Читать книгу Рассказы о сыщике Игоре Зуеве. Нос Малыша. Дознание Зевса - Владимир Назаров - Страница 5

Матери Малыша было два года, когда Малыш, а вместе с ним сестричка и брат появились на свет.

Породистый, клубный, платиновый минипудель. Впрочем, судя по тому, что в шерсти Малыша были пятна коричневых оттенков, его прабабка имела романтические отношения с персиковым пуделем.

Отец Малыша, как и положено, был старше матери, ему было уже четыре года, когда их познакомили. У папаши были даже медали с выставок.

Хозяева пуделихи устроили ей что-то вроде домика, но собака решила рожать под кроватью: затащила туда подстилку, стянула пару полотенец и устроила себе логово.

Малыш был первым щенком у матери.

Первым во всех смыслах: и первый в помёте, и первый вообще.

Природа заботится о своих детях: она разрешила молодой собаке в первый раз родить, чтобы не напрягаться, только троих. Потом – пожалуйста, можно и шестерых на свет произвести и выкормить, а поначалу и тройни достаточно.

Все первые четырнадцать дней жизни Малыш только ел и спал, спал и ел. Да ещё грелся у тёплого живота матери. А что ему ещё оставалось делать? Глаза то были закрыты. Зато когда они открылись, вот тут-то он и дал волю своим набирающим силу мускулам: перемещался в округе двух метров от мамаши.

На тот же четырнадцатый день оказалось, что их у матери осталось двое: братик, который вышел последним, куда-то исчез.

Это обстоятельство не особенно волновало Малыша. Впрочем, нет, волновало: молока то стало доставаться больше.

Да и хозяева внимательно следили за здоровьем новорожденных: кормили пять-шесть раз в день.

Молоко – обязательно.

В блюдечко.

А ещё – что-то белое и густое, чуть кисловатое.

«Творожок со сметанкой».

Так называлась еда.

Очень вкусно.

И ещё очень вкусное. Похоже на творог. Но только тёмное.

В начале это «вкусное» приносили откуда-то куском, потом куда-то засовывали на кухонном столе, потом что-то шумело.

Очень интересно было сидеть, вместе с сестричкой, задрав голову, и ловить запахи, которые неслись с кухонного стола. Щенок любил сидел на сидалищных буграх, широко раскинув задние лапы и вытянув хвостик.

Потом этот тёмный творог выставляли в мисках для щенков: к тому времени у каждого щенка была своя миска. Маленькая, но своя.

Малыш съедал свою долю быстрее сестры и тут же норовил забраться в сестричкину плошку: что она так долго возится!

Отталкивал сестру, но той на помощь приходили хозяйка: брала двумя пальцами наглеца за шкирку и относили от чужой еды.

Но щенок не унимался: снова рвался к еде. Его снова относили, и так было до тех пор, пока миска сестры не опустошалась.

Тогда Малыш засыпал спокойным сытым сном.

До следующей еды.

Впрочем, что это мы всё «Малыш» да «Малыш».

Ведь в то время он и не был «Малышом».

Его звали просто: «Мальчик».

Вот так – Мальчик и – всё…

Будущий Малыш очень обижался: какой он мальчик? Он – пёс! Пёс – и всё тут. Никаких «мальчиков».

Хорошо, не пёс, пёсик.

Но не мальчик же!

***

Когда брату с сестрой исполнилось два месяца, их посадили в сумку и куда-то понесли.

Это был первый настоящий выход в свет.

Пёсик то и дело норовил высунуться из сумки и посмотреть что это там такое вокруг.

Скоро они оказались в каком-то странном месте.

С тревожными запахами.

Щенка взяли какие-то мягкие, но чужие и холодные руки и уложили на твёрдый холодный стол.

Потом та же рука погладила правое бедро и сделала так больно, как ещё никогда щенку больно не было: острая боль поразила лапу пёсика.

Но рука жестоко просчиталась!

Такие дела наказываются.

Жестоко наказываются.

И немедленно!

Щенок вмиг согнулся в кольцо и цапнул руку, приносящую боль, так сильно, как только мог.

Цапнул острыми, словно иглы, молочными клыками.

Да и резцами зацепил!

Руки только тут поняли, что зря не завязали мордашку щенку.

Они исправили свою ошибку и снова сделали пёсику больно.

Тот терпел. Скулил, но терпел.

Теперь он ни за что не пойдёт к этим злющим рукам!

***

Впрочем, через неделю появились опять новые руки.

Как только Мальчик почувствовал новых незнакомцев, он зарычал, грозно, как только мог, обнажил зубки и приготовился к обороне.

Но новые руки были мягкими и тёплыми и только гладили и не делали больно. Даже накормили вкусными кусочками из какого-то пакетика. А потом тоже посадили в сумку и куда-то повезли. Теперь уже без сестры и без матери.

Маленький пудель понял: больше он не увидит ни мамы, ни сестрички.

Никогда.

На новом месте было не хуже, чем дома.

Правда, скучновато: не с кем играть.

Разве что мягкие мячики и твёрдые шарики.

Но они быстро надоедали.

