Читать книгу Золотоискатели в пустыне - Владимир Обручев - Страница 3

Прошло более часа с тех пор, как рудокопы вернулись в шахту. Все это время они неустанно долбили жилу кирками. Лю Пи колотил методически, короткими и резкими ударами. Мафу бил с размаху, изо всех сил, и чаще прибегал к клиньям и тяжелому молоту, который весело плясал в его руках, звонко ударяя по железу. Разогревшись, оба рудокопа сбросили рубашки из синей дабы и остались в одних шароварах. Их смуглые торсы блестели от пота, косички[1] были обернуты вокруг головы и спрятаны под войлочные шапочки, покрытые таким толстым слоем пыли и копоти, что по цвету не отличались от темного сланца.

– Ну и жила, будь она проклята! – воскликнул Мафу, бившийся уже минут десять над одним особенно твердым местом. – И, наверно, золота мало, ни крошки охры нет!

– Что ж, отдохнем, покурим, – отозвался Лю Пи, который был арендатором шахты, недавно взял Мафу себе в компаньоны и потому распоряжался работой.

Он спустился со своего уступа и присел на корточки возле кучки кварца, набитого его товарищем.

При тусклом свете лампочки Лю Пи стал перебирать куски белой породы; иные отбрасывал сразу, другие внимательно разглядывал.

– Напрасно бранишь жилу, золото мало-мало есть, – сказал он, окончив осмотр и принимаясь за свою трубку. Мафу уже курил, прислонившись к забою.

– Мало-мало – это мало, – ответил он. – Пожалуй, на еду и на инструмент не заработаешь.

– Не надо бранить жилу, – шепотом произнес Лю Пи, словно жила могла подслушать разговор. – Не знаешь разве: будешь хаять – золото совсем скроется. Подземные демоны не любят, когда люди недовольны их сокровищами. Или золота не станет, или с тобой что-нибудь приключится – камень на голову свалится, ногу сломаешь. Мы здесь в их полной власти.

– А ты видел когда-нибудь подземного демона? – спросил Мафу, недавно сделавшийся рудокопом и относившийся скептически к их суевериям. Раньше он был погонщиком в обозе, потом табунщиком при китайской кавалерии[2]. Свое настоящее имя он скрывал, так как ему пришлось бежать из Китая после нечаянного убийства во время драки.

Лю Пи беспокойно оглянулся вправо и влево.

– В фанзе расскажу, что видел, а здесь нельзя, нехорошо будет, – прошептал он. – Близко был, слышал нас, – прибавил он немного спустя.

Наступило молчание; слышно было только слабое потрескивание лампочки, висевшей на неровной каменной стене, и шипенье табака в трубках. На глубину тридцати метров с поверхности не доносилось никаких звуков; там могла неистовствовать буря, греметь гром, лить дождь – здесь царила мертвая тишина подземного царства, изредка нарушаемая стуком от падения сорвавшегося камня на дно шахты или всплеском, если он угодил в воду.

Но вот послышался легкий шум и глухо звучавшие голоса, постепенно приближавшиеся.

– Мальчики идут, – сказал Лю Пи. – У нас, пожалуй, и на две корзины не наберется руды.

Он взглянул на кучку кварца, набитого Мафу, и прикинул, что у. него на уступе едва ли будет больше.

– Хватит! – буркнул Мафу и, приподнявшись, вырвал из жилы большой кусок подбитого уже кварца, который и бросил на свою кучу.

Шаги слышны были уже близко, и из темноты вынырнули фигуры мальчиков с корзинами на спине. Подойдя к рудокопам, они присели на корточки рядом с Лю Пи. Пламя лампочки отразилось светлыми точками в их темных, косо прорезанных глазах, устремленных на огонь.

– Где, щенята, пропадали так долго? – ласково спросил Лю Пи.

– Бегали в горы, собирали дрова и аргал[3], – ответил младший, по имени Пао, племянник Лю Пи.

– И видели хуан-янгов[4], – прибавил второй, Хун, подскакивая от волнения, – пять больших и двух маленьких.

– Мы хотели поймать хоть одного. Совсем уж близко были, – затараторил Пао, – да они нас почуяли и умчались, как ветер.

– А вы не знаете, как поймать хуан-янга, не имея, ружья? – сказал Лю Пи с лукавой усмешкой.

– Арканом разве за рога или из самострела подстрелить? – предложил Хун.

–. Не нужно ни аркана, ни самострела, а только горсть соли насыпать хуан-янгу на хвост – и ты его поймаешь непременно! – серьезно заметил Лю Пи.

– На хвост?! – воскликнул Хун, разевая рот от удивления. – Да как же так? Он убежит раньше, не подпустит.

– И хвост у него очень маленький, – прибавил Пао в недоумении.

Лю Пи и Мафу расхохотались. Мальчики сообразили, что над ними шутят, и сами рассмеялись.

– Не время разговаривать, – вдруг оборвал Лю Пи. – Работа не ждет. Нагружайтесь и полезайте наверх, а когда вернетесь – принесите мне другую кайлу, моя иступилась.

Хун опустился на колени возле кучи кварца, повернувшись к Мафу спиной, а тот взял лопату и стал насыпать руду в корзину. Когда она почти наполнилась, он помог Хуну встать, и мальчик, согнувшись, зашагал в глубь темной шахты, к лестнице. Как и рудокопы, он был без рубашки, в одних бязевых панталонах. Но у старших шаровары доходили до щиколотки, и ноги были обуты в широкие носки и туфли с толстой подошвой, а у мальчиков панталоны были только по колено, и ноги оставались голыми. Впрочем, их ступни давно уже огрубели и не боялись острых камней, а подниматься и спускаться по ступенькам шахты было гораздо удобнее босиком, чем в обуви.

