрый.

– Да ты чё, – не успел договорить третий, брызнула кровь из разбитого носа.

– Значит, так: или мы расходимся по-хорошему…

– Лады, лады. А ты, резвый, за что сидел?

– Не твоё собачье дело, я ещё перед тобой не отчитывался.

Видя, что дело принимает нешуточный оборот, остальные ноги в руки и ходу из подъезда. Вадиму от них досталась непочатая бутылка.

– Ну вот, есть чем обмыть освобождение.

Поднявшись на свой этаж, он увидел, что квартира его опечатана. Сорвав полоску и провернув ключ в замке, Вадим открыл дверь и вошёл в оставленную семь лет назад квартиру.

Пахло затхлостью и одиночеством. Не включая свет, разделся и прилёг на кровать. Пружины жалобно скрипнули под тяжестью его тела. Минут через двадцать желудок дал о себе знать. Прошёл на кухню, включил свет, ловким движением снял крышку с бутылки, быстро нарезал хлеб и колбасу.

– Да тут целый пир можно устроить, – подумал он, глядя на стол.

На площадке послышались шаги, зазвонил звонок.

Вадим вздрогнул, подошёл к двери:

– Кто?

– Сосед по площадке, а ты?

– Жилец здешний.

– Дверь открой.

На пороге стоял сосед Костя.

– Здорово, Вадя, сколько лет, сколько зим!

– Что есть, то есть, а я думаю, кто мне компанию составит.

– А чё такого?

– Да стол накрыт, а пить один не могу. – Они прошли вдвоем на кухню.

– Э, брат, тут не хватает. Хотя щас, десять минут, и всё будет.

Костя ушёл к себе и вернулся с маринованными огурцами на тарелке и с бутылкой.

– У меня ж есть.

– Мало будет, нутром чую.

Так и вышло: где одна, там и вторая, за ней третья, так просидели до утра. Сосед не расспрашивал особо. Вадим сам в общих чертах рассказал обо всём.

– Да, не слабо тебе досталось.

– А чё надо было, денег дать?

– Не, тут тебе виднее. А ладно, что было, то было.

Делать-то что думаешь?

– Попробую начать всё сначала.

– Бог в помощь, ежели чего, обращайся. Я тебе ничего обещать не буду.

– Да ладно, спасибо, что разделил со мной этот вечер.

– Скорее ночь.

Так их застал рассвет, Костя ушёл к себе, а Вадим ещё долго не мог уснуть. Курил. В голове, сменяясь, как кадры на кинопленке, крутились мысли: что дальше, куда теперь ему, бывшему зэку, со справкой на руках податься? Ведь ни одна нормальная клиника его не то что на порог, на пушечный выстрел не подпустит. А работа позарез нужна. Любая, даже самая ничтожная. Стал перебирать в голове все варианты, но пока это были только раздумья. А пока что нужно было получить паспорт и наладить контакт с семьёй.

Раздевшись, лег на кровать и провалился, именно провалился, иначе это не назовешь, в сон. На зоне привык спать вполглаза, по-другому нельзя было. По-другому могло закончиться плохо. А тут вроде чего бояться? Дом и всё до боли знакомо. Снились нары и угрюмые лица сидельцев. Вадим вскакивал и вновь засыпал. А то увидит аварию со стороны. Упершуюся в столб «пятерку», мигающие фонари и мокрый асфальт, но люди были не в машине, а стояли рядом и смотрели на него. Снилась Ирина с грустным лицом и укором во взгляде.

Лучи солнца играли на хрустальных рюмках и отражались в зеркале серванта. Был полдень, день в самом разгаре. Вадим вышел на балкон и закурил, от яркого света зажмурил глаза, а внизу кипела жизнь. Шли люди, гудели проезжавшие автомобили.

Никому не было дела до стоявшего на балконе Вадима, а он заворожённо смотрел на город под ним.

Приведя в порядок лицо и убрав грязную посуду со стола, Вадим вышел на улицу. Сперва в УВД, стал на учёт, для этого пришлось простоять под кабинетом полчаса.

Уладив все формальности и ответив на ряд вопросов, он вышел из здания с некоторым облегчением от того, что всё возвращается на круги своя. Это было только начало. В больнице его встретили не очень приветливо. Много новых врачей, которые Вадима не знали и не особо желали с ним разговаривать. Семь лет – много, и Вадим понимал это. И все же одного собеседника он нашёл. Тимчук Леонид Андреевич был заведующим в хирургической службе, а тогда, семь лет назад, хорошим знакомым и хирургом.

– Ты извини, Вадим, за то время, что ты сидел, много чего изменилось. Наши знакомые врачи кто за бугром, кто в других больницах. У нас с кадрами перебор. Я бы помог, но сам понимаешь.

– Понимаю, но что с того? Я ведь не худшим хирургом был.

– Вот именно что был, поди и навыки позабыл.

– Да не очень, практиковал понемногу там.

– Попробуй в других, у нас тебе ловить нечего.

– И на том спасибо.

Потыкавшись в трёх других больницах, получил тот же ответ. Вадим понимал, что с его уголовным прошлым хирургом он уже не будет, не дадут. Но что тогда? Жить на что-то надо.

В движении жизнь.

Он сидел на лавочке и смотрел на проходивших мимо людей. У них были свои заботы, и никому из них не было дело до него, бывшего зэка, бывшего хирурга. Всё было в прошлом: и хорошее, и плохое, настоящее не сулило ничего. Одно Вадим знал точно: в тюрьму он не вернётся.

Вадим пошёл гулять по городу, на ходу думается легче. Так и вышло, на глаза попалось объявление о том, что требуется грузчик, телефон и адрес прилагались. Это и был выход из сложившегося тупикового положения.

В продуктовом магазине на него смотрели насторожённо.

