Читать книгу Безымянный. Антимаг-1 - Владимир Подорога - Страница 3

До вечера я свободен. Начинать что-то делать, пока префект не даст мне все бумаги – без толку. Я решил вернуться в трактир, выбрав на этот раз другой маршрут, захотелось рассмотреть местные достопримечательности. Свернул налево, прошёл несколько кварталов. Те же дворики, те же домики, то же самое количество ненавидящих и испуганных взглядов. Наконец я вышел к местному рынку.

Площадь на окраине, десятка четыре палаток – продукты, одежда, инструменты, несколько загонов со всякой живностью – домашние птицы, свиньи, несколько коров и лошадей. Слишком большой для такого маленького городишки, но нужно учитывать, что большая часть населения этой провинции живёт не в городах, а на фермах. Слишком большой? Я улыбнулся. Ничто, по сравнению с огромным крайканским Базаром. Весь этот городок меньше, чем главный рынок Империи.

Местные фермеры и ремесленники бойко рекламировали свой товар, пока не увидели меня. Я шёл между палаток, и гул рынка постепенно смолкал, оставались только голоса животных. Один широкоплечий паренёк, торговавший кузнечными изделиями, видимо не понял, кто я такой. Он звякнул чем-то на стойке перед собой и крикнул мне:

– Господин, подходите, выбирайте товар. Лучшая кузница на сто миль вокруг. Ножи…

Стоявший рядом кряжистый, бородатый дед двинул его кулаком в плечо. Паренёк клацнул зубами, закрыл рот и удивлённо уставился на него. Я подошёл к их палатке. Дед взглянул на меня из-под кустистых бровей и сказал:

– Господин, он не хотел ничего плохого. Молодой, дурной, не признал.

– Я тоже не хочу ничего плохого, – ответил я, – покажи свой товар.

– Проходите, смотрите, – он отодвинул паренька в сторону и отошёл сам, освобождая проход в палатку. Паренёк всё так же удивлённо хлопал глазами.

Я зашёл внутрь и стал рассматривать их изделия. Вилы, сапки и прочее меня не интересовали, а вот оружие всегда было моей слабинкой. Минут десять я простоял перед стойкой с ножами и мечами, доставая то один клинок, то другой, пробуя баланс, заточку, качество стали. Совсем неплохо.

– Не великоват ли арсенал для такого городка? – спросил я.

Дед недовольно поморщился:

– Знаю, что раскупят, может, лет через десять. Да к тому времени я ещё больше наделаю, если жив буду. Люблю я с оружием возиться, для души это. А то барахло, – он махнул рукой в сторону инвентаря, – мне радости не приносит.

Я взял пару метательных кинжалов висящих на стойке в двойных ножнах. Причудливый орнамент на четырёхгранных клинках, тонкие, как жала, острия, рукоятки из чёрного дуба. Больше всего меня заинтересовала странная дымчатая сталь. Я взвесил один из них на ладони. Удивительно тяжёлый, для своего размера.

– Сколько за пару? – спросил я.

– Восемьдесят империалов, – ответил старик.

Мои брови поползли вверх.

– Восемьдесят? Да хороший меч стоит вполовину меньше.

Дед раздражённо дернул себя за бороду здоровенной лапищёй.

– Хороший меч из йеррской стали стоит больше трёхсот. Я купил обломок клинка у одного бездельника за пятьдесят. Шесть декад перековывал его в эти кинжалы. Зараза, никак не поддавалась, пока я не… Нет, не скажу, секрет это. Хочешь – покупай, не хочешь – ступай, – старик сложил руки на груди.

– Йеррская сталь? – спросил я.

– Что, никогда не видел?

– Видел, отчего же, – сказал я. Затем вытянул из ножен до середины свой палаш, демонстрируя серебристо-матовый цвет йеррской стали, и засунул назад, – Только не похоже. Йеррские мечи с белым отливом, а эти – серые, – закончил я.

– Перековывал я их. Вышло не хуже, даже лучше. Лист железа в полпальца толщиной пробивают на раз. Хочешь верь, хочешь нет, – насупился старик.

