Читать книгу Рентген. Остросюжетные любовные романы - Владимир Митюк - Страница 4
РЕНТГЕН
Глава 3
ОглавлениеЗвонок, действительно, был неожиданным.
– Чёрт, кого может занести в такую погоду? – незлобиво выругался Николай, явно не ожидающий никаких гостей. Действительно, за окном хлестал настоящий ливень, и ветер гнал бесконечные тучи от горизонта до горизонта. Николай с трудом встал, заправил выбившуюся рубашку в брюки и поплёлся открывать дверь, даже не удосужившись глянуть в глазок.
– Катя? Вот не ожидал! Заходи, да нет, туфли можешь не снимать.
Через несколько секунд я услышал очень приятный женский голос, и тоже поспешил привести себя в порядок.
Насколько возможно в данной ситуации. Николай появился вместе с очаровательной шатенкой, очень ладной, в тёмно-синих джинсах и облегающей светлой футболке прямо на голое тело. Она прошествовала босиком, нисколько не стесняясь, и, видно, была тут своим человеком.
Я замер, буквально пожирая её взглядом, и молил бога, чтобы она этого не заметила. Ибо футболка в некоторых местах, куда упали крупные капли, намокла, и явственно обрисовывался упругий сосок.
Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять – я пропал. Даже на чужой территории. Мало ли что говорил Николай – а вдруг их связывало нечто большее, нежели дружба.
Она же, лишь кивнув мне, обратилась к Николаю, продолжая разговор:
– Еле успела добежать от машины, дождина – просто ужас. А днем было так хорошо. – И тут же без перехода, – а я смотрю, тут у вас пьянка в полном разгаре. За что пьёте?
– Это Катя, а это – Владимир, – едва успел представить нас друг другу Николай, – я тебе о нём говорил. Интересно, когда, подумал я, и ляпнул:
– А мы тут вас вспоминали, долго жить будете!
– Ну, о вас этого не скажешь, – заметила она почти безразлично, – если будете продолжать в том же духе.
И была права.
– Ладно, не сердись, – смутился Николай, – понимаешь, непогода. Мы тут одни, всеми брошенные, без женского внимания.
– И потому не закусываете, пьёте и плачетесь друг другу в жилетку.
– Да, – виновато кивнул Николай, – плачемся, а что остается.
Она толкнула его в бок:
– Хорошо, пойду, посмотрю, что можно сделать. И прошествовала на кухню.
Я же сидел ошарашенный, ибо в прошлый раз видел её только издалека. Но действительность, как это ни банально, превзошла все ожидания. Или это генерировал волны мой больной и утомленный мозг? Я допил холодный кофе, попытался сконцентрироваться хотя бы до той степени, чтобы изображение не двоилось.
И мне стало себя жалко. За никчемность и заброшенность. Я, конечно, утрирую. Но всё же…
Я высунул голову в окно, навстречу дождю, в надежде глотнуть свежего воздуха – но, увы, это слабо помогало.
Катя запихала в наши голодные рты наскоро приготовленные котлеты, с горошком вместо гарнира, политые кетчупом, и мы послушно это съели. Сама же выпила полстаканчика сока, а от шампанского и конфет отказалась.
– Ну вот, скоро на людей будете похожи.
Она сидела в единственном кресле и курила тоненькую сигарету. Потом вышла:
– Надо проветрить, а то можно задохнуться.
Николай только кивнул в ответ…
Около одиннадцати, убедившись, что мы в состоянии контролировать собственное поведение и больше пить не будем, сославшись на то, что ей завтра рано на работу, Катя стала прощаться.
Решив навязаться, я вставил:
– Да и я, пожалуй, тоже пойду. Мне рядом. Заодно провожу даму, если нет возражений.
– Хм, толку-то от такого провожатого, – она в очередной раз скептически посмотрела на меня, правда, я уже немного оклемался – то есть, законсервировался в предыдущем состоянии, то есть, мог поддерживать разговор и не нести пьяный бред, – да ладно уж.
– А ты сам-то дойдёшь? – и Николай сомневался, – я, допустим, могу только упасть в койку.
– Чего уж, проконтролирую, – усмехнулась Катя, подставляя ему щеку для поцелуя, а мне оставалось надеяться, что она живёт не слишком далеко, и я потом смогу добраться домой, не встретившись с нежелательными элементами типа отвязанных малолеток или бдительной милиции, если не сумею поймать машину. Что довольно-таки сложно в такую непогоду.
При этом я как-то не обратил внимания на ту её фразу, в которой она обещала проконтролировать процесс, в котором в роли провожатого должен был выступать я, мужчина.