– Где были, чем занимались?

Вадим объяснил в двух словах и показал справку об освобождении.

– А что, по специальности не берут?

– Если бы брали, не пришёл, а жить на что-то надо.

– Пьёте?

– Уже нет.

– Хорошо, мы берём вас на испытательный срок. Но если что, сами понимаете, проблемы нам не нужны.

– Согласен.

Так хирург стал грузчиком. Как говорится, и на том спасибо.

Вставал рано, ложился поздно. Поначалу болели мышцы рук и ног с непривычки, потом втянулся. Сперва ездил на базу, там Вадим загружал машину по накладной под присмотром экспедитора, а после в магазине разгружал.

Без выходных, но это не пугало, главное – был при деле. Так прошёл первый испытательный срок, а потом ещё полгода. Участковый заходил два раза в неделю и с удивлением отмечал, что бывший зэка Бекетов стал на путь исправления и не является уже угрозой для социума.

– Где работаешь, кем?

– А в магазине грузчиком.

– Что дома не бываешь?

– Выхожу рано, прихожу поздно.

– По трудовой али как?

– По трудовой.

– Справка с места работы нужна.

– Хорошо, на днях зайду.

В магазине объяснил причину, для чего берёт справку.

– Сам-то как?

– Нормально, чувствую, что возвращается вкус к жизни, и она входит в прежнее русло.

Увидев справку с места работы, участковый ухмыльнулся.

– Был хирургом, а стал грузчиком. Не низковато?

– Нормально, это тоже профессия.

– Не буду спорить, работаешь – хорошо, главное, что осознал и исправляешься.

Так прошло ещё два года. В магазине, когда узнали, что у Вадима есть высшее образование, стали больше доверять, назначили экспедитором. Владелец видел, что в содеянном Вадим раскаялся и искупил свой грех сполна.

– Ты нормальный, извини, что не сразу это понял.

– Да ладно, прошлое.

И всё же прошлое не отступало, пару раз встречал старых знакомых. На их вопросы отвечал, что работает грузчиком и с прошлым завязал.

– Да, лепила, всё правильно, так и надо.

Но однажды произошёл случай, который в корне изменил его жизнь. Ему выпал шанс снова заняться любимым делом.

В тот день, как, впрочем, и во все другие, людей было не много. Стояла духота, кондиционер работал слабо, и Вадим решил выйти покурить на улицу.

– Будь недалеко, – попросила продавщица Лена, – и на вот, возьми бутылку холодной газировки с шоколадкой.

Вадим замялся.

– Бери-бери, в счёт зарплаты.

– А разве так можно?

– Шеф возражать не будет.

– Спасибо.

Открыв бутылку воды, Вадим вышел на улицу, а там вроде ничего такого. Пятеро гасили одного, это было подло. Не мешкая, он ринулся к дерущимся.

– Не многовато на одного?

– Не лезь не в свое дело, вали отсюда.

– Не, ребята, не за того меня принимаете. Я не фраер.

– Тока не гони, шо ты блатной.

– Гонят говно по трубам и прочая, а ща, ребята, вы отваливаете, и базара нет.

Эти слова разъярили нападавших, и они переключили своё внимание на Вадима.

Проходившие мимо видели угрозу в лице пятерых одному.

– Кто-нибудь, вызовите милицию, они же убьют его. Всё, что раньше Вадим познал на зоне, применил.

Отбив пару ребер и сломав одному из нападавших нос, дал понять, что его так просто не взять. Этот удар ещё на нем отзовётся. Но в данный момент так и надо было поступить. Правда бывает и с кулаками. Если ты прав, тогда до конца, несмотря ни на что.

Кто-то из прохожих достал мобильник и стал снимать эту драку на камеру. Видео попало в интернет и стало самым просматриваемым на протяжении двух недель.

Расправившись с нападавшими, Вадим переключил своё внимание на пострадавшего. Вовремя. Обильные кровоподтёки и явные следы переломов. Парень, а точнее, мужчина лет сорока, задыхался. Приподняв осторожно его голову, Вадим дал ему возможность дышать, ибо один из переломов мешал этому. Уже звонили в скорую и милицию. Вспоминая, что знал ранее, Вадим облегчал пострадавшему боль до приезда скорой, первая помощь в такие минуты особо ценна. Эта спасённая жизнь загонит его сначала в рай, а потом в ад, последствия будут в корне менять его нынешнюю жизнь. Поблизости зазвучала сирена, подъезжала скорая. Остановившись возле Вадима, скорая вывернула свое нутро, а из него двоих санитаров и врача. Вадим повернулся к приехавшим:

– Носилки скорей и обезболивающее!

– А вы, собственно, кто?

– Сейчас не это главное. Дайте мне инструменты, я все сделаю сам. Именно сам.

Его дерзость и, главное, понимание ситуации неожиданно расположили к нему.

– Хорошо.

– Простите, девушка, – обратился он к доктору.

– Меня зовут Надя.

– Вадим.

– Приятно.

– Сейчас заканчиваю, и мы едем.

– Да.

– Можете поприсутствовать.

За время после выхода из зоны немало времени прошло, два года. Это время, когда тебе нужна работа, любимая работа, как воздух.

Грузчик – хорошо, мышцы работают, нужно держать себя в форме. Боксировать отец научил. Хорошо владеть умом тоже, вбивая: не уверен – не берись, а коль взялся за гуж – не говори, что не дюж. Вот так и по жизни. А тут любимая работа. Надо себя показать, есть шанс. Наложив шины на переломы и введя дозу обезболивающего, Вадим помог уложить пострадавшего на носилки. Экипаж пополнился ещё одним. Под вой сирены скорая увозила двоих, пострадавшего и его спасителя, это потом увидят в интернете видео «Схватка одного с пятью».

