Читать книгу Самоцветы: от легенд к истории - Владимир Печенкин - Страница 4

Это история началась в III веке до нашей эры, когда на месте Китая был десяток небольших княжеств, воевавших между собой с переменным успехом: если чрезмерно набирало силу одно государство – против него тут же образовывался союз остальных, которые вместе давали укорот усилившемуся противнику. Этот период истории Китая так и называется – Эпоха воюющих царств.

Основная драма разворачивалась на территории трех княжеств: Чу, Чжао и Цинь.

До поры Чу было самым большим по площади и самым мощным. Именно на территории этого княжества крестьянин по фамилии Хэ нашел в горах чудесный нефрит и решил преподнести его правителю.

– Куда же ты прешься, деревенщина, – встретили его стражники, и в назидание за наглость бедняге отрубили ступню – нечего, мол, без вызова являться во дворец.

Через какое-то время князь ушел в лучший из миров и трон перешел к его брату. Несчастный вновь решил выразить свои верноподданнические чувства и приковылял к новому князю. Эффект оказался тот же: бедняге отрубили вторую ступню – чтоб не докучал господам.

Однако слух о назойливом посетителе каким-то образом достиг ушей правителя.

– Собственно, что хотел этот безумный?

– Он утверждал, что нашел необыкновенный нефрит и жаждал поднести его вам лично.

– Правильно, что не пустили голодранца во дворец. Только вот камень следовало бы изъять, может, он действительно что-то из себя представляет.

А нефрит и впрямь оказался царственный – девственно-белый, без изъяна – не было у минерала ни прожилки, ни пятнышка другого цвета или даже оттенка.

По распоряжению князя дворцовые резчики по камню изготовили нефритовый диск – би7, а позже, по иронии судьбы к нему прилипло название по фамилии нашедшего – нефрит Хэ, или нефритовый диск Хэ.

Но не судьба была князьям государства Чу долго владеть бесценным нефритом – диск был украден, а позже всплыл у властелина княжества Чжао.

К тому времени непропорционально усилилось княжество Цинь, которое стало проводить агрессивную политику по отношению к соседним государствам – только государство Чжао способно было на равных противостоять экспансии Цинь.

Война между ними продолжалась уже несколько десятилетий. Боевые действия велись на территории Чжао, и циньцы уже овладели сорока городами.

Нефритовый диск би с драконами / Период Сражающихся царств. Фото: Википедия / Mountain (CC BY-SA 3.0)

В 260 году до н.э. произошла грандиозная битва при Чанпине, в которой Чжао потерпело сокрушительное поражение. Сдавшиеся в плен 450 тысяч чжаоских солдат вопреки обещаниям были казнены, и практически беззащитная столица была осаждена циньскими войсками. В окруженном городе дело уже дошло до людоедства, казалось, еще чуть-чуть, и княжество капитулирует, но в спину армии Цинь ударили объединенные силы государств Вэй и Чу, и циньцы были вынуждены отступить. Можно было бы и вздохнуть, но на обескровленную и обезлюдевшую Чжао навалилось государство Янь, стремясь урвать кусок у ослабленного соседа. Как известно – беда не приходит одна: в тот год случились природные катаклизмы – мощное землетрясение и сильнейшая засуха, вызвавшая голод.

И на этом удручающем историческом фоне вновь появляется белоснежный нефрит Хэ.

Ко двору князя Чжао прибыл гонец с письмом от правителя Цинь. Цветистое восточное многословие послания можно свести к двум предложениям. Властелин Чжао обладает несравненным сокровищем, слава о котором известна далеко за пределами Китая. В обмен на нефрит Хэ государство Цинь предлагает вернуть пятнадцать городов, которые раньше принадлежали Чжао.

Один камень. На пятнадцать городов!

Учитывая бедственное положение Чжао, предложение более чем заманчивое, вот только можно ли верить циньскому князю?

Собрался совет.

– Государство Цинь сейчас находится в силе, а наше – ослаблено войной и голодом. Нам не избежать этой сделки, как бы мы ни хотели оставить драгоценность у себя, – высказался главный советник.

– Это конечно так, но, зная нашего соседа, я бы поостерегся заключать с ним любые сделки, – возразил второй советник.

– Что будем делать, если циньцы заберут нефрит, а обещанные города не вернут? – спросил князь.

– У нас нет другого выхода. Сегодня Цинь хочет обменять города не нефрит и надо пользоваться случаем усилить наше государство. Если мы откажемся, это будет ошибкой – они заберут драгоценность силой. Если же мы отдадим камень, а в обмен ничего не получим – вина ляжет на циньского князя – он потеряет лицо. Надо отправлять посланца.

– Вот ты и поедешь, – заключил князь.

– Слушаюсь, повелитель, но камень я отдам лишь в том случае, если буду уверен в честности сделки. В противном случае приложу все силы, чтобы вернуть его домой.

На приеме у циньского князя главный советник, сопровождавший бесценный нефрит, обратил внимание, каким хищным и одновременно восхищенным блеском сверкают глаза хозяина. Дрожащими руками князь принял вожделенное сокровище и долго рассматривал, потом с радостным оживлением принялся демонстрировать его приближенным, которые подобострастно и громко выражали свое восхищение.