Мы спустились вниз на лифте. Дождь уменьшил свою, так сказать, интенсивность.
– Сейчас, подожди, – Катя щелкнула пультом, и мы побежали через лужи к стоявшей почти у подъезда машине.
Я плюхнулся на сиденье, и во второй раз оказался в качестве пассажира, теперь уж маленького «Фольксвагена». Да, если бы я рискнул сесть за руль, то, по закону подлости, точно бы оказался без прав минимум на год. Но на фига ей нужен провожатый? Может, она просто решила доставить меня домой, как сестра милосердия, выносящая с поля раненого? Но откуда она может знать, где я живу? Ведь и у Николая был только мой телефон, которым мы обменялись при знакомстве, но адрес? Чудеса в решете. Но мысль моя, увы, запаздывала. Вскоре Катя, хранившая полное молчание и лишь изредка чертыхавшаяся, объезжая колдобины, остановилась и сказала:
– Всё, приехали. И вынула ключ зажигания из машины.
Ага, недалеко, доберусь, – подумал я, закрывая дверь и стараясь при этом не хлопать. И лишь после этого, оглядевшись, заметил, что машина стоит как раз у моего подъезда.
– Н-ну почему ж-женщины такие умные, – бормотал я себе под нос, – всё знают, и даже домой доставили, блин. Чего бы это значило?
– Вы что-то сказали? – спросила Екатерина, давайте скорее, а то прохладно, и, ничего не сказав, пошла вперед.
Я, обогнав её, ухитрился не споткнуться и открыл тяжёлую дверь, обитую железом. Сердце бешено забилось. А вдруг?
Она уверенно подошла к лифту, не споткнувшись о ступеньки, и нажала кнопку вызова. Я хотел, было подняться на пол-этажа, посмотреть почту – но вряд ли мне кто писал. Да и кроме рекламы наверняка ничего не было, и потому даже не дёрнулся. Скрипя, кабина остановилась перед нами. Екатерина пропустила меня вперёд и нажала кнопу моего этажа. Я сам это заметил, и утвердительно сказала:
– Шестой?
Мне оставалось только покорно кивнуть. Ну и дела.
Лифт послушно дёрнулся вверх. Я не знал, что говорить и думать, но дверь открылась опять. Сегодня почему-то двери и открываются, и закрываются. А что поделаешь? Я инстинктивно вышел, а она осталась в лифте. И чудом успел обернуться и поставить ногу, когда она сказала:
– Ну вот, и хорошо. А мне выше. Она явно не собиралась выходить, справедливо посчитав свою миссию выполненной.
– А как же? – я искренне, как мне показалось, сыграл недоумение, – я и Вас не проводил, и сам не доставлен.
Она улыбнулась, но с таким выражением, как будто обращалась к камню:
– Ну, пару этажей я и сама могу доехать, если вы не сломаете лифт.
– Постойте, – продолжал упорствовать я, – не понимаю, как это пару этажей?
Она терпеливо разъяснила:
– Так, заметно, некоторые не отличаются ни умом, ни сообразительностью. Ни, тем более, наблюдательностью.
– Постойте, – я лихорадочно соображал, но умственные способности остались где-то за пределами выпитого, но мне ужасно не хотелось, чтобы она уходила, – неужели вы способны бросить человека так, буквально в двух шагах? А вдруг я не смогу попасть домой, и вас потом будет мучить совесть? – говоря это, я совсем не думал о том, что её тоже может кто-то ждать, а она вынуждена тратить свое драгоценное время на полупьяного и практически незнакомого мужика.
Непонятно почему – скорее, из неосознанного сострадания, но Катя вышла из лифта.
– Ладно уж, и спать уложу, а то, действительно, с вас станется.
К счастью, мне не пришлось долго рыться по карманам в поисках ключа, и я с первого раза попал в замочную скважину, в очередной раз распахнул дверь, и галантно, (интересно, как это выглядело со стороны), пропустил даму вперед.
– Вот, моё жилище.
Екатерина с видимым безразличием оглядела жуткую прихожую, но ничего не сказала. Действительно, что интересного может быть в стоптанных тапочках, коробке из-под монитора с грязным бельём (хорошо, что закрыта), и чудом держащейся на гвоздиках вешалке?
– Сейчас будем пить кофе.
Это было как бы паролем. Кофе, наряду с пивом, объединяет. Я провел её в комнату, по пути пнув носки под диван. Хорошо, что утром сподобился убрать постель. В общем, бардак был рамках допустимого, если не считать скопившейся кое-где пыли.