– А вы откуда такие красивые? – смех в машине.

– Давайте знакомиться, я Вадим, в прошлом хирург. Так вышло, стал грузчиком, потом экспедитором. Опыт у меня есть. Работал в двадцатой больнице в хирургической службе. По своей халатности стал виновником ДТП. Учился в Луганске. Опыт есть – практикую в неотложке в ночную.

Водитель тем временем сообщил на базу о пополнении в экипаже.

Представились и санитары:

– Николай, можно Коля.

– Денис, можно Дэн.

– Приятно.

И уже повернувшись к девушке-врачу:

– А вас, я так понял, зовут Надежда?

– Да.

– Очень приятно.

Санитар Коля кивнул врачу:

– Ну вот, Надежда, а вы говорите, некому в ночную смену дежурить. Представьте его Клео, думаю, она обрадуется.

Так и вышло.

Добрались до ИНВХ (Институт неотложной и восстановительной хирургии им В.К. Гусака). Санитары покатили на каталке пострадавшего на осмотр. В холле стояли трое. Женщина и двое интеллигентного вида мужчин.

Женщина окликнула доктора по имени:

– Надежда, можно вас на минутку?

– Да, Антонина Олеговна.

– Я слышала, у вас в экипаже пополнение?

– Да, отличный парень, и, простите за мою нескромность, он может остаться в ночную смену.

– Ну, это уже я сама буду решать.

– Поверьте на слово, парень толковый.

– И что же вас на эту мысль навело?

– По его словам, он хирург, работал в двадцатой больнице, стал виновником ДТП, сел на семь лет, по освобождении не нашёл работы по своему профилю, на данный момент работает экспедитором в магазине. Зовут Вадим.

– Спасибо, теперь более-менее ясно.

– Да, и ещё.

– Слушаю.

– Это он оказывал помощь пострадавшему до нашего приезда.

– Даже так? Что ж, дадим парню шанс.

И уже про себя повторила: «Что ж, дадим парню шанс». Вот так и решилось его возвращение.

Женщина вернулась к наблюдавшим за происходящим мужчинам. Ей было чуть больше сорока, и звали её Вахрушева Антонина Олеговна, она была главной в этом лечебном заведении.

Её спутниками были Буравцев Виктор Михайлович – он был её любовником и по совместительству её замом.

Второй мужчина был гость из Киева, профессор медицины Сабинов Петр Вельяминович, её учитель.

– Виктор Михайлович, – обратилась она к Буравцеву, – наведите справки об этом парне, Вадиме, по максимуму. Сдается мне, что он наш.

– Хорошо, Антонина Олеговна.

Из операционной пациента отправили в реанимационное отделение.

– Скажите, – обратилась к Вадиму Антонина Олеговна, – а вы ранее не хирургом ли были?

– Это в моей прошлой жизни было, так сказать, был такой эпизод, но это, повторюсь, давно.

– А сейчас чем занимаетесь, э…

– Вадим, – подсказал он, – меня зовут Бекетов Вадим Игоревич. А работаю я экспедитором.

– Что так? – Вахрушева переглядывалась с Буравцевым, стоявшим за спиной Вадима.

– Долгая история.

– А если в двух словах, – Вадима буквально сверлили взором с двух сторон. Он заметил игры в переглядки и обернулся к тому, кому они были адресованы.

– Справка об освобождении, и всё.

– Не-е, – протянул незнакомец, – всё только начинается. Судя по твоему поведению, для тебя это обычное дело. Вот что, паря, есть у нас к тебе интерес. Думаю, мы поладим.

И тут Вадим понял, что с сегодняшнего дня он вернулся к своей прежней, до боли знакомой работе, по которой так тосковал, что хирургия снилась. От этого порой просыпался в холодном поту.

– Шутите?

– Нисколько, у нас не хватает опытных хирургов.

Так что поздравляю с первым рабочим днём.

У Вадима аж потемнело в глазах, кровь стучала в висках, казалось, немного, и он оглохнет.

Видя, что он побледнел, его коллеги, которых он вот так неожиданно обрёл, дали ему понюхать нашатырь.

– Будет тебе, будет, успокойся. Иди умойся, попей сладкого чаю и арбайтен, арбайтен. У тебя ещё сегодня две операции.

– А не обманете?

– Без дураков.

– Я ж зэк, хоть и бывший, но зэк, и на меня все давно уже забили.

Переписав в блокнот данные Вадима, Вахрушева с Буравцевым ушли посовещаться в кабинет.

– Твое мнение, Тоня, – обратился к ней неофициально, как бывало, когда они оставались наедине, Виктор.

– Отличный парень, по неосторожности влетел, я так думаю. Вот что Витя, Витенька, Витёк, ох, сердечко моё по тебе ёк-ёк.

Оба рассмеялись.

– Пробей его по своим каналам в ментуре, а я по своим, ладненько?

– Фу, что за моветон, Тоша?

– А за Тошу в лоб или без сладкого на вечер, – в ее голосе зазвучала обида с угрозой.

– Ладно, ладно, чё так сразу, ведь знаешь, я без тебя спать не могу.

– Что так?

– Темноты боюсь с детства, а вдруг придёт серенький волчок и укусит за бочок.

– Вот за что тебя обожаю, так за то, что ты такой.

– Какой «такой»? – Он присел к ней поближе, и руки шаловливо полезли под блузку.

Рук она не убрала, а наоборот, прижалась к нему и позволила залезть к ней под юбку. А там ловким движением приспустить колготки и трусики было делом секунды. Осторожно, чуть с нажимом раздвинул её ноги и начал пальцами массировать её плоть. Клео напряглась, ещё чуть-чуть, и… Виктор был дамским угодником и не первый год любовником Антонины.

– Дверь, дверь, – застонала она.