Наконец посланник Чжао решил напомнить про обещанные пятнадцать городов.

– Да! Да! Принесите карту! Обсудим, какие города мы готовы отдать за это чудо, – громко распорядился правитель.

– Но мой господин, карта еще не готова, – отрапортовал военный советник.

– Как? – притворно удивился князь. И обратился к посланнику: – Послушайте, любезный, видите, какая незадача. Знаете что, давайте продолжим переговоры завтра, а это безукоризненное чудо я пока оставлю у себя.

Советник князя Чжао понял, что его хотят обмануть, и пошел на хитрость.

– Нефрит Хэ, конечно, является редчайшим сокровищем в мире, но в нем есть небольшой изъян, который почти не заметен. Позвольте вам его показать.

Удивленный князь передал послу нефритовый диск, но тот сразу же отступил назад с сокровищем в руках.

– Хорошо! Продолжим переговоры завтра! Но если вздумаете отобрать нефрит силой, я его разобью, – и поднял его над головой, угрожая хватить об пол.

Ночью советник тайно отправил нефрит с доверенными лицами домой.

Наутро переговоры возобновились и, конечно, ничем не закончились. Чжаосцы еще накануне поняли, что возвращать города им никто не собирается. Несмотря на гнев циньского князя, причинить вред послу не решились, и вслед за драгоценностью первый советник вернулся домой.

Благодаря этому случаю в Китае появилось две поговорки «Вернуть нефрит государству Чжао», означающая возвращение чего-либо в сохранности его первоначальному владельцу, и «Камень по цене многих городов».

И все же государство Чжао не устояло и вскоре пало под натиском Цинь, как и все прочие княжества, и Китай объединился в единую державу под властью императора Цинь Шихуана (дословно – «Первый император Цинь»). Нефрит Хэ в качестве трофея попал к циньцам, и по приказу повелителя из него была изготовлена императорская печать.

Династии появлялись и исчезали, а печать переходила от правителя к правителю, обеспечивая благословение небес. Правда, не всегда передача осуществлялась гладко. В начале нашей эры императрица, последняя из династии Хань, все-таки приложила от души печатью об пол, не желая передавать ее представителю другой династии. От бесценного нефрита откололся кусок, и печать пришлось реставрировать с помощью золотой накладки.

В неспокойные эпохи перемен за печатью буквально охотились, поскольку она обеспечивала легитимность власти. В период Троецарствия она постоянно переходила из рук в руки, и каждый обладающий ей князек объявлял себя владетелем всей Поднебесной. Как-то печать даже обменяли на три тысячи солдат. Когда-то стоимость нефрита Хэ оценивали в 15 городов и вот теперь отдали всего за три тысячи наемников. Справедливости ради стоит отметить, что с помощью этих солдат удачи владельцу нефрита удалось образовать собственное княжество, так что сделка «один камень на три тысячи головорезов» оказалась оправданной.

Печать служила многим поколениям императоров, а в смутные времена случалось, что и проходимцам, но в X веке была утеряна в круговерти политических неурядиц, которые в истории Китая остались под говорящим названием Эпоха пяти династий и десяти царств (907—960 годы).

Ограниченная с севера кочевниками, а с юга – непроходимыми горными джунглями и малярийными долинами, китайская цивилизация долго находилась в изоляции.

После Эпохи воющих царств, объединившийся в единое государство, Китай вступил в отчаянную борьбу с варварами севера, потребовавшую напряжения всех сил. Война с кочевниками забирала ресурсы империи и осложняла экономическую ситуацию. Постоянные набеги степняков вынудили первого китайского императора Цинь Шихуана ударными темпами возвести в качестве защиты Великую Стену.

Долгое время императоры проводили по отношению к кочевникам пассивную оборонительную позицию, пытаясь защищать Стену и охранять границы, они задабривали кочевых ханов, посылая им шелк и другие предметы роскоши, недоступные в степи.

Главной ударной силой степняков была конница, с которой пешие китайские армии не имели шансов успешно биться – необходимо было создавать свою кавалерию. Проблема состояла в том, что главной тягловой силой в сельском хозяйстве Поднебесной были волы. Эти мощные, но медлительные животные хороши при обработке рисовых полей и перевозке грузов, но в военном деле непригодны. Лошадей в случае нужды в небольшом количестве закупали в Монголии. Время от времени вспыхивающие междоусобные войны и вовсе приводили к плачевным результатам. Достаточно привести такой пример: при восшествии на престол (206 год до н.э.) первый император ханьской династии – Лю Бан не смог найти во всей империи четырех коней одной масти, чтобы запрячь в свою колесницу.

Вот и получается – чтобы избавиться от обнаглевших кочевников, постоянно грабивших окраины империи, необходима своя конница, а взять их, кроме как у самих кочевников, негде.