Зато новая хозяйка не жалела времени на пёсика.

Она садила щенка на колени, гладила и всё говорила: «Чарли, Чарли, Чарли…»

Так будущий «Малыш» понял: его новое имя «Чарли».

Ну, что ж… «Чарли» – так «Чарли». «Чарли» всё-таки лучше, чем просто «Мальчик».

Хозяйка и Чарли много гуляли во дворе дома. Пока Чарли бегал за голубями и пытался гонять кошек, хозяйка сидела на скамейке вместе с такими же тётками и говорила, говорила, говорила.

И то и дело кричала: «Чарли! Далеко не уходи!.. Чарли! Куда!.. Чарли! Нельзя!»

Последняя фраза кричалась особенно часто.

В конце концов, хозяйка стала выводить Чарли на поводке. Чарли это страшно не нравилось. Стоило хозяйке начать надевать на шею Чарли ошейник, как он яростно сопротивлялся, широко раскрывал пасть и ожесточённо грыз ошейник маленькими и острыми зубами.

Однажды во дворе появился другой щенок. И, хотя имя у него было похожее – «Чаппи», но он был совсем другой породы. И пострижен смешно: весь голый, только на мордочке, лапах и хвосте оставлена шерсть. И, главное, он всё время ходил с бантиком на голове. Странно: пёс и с бантиком. Как девчонка!

Так проходили дни за днями короткого российского лета: еда (нисколько не хуже, чем на первом месте, а, порою, и лучше: свежая рыбка, сырое мясо кусочками – объедение), прогулка, сон, снова еда, снова прогулка и снова сон.

Особенно Чарли нравилось ночью. Как только хозяйка ложилась в постель, он тут же запрыгивал на кровать (Чарли очень ловко прыгал), забирался под одеяло и вытягивался, прижимаясь голым животом, вдоль спины хозяйки.

Было очень тепло, уютно и безопасно.

Из еды больше всего Чарли любил кашу на косточках. «На косточках» – это только так называлось. На самом деле там было много мяса. Хозяйка прятала косточки на самом дне миски, под кашей, но Чарли был не глупым псом: он, перво-наперво, доставал косточки со дна, клал их рядом с миской, съедал кашу и только потом приступал к самым лакомым кусочкам.

Как-то хозяйка попыталась положить косточку снова в миску, но тут же пожалела.

Зубки у Чарли были, конечно, уже не молочные, не такие острые, но он так укусил хозяйку за палец, что та закричала.

Будешь знать!

Подумаешь – линолеум испачкал!

Эка важность!

Положила косточку псу – забудь про неё. Это теперь косточка Чарли и только Чарли.

***

Однажды, из-за этой самой каши, хозяйка и Чарли чуть ни погибли.

Дело было так.

Чарли только-только исполнилось полгода.

Хозяйка поставила отваривать косточки для Чарли, а сама прилегла отдохнуть. Она и раньше много раз делала так, а тут – заснула.

Чарли лежал тут же на диване, в ногах хозяйки. Чарли не спал – он знал, что сон хозяйки надо охранять. Чарли с наслаждением слушал запахи, которые доносились из кухни. Вдруг на кухне что-то сильно зашипело.

Чарли подумал, что кто-то чужой проник на кухню. Смелый пёсик спрыгнул с дивана и осторожно стал пробираться туда, где покушались на его еду.

И тут он почуял какой то новый, странный запах. Такого запаха он никогда ещё не слышал. Чарли поднял голову, задрал нос и стал шевелить ноздрями: так лучше чувствовался дух.

Чарли сильно чихнул.

Раз, другой, третий.

Пёсик понял – противный запах несётся из кухни. Чарли бросился на кухню: там воняло по всему полу. Очень плохой запах. Запах, в котором была явная опасность. И даже больше – это был запах смерти.

Чарли отчаянно залаял, бросился в комнату, запрыгнул на диван и стал ещё громче лаять.

Хозяйка не просыпалась.

Тогда Чарли стал тянуть её за одежду, снова лаять.

Хозяйка не просыпалась.

Пёсик в отчаянье укусил хозяйку за руку.

И укусил сильно.

Хозяйка не открывала глаз.

Пёс снова укусил хозяйку.

Та, наконец, проснулась, и, несмотря на то, что у неё болела голова, всё сразу поняла, бросилась на кухню, закрыла газовый кран, распахнула окно, схватила Чарли на руки и выбежала в подъезд.

А когда на выходные приехали хозяйкины дочь и сын с детьми, в доме был настоящий праздник: все гладили Чарли, кормили его самыми вкусными кусочками мяса, да так закормили, что Чарли спрятался от такого внимания под любимый диван. И сидел там, пока гости ни ушли.

Чарли был скромным псом-героем.

***

Дни проходили за днями. Жизнь шла своим чередом.

Однажды утром они с хозяйкой вышли во двор.

Двор был совсем не тот, что вчера.

Весь двор был белый!

И холодный…

Но такой интересный!