– Не первый раз.

– Тогда…

Он посадил ее на стол, снял блузку и, не убирая руки с её промежности, стал ласкать ее грудь. Сначала одну, потом вторую, ещё не потерявшую своей упругости грудь. Рука скользила по животу, едва касаясь пышущего жаром лона. Ее дыхание стало прерывистым.

– Ещё, ещё, не останавливайся.

Опустившись ниже, Виктор поцеловал теплый и розовый живот.

– Господи, ещё, – Антонина схватила его за волосы и прижала к лону.

– Тише, задушишь.

– Узнаю, с кем ещё такое вытворяешь, так и сделаю.

А пока forward, forward.

Клео любила иногда козырнуть в такие моменты подобными словечками. Поначалу непривычно и непонятно к чему, но это было своего рода приглашение к соитию. Доведя Клео до крайней степени возбуждения, Виктор вошёл в неё. Один длинный и два коротких и наоборот. Клео сильно сомкнула свои ноги вокруг его бедер. А Виктору будто того и надо, то грудь поцелует, то в губы вопьётся, а руки по бёдрам, груди или ещё сильней прижмут.

После серии таких вот заходов услышал, что ещё чуть-чуть, и всё. Как опытный любовник, замедлил ход, давая Клео передышку перед финалом.

Мурлыкая от удовольствия, Клео отдавалась Виктору. Ещё бы, тот чувствовал, чего хочет Клео, и давал ей это.

– Что, всё?

– Не-е, до всего ещё не скоро. Два длинных и один короткий.

Виктор почувствовал, как напряглась Клео, и прижал к себе ее голову в долгом поцелуе. Они оба кончили одновременно.

– А теперь иди, – она оттолкнула его, – у меня ещё уйма дел. И уже выходившему из кабинета бросила вдогонку небрежно:

– В девять в «Астории».

– Ну, не знаю, – Виктор быстро захлопнул дверь.

– Куда ж я от тебя денусь.

Они были любовниками уже три года. Властная обладательница чувствительного рта и обворожительных зелёных очей, которые как магнит притягивали. Мимо такой женщины не пройдешь. Так и случилось, поначалу были обычные рабочие отношения. Антонина Олеговна отдавала четкие и короткие, как у военных, распоряжения и ничего лишнего. Лишь глаза её сияли как-то особенно. На одном из дней рождения в больнице, после хороших возлияний алкоголя, Виктор не сдержался и сказал:

– А знаешь, Антонина, по-хорошему тебе надо мужика, ведь глядя на тебя, понимаешь, что ты одинокая. Но не для жизни.

– Тогда для чего?

– К телу, драть тебя и так и эдак.

Антонина ухмыльнулась.

– Многие пытались.

– А я не многие.

– Ходок?

– Редко, но метко, я однолюб и мизантроп. Был женат, ушёл. А вообще в себе уверен.

Они разговаривали у неё в кабинете, куда удалились подальше от шумного застолья, на котором Антонине нужно было быть только для приличия. Там был и Виктор. Естественно, одной рюмкой отделаться ей не удалось. А тут ещё и новый зам, к которому она давно присматривалась.

– Апельсинчик? А может, огурчика солёненького, а отведайте-ка салатик, под водочку в самый раз.

В темноте лиц не видно было, но Вахрушева слышала дрожь в голосе Виктора от возбуждения.

– Что дальше?

– А дальше просто, снимай трусы, знакомиться будем.

– Ого, а силы есть?

– Не волнуйся, всё своё, как говорится, ношу с собой.

Так всё и началось. Оба были в восторге друг от друга. Виктор хоть и не жил с Антониной как муж с женой, но интим у них был регулярно.

Пока Вахрушева с Буравцевым решали, что им дальше делать с Вадимом, тот пил чай в комнате отдыха, когда санитар позвал его к больному.

– Здорово, лепила, я тебя не сразу узнал.

– А мы знакомы?

– Да, проводили вместе «отпуск» в одной ИТК.

– Ясно, звал чего, ведь не для этого.

– Я не жилец, сам понимаешь, те парни рано или поздно меня достанут. Зря ты в это дело встрял.

– Во-первых, я никуда не встрял, а во-вторых, надо было дать им тебя ухандокать, так?

– Ладно, что сделано, то сделано. Времени в обрез. А сказать надо многое, так что слушай. Я домушник, специализируюсь на редких и очень дорогих коллекциях оружия, холодного и огнестрельного, монет и орденов (есть такие, фалеристами зовутся), ну и, конечно, «доски», иконы то есть.

Больной огляделся вокруг, насколько позволяло ему его положение.

– Пожалуйста, выгляни в коридор, не слушает ли нас кто третий. Ибо то, что я дальше скажу, интересует очень, очень серьёзных людей.

Вадим вышел в коридор, постоял и оглядел его.

Вернулся в палату.

– Никого.

– Итак, я продолжу. Сам я в прошлом реставратор, лихая доля заставила встать на скользкую дорожку, сам видишь, вот результат, но не в этом дело. Работаю по наводке, имею тридцать процентов от куша.

– Не мало?

– С такого – нет. На мне пятнадцать краж, вещи за кордоном на аукционах проданы. Связываются со мной через интернет, и я работаю.

– Профи?

– Дока, нахожусь в розыске полиции девяти стран. Копы на хвосте: Италии, Франции, Германии, Австрии, Венгрии, Польши, Болгарии, Словакии, и в довесок ФСБ.

– Ого, а я тебе зачем?

– С последнего скока взял немного, но вещи, поверь, стоящие и редкие. Клиент подсуетился и навёл на одну хату. Я, как обычно, беру то, что надо, и тут «доска». Не смог я её отдать, не смог, как можно лики святых осквернять.

Вадим смотрел на больного урку и не мог поверить услышанному.