Китай принялся искать союзников в борьбе со степняками. На Запад был отправлен посол Чжан Цянь, который почти сразу же был захвачен дозорами кочевников-сюнну и пробыл в плену десять лет. Когда сюнну решили, что посланец примирился с неизбежным, и перестали его пристально стеречь, Чжан Цянь бежал, но отправился не обратно в Китай, а на запад – выполнять волю правителя. Посол добрался до земледельческих государств на территории современной Средней Азии, но не смог убедить их ударить в спину сюнну вместе с китайцами. На обратном пути Чжан Цянь вновь был пленен степняками, но пробыл в неволе «всего» год.

Вернувшись домой, он составил подробный отчет о своей миссии. Больше всего посланца императора на Западе поразили две вещи: китайские товары на базарах Бактрии (никаких официальных торговых путей не существовало, а торговля, между тем, велась) и табуны великолепных скакунов у правителя Ферганской долины.

Наконец Китай решил, что государство набрало силу и готово к экспансии. Западной границей империи в то время была застава Юйгуань, или Юймэньгуань (Застава яшмовых8 ворот) – крайний форпост империи. За ней начинались бесплодные степи и пустыни, где хозяйничали воинственные варвары-степняки.

Правда, был один путь на Запад, не полностью подконтрольный кочевникам – вдоль границ пустыни Такла-Макан, где в редких оазисах теплилась жизнь. По этому маршруту к правителю Ферганы и были отправлены китайские послы, чтобы приобрести лошадей, которые в свое время так поразили Чжан Цяня.

Но правитель Коканда наотрез отказался продать хотя бы несколько лошадей. Вконец отчаявшись вести переговоры, китайцы силой забрали лучших коней и отправились с добычей домой. Погоня настигла посланника, перебила все посольство и вернула коней. Возможно, ферганский правитель полагал, что такие решительные меры избавят его от докучливых китайцев – ведь Китай слишком далеко, чтобы отомстить… Наивный.

Китайцы не были склонны терпеть убийство своих. В Фергану отправилась армия наказать строптивцев. Солдатам предстояло пройти две тысячи километров по пустыне вдоль редкой цепочки оазисов бассейна Тарима. Каждый оазис, по сути, представлял отдельное княжество, которое не могло обеспечить пропитанием целую армию, не рискуя самим оказаться перед угрозой голода. Одно дело – прокормить редких купцов или посольский караван и совсем другое – орду солдат. Оазисы отказывали в провизии, и китайцы были вынуждены каждый город на пути брать с бою. Измотанные голодом, переходами через пустыню и непрерывными сражениями, остатки войска, в конце концов, добрели до стран Запада, но были наголову разбиты на входе в Ферганскую долину. Обратно вернулась лишь жалкая горсточка бойцов.

Через какое-то время император создал новую армию, поход которой, учтя ошибки прошлого, оказался более удачен. Правда, и в эту кампанию из 60 тысяч солдат до цели дошла только половина, но этого хватило, чтобы вражеская столица была повержена. В обмен на несколько лучших коней и три тысячи менее ценных и провизию для армии китайцы согласились не разрушать город и вернуться домой. Вместе с ними в качестве заложника в Китай отправился и сын правителя. С тех пор вдоль цепочки оазисов в бассейне Тарима наладился постоянный обмен посольствами со странами Запада – Согдианой и Бактрией.

Так, благодаря противостоянию с северными кочевниками, Китай проторил новый путь на Запад вдоль границы пустыни Такла-Макан. Эту дорогу быстро оседлали согдийские купцы, наладившие поставку лошадей в Поднебесную. В обратном направлении они отправляли караваны с китайским шелком. Этот пустынный край издавна славился нефритом, который время от времени поступал ко двору императора в качестве подношений. Отныне были налажены его постоянные поставки – Нефритовый путь заработал в полную силу.

Нефрит почитался в Китае с древнейших времен, но своих месторождений в империи не было. Согласно легендам, нефрит – это камень священных гор в центре мирового континента, где обитает леопардохвостая и тигрозубая Царственная Мать Запада – Си Ван Му. Земным отражением этой мифической горы бессмертных был город Хотан, где жил народ, «отличавшийся коварством и нелепой речью». Отсюда в Поднебесную поступал белый и темно-зеленый камень. Гальку желанного минерала вылавливали со дна двух рек, одна из которых называлась Каракаш (Черный нефрит), другая – Юрунгкаш (Белый нефрит). По утверждению древних старателей, «прекрасный нефрит можно найти в тех местах, где собирается лунный свет», ведь считалось, что нефрит – это сгустившийся и окаменевший отблеск Луны.

Поиски нефрита вдоль берега реки Юрунгкаш, Хотан, 2011 год. Фото: Википедия / John Hill (CC BY-SA 4.0)

В Китае ценилась только галька нефрита, а камни, добытые в каменоломнях, не котировались. Старинные хроники рассказывают, будто на одном из коренных месторождений в верховьях Яркенда на Памире выломали глыбу нефрита весом свыше пяти тонн и начали транспортировку в Пекин. Дело было долгое и хлопотное – не на один год. Пока длилась перевозка, в столице Поднебесной случилась трагедия: у императора умер сын-наследник. И надо же такому случиться, что кровать, на которой он болел, была вырезана из подобной глыбы нефрита. Тогда император запретил ломать в ущельях Яркенд-Дарьи нефрит, а глыбу, которая была на пути в Пекин, приказал заковать в цепи и бросить на дороге. С тех пор нефрит разрешалось добывать только из реки.

