Читать книгу Слова любви, любви таинственной - Владимир Паронджанов - Страница 17
Краски вчерашнего дня
ОглавлениеГитары плач исповедальный
Чужой весны в чужом раю…
Тебя окликнет взгляд прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
О, как легко все потерять!
И только юная фиалка
Гитаре грезится опять,
И гитариста ей не жалко.
По алым лезвиям минут
Матерый волк бежит, хромая.
Где был мой дом – чужой уют,
Чужая пристань городская.
Так пожалейте старика!
Вам поцелуй – такая малость!
Уж сколько лет моя рука
Коленей женских не касалась.
Любви и нежности порыв,
Закатный луч и шелест платья.
Но лишь гитары стертый гриф
Мне отвечает на пожатье.
Чужой весны в чужом раю…
Взгляд промелькнувший… миг прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
Не мужик мне нужен, а возлюбленный
Шаг от волшебства до воровства…
Доли, одиночеством загубленной…
Чьи-то еле слышные слова:
– Не мужик мне нужен, а возлюбленный.
Господи, тебе ли выбирать!
Горький луч зашкаливает бешено.
Каждого прими как благодать,
Кем хоть раз согрета и утешена.
Призрачен архангелов полет
В вечную разлуку, в даль обманную…
Стрелки часовые… крестный ход…
В тайную страну обетованную.
И опять во власти колдовства:
– Дай отпить из чаши непригубленной!
Горькие, бессонные слова:
– Где же ты, мой милый, мой возлюбленный!
Сколько их пришло из темноты?
Сколько отошло порою вешнею?
Гибельной, смертельной красоты
Свечи пред иконою нездешнею.
Не дано ни вспомнить, ни понять…
Жгучий луч опять трепещет бешено.
Каждого прими как благодать,
Кем хоть раз согрета и утешена.
А когда остынет синева,
Вспыхнут над иконою погубленной
Дивные, бессмертные слова:
– Милый мой,
желанный мой,
возлюбленный…
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой ночи отзвенели.
Ты прости, любовь моя, пьяный перегар,
В сердце только вьюги да метели.
Все, что было, кануло – нет пути назад.
Боль-тоска без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сад,
Юбочки-оборочки твои.
Отзвенят стаканы в первый день весны,
Захлебнутся криком похоронным.
У гитар недаром струны сплетены
С заунывным колокольным стоном.
Параскева-Пятница, свечи у икон,
Ночь-тюрьма без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сон,
Юбочки-оборочки твои.
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой жизни отзвенели.
У престола вечности, как последний дар,
Догорают звездные метели.
У престола вечности, как последний дар,
Гаснут наши тайны и апрели.
Наполеоновские планы
Наполеоновские планы…
Нас манит дерзкая весна.
Сперва нас ждут моря и страны,
Потом нас ждет Березина.
Христос сказал: «За мной, ребята!
Я компас истины нашел».
А Понтий, римский прокуратор,
Ему Варавву предпочел.
Апостол Павел величаво
Рассеет тьму, развеет мрак,
Где инквизитор скажет: «Чао!»
Святой колдунье Жанне Д’Арк.
Когда любой валет трефовый,
Чтоб сердце золотом ласкать,
Мог объявить поход крестовый
И гроб Господень отыскать.
Они с утра войдут и скажут
О новой участи вождя,
И нас к кресту навек привяжут
Четыре ржавые гвоздя.
Упали звонкой славы стены,
Одеты пеплом и тоской,
На островке Святой Елены,
Где лишь безвестность и покой.
Пусть тем, кто верует, как дети,
Напомнит песенка моя:
Любая истина на свете
Одета в облако вранья.
Мы суетимся, все нам мало.
Растет трава высотных стен.
А там, у дальнего причала,
Нас ждет толпа святых елен.
Наполеоновские планы…
Непоправимая весна.
Сперва моря и океаны —
Потом река Березина.