Я стоял в задумчивости, покачивая кинжалом. Отличный баланс. Мой взгляд упал на закрытый шлем, лежащий под стойкой с оружием. Я наклонился и постучал пальцем по шишаку.

– Пробивают, говоришь? А ну ка, – я повернулся к парню, – пристрой этот шлем где-нибудь подальше.

Он взглянул на кузнеца, тот кивнул. Парень подхватил шлем и вышел из палатки, мы вышли следом. Люди на рынке молча уставились на нас, большинства покупателей уже не было. Разбежались. Подмастерье отошёл метров на десять и повесил шлем на столб одной из палаток. Я махнул рукой:

– Дальше.

Парень отнёс шлем ещё метров на десять дальше и снова повесил на другой столб. Я кивнул, он отошёл в сторону. Встревоженный владелец палатки выглянул наружу, начал что-то говорить, потом увидел меня и зашёл назад.

Я взял один и кинжалов за лезвие и несколько раз подбросил в воздухе. Затем размахнулся и метнул в шлем. Попал. Кинжал ударил в железо с глухим стуком и остался торчать в шлеме. Я вытянул из ножен второй кинжал, взял его за рукоятку и снова метнул. Опять попал. Старик уважительно посмотрел на меня:

– А вы горазды ножички кидать.

Я промолчал. Подмастерье снял шлем со столба и принёс к нам. Один кинжал пробил забрало и по рукоятку вошёл в металл, второй попал в лобовую пластину и вошёл на треть лезвия. Поразительно. Я осмотрел шлем – стандартное снаряжение тяжёлой пехоты, такие носят во всех легионах Империи. Да уж, пожалуй, кинжалы стоят того. Я глянул на кузнеца, тот от гордости надулся как индюк.

– Ладно, беру, – сказал я.

Старик взял шлем, легко вытянул один кинжал из забрала, затем немного повозился, вытянул второй, внимательно осмотрел оба и засунул их в ножны.

– Девяносто пять.

– Что? Ты говорил восемьдесят.

– Они даже лучше чем я думал. Девяносто за кинжалы и пять за испорченный шлем.

– Мало кто может так метать. Если бы не я, как бы ты их проверил? А в шлеме нужно починить только две детали. Восемьдесят пять.

– Девяносто и по рукам, – дед протянул волосатую, мозолистую руку.

Почти половина моих денег. Но кинжалы того стоят. В столице я смогу их продать за сто пятьдесят, или больше, а могу и себе оставить. Я ударил своей ладонью по его.

– По рукам.

Я отсчитал деньги, забрал покупку и пошёл дальше. За моей спиной послышался шепот подмастерья:

– Деда, а кто это?

– Дурья твоя башка. Не видишь чёрные одежды? Антимаг это, по-нашему – проклятый, – прошептал в ответ кузнец.

– Ух ты. А выглядит как человек.

– Человек? Видел, как шлем пробил? Люди так не могут.

Больше никаких покупок я делать не стал. Задержался только возле столба с двумя привязанными к нему лошадьми. Двухлетняя кобыла и полугодовалый жеребёнок. Я погладил жеребёнка по ноздрям, он лизнул меня в ответ по руке шершавым языком. Лошади, в отличие от собак, меня не боятся. Люблю лошадей.

***

Вернувшись в трактир, я взял бутылку красного орлейского и поднялся в свой номер. Откупорил бутылку и отхлебнул с горлышка. Это третья бутылка за сегодня, обычно я так много не пью. Но что тут ещё делать? Я стянул сапоги, сбросил плащ и улёгся на кровать.

Что они тут вообще делают всю жизнь? Ни театра, ни библиотеки, вообще ничего. Только храм, выпивка да соседские юбки. Сомневаюсь, что в храм они часто ходят. Я представил себе, как день за днём, встаю, работаю, вечером выпиваю, залажу к жене в постель, утром опять встаю, работаю, вечером выпиваю, пьяная драка в трактире, залажу в постель к соседке, утром опять… Бррр. Я бы умер от скуки через декаду.

Зачем им эволюция дала самосознание и интеллект на порядок выше, чем у той же коровы, если они всё равно ведут коровий образ жизни? Родился, тянул лямку, ел, пил, спал, умер.