Нефрит может иметь самый разный цвет – от почти белого через все оттенки зеленого до почти черного, встречаются его голубые и красные разновидности, но они крайне редки. Равномерно окрашенные однотонные образцы котируются выше. Больше всего в Китае ценился белый нефрит «цвета бараньего сала» или «цвета плевка».

Ну, цвет бараньего сала еще туда-сюда, здесь более-менее понятно – жители пустынных областей Хотана по большей части разводили неприхотливых в пище овец, в отличие от китайцев, предпочитавших свинину. Поэтому цвет нефрита, привезенного с Запада, ассоциировался с курдючным салом местных баранов.

А чтобы разобраться с цветом плевка, надо сделать отступление. Здесь история такая.

По представлениям китайцев, слюна играет важную роль в защите человека и способна предохранять его от различных бед. Как тут не вспомнить и русскую привычку сплевывать через левое плечо. Ведь по нашим поверьям, помимо ангела-хранителя, человека от рождения постоянно сопровождает дьявол-искуситель, который сидит за левым плечом. Этот прелестник постоянно нашептывает советы в левое ухо, смущая человека соблазнами. В общем, черт за левым плечом постоянно стережет каждую нашу малую промашку – так на него и плюй! Только мы сплевываем фигурально, а китайцы – всерьез и со смаком. В китайских легендах утверждается: стоит слюне попасть на нечисть, как она становится бессильной и не может повлиять на твою судьбу.

До недавнего времени смачно харкнуть на пол где-нибудь в общественном месте не считалось в Китае чем-то предосудительным. Наоборот, европеец с носовым платком считался верхом бескультурья: «Ой-ой! Смотрите! Сопли на тряпочку намотал и в карман складывает! Фу, какая мерзость!».

Современный знак «Не плюй!». Общественное достояние. Источник заимствования – ресурсы мировой Сети

В традиционной китайской медицине считается, что глотать мокроту вредно для здоровья – ее следует сплевывать. В преддверии Пекинской Олимпиады 2008 года китайцев начали отучать плеваться повсеместно. В общественных местах появились знаки, запрещающие плеваться, а в газетах – следующие сообщения: «Китай является страной с древней культурой, насчитывающей несколько тысяч лет непрерывной истории… Некультурно плеваться повсеместно. Этот запрет не означает, что нужно глотать мокроту и слюну, товарищи, ведь там много бактерий. Проглатывать очень негигиенично. Сравните – проглотить мокроту – то же самое, что выпить мокроту из бутылки, разве вы сделаете это? Поэтому слюну и мокроту нужно выплевывать в плевательницы!»

Китайцы любят давать поэтические названия самым обыденным вещам. Восток все-таки! У слюны с ее бесценным даром предохранять от нечистой силы существует ряд поэтичных синонимов: нефритовый источник, нефритовый нектар, нефритовые капли, золотой сок и так далее. Потому неудивительно, что драгоценный камень цвета нефритового нектара ценился так высоко, ведь он не только служил амулетом от нечисти, но способен был даровать долголетие хозяину и нетленность умершему.

Каменный пион китайского Данилы-мастера из белого нефрита. XVIII век. Тушечница имеет форму пиона, известного в Китае как королева цветов. Этот настольный прибор использовался для чистки кистей при каллиграфии. Набор кистей, тушь, бумага и тушечница – обязательные атрибуты каллиграфа. Художественный музей Уолтерса, Балтимора, США. Автор не известен. Общественное достояние. Источник заимствования – ресурсы мировой Сети

Состоятельный китаец был окружен нефритом не только при жизни, но и после смерти. В древние времена, готовя усопшего для перехода в иной мир, его тело «консервировалось» нефритовыми «затычками для девяти отверстий тела», позже появился обычай закрывать лица знатных умерших масками, изготовленными из нефритовых пластинок, а потом появилась мода и на погребальные нефритовые одежды. Такой «костюмчик» состоял из тысяч каменных пластинок, сшитых золотыми или серебряными нитями. Сегодня китайские археологи нашли уже свыше десятка подобных захоронений. Практика использования «нефритовых одежд» продолжалась в Китае до III века, пока один из императоров не запретил использование столь дорогих облачений, «дабы не возбуждать алчность грабителей могил».

Нефрит – это плотная каменная масса, состоящая из спутанных нитевидных минералов, при сильном увеличении напоминающая кошму или спрессованную стекловату. Благодаря такому строению минерал способен долго держать тепло. В древности его иногда использовали в качестве грелки – достаточно было нагреть камень в горячей воде, укутать в тряпки и приложить к больному месту. Иногда помогало. Благодаря этому свойству камень и получил свое название, которое, правда, пришло не из Китая, а с противоположного края Земли – из Америки.