– Чё смотришь, думаешь, туфту гоню. А я верующий, верую я, верую, – голос перешёл на хрип. – Всё продается и покупается, но есть вещи, на которые наложено табу. Заказ поступил на мою страничку в виде фотографии, то есть изображения «доски», и адрес был. По условию договора часть денег перевели на краткосрочный счёт.

– Я знаю, как это.

– Остальное должны были лично в руки после дела. Когда увидел, глазам не поверил. Смоленская «Одигитрия».

– Что за икона?

– Когда и кем принесена в Россию из Греции – об этом вполне ясных и достоверных сведений нет. Но имелось одно сказание, в котором сообщалось, что в Россию икона попала в середине одиннадцатого века, в 1046 году, когда византийский император Константин 9-й Мономах благословил ею в дорогу свою дочь царевну Анну, ставшую женой князя Всеволода Ярославича. Икона стала символом преемственности и династической близости Константинополя и Руси. Сын Всеволода Ярославича князь Владимир Мономах в 1095 году перенёс икону из Чернигова – своего первого удела в Смоленск, где в 1101 году заложили храм Успения Пресвятой Богородицы, в котором икона и была поставлена, и стала именоваться Смоленской. Церковное предание приписывает иконе помощь в спасении города в 1239 году от нашествия войск хана Батыя.

Была она и в Москве, есть несколько вариантов перенесения туда. Как бы то ни было, икону по просьбе посольства епископа Смоленского Мисаила просил великого князя Василия Темного вернуть им икону. Князь по совету с митрополитом Ионой решил исполнить просьбу смоленских послов и вернуть святыню. Прежде чем вернуть икону в Смоленск, с нее сняли точный список «мера в меру», который оставался в Благовещенском соборе до 1525 года, когда был перенесен 28 июля в Новодевичий монастырь, основанный годом ранее по случаю возвращения в Россию от Литвы. С этого момента и был установлен день празднования иконы – 28 июля (10 августа по новому стилю).

Первообраз иконы хранился в Успенском соборе Смоленска, но после оккупации немецкими войсками в 1941 году икона не была найдена. С 1943 года её местонахождение неизвестно.

– А ты откуда это знаешь?

– Я сам из семьи священнослужителя, моего прадеда в 1937 году отправили умирать на Соловки, там и пустили в расход. Мой отец и дядя отреклись от него и забыли всё как страшный сон.

– И родители твои…

– Молчали, но перед смертью отец передал мне документ, точнее опись вывезенного немцами имущества из Смоленска. Поведал он и о прадеде много интересного, к тому времени я уже сбагривал интуристам «доски» и гжель. Учился на факультете искусствоведения и подрабатывал в одной реставрационной мастерской. А тут такие подробности, вообще затянуло меня это.

Вадим переваривал услышанное.

– Послушай, если это «доска», то есть икона, то она должна быть в церкви или храме. А по твоим словам, ты взял ее на хате, как такое может быть?

– В том-то всё и дело, судя по документу, который мне удалось разыскать в Смоленском архиве, она числится как безвозвратно утерянная религиозно-историческая ценность. Но это ещё не всё. Хата, где я обнаружил «Одигитрию», принадлежала ветерану КГБ-ФСБ, вот так.

– Ни фига себе, а то, что владелец – ветеран спецслужб, тебя в известность не поставили?

– Наоборот, меня это ещё больше подстегнуло. Эти в своё время много чего себе прикарманили.

– Но это же безумие.

– Не безумие, а авантюра, игра стоила свеч. Да и кроме того, в списке подробно не было указано, что где. Просто адрес и рекомендации. По ним я пишу про наших доблестных ветеранов. Сам понимаешь, то, что он бывший гэбэшник, как говорят на рiднiй: «А нi пари з вуст».

– Ты вот так пришёл в гости, попил чайку-кофейку и потом выставил хату? Ты меня за лоха держишь, думаешь, я поверю?

– А ты не так прост. Короче, этот дедуля, у которого «доска» была, показал её одному знатоку. А тот среди блатных ошивался и обронил, что, мол, есть персонаж один, у которого «доска» хорошая. Сам понимаешь, что для такого дела нужен человек со стороны.

– Кто заказчик и те парни, что тебя гасили?

– У тебя слишком много ненужных вопросов.

– А теперь послушай меня внимательно: ты мне рассказываешь занятную историю, из которой вытекают большие неприятности, ставишь меня в известность, за это просишь выполнить просьбу, но ряд важных сведений пытаешься утаить – скрыть. Короче, ты мне сейчас или всё, или…

– Нет у меня времени на «или».

– В смысле?

– Рак у меня. Дохожу. И ты последний, кого я хочу видеть перед уходом в вечность. Ты прав, что требуешь от меня все подробности. Я на пути в вечность и должен снять с души этот груз. Так вот, кто заказчик, я не знаю, а люди были Лесничего.

– Лично не знаком, а вот одного из его бригадиров, Варяга, знаю.

– Лепила, я в тебе не ошибся: имея представление о людях, с которыми тебе предстоит иметь дело, ты всё же не даёшь заднюю. Молодчага.

– Я ещё не дал своего согласия.

– А его у тебя и не спрашиваю. Владея этой информацией, ты обрекаешь себя на неприятности. По крайне мере, ты будешь знать, с какой стороны ждать беды. «Доска» эта стоит лямов тридцать вечно зелёных. Заднюю дать не получится, не поверят, что ты не в теме. Слушай и запоминай. Схоронил я её у одного паренька, она в подарочной упаковке и ждёт своего часа. Я Игорю, так зовут паренька, не сказал, что это, не счёл нужным его посвящать, мало ли что. Адрес: Луганская область, город Алчевск, проспект Ленина, дом 5, квартира 40. Скажешь, что от антиквара пришёл за посылкой, часы мои покажешь как пароль.