Екатерина даже не поморщилась, а только распахнула окно, впуская прохладный ночной воздух. Я же поспешил в кухню. У меня замечательная кофеварка на две чашки – насыпаешь кофе, заливаешь кипятком, прижимаешь ступицей. И – готово. Жидкость просачивается вверх, осадок остается внизу, и аромат не пропадает зря. Чайник кипит быстро, и вот я спешу в кухню с подносиком, с двумя чашечками, очень симпатичными, с золотой каемочкой. Кобальтовые, то есть.
Точно такие же были у нас дома, и я прикупил по случаю полдюжины таких же, возможно, как воспоминания, или по привычке.
Так или иначе, я доставил кофе горячим и не расплескал. Кофе оказался, действительно, превосходным. Аромат наполнил комнату.
– Осторожно, он горячий! – предупредил я девушку, но она уже осторожно взяла чашечку и сделала маленький глоточек.
– Да, очень приятный вкус.
– Может, сахар нужен, или? – я вспомнил, что у меня совершенно случайно оказалась нераспечатанная плитка шоколада. Да, сейчас.
Я достал её из старого серванта, развернул и положил перед Екатериной.
– Пожалуйста.
Она только кивнула и отломила маленький кусочек. Кофе она пила не спеша, смакуя каждый глоток. Я полностью мобилизовался, но забыл о своём, и он немного остыл. Сегодня я его поглотил столько, что стал почти наркоманом.
Я предложил ей сигарету прямо в комнате, но она отказалась, и мы пошли на кухню. И я снова не мог отвести от неё глаз, даже зная, что она чувствует мой взгляд спиной, но из вежливости не делает замечаний, тем более что я был не по-пьяному сдержан.
– Вот.
Я не знал, о чем говорить, да и она, наверное, уже устала, и потому задал удивительно глупый вопрос, не требующий ни ответа, ни размышлений.
– Вы что, на самом деле знали, где я живу, или как?
А она встряхнула спадающими на высокий лоб волосами, и снисходительно произнесла:
– Вы, мужчины (мне не понравилась, что она обобщает, но что я мог поделать? – умные слова не шли в голову, и соображение подводило), ужасно ненаблюдательны (увы, это так), пока вам чего-нибудь не понадобится. Я живу двумя этажами выше.
– А я, я почему до сих пор не знаю? – сегодня, я понял, что лучше ничему не удивляться.
– Значит, не нужно было.
Нет, такого быть просто не могло. Хотя, что я говорю – конечно, если выходишь в разное время с соседями, то можно и десть лет прожить, ни разу не столкнувшись. А вот её машину я запомнил. Но никогда не видел, как она из неё выходила.
– И у вас бордовая 99, так? – продолжала Екатерина, ничуть не заинтересованная моим замешательством, – так, кстати, где она?
Я махнул рукой:
– Да бросил, мы поехали на его машине, ничего, до утра простоит. Надеюсь.
– В наше-то время, когда всюду такое творится.
– Так вы же не побоялись зайти в гости к почти незнакомому мужчине. Так что…
– Ну, сегодня вы вряд ли представляете опасность, – она опять усмехнулась, да и Коля знает, куда мы поехали. Впрочем, мне действительно пора. Спасибо за кофе. Он на самом деле превосходный.
Впоследствии я благодарил бога за то, что не сделал в тот вечер никаких глупостей, не приставал к ней, и никаких поползновений или намеков. Даже в том состоянии я понял. Нет, ничего не понял, а почувствовал нутром. Пусть и наполненным антисоциальными продуктами. Но печень пока работала. Я проводил её, постоял на площадке, пока она не зашла в свою квартиру – поднялась на два этажа пешком, а не на лифте.
Хлопнула дверь, и я вернулся восвояси, только сейчас почувствовав, как глубоко нагрузился.
Излишне будет говорить, что утром я с нетерпением ждал Катю у подъезда. Какое-то неведомое чутье подсказало мне, что это единственный шанс. Правда, перед этим мне пришлось встать по будильнику, насиловать себя ледяным душем и не более приятными процедурами, потом сгонять за машиной – пусть всего квартал, с надеждой, что найду её на месте в целости и сохранности.
Может, тому способствовал дождь, или, как говорят у них, Провидение, машина была в том состоянии, в каком я её и оставил. Даже дворники приветливо готовились к работе. Видно, непогода отпугнула даже мелких хулиганов. Я только боялся опоздать и пропустить Екатерину, как будто в этом заключалась моя судьба. Я невольно подумал, что спешу, как на свидание. На первое, в семнадцать лет, когда это было осознано.