В XV—XVI веках испанские кабальеро осваивали бескрайние просторы нового континента. Постоянные походы, преодоление малярийных болот, горных хребтов, ночевки у костров на холодной земле, смена климата и привычной питьевой воды привели к эпидемии люмбаго, прострелов, почечных колик и прочих прелестей кочевой жизни. Испанцы спасались тем, что нагревали в костре песок и камни, ссыпали их в кожаные пояса и обвязывались ими на ночь. И опыт, сын ошибок трудных, показал, что дольше всего тепло держит неказистая зеленоватая галька. Испанцы так и стали называть этот зеленый минерал – «камень поясницы», или piedro de jade. В католической Европе название было «облагорожено», то есть переиначено на латынь: lapis nephriticus – или «почечный камень» от греческих слов lapis – камень и nephros – почка. Вскоре это название пообтесалось и сократилось до нефрита. В то время минералы нефрит и жадеит не различали – они очень похожи внешне и по цветовой гамме. Но с XIX века, когда минералоги официально разделили эти минералы, жадеиту досталось полузабытое испанское название (jade), а в английской геологической терминологии устаревший термин «жад» до сих пор объединяет ряд полупрозрачных однородных мелкозернистых пород, в первую очередь жадеит и нефрит.

О целебных свойствах нефрита написаны сотни трактатов, книг и статей, общее количество которых не поддается исчислению. В древнем Китае его считали панацеей от всех болезней. Зубная и сердечная боль, вздутие живота, аритмия, перепады давления, депрессия, стресс, нервные болезни, неполадки с кровообращением и костным мозгом – все считалось подвластным действию этого минерала. Но и в наши дни, в XXI веке, пресловутые литотерапевты рекомендуют доверчивой аудитории предметы из нефрита как одно из универсальных лекарств от всех недугов и как средство решать вообще любые проблемы. Нефритовые массажеры и стержни предлагают для снятия головной боли, нормализации артериального давления, избавления от целлюлита, прыщей, морщин. Утверждается даже, что «массаж нефритом стимулирует мышление, развивает умственные способности и помогает кровообращению в мозге». Так, в конце концов, можно принять за истину и верование древних китайцев, согласно которому этот камень «может воскресить усопшего после смерти и навсегда сохранить его тело от разложения».

Как относиться к предложениям ретивых литотерапевтов, каждый решает сам. Но здоровая доля юмора не повредит, это точно. Вот, например такой рецептик:

До середины XIX века практически весь нефрит на мировой рынок поступал с хотанских месторождений Восточного Туркестана, который почти две тысячи лет то находится под властью Китая, то – под протекторатом кочевников (тюрков, уйгуров, енисейских кыргызов, монголов, джунгар).

Сегодня месторождения нефрита выявлены более чем в 20 странах, но промышленно значимые известны только в России, Китае, Канаде, США, Австралии и Новой Зеландии. Более 90% разведанных запасов нефрита России находится в Бурятии.

Согласно действующему российскому законодательству, нефрит до недавнего времени не считался драгоценным или даже полудрагоценным камнем. С правовой точки зрения это был обычный булыжник и для его промышленной добычи требовалась самая простая лицензия, не сложней той, что получают на разработку гравия. Удобно.

Но далеко не весь нефрит добывался по лицензиям. В отдаленных таежных местах его хищническая добыча шла в промышленных масштабах. В принципе, любой желающий мог сколотить артель, купить бульдозер и приехать на карьер. Цена за «вход» на «частное» месторождение в начале двухтысячных годов составляла 15—20 тысяч рублей в сутки. Если добывать нефрит взрывным способом и сгребать экскаватором или бульдозером – себестоимость килограмма нефритовой щебенки колебалась от 2 до 10 долларов. Скупщики приобретали товар уже по 100 долларов. Весь камень шел в Китай, где килограмм качественного зеленого нефрита приобретался по 300—500 долларов. Белый ценился выше. В 2004 году на аукционе Гэхуа необработанная галька белого нефрита весом 500 граммов была продана за 8,8 миллионов евро. Очень уж любят китайцы магическую цифру восемь! Из Бурятии в то время выметали все и быстро затоварили рынок. Китайцы смекнули, что кроме них нефрит по большому счету никому не интересен, и как единственные покупатели начали жестко демпинговать. Цены на белый нефрит упали до пяти, а потом до трех тысяч долларов за килограмм.

Особым предпочтением, как и в незапамятные времена, пользуются нефритовые голыши и гальки, окатанные природой. Если не так давно вдоль бурятских рек еще можно было увидеть бредущих людей, внимательно смотрящих под ноги, то сейчас такие ходоки-кустари ушли в прошлое – по берегам все давным-давно исхожено и выбрано. Ходоков сменили ловцы удачи, которые работали словно ловцы жемчуга в Японии. Только наши ныряльщики уходили под воду не голышом (Сибирь все-таки не Япония), а в гидрокостюмах и с аквалангами – технический прогресс! Везунчик, нашедший валун белого нефрита, в одночасье мог стать миллионером, если, конечно ему удавалось выйти к людям. Тайга есть тайга.