Любовь на кладбище
Бывает так, о Боже мой,
Что вмиг растает лед.
Любовь на кладбище зимой —
Не каждый нас поймет.
Февраль по пояс навалил,
А здесь – как в майский день:
Среди заснеженных могил
Тюльпаны и сирень.
Сверкает солнце в высоте,
Лучи – во все концы.
А под землею в темноте
Тоскуют мертвецы.
Мы мчимся алою зарей,
И Бог сказал с небес:
– Друзья, им скучно под землей,
Им тоже нужен стресс.
Церквей качаются венцы,
Метелями звенят.
Любовь и смерть, как близнецы,
Закроют нам наряд.
Ты, как мечта моя, светла,
И этот мир для нас.
Тропинка к кладбищу вела
И вдруг… оборвалась.
Февраль по пояс навалил,
А тут звенят ручьи.
Среди заснеженных могил
Весна и соловьи.
Настанет день, когда и я —
Ведь всем нам суждено…
И отнесут меня друзья
Туда, где все равно.
Одно вам завещаю я,
Завет в душе горит:
Пусть кто-нибудь из вас, друзья,
Мой подвиг повторит.
И я пойму из-под земли
В холодный зимний день,
Что надо мною расцвели
Фиалки и сирень.
Земля, как вечный пьедестал,
Мгновенья не вернуть
Для тех, чьим памятником стал
Бездонный млечный путь.
Пусть канет снежная печаль,
Когда в душе весна.
На трех машинах мчится вдаль
Веселая шпана.
Охапки ландышей слепят,
Звенит метель из роз.
Перед иконами горят
Лампады наших звезд.
Церквей качаются кресты,
Весна со всех сторон,
В краю удачи и мечты
Летит наш эскадрон.
Мы мчимся вдаль, и в пол педаль,
И все мы влюблены.
И тает снежная печаль
Под заревом весны.
Бывает так, о Боже мой,
Завет в душе горит.
Любовь на кладбище зимой —
И Бог благословит.
Песня любви до конца перемотана
Я проиграл. Обманули цыганские карты.
Стелется дым за порогом моей старины.
Чья это гибель во взгляде влюбленной Астарты?
Чей это пепел на хрупких весах тишины?
Тайна заката из золота соткана.
Старый кассетник, ты жив до сих пор.
Песня любви до конца перемотана,
Завтра последний немой разговор.
Есть у любви эти страшные крайние сроки.
Рушатся стены, и крыша срывается вниз.
Кто этот фокусник, этот насмешник жестокий?
Чей это праздник, и чей это тайный каприз?
Лунная нежность из горечи соткана.
Козыри черви… обманный узор…
Песня любви до конца перемотана,
Тихий прощальный струны перебор.
Не надо, не ищи меня
У каждой тайны два лица,
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Еще вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поет моя гитара.
Я много раз был рад весне,
Легко менял слова и маски.
Лишь ты одна сказала мне,
Что я волшебный принц из сказки.
Какой я принц? – ведь я алкаш,
Полупоэт, полубродяга,
Тобой придуманный мираж,
Корабль без компаса и флага.
Какой я принц? – ведь я же вор,
И этот блеск насквозь поддельный.
Небесный царь, как прокурор,
Ведет меня тропой смертельной.
Цыганский хор, устав стонать,
Пророчит дальнюю дорогу.
Ты ж ничего не хочешь знать,
И просто веришь мне, как Богу.
А кто не впишется в вираж,
Очнется там, где сны и тени,
И наша сказка, наш мираж,
Растает, как дымок осенний.
Мой замок рухнет, как во сне,
Все ближе грозный час развязки.
И ты в ту ночь шепнула мне,
Что я последний принц из сказки.
Ведь у иконы два лица…
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Еще вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поет твоя гитара.
«Не надо, не ищи меня!» —
Теперь поет твоя гитара.