Катя ещё не выходила – её «Фольсваген» стоял на прежнем месте, и я смог немного расслабиться, в то же время не спуская взгляда с подъезда. Что творилось в моей голове – не передать – то мне казалось, что она пробежала и уехала на другой машине, то – что она передумала и решила остаться дома. Я-то выходил из машины и нервно закуривал на улице, тут же гася сигарету, то опять возвращался в машину и настраивался на новую радиостанцию FM.
Впрочем, ждать пришлось не более получаса. Екатерина вышла, огляделась по сторонам и направилась к своей машине. И мне пришлось проявить недюжинную проворность, чтобы выскочить и открыть перед ней дверь. Как можно более галантно:
– Прошу! – наглость моя перемежалась с неуверенностью.
Не знаю, что почувствовала и поняла Катя, но, с её стороны, это был весьма рискованный эксперимент. Надо отдать ей должное, но она ничуть не удивилась, и восприняла как должное. Тем более что я был чисто выбрит, в белой рубашке с коротким рукавом, идеально отглаженный брюках, а модный пиджак – приобрел по случаю, на распродаже, небрежно лежал на заднем сиденье.
Не изменяя внимательного выражения лица, она, не раздумывая, села рядом со мной, не преминув добавить:
– Тогда придётся поработать водителем и вечером.
Разве она могла сомневаться в моём ответе!
– В чем сложность! – ответ мой мог показаться нарочитым, но я был уверен, что она поймет всё, как надо. Нет, это я подумал уже потом, а сейчас мне хотелось только одного – лишь бы она. – Куда?
– Туда.
И мы проехали почти через весь город, и я молил бога о том, чтобы на пути не попался гаишник, которого не сбил бы столку ни запах мяты – я усиленно сожрал пару жвачек, ни принятая ударная доза антиполицая. Действительно, не появись Катя, наши с Николаем печёнки годились к утру разве что на ядовитую прикормку для крыс. Но, наверное, умные твари обошли бы её стороной.
Так или иначе, примерно через полчаса мы были на месте, причем во время пути мне приходилось сдерживаться, чтобы не положить (наверняка получил бы по физиономии!) руку на её бесподобную коленку, обтянутую почти невесомой колготкой (так правильно?), и Катя, выйдя из машины, бросила:
– В половине седьмого. В полной уверенности, что ценное указание будет беспрекословно выполнено.
– Хорошо, а если нужно будет раньше? – едва сдерживаясь от беспричинной радости, спросил я, – тогда позвоните по мобильнику – и протянул ей несколько визитных карточек.
Она взглянула на них мельком и бросила в маленькую чёрную сумочку на длинной ручке, удивительно гармонирующую со строгим тёмным костюмом и ослепительно белой блузкой. Совсем не такая девчонка, как вчера, а неприступная леди. (Правда, леди неприступны только внешне, но это замечание не имеет отношения ни к делу, ни к самой Кате). Да, Екатерина была настоящей женщиной. И она лёгкой царственной походкой пошла вперед, зная, что я не смогу удержаться от искушения посмотреть вслед.
Вполне возможно, что ей-то было всё равно – ну, подвёз сосед – и за то сам должен быть благодарен. Но как уверена! За всю дорогу она не произнесла ни слова, если не считать комментариев на предмет выбора мною дороги, а выражения глаз её я не мог видеть из-за тёмных солнцезащитных очков.
Я вернулся домой, как говорят, на автопилоте – мобилизовавшись, смог доехать только в один конец. Раздевшись, плюхнулся в постель – понятно, какой сон у меня был прошлой ночью, и каких усилий стоил подъем – но иначе я не мог. Положив телефон рядом с собой, я отрубился. Мне ничего не снилось, так велико было напряжение.
Но часа в три солнце, совершив свой неизбежный поворот, разбудило-таки меня. Быстро вскочив, я стал приводить свое жилище в божеский вид. И так трудился до пяти, затем – опять холодный душ, и вперед. Лишь бы Катя не дождалась и не передумала. Теперь, правда, я вед машину более уверенно, так как организм взял свое. А от лишнего я, пардон, освободился. Позвонил Николаю – он возился в гараже с машиной, но не слишком успешно. Я-то его понимал! Но не сказал о своих планах, и угрызения совести меня не мучили.
Екатерина появилась ровно в половине седьмого, немного усталая, но по-прежнему неприступная. Она откинулась на мягкое кресло, и только взглядом поблагодарила меня – наверное, у неё выдался непростой день. Но как она была хороша! Я не мог оторвать взгляд от своей дамы, но ничего не спрашивал, и вел машину не спеша, благо улицы были пусты по причине субботы.
– Может, поужинаем где-нибудь, если вы не спешите? – Я, наконец, набрался наглости, и, к тому же, сам испытывал чувство голода. И не мудрено. Но это было, конечно, предлогом – мне так не хотелось расставаться с Катей.