Только в конце 2019 года нефрит был наконец признан нашими законниками полудрагоценным камнем и его самовольная добыча законодательно запрещена.

18 февраля 1405 года в зените славы и могущества скончался Амир Тимур, известный в Европе как Тамерлан или Железный хромец. Его похоронили в мавзолее Гур-Эмир (Гробница эмира), ставшем семейным склепом Тимуридов. Через 20 лет над могилой был установлен надгробный камень, который со временем был окружен рядом легенд и преданий.

Тимур побеждает султана Дели Насир ад-Дина Махмуда зимой 1397—1398 гг.; миниатюра из Зафарнама Шараф ад-Дина Али Язди (время создания 1595—1600). Императорская библиотека шаха Акбара. Из собраний Института искусств Миннеаполиса, США. Общественное достояние. Источник заимствования – ресурсы мировой Сети.

Что же представляет собой это надгробие? На плите белого известняка лежит темно-зеленый, хорошо отшлифованный и покрытый арабской вязью нефритовый параллелепипед. Камень разбит на две почти равные части вертикальной трещиной. Размеры плиты – 192×37×30 сантиметров – считается, что это одно из крупнейших в мире изделий из нефрита. Откуда этот камень? Как он попал в Самарканд? Ведь месторождения этого минерала в пределах огромной территории империи Тимура не известны.

Нефритовое надгробие Тимура в мавзолее Гур-Эмир, Самарканд. Источник заимствования – фотобанк Depositphotos

Ноябрь 1404 года в Самарканде выдался на удивление теплым и ясным. Казалось, бирюзовые купола города растворяются в ярко-голубом небе. Сверкали золотом и лазурью, матово отсвечивали шелковистым мрамором недавние строения Тимура: огромная соборная мечеть, известная в народе под названием Биби-Ханым, и совсем новая усыпальница любимого внука правителя – Мухаммед-Султана.

В одном из садов, окружавших столицу, играла музыка, были расставлены дастарханы с плодами осени и дымящимися восточными яствами. Провожали посланников кастильского короля Генриха III: Рюи Гонзалеса де Клавихо, Алонсо Паэса, Гомеса де Саласара. Посольство торжественно покинуло Самарканд 21 ноября.

Через три с лишним месяца послов догнала весть – внезапно скончался Сахибкиран10. Клавихо отметил это событие в своем дневнике, но что примечательно: из его записей следует, что Тимур умер в Самарканде, упоминание о китайском походе в дневнике посланника отсутствует.

Свой последний поход Тимур готовил особенно тщательно. Его огромное войско покинуло город спустя всего шесть дней после отъезда посольства кастильского короля. Но подготовку к такому грандиозному военному предприятию удалось сохранить в тайне.

Тимур понимал, что его армии намного труднее преодолеть пески Джунгарии и солончаки Кашгара, чем торговому каравану: боевым коням и вьючным животным нужен обильный корм – это не медлительные и терпеливые верблюды. Выйдя из Самарканда в последние дни осени, Сахибкиран надеялся вывести армию в зону пустынь ранней весной – в краткую пору цветения.

Но запоздалая осень внезапно сменилась жестокой зимой. Поначалу воины были даже довольны: мороз сковал землю, пропала удушающая пыль – спутница всех походов. Цзинь, цзинь – весело звенели подковы по промерзшей земле, цзинь – отзывались уздечки, цзинь – звякало оружие. Удальцы улыбались, многие уже знали, что «цзинь» по-китайски – золото.

В степях севернее Ташкента задули жгучие ветры, такие, от которых не спасал ни жар походного костра, ни теплый войлок юрт. Начались бураны. Армия дошла до Отрара и встала. Дороги впереди не было: снега намело столько, что лошадь проваливалась по уши.

Здесь же в Отраре 18 февраля в доме местного правителя и скончался Тимур. Он умер, как и прожил большую часть своей жизни, в военном походе.

Хотя еще при жизни Амира Тимура для него был приготовлен склеп в родном Шахрисабзе, на совете военачальников было решено отправить его тело в столицу империи – Самарканд, где совсем недавно Сахибкиран распорядился похоронить своего любимого внука и наследника Мухаммад Султана.

Глухой ночью гроб с телом правителя был отправлен в столицу. По прибытии в Самарканд так же тайно было проведено и захоронение, правда, религиозные обряды были соблюдены.

Надгробный камень над могилой Сахибкирана был установлен уже в годы правления его внука – Улугбека. Среди окружающих надгробий он выделяется темно-зеленой, почти черной окраской. Камень с давних пор привлекал внимание многочисленных паломников, а позже и исследователей, но посетителям усыпальницы до конца XIX века разрешался только беглый осмотр внутреннего убранства мавзолея. В зале постоянно царил полумрак: свет падал только из высоко расположенных небольших окон, забранных узорными решетками.

Первое описание надгробного камня оставили европейские ученые. Г. Радлов, посетивший Туркестан в 1868 году, описывает плиту как «камень из черного мрамора». Венгерский путешественник Вамбери в 1873 году указывает, что это монолит темно-зеленого цвета. Через год профессор горного института из Санкт-Петербурга Н. П. Барбот де Марни ознакомился с камнем более внимательно и установил, что это нефрит. В 1879 году надгробие подробно изучал геолог И. В. Мушкетов. Он скопировал надписи и передал их в Академию наук, где впервые был сделан перевод на русский язык.