«Снег, – это снег, Чарли! – объяснила хозяйка, – настоящий снег…»

Чарли так понравилось барахтаться и кувыркаться в снегу, что это стало его любимым занятием. Ляжешь на спину – и ну кувыркаться да тереться. Хорошо! Потом отряхнёшься, снег летит в разные стороны, хозяйка кричит: «Чарли! Чарли! Прекрати!» А куда там «прекрати» – так весело!

В доме появилось большое колючее дерево, на котором светились лампочки. Снова приходили дети, снова играли с Чарли. Чарли играл с детьми.

А потом наступили странные времена.

Хозяйка всё меньше и меньше гуляла с Чарли.

Выйдут во двор, зайдут за дом, и как только пёсик сделает все необходимые дела – возвращаются.

Хозяйка ложится на диван и так лежит весь день.

А потом с Чарли стали гулять дочь и сын хозяйки, по очереди.

Хозяйка так и лежала.

Но уже не на диване, а в кровати.

Чарли забирался к хозяйке на кровать, лизал ей руки, губы, лицо. Под глазами хозяйки было солёно.

Хозяйка гладила Чарли, но так и не вставала.

Потом наступил совсем странный день.

В дом принесли длинный тёмный ящик, положили в него хозяйку, а ящик поставили на стол в большой комнате. Рядом с любимым Чарли диваном.

Чарли бегал вокруг ящика, скулил, но хозяйка не отзывалась.

Чарли бегал вокруг и отчаянно лаял: «Пойдём гулять! Посмотри, как ярко светит солнце! На улице такие звонкие сосульки! Пойдём же! Пойдём!»

Хозяйка не вставала.

Несколько раз Чарли пытался запрыгнуть в ящик с дивана, но ему не давали. Потом пёсика заперли в спальне, а когда выпустили, длинного ящика уже не было.

Пёс ходил по квартире. Скулил. Переставал скулить. Прислушивался: вдруг раздадутся шаги хозяйки. Ничего. Снова скулил.

Потом пришли какие-то люди и вынесли всё что было из квартиры.

Даже любимый Чарли диван.

Хотели забрать и Чарли, но он не давался в руки, отчаянно верещал и кусался. Его кое-как выставили в подъезд и заперли дверь квартиры, где он так счастливо жил.

***

Никто не приходил за Чарли, никто не брал к себе домой. Только дети, которые жили в подъезде, наливали молоко в блюдечко и давали кусочки пирожков или колбасы, а то и котлету. Так он и жил в подъезде.

У батареи, у входа.

Ему положили старый коврик.

Когда надо было, Чарли терпеливо сидел у дверей и ждал, когда кто-нибудь откроет. Выбегал из подъезда и тут же быстро возвращался: он боялся, что хозяйка придёт, а его не окажется на месте.

Однажды вечером ему положили много-много мелких костей.

Кости, видно, пролежали не один день, от них неприятно пахло, но Чарли очень хотел есть и накинулся на кости.

Посреди ночи ему стало плохо.

Очень нужно было выбежать на улицу.

Но дверь подъезда была закрыта.

Чарли терпел сколько мог.

И только под самое утро присел у дверей и освободился.

Чарли знал, что так делать нельзя, что это плохо. Очень плохо.

Чарли спрятался под батарею и со страхом ждал что будет.

Лишь только люди стали выходить из подъезда, чьи-то грубые руки выкинули пёсика на улицу: Чарли пролетел несколько метров и шлёпнулся на асфальт. Чарли понял, что ему теперь не дадут жить в подъезде. Пёсик устроился в детском домике во дворе, но пробыл там не долго. В один из дней его шею обвязали куском бельевой верёвки и куда-то повезли.

Место, куда его привезли было странным местом. Таких мест Чарли ещё не видел: много, очень много людей и много собак и кошек. Собаки были самые разные: и большие, и маленькие, и взрослые, и щенки. Щенков и котят было больше всех.

Чарли привязали к дереву и оставили.

Мимо проходили люди. Много людей. Чарли то и дело провожал их взглядом: он ждал, что кто-нибудь заберёт брошенного пса.

Но никто не обращал на пуделька внимания: кому нужен пёс, полгода проживший в подъезде и на улице. Чарли был не стрижен, шерсть свалялась, вокруг глаз – засохшие выделения, похожие на гной.

Чарли просидел на верёвке много часов. Людей постепенно становилось всё меньше, унесли и увели собак и кошек. Редкий, редкий человек проходил мимо, поглядывал на привязанного пёсика и шёл дальше.

Смеркалось.

Чарли ничего не оставалось делать, как перегрызть верёвку.

Что он и сделал.

Освободиться то он освободился, но вставал другой вопрос: где ночевать?

Да и надо было что-то поесть.

Чарли бегал между деревьев, принюхивался и, наконец, почуял запах съестного.

Где-то неподалёку была еда.

Чарли потянул носом и тут увидел много-много каких-то одноэтажных домов без окон. Около некоторых домов стояли машины. Неподалёку была загородка, от которой и пахло едой. Чарли бросился туда и нашёл кусок хлеба с сыром и колбасой, но как только он схватил желанный кусок, откуда-то выскочил большой худой пёс, налетел на Чарли и с рычанием отобрал еду.

Чарли со всех лап бросился из опасного места.