Антиквар снял с руки Rolex и передал их Вадиму.

– Что дальше с ней делать?

– Отдашь в Киево-Печерскую лавру, отцу Игнатию, он поймет. Сделаешь, о чём прошу?

– Воля умирающего, сам знаешь, только боюсь, тебя следак будет опрашивать.

– Ерунда, я дурака включу, не впервой. На одной из зон немым прикидывался лет семь, и ничего, обошлось, сам удивляюсь. Я всё сказал, не ставлю никаких временных ограничений.

От боли, которая возвращалась, Антиквар скривился и тяжело вздохнул.

– Мне не надо лекарств, уже дохожу. Ещё немного, и все.

– Как оно?

– Да ничего, много сделал плохого, но и хорошего немало. За грехи готов ответить перед Высшим судом.

Знай, на мне нет крови и ничьей загубленной души. Да вот, но не душегуб. Я всё сказал. А теперь иди и сделай то, о чём я тебя просил. Большие люди хотят заполучить «Одигитрию». Берегись и молись, вера в правое дело, которое ты творишь, и любовь тебя спасут.

– Любовь? – удивился Вадим.

– Ты её уже знаешь, только не понимаешь. Случай роковой.

Вадим не понимал, о чем говорил умирающий. Он вышел из палаты.

В дверь Вахрушевой постучали.

– Да-да, войдите.

– Антонина Олеговна, добрый день.

– Здравствуйте, здравствуйте, Павел Владимирович, а я вам собиралась звонить.

– Что так?

Собеседником Антонины Олеговны был старший следователь областной прокуратуры майор Медный Павел Владимирович.

– Да вот, парень есть один, хирург, а работает грузчиком, я его взяла к себе.

– Где он сейчас?

Вахрушева взглянула на настенные часы – полвторого.

В голове Вадима после беседы с Антикваром царил хаос, а ведь впереди операция, и к ней надо подготовиться, сосредоточиться. Шанс, который ему подарила судьба, надо использовать с умом. Он отбросил ненужные мысли и напряг память, целиком предаваясь любимому делу.

Вадиму ассистировали две молодые девушки: Надя и уже знакомая Вера. Странное сочетание имён, подумал он. Вера явно улыбалась, хоть её лицо и скрывала марлевая маска, – глаза искрились.

Надя нахмурила брови и старалась делать всё правильно, она была напряжена.

– Расслабьтесь, Надя, представьте себе, что вы в компании друзей на отдыхе. Не напрягайтесь.

Глаза девушки сверкнули.

– Я сам был в вашей шкуре. А сперва зубрил. И ещё вы должны чувствовать, что это ваше, нет – тогда уходите из профессии.

– Спасибо, Вадим.

– Просто Вадим. Берите пример с Веры. Имя какое само по себе. Верите в себя, Вера?

– Игра слов, не более.

– Я серьёзно, поддержите подругу, одарите хорошим словом. Ведь оно и кошке приятно, как люди говорят. Да и, девушки, поймите, от того, насколько у нас быстро найдётся общий язык, зависит эффективность процесса. Знаю по собственному опыту. Вера надрез, Надя зажим.

Так у них наладилось общение.

– Вот так, молодцы, теперь, Надя, зашиваем. Я пойду, всем спасибо, вы лучшие.

Тем временем в кабинете Вахрушевой продолжался разговор:

– Отдыхает, наверное, у него была операция.

– Как, уже?

– Я же говорю, парень толковый, с головой и руками, и впереди у него ещё вся ночь.

– Это потом, вы уж меня извините, к вам поступил пострадавший в ходе уличной драки, я хотел бы узнать состояние его здоровья, и если можно, то и поговорить с ним с глазу на глаз. Без свидетелей.

– Тогда вам придётся подождать, ведь пострадавшему первую помощь оказывал тот хирург, о котором я с вами хотела поговорить и расспросить.

– Вот оно что, я думал заняться им позже. Но раз так, придётся подождать.

– Проблемы?

– Не у парня, хотя у него они могут возникнуть.

– Чай или кофе.

– Кофе, я на службе.

Уставший, но пребывая в отличном настроении, Вадим вышел из операционной. Операция длилась три часа и была не из лёгких, но ничего, главное, что он справился. Зашёл в комнату отдыха и увалился на диван, ныла спина и болели мышцы рук с непривычки от долгого стояния. Это не погрузка-разгрузка, там ты шевелишься, а здесь стоишь, как столб, и при этом от тебя зависит человеческая жизнь.

– Здравствуйте, Вадим.

– Игоревич я.

Вадим вздрогнул сперва от неожиданности, вроде не было никого, и тут вдруг нате, голос из ниоткуда.

– Вы кто и что надо?

– Пустяки, ответьте, пожалуйста, на пару вопросов, и я вас более пока что не потревожу.

Следак, – мелькнуло в голове. Только они так начинают разговор.

– Зовут меня Медный Павел Владимирович, старший следователь областной прокуратуры.

Точно так и есть, подумал про себя Вадим, а вслух сказал:

– Ясно. И что вас привело ко мне? Хотя постойте, знаю, вы по поводу драки.

– Точно так, вы давеча на улице в драку ввязались.

– Было дело, а что, это запрещено? – спросил с иронией Вадим. Вроде всё в прошлом, а горечь осталась.

– Надо было дать пятерым угробить бедолагу?

– А кто это может подтвердить? Имею полномочия вас задержать как подозреваемого.

– Чего? Что за бред.

– Выбирайте выражения.

– А теперь слушай сюда, Медный всадник, почему областная прокуратура в твоём лице меня опрашивает? Это раз. Есть куча свидетелей – это два, и смотри интернет – это три. Что-то ещё?