По утверждению И. В. Мушкетова, у местного населения считалось, что нефритовый монолит обладает магическими свойствами. Служители мавзолея потихоньку откалывали мелкие осколки от надгробия, толкли их в порошок и продавали населению как лекарства от различных болезней, а обильные сколы на гранях камня маскировали алебастром.

Посетители усыпальницы обращают внимание на трещину, которая делит нефритовый монолит на две почти равные части. Есть несколько версий ее появления. Одну из них, со слов служителя Гур-Эмира, приводит И. В. Мушкетов в своей монографии «Туркестан». Согласно ей, в древнем сочинении конца XVIII века «Тариха Самарканд» повествуется о том, как из Индии была доставлена громадная глыба темно-зеленого нефрита. Камень имел столь высокую цену, что когда его привезли в Самарканд, по городу пошли слухи, будто внутри он из золота. В одну из ночей монолит похитили разбойники, но при навьючивании на верблюда камень упал и раскололся. Злодеи, увидев, что внутри золота нет, – скрылись, а разбитый камень служители мавзолея положили на место.

Другое объяснение можно найти в «Описании Бухарского ханства» русского ориенталиста Н. Ханыкова. Описывая достопримечательности Бухары и Самарканда, он приводит следующую легенду. Захватив Самарканд в 1740 году, персы решили, что в надгробном камне Тимура спрятаны его несметные сокровища. По приказу Надир-шаха камень был разбит, но сокровищ внутри не оказалось.

Персам приписывает порчу камня и индийский историк Абд ал-Керим Кашмири. Он сопровождал племянника Надир-шаха – Луфт-Али-Хана в Самарканд, которому было поручено вывезти надгробный камень в Мешхед. По утверждению Абд ал-Керима, по дороге в Персию камень раскололся. Причем он раскололся на четыре части, и один небольшой кусок историк даже увез с собой на родину.

Те же события более подробно описал визирь города Мерва Мухаммед-Казим. Он утверждает, что Луфт-Али-Хану во главе отряда 20 тысяч человек было поручено привезти в Персию «камень гробницы эмира Тимура гурагана, состоявший из одного куска нефрита». Камень был погружен на пушечные лафеты и через Бухару, Мерв, Хауз-Хан и Серахс вывезен в Мешхед. Там, увидев нефритовый монолит, Надир-шах якобы сказал: «Ныне мир, подобно шару, вертится в моей руке. Он (то есть Тимур) сделал камень своей гробницы из нефрита; мы… сделаем из нефрита пол и облицовку нижней части стены куполообразного здания». Куполообразное здание – усыпальница, которую сооружал себе Надир-шах. Архитекторы намеревались сделать ее из черного камня, уже был завезен и мрамор из Азербайджана. Если верить Мухаммед-Казиму, то и нефритовый монолит из Самарканда был доставлен для украшения гробницы Надир-шаха. Вроде бы логично, но дальше Надир-шах ведет себя более чем странно. По словам того же Мухаммеда-Казима, «…он поручил правителям и начальникам областей увезти тот камень из священной земли и везти от станции до станции, до славного города Бухары, оттуда, согласно приказанию Абул-Фейз-Хана, привезти в столичный город Самарканд и поместить на своем месте так, как было раньше». На обратном пути, при транспортировке в Самарканд, монолит якобы упал и раскололся.

Бухарский историк Мухаммед-Вефа Керминеги, описывая деяния Надир-шаха, ни слова не упоминает о перевозке нефритового надгробия через Бухару ни в сторону Мешхеда, ни в сторону Самарканда. Однако на полях его рукописи кем-то была сделана более поздняя приписка, в которой также изложена версия о вывозе нефрита Тимура в Мешхед и о повреждении камня в дороге.

Казалось бы, неоднократное изложение этой версии у различных авторов-современников (правда, в различных вариантах) не оставляет места сомнению… Но не все так просто.

Впрочем, помимо письменных источников, есть еще один, более достоверный документ – сам камень. Его изучали не только ученые-востоковеды, но и геологи. Как известно, нефрит обладает весьма важной особенностью: его тончайшие каменные волокна переплетаются друг с другом как волоски в кошме. Это придает нефриту необыкновенную прочность. Академик А. Е. Ферсман описывает казусный случай, который произошел в конце XIX века. Европейская компания предложила паровой молот одному из заводов Забайкалья. В рекламных целях было решено провести публичные испытания изделия: начали дробить камни. Сначала без проблем была разбита глыба гранита. Следующим под молот попал валун нефрита. После первого удара он уцелел, после второго – тоже. Испытания продолжались до тех пор, пока не развалился молот. Валун остался практически целым, от него откололись лишь мелкие осколки.

Так что нефритовый надгробный памятник Тимура вряд ли мог расколоться при падении с верблюда или с пушечного лафета.