– Кто девушку ужинает, то её и танцует? – усмехнулась она, но в глазах заблестели озорные огоньки.
– Увы, чаще бывает наоборот, – я тоже не мог оставаться полностью безразличным, – но, меж тем, поужинать не мешало бы.
Катя промолчала, не принимая, но и не отклоняя предложение, и я становился перед небольшим китайским рестораном, который был вполне доступен даже с учетом моих скромных возможностей, а меню – весьма привлекательным. Я заметил, что таких ресторанов в Питере появилось множество, и цены были настолько низкими, что не могла не прийти мысль об очередной экспансии.
Катя от души смеялась, пытаясь зацепить палочками кусочки мяса и рисовые зёрнышки, но осталась довольна. И даже с некоторой признательностью посмотрела на меня. А мне было достаточно одного её присутствия и бесподобного жасминового чая. Который, ко всему прочему, оказывал благотворное действие на моё самочувствие.
***
Вечером Катя снова зашла ко мне выпить чашечку кофе. Относительный порядок вызвал некоторое одобрение, правда, не высказанное вслух, но которого я не мог не почувствовать. Проводив гостью, я предался бесплодным мечтам, удивляясь, как быстро всё может измениться в жизни, и тому, что Николай так и не запал на такую женщину, хотя некоторые понятия воистину необъяснимы.
Так или иначе, мы стали встречаться. То есть, не встречаться мы не могли, так как я старался увидеть Катю при первой возможности, а расстояние в два этажа не было непреодолимым. Мы, конечно, не договаривались, а так, как бы случайно. И постепенно привыкали друг к другу. Иногда мы сидели у Николая, попивая пиво и беседуя о смысле жизни, иногда мне удавалось вытащить её на выставку или на пляж. Но там мне приходилось охранять Катю от всевозможных любителей. Ибо она не могла не привлекать внимание мужской половины общества. И я замечал завистливые взгляды, и отвечал соответственно, не позволяя в то же время себе никаких поползновений.
В общем, мы стали добрыми друзьями, и даже её дочки прибегали ко мне поиграть на компьютере или переписать новую игру. Вот так.
Катя не могла не заметить, что я ею более чем увлечён. Но ничего не мог сказать, как будто язык мой налился свинцом. Ей ничего не стоило забежать ко мне на чашечку кофе, поговорить. Однако мы не были до конца откровенными, поскольку подспудно происходили совсем другие процессы, уже неуправляемые, на подсознательном уровне. Я не делал попыток обнять или как-то приласкать её, проявить свои чувства. В общем, вёл себя подобающе. То есть, был где-то рядом, и, в то же время, на расстоянии.
И я уже считал, что вскоре стану таким же её приятелем, как и Николай, хорошим другом, и этим всё закончится. Но это меня не устраивало, но я не знал как, и, более того, боялся сделать первый шаг. Но ждала ли она его – вот в чём вопрос. И потому я медлил, даже слишком.
В одной постели мы оказались месяца через два после знакомства, когда казалось, что мои шансы неуклонно стремятся к нулю, как парабола, и, естественно, на её территории. И только тогда, когда Катя сама решила, что ей это нужно, даже не намекнув и не дав повода.
А потом не высказав укора за мои действия. И я до сих пор, уже изучив каждую клеточку её тела, и получив вещественное доказательство, пусть даже не закреплено официально – как она решилась, – не набрался храбрости спросить об этом.
Впрочем, к этому дело и шло.
В какой-то момент я заметил, что Катя, может быть, обмолвившись, произнесла «мы», то есть, имела в виду нас обоих, может, по совсем незначительному поводу. Но это нас объединяло.
Она принимала знаки внимания как должное. Это грело и давало призрачные шансы. Ещё до того я, грешным делом, в своих видениях представлял теперь не Елену, как ни сильна казалась мне привязанность к жене. И уже не мог определить, чего мне хочется больше – вернуть Лену, или быть с Катей. Хотя, если не лукавить, то Катя вытеснила других женщин из моего сознания.
Ей ничего не стоило прийти ко мне в любое время, даже вечером, уложив девочек спать, посмотреть кино, просто поболтать. Как будто, так и должно быть. Она могла зайти и в джинсах с футболкой, и в домашнем халате, и строгом на выход, костюме. И притом была неизменно естественна. Аккуратно уложенные волосы, добрый и понимающий, но, в то же время, предостерегающий от поползновений, взгляд. Мне было хорошо, я не делал никаких попыток к сближению, чтобы не нарушить постепенно устанавливающейся гармонии.