Вскоре с уступа осторожно спустился и Пао с наполненной корзиной и прошел мимо Мафу. Рудокоп спросил:

– А что, буря уже началась?

– Нет еще, – ответил Пао. – Верно, будет к ночи, солнце стало совсем красное и душно.

На дне шахты опять раздался однообразный стук стали по кварцу, иногда прерываемый вздохами Лю Пи и сердитыми восклицаниями Мафу. Мальчики пробирались к началу подъема, куда еле-еле проникал слабый дневной свет. Но после полной темноты на дне шахты и этого сумеречного света было достаточно, чтобы различать ступеньки. Мальчики поднимались медленно со своей тяжелой ношей, нагнувшись вперед, и в трудных местах, где ступеньки были слишком узки или далеко отстояли одна от другой, ползли на четвереньках, хватаясь за выступы камня. Они знали, что поскользнуться означало верную гибель, потому что удержаться с полной корзиной на крутом скате невозможно, и пришлось бы катиться до самого дна. На спуске, с пустыми корзинами, они были менее осторожны, и обоим уже пришлось испытать на своих боках жесткость выступов сланца, пока они не изучили все скользкие и ненадежные места.

Чем выше, тем становилось светлее и теплее, а когда мальчики выбрались наверх, им показалось, что они попали в жарко натопленную печь. Солнце, совершенно красное и без лучей, зловеще светило на посеревшем небе. Вершины Кату еле виднелись сквозь завесу мглы. Воздух был неподвижен и удушлив. Накалявшиеся с утра голые скалы Кату, щебнистые склоны ближайших холмов и каменистая почва долины отдавали свой жар воздуху, и даже в тени не было прохлады.

Мальчики подошли к большой куче кварца, высившейся у двери фанзы, опорожнили свои корзины и присели отдохнуть. Их смуглые тела блестели от пота, струйками стекавшего вниз и смывавшего сланцевую пыль.

– Мы почти все вынесли, что было. Доставай трубку и табак, – распорядился Пао, растянувшись на земле.

Хун проворно вскочил, подошел к глинобитной стенке дворика и извлек из трещины запрятанную туда коротенькую трубочку без мундштука и тряпочку с табаком. Мальчики давно уже украдкой от старших покуривали. У них в углу дворика, под кучкой камня, был устроен курительный прибор в виде маленького вулкана из глины. Курильщик клал в кратер щепотку табаку и уголек, ложился плашмя на землю и тянул дым через боковой канал холмика, сообщавшийся с жерлом. Но глина высыхала и трескалась, и прибор требовал ремонта чуть ли не каждый день. Иногда мальчикам удавалось воспользоваться трубкой Лю Пи или Мафу во время их послеобеденного сна. – Но это было связано с большим риском. Они были очень счастливы, когда нашли на дороге старую трубку.

Мальчики тщательно прятали свое сокровище и гордились им. Табак они ухитрялись таскать понемногу у старших, иногда же покупали в лавочке, если им удавалось найти крупинку золота в каком-нибудь куске кварца. Такие крупинки были в ходу среди золотоискателей, и лавочники имели особые миниатюрные весы для их взвешивания.

Хун принес трубку и табак, а затем сбегал в фанзу и выкопал из золы под каном горячий уголек. Мальчики легли рядком и поочередно затягивались из трубки, с важным видом обсуждая качества разных сортов табака и достоинства трубок.

– Когда я буду взрослым, – мечтал Пао, – я заведу себе предлинную трубку, как у сычуанца лое[5], но только мундштук будет у нее из камня, белого, как свиное сало[6], а чашечка из чистого золота.

– Такая трубка очень тяжела и неудобна, – заметил Хун. – Куда ты спрячешь ее? Ни в чулок, ни в кисет ее не засунешь.

– Нет, я буду богатым человеком, – фантазировал Пао. – Мне не придется работать самому, у меня будут шахты с золотом. Я буду сидеть на кане, курить золотую трубку, есть жареное мясо и рис и пить цветочный чай.

– А я, – мечтал Хун, – куплю себе ружье и стану охотником. Буду стрелять хуан-янгов, диких лошадей и верблюдов, даже тигров.

– А ты видел когда-нибудь живого тигра?

– Нет, живого не видел. Но когда жил с отцом в Ши-Хо, калмыки привезли в ямынь[7] мертвого тигра, которого убили в камышах на Куйтине. Ах, какой это красивый и страшный зверь: весь желтый, с черными полосами, а зубы и когти огромные, вот такие! – Хун показал свой большой палец. – Прежде чем тигра закололи, он растерзал двух лошадей и калмыка.

– О-о! – протянул Пао. – Какой злой! Что же с ним сделали в ямыне?

– Начальник взял шкуру себе, а мясо отдал солдатам. Знаешь, чтобы быть храбрым, нужно поесть мяса тигра. Все солдаты в Ши-Хо тогда поели этого мяса. И мне дали кусочек. С тех пор я и хочу стать охотником.

– Нужно бы и мне съесть кусочек тигрового мяса. Только вот сюда никогда не привозят тигров.

Выкурив две трубки, мальчики спрятали свои сокровища и пошли в шахту, захватив кувшин для воды и кирку для Лю Пи. Вблизи поселка не было ни речки, ни ключей, и рудокопы пользовались водой из своих шахт.