Происхождение трещины объяснил А. И. Рябинин. Изучая камень в 1897 году, он обратил внимание на систему мелких жилок, которые симметрично расположены в правой и левой его половинах. Если обе части совместить основаниями – жилки совпадают. Исследователь предположил, что для изготовления памятника глыба была распилена в длину на две примерно равные половины и сложена вдоль. Первоначальные размеры монолита при этом составляли около 1,2 метра в длину, 0,8 метра в ширину и около полуметра в поперечнике. Предположение А. И. Рябинина было подтверждено геологами, исследовавшими памятник в сороковых годах ХХ века. Следовательно, персидские воины никакого отношения к трещине не имеют. Тем не менее до сих пор в многочисленных справочниках, путеводителях и публикациях ее появление объясняется злодеяниями Надир-шаха или разбойников.

А как же быть со свидетельством Абд ал-Керима, который утверждал, что он вывез в Индию обломок нефрита от надгробия Тимура? По всей видимости, это было возможно. В конце XIX века администрация Туркестанского генерал-губернаторства решила благоустроить Самарканд. Во время планировки улиц неподалеку от мавзолея Гур-Эмир было обнаружено большое количество обломков нефрита, по цвету и строению аналогичного камню Тимура (отчет руководителя работ З. Э. Жижемского). По всей вероятности, на этом месте располагалась мастерская, в которой велось изготовление памятника. Не исключено, что Абд ал-Керим и подобрал здесь один из обломков.

Много неясностей и с вывозом надгробия в Мешхед. Было ли это в действительности?

Вернемся к походам Надир-шаха. В 1739 году его войско захватило казну делийских султанов и в руки завоевателя попала одна из реликвий, связанная с именем Амира Тимура – «Рубин Тимура». Многие владельцы этого самоцвета стремились запечатлеть на нем свое имя, и только Надир-шах увековечил на самоцвете не себя, а Амира Тимура, что говорит о его большом уважении. Если принять во внимание этот факт, то вывоз монолита в Мешхед никак нельзя связывать с желанием Надир-шаха украсить нефритом собственную гробницу. Нельзя исключать, что шах хотел ознакомиться с надгробием, но для этого совсем не обязательно было вывозить нефрит в Мешхед, он мог осмотреть его где-нибудь поближе к Самарканду, например, в Бухаре, где в 1740 году была его ставка. Словом, имеющиеся свидетельства не дают однозначного ответа о вывозе нефритового памятника в Персию.

На вопрос, откуда была доставлена глыба необработанного нефрита, есть указания в надгробной эпитафии, которая вырезана на памятнике. Сообщают о ее происхождении и историки – современники Тимура и Улугбека. Но еще до того, как эти материалы были переведены на русский язык, И. В. Мушкетов довольно точно определил ее происхождение. Он сравнил состав и особенности строения нефрита с минералогическими образцами из наиболее известных месторождений и установил, что монолит был добыт на одном из месторождений Хотана – на территории современного Северо-Западного Китая. Но во времена Тимура эти земли входили в состав государства Моголистан, которое образовалось в ходе распада осколков Золотой Орды.

Кочевые моголы (монголы) владели внушительным монолитом темно-зеленого нефрита, который был предметом зависти императоров Поднебесной. Не раз китайцы предлагали моголам золото в обмен на бесценную глыбу и готовы были заплатить столько золота, сколько весил огромный камень. Но кочевники не хотели продавать реликвию – он служил у них своеобразным троном, на который в ходе «коронации»11 торжественно усаживали правителя. Слава об этом «престоле» разнеслась далеко за пределы владения моголов, и сам Тимур в свое время безуспешно пытался им завладеть.

В 1425 году его внук Улугбек предпринял победоносный поход в Моголистан. Разгромив армию кочевников, победители завладели и огромным нефритом, на котором долгое время «венчались на царство» могольские ханы. Святыню моголов было решено доставить в Самарканд. Для этого была построена специальная повозка, которую попеременно тянули лошади и быки. Впоследствии из этой глыбы и была изготовлена надгробная плита Тимура.

Однако почему в упоминавшейся уже «Тариха Самарканд» указывается, что нефрит был привезен из Индии? Этому есть достаточно простое объяснение. В XV веке из Китая в Среднюю Азию было два основных пути: северный – через Кашгар – Ош – Ферганскую долину – Ташкент – Самарканд и южный, который проходил из Кашгара через Кашмир, Кабул, Гиндукуш в Термез, оттуда через тесное горное ущелье Железные ворота в Самарканд.

Улугбек рассудил, что тяжелая повозка будет замедлять движение армии. Поэтому в обратный путь в Самарканд основная часть войска возвращалась северным путем, а нефритовая глыба под охраной специального отряда в две тысячи человек была отправлена через Индию более длинной, но менее опасной дорогой.

По приказу Улугбека глыбе нефрита был придан современный вид. Она была распилена и отполирована, затем на ней вырезали эпитафию и бороздкой указали направление на Мекку. Готовый памятник установили над местом захоронения Тимура в мавзолее Гур-Эмир, где он и находится уже более пяти с половиной столетий.