Бутылка закончилась. Взять ещё одну? К чёрту. Есть и более интересные занятия. Я надел сапоги и спустился вниз. Хозяина видно не было. Какая-то другая служанка, не Гизель, а толстая, розовощёкая бабища, мыла пол в зале. Я заказал ужин к пяти часам и вышел на задний двор.

Конюшня, сейчас пустовавшая, какой-то сарай, отхожее место и поленница с дровами. Я выбрал колоду побольше, отнёс её к забору и отошёл на другой край двора. Достал купленные кинжалы, полюбовался немного орнаментом на лезвиях. Отличная работа.

Я метнул верхним замахом один кинжал, и он вонзился в колоду на уровне моей шеи. Метнул второй нижним замахом – попадание в живот. Пошёл к колоде, вытянул кинжалы и повторил тоже самое левой рукой.

Я метал кинжалы больше часа. Нужно чтобы руки привыкли к их весу, размеру и балансу. Потом можно будет тренироваться в трансе, но сначала нужно осознанно получить необходимые рефлексы. Когда колода была уже порядком расщеплена, появился трактирщик. Минут пять он наблюдал за моими упражнениями, я не обращал на него никакого внимания. Наконец он не вытерпел и кашлянул.

– Господин, ужин уже готов.

Я метнул кинжалы в последний раз, вытянул их и сунул в ножны.

– Хорошо, иду.

Я поужинал снова в компании хозяина. На этот раз он не так робел и уплетал за обе щёки. До меня ему было далековато, тем не менее, на двоих мы съели как минимум пятидневную норму среднего человека. Уничтожая еду, я походу пытался вытянуть из трактирщика что-нибудь и свежих сплетен, но на этот раз ничего интересного. Под конец он рассказал, что барон Риан собрал всех своих домочадцев и слуг и выехал из города.

– Сам видел, час назад, через южные ворота. Наверное, в загородное имение, дом там уж почти отстроили, за полгода-то, – трактирщик снизил голос до полушёпота, – здорово вы его возле префектуры отделали. Оно может и правильно, порядок для всех одинаковый. Только людишек у барона много, да и злопамятный он, не то слово. Как бы не вышло чего.

Хорошо поужинал. Я вытер руки салфеткой, откинулся на спинку стула и спросил:

– Чего не вышло?

– Ну, – он немного помялся, – как бы барон вместе со своими людьми не учудил чего-нибудь.

– Тринадцатый легион расквартирован за сто миль отсюда. Если барон поднимет бунт, через декаду весь город умоется в крови.

Трактирщик хрюкнул, подавился и начал кашлять, судорожно втягивая воздух. Я встал из-за стола, хлопнул его по спине и пошёл к входной двери. На пороге повернулся и сказал:

– Так что если барон и учудит чего-нибудь, то я на месте горожан сам его и успокоил бы. До прихода войск.

***

Сержант снова ждал меня у входа в префектуру. Увидев меня, он козырнул. Я прошёл мимо него и вошёл в здание.

– Префект на месте? – спросил я.

– Так никуда и не уходил, – ответил он, – ещё приехал Нунцио, его секретарь, и Павлий, писарь. Все в кабинете префекта.

Пройдя метров пять, я повернулся:

– Чего стоишь? Пошли со мной.

Мы поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. За столом всё также был префект Оций. Слева от него сидел молодой, черноволосый мужчина, с правильными чертами лица. В отличие от префекта, одетого в синий камзол, на нём была серая форменная одежда государственного служащего. Справа сидел седой, грузный старик с дряблым лицом и красным носом. Его форменная одежда была великовата в плечах, зато на огромном животе была натянута как на барабане.

– Честь имею, – сказал я.

Все трое встали. Оций правой рукой прикоснулся к плечу молодого человека:

– Секретарь Нунцио, – сказал префект.

– Честь имею, – Нунцио кивнул головой.

– Писарь Павлий, – толстый старик склонил голову в поклоне.

Я прошёл к креслу, поставленному для меня возле стола. Потом повернулся к легионеру:

– Найди себе стул и присоединяйся к нам.

– Слушаюсь, – ответил он, вышел с кабинета и вернулся секунд через десять со стулом в руке.