– А я смотрю, ты умный.

– Не жалуюсь. Если что нароешь, бог в помощь. А сейчас отвали, у меня ещё одна операция впереди. Дай отдохнуть.

– За что сидел?

– Всё в личном деле, а оно в архиве.

– А если я тебя на 72 часа?

– Как что будет, милости прошу.

Медный опешил, всякое бывало, но чтоб вот так.

– Ладно, коли так, до встречи.

– Адьёс.

И уже в дверях Медный обронил:

– Зря старался, он умер.

– Кто?

– Тот терпила.

– Отмучился.

– В смысле?

– У него был рак последней стадии, анализы показали, – сказал Вадим.

– Ясно.

Следак ушёл, а после его слов на душе осталась горечь.

– Отмучился, упокой Господь твою душу.

Вадим подошёл к холодильнику, стоявшему в комнате, и, открыв его, увидел початую бутылку водки, достал.

– Ого, уже бухаешь, не рановато ли?

– Тьфу ты, да что за день такой, и что вы за люди – то никого, то словно черти из табакерки.

– Петр, анестезиолог, – представился вошедший.

– Вадим, хирург.

– Знаю, про тебя уже все знают. Вера и Надя как сороки трещат на всю больницу. Красивый, обходительный и всё такое. А ты что, правда грузчиком работал?

– Да, но это моя вторая профессия.

– А первая?

– Хирург, в 20-й работал, был перерыв с 2002 по 2009, и с 2009 по 2012 я грузчик.

– А семь?

– По профессии, но в замкнутом пространстве.

– Отбывал? За что?

– Стал виновником ДТП со смертельным исходом, пьяная езда до добра не доводит.

– Извини.

– Да ладно, всё уже в прошлом, главное, что я вернулся.

– Пьёшь?

– Иногда.

– А сейчас?

– Пациент умер.

– Бывает, сочувствую.

– Ты не понял, в реанимации.

– Вдвойне обидно, ты его спасал.

– У него был рак, и он знал, что уходит.

– Держись, щас придут наши девчонки и разгонят тоску-печаль. Женат?

– Холост.

– А я недавно добровольно окольцевался. – Оба рассмеялись.

– Ладно, пей, для снятия стресса это необходимо.

– Ты говоришь, щас придут на «смотрины», тогда тем более нельзя, надо быть в форме. Да, смотрю, здесь слухи расходятся, как круги на воде. Хотя чему тут удивляться, здесь, как и везде, слухом земля полнится. Скорая молву разнесла?

– Угу, и её подхватили тут все. А чем ты приглянулся Клеопатре?

– Кому? Не понял.

– Антонине Олеговне. А, извини, ты ж не в курсе о её отношениях с Буравцевым-Антонием.

– В смысле?

– Да они любовники.

– Вот теперь понял, запомни, слухи о том, кто с кем, меня не интересуют, это личное дело каждого. Лишь бы это не мешало работе, понимаешь, о чем я?

– Да, и правильно делаешь, это я сую нос куда не надо. Сам понимаешь, без этого никак. Посплетничать кто с кем – милое дело на перекурах.

Вадим знал, что подобное приветствуется везде, иначе жизнь скучна. Серость дней, всеобщая тоска. А тут кто с кем, как, когда, и пофиг, что из-за подобного рушатся семьи, ведь где сплетни, там и клевета. Ломают носы, выбивают зубы, трещат ребра, а порой и гибнут люди, но это край.

– А приглянулся я Клео, наверное, тем, что не растерял ранее приобретенные навыки и делал всё, что надо, быстро и эффективно. Выходя порою за грани дозволенного.

– Не понял.

– Автопилот.

– Объясни.

– Это когда из памяти всплывает то, что спасает человеческую жизнь.

– Вот как. То есть ты хочешь сказать, что после долгого перерыва тебя как плотину прорвало, и ты сделал и продолжаешь делать то, что надо.

– Не совсем так, маленькое уточнение. Я практиковал по ночам в неотложке, когда было время, иначе можно было потерять память рук. Но в целом да.

– Но так не бывает.

– Поверь, и не такое ещё бывает, немые обретают речь после долгих лет молчания. Согласен, это редкость и удачная операция. Люди после долгого паралича обретают возможность ходить, да, для этого надо не только волю и терпение иметь, но и мышцы тренировать, падать и вставать. Уходят годы порою, но результат того стоит.

– И это ты к себе применил?

Чем больше Пётр слушал Вадима, тем больше удивлялся его внутренней силе. Не каждый из тех, кого он знал, мог выдержать такое. Он знал, что многих зона ломала, а этого ещё больше закалила, да как закалила, не отбила вкуса к жизни. А наоборот, как на метзаводах льют и куют, так и зона – ещё сильнее сделала Вадима.

– Я ничем не хуже других, просто по глупости девять лет в трубу, коту под хвост, и вот итог.

– Я думал, такое бывает только в кино или книгах.

– Не только, вот я тому наглядное доказательство. Мне снилось даже, что я провожу операцию. Если бы ты только знал, сколько раз я просыпался в холодном поту от подобных сновидений. Мне прочили большое будущее, а я взял и обгадил всё. В итоге из перспектив пыль и горечь. Сейчас я хочу хотя бы часть возвратить.

– Это как?

– Уважение окружающих и понимание близких, кстати, их я давно не видел, пора навестить, не сейчас, чуть позже. Рано меня сбросили со счетов, пока я жив, этого делать нельзя.

– Вижу, силы воли тебе с лихвой хватит, что ж, добро пожаловать. Теперь ждём остальных. Чай будешь?

– Наливай.

Пока закипал чайник и настраивался чай, разговаривали обо всём: футболе, женщинах, погоде и прочем.

– Где и у кого учился?