Поцелуи на петляющей лыжне
Остались в прошлом зимние рассветы
И поцелуи на петляющей лыжне,
Где я все козыри швырял, как самоцветы,
Чтоб эти глазки улыбались только мне.
Прощай, дом отдыха! Прощайте две недели!
Тюльпаны солнца и обманчивая даль…
А через месяц бесшабашный звон капели
Сотрет из памяти и нежность, и печаль.
Заколдованный рояль
Бывают женщины – вы даже не поверите,
Как тот забытый, заколоченный рояль
Из дорогого сумрачного дерева,
Где тайно светится надежда и печаль.
А сказка не имеет срока давности,
Но кто ответит сердцу: позови!
И клавиши, и струны – все в исправности,
Но не касалась их еще рука любви.
На шаткой пристани о звездах и о таинстве,
О гордых принцах и жемчужных городах…
В притонах нежности мелькнуть покорной странницей
И закружиться в поцелуях и мечтах.
Слова любви – и сказки нет изысканней…
В разбитых стеклах замков и карет,
В ином столетии, у той бессонной пристани,
Где в души льется несказанный свет.
Кто нас бросил на сцену
Мы пришли ниоткуда
и исчезнем в назначенный час.
Нам завяжут глаза
чередой февралей и апрелей.
Чем же держится мир?
красотой непридуманных глаз,
Погружаясь в часы
и тревоги придуманных целей.
Там, где жажда дорог
и колодец отравленных слов,
К рубежам миражей
нас ведут, как стада к водопою.
Пулеметы сомнений
строчат мимо наших голов,
Чтоб случайною пулей
смертельно задеть нас с тобою.
Пересохшие реки
глотают дорожную пыль,
Вспоминая ликующий май
и зеленые чащи —
Там, где бывшие птицы
несут свои крылья в утиль,
Чтоб взамен получить
отрывные талончики счастья.
Кто же здесь верховодит?
Кто душу зажег, как костер?
Кто заставил нас петь
и хрипеть, надрываясь натужно?
Кто нас бросил на сцену,
построив небесный шатер?
Пусть войдет режиссер —
пусть расскажет, зачем это нужно.
Мы проходим сквозь жизнь,
перекупщики краденых слов —
Переулками душ,
до конца отработанных штолен.
Позолота надежд
облетела с живых куполов
Под предательский звон
уцелевших в душе колоколен.
Каждый чем-то дешевым
наполнил свои погреба.
А кругом во дворцах
блеск богатств, не замеченных нами.
За последний шлагбаум
нас молча проводит судьба.
А за нашей спиной
полыхает транзитное пламя.
Мы пришли ниоткуда
для того, чтоб уйти в никуда.
В безответной глуши
оборвется твоя серенада.
Эта песня в душе
догорит, как ночная звезда,
Как минутная боль
бесконечного звездного сада.
Так и песня души —
отзвенит и замрет… без следа…
Превращаясь в напев
облетевшего звездного сада.
Где бы мне купить билет
Веселый покер шторма и причала,
Танцуют скрипки, дождь и контрабас,
Цветут сады за гребнем перевала —
Как жаль, что это больше не для нас!
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Тридцать лет назад!
Мир огромный, как окно
В будущий рассвет,
И в любовном казино
Первый вкус побед.
Крупье сказал: мираж порою вешней —
Он нам дороже тысячи чудес.
А наши девушки, как сладкие черешни,
В лукошко ласки падают с небес.
Сердце рвется напрямик
К солнцу в синеву —
Чтобы тот весенний миг
Вспомнить наяву.
Сквозь метель ползет луна,
Заметая след.
А в душе гремит весна,
Как в семнадцать лет.
Веселый покер цели и штурвала.
Кому пора с дистанции сойти?
А ветер рвет афиши карнавала,
Сметая деньги, пыль и конфетти.
Денег нету – ерунда,
Можно и занять.
Хуже если, вот беда,
Некого обнять.
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Сорок лет назад!