– В ЛГМУ им. святителя Луки в Луганске. У Ермилова.

– Владислава Сергеевича?

– Да, – удивился Вадим, – а ты откуда знаешь?

– Я же не спрашиваю тебя, каким ветром ты там оказался.

– А ты спроси, и я отвечу. Что жил и учился я у тетки на Луганщине.

– А меня туда первая любовь завела. Я, к сожалению, к Ермилову не попал, а так хотел. Постой, у него, если и было, то человек пятнадцать.

– Избранных.

– Ну да.

– Я один из них. Уже была сформирована группа, и тут я такой.

– А чай какой он любил? – донимал Вадима Пётр.

С бергамотом, но и зелёный тоже, частенько мы с ним обсуждали разные нововведения в хирургии за чашкой такого чая.

– Повезло тебе, я тоже хотел стать хирургом и учиться у него. Поставил перед собой цель: или к нему, или в анестезиологи.

– Да, отбор у него жёсткий, вопросы с закавыками, и поди его разбери, где он шутит, а где нет. Сам чуть не влетел, экзамен: пару-тройку вопросов кое-как, ну, чувствую, хана. И тут после очередного вопроса как дёрнуло глянуть на кружку, стоявшую на столе, а в ней ароматный зелёный чай, да ещё и с лимоном.

– Вы, говорю, чай зелёный пьете, философствовать любите, а если нестандартная ситуация, тогда что?

– Вот именно, – слышу в ответ, – а я не робкого десятка, тогда и нестандартное решение, по обстоятельствам.

– Умеете найти выход из критического положения?

– Ради спасения жизни это крайне необходимо, но только когда припечет.

Их беседу нарушил приход Нади и Веры, а следом старшей медсестры.

– Томич София Игоревна, – представилась вошедшая.

– Ого, мы с вами тёзки.

– В смысле?

– Отчества одинаковые.

– Здорово.

Подошли и другие врачи.

– Ну что ж, будем знакомы, меня зовут Бекетов Вадим Игоревич, я ваш новый хирург, с этого дня работаю с вами.

– Стало быть, вы и есть новенький?

– Да, и прошу на ты.

Все дружно рассмеялись.

– Ну что, судя по тому, как трещат о тебе Надя и Вера, ты их покорил.

– А любовь?

– В смысле?

– Смотрите сами: Вера, Надежда, Софья. Не хватает Любви.

– А, ты про это, она между нами. Если ты ещё не понял, то у нас самый дружный коллектив, мы все одна семья, где Вахрушева – мама, Буравцев – папа, а мы их дети. Так что добро пожаловать в семью.

– Молодые-впечатлительные.

– А ты молодец, две операции с ходу.

– Женат?

– Нет, не состоял и пока не собираюсь.

– Значит, ходок, – кто-то ехидно заметил.

– Скорее однолюб, хотя женским вниманием не обделён.

– Значит, надо тобой заняться. Девчонки, глядите, красавчик, холостой, а ну налетай.

– Э-э, руки, руки. Сейчас порвете, что потом?

– Склеим, не вопрос, мы же доктора.

– Звери вы, а не доктора, не успел влиться, уже разрываете.

Вадим рассмеялся.

– В очередь, девочки, замужних прошу подумать, ребра мне нужны целые.

Раздался взрыв хохота, открылась дверь, вошла Вахрушева.

– Я вижу, вы уже освоились, Вадим.

– Да, Антонина Олеговна.

– Следователь был?

– Заходил, но разговора у нас не вышло.

– Что так?

– Я не его клиент, отшил.

– За «крестника» своего знаете?

– Да, печально это, но у него был рак последней стадии, не жилец он был, но всё равно жаль его.

– Тогда добро пожаловать, и аккуратнее.

– В смысле?

– Девушки у нас красивые, можете ослепнуть.

– Надену солнцезащитные очки или маску электросварщика.

– Берегитесь.

Вахрушева вышла.

– Так значит вы питаетесь человечиной? – обратился к девушкам Вадим.

– Скорее душами. Новый взрыв смеха.

– Да, девчонки, с вами не соскучишься.

– Это же хорошо, а то со скуки и умереть можно, а мы молодые, и нам ещё туда рановато.

– Замуж не торопитесь?

– Пока гуляется, можно и без семьи обойтись.

– А как же любовь?

– Где та любовь, это только в кино, в жизни всё по-другому.

– Откуда знаете?

– Пару раз обожглись.

– А сама идея жизни?

– С нас станется.

– Значит, секс и танцы до утра?

– Ага.

– Беспечная жизнь, она короткая. Возьмите меня в пример, – Вадим горько усмехнулся, – я был таким же баловнем судьбы. Всё шло на подъем, гладко.

– А что конкретно?

– А ну вас, балаболок, вам лишь бы шутки шутить. Это хорошо, не спорю, но и выводы надо делать.

– А ты, София, что молчишь?

– Что тут скажешь, отчасти ты, Вадим, прав, но ещё верней ты подметил, что они молоды, и это не вина, а богатство.

– Твои слова как холодный душ на горячую голову.

Но им пока рано это ещё.

Вера повернулась к Софии:

– Значит, ты с ним согласна?

– Не совсем, судя по нему, его жизнь потрепала.

– Да, есть такое, но я не утратил вкус к жизни и верю в себя.

– Любовь надо искать и слушать сердце, а если оно молчит, то игра не стоит свеч.

– Даже так? А разум?

– Разум – это расчёт, а он порой не оправдывается. Можно выйти за богатого, но это покупка-продажа. Ты делаешь вид, что любишь, а на самом деле бежишь от бедности.

– Я смотрю, Софья, у тебя в этом есть опыт, раз ты так уверенно об этом говоришь.

– Тебя это не касается, – отрезала Софья, – не лезь туда, куда не просят.