Все расселись вокруг стола. Здоровенный сержант никак не мог примоститься на маленьком стуле, наконец, нашёл удобное для себя положение, вытянул длиннющие ноги под стол и облегчённо вздохнул.

– Итак, – я сделал паузу, бросив взгляд на всех по очереди, – ваш отчёт. Девять исчезнувших без вести. Надеюсь это не просто описка? Мне будет очень неприятно, если я проехал такой путь для того чтобы исправить простую неточность. Если это так, то вам тоже будет очень неприятно.

Оций посмотрел на секретаря. Тот прочистил горло, взял папку, лежавшую перед ним, и сказал:

– Нет, господин судья, всё точно. Трое исчезли в позапрошлом квартале и шесть в прошлом. Вот, – он протянул папку мне, – документы, которые я собрал по исчезнувшим.

– Хорошо, подождите, пока я ознакомлюсь.

Я открыл папку. Пока я читал, Оций нервно ёрзал в кресле, Нунцио сидел так, словно проглотил шпагу, писарь тоскливо смотрел в окно, а сержант ехидно рассматривал их всех. Хоть кому-то это всё приносит удовольствие. Я достал первый листок, исписанный каллиграфическим почерком.

Венос Гранз, возраст двадцать один год, исчез первым, пятнадцать декад назад. Отец, мать, чем занимался. Я достал второй листок.

Ноэм и Сладос Кратон, близнецы, возраст восемнадцать лет. Исчезли вместе одиннадцать декад назад. Почти целый лист информации об этих братьях. Я посмотрел на секретаря, он всё так же сидел с прямой спиной и отсутствующим взглядом. Неплохо Нунцио поработал, сэкономил мне кучу времени. Следующий лист.

Гатос Круиан, судя по фамилии – рейнианец, возраст двадцать лет. Исчез девять декад назад. Многочисленные родственники с рейнианскими фамилиями, молодая жена. Никто из них не знает, куда он исчез. И так далее, и так далее, и так далее.

Я внимательно прочитал остальные листки. Умник было зашевелился, решив что он нужен, но я прогнал его восвояси. Без него разберусь. Девять исчезнувших, шесть имён из папки называл мне трактирщик, когда жаловался на разгулявшуюся молодёжь. Я положил папку на стол и постучал по ней пальцем, привлекая внимание.

– Неплохо, господин Нунцио. Лучше чем я ожидал, – сказал я.

Секретарь кивнул головой.

– Но здесь не хватает двух важных вещей, – продолжил я и сделал паузу, ожидая вопроса.

– Каких именно? – не выдержал префект.

Я вновь открыл папку и, для вида, пролистал её.

– Во-первых, все они были магами. Во-вторых, все они водили дружбу с Хьюто, сыном барона Риана. В их компании были также Мирабель, дочь Камилы и Дженс, сын пекаря. Эти, насколько я знаю, ещё не исчезли.

– Откуда вы всё это знаете? – спросил префект.

– Удивлены? А меня удивляет другое – то, что вы этого не знали. Или знали? Тогда почему этого нет в папке?

В ответ молчание. Злость окатила меня красной волной. Я ударил кулаком по столу. Префект отшатнулся назад, старый писарь втянул голову в плечи, остальные не шелохнулись.

– Господин префект! Я спрашивал вас днём и повторюсь сейчас: что тут происходит? Кроме вашей халатности и бесхребетности? Необычайно большое количество молодых магов для такой дыры. Они вытворяли что хотели, держали весь город на ушах, в конце концов, сожгли дом барона. Затем начали исчезать один за другим. Что вы делали всё это время – понятно. Ничего. Но вы не могли быть абсолютно слепым и глухим. Отвечайте. Что. Тут. Происходит.

Непроизвольно я перешёл на Голос. Владеющие им могли одним криком нагонять ужас на целые толпы.

На префекта было противно смотреть. И без того бледное лицо сейчас было цветом как у покойника. Губы тряслись, руки нервно комкали какую-то бумажку на столе, капля пота сбежала по щеке. Наконец, он смог выдавить из себя:

– Господин судья, клянусь честью, больше я ничего об этом не знаю.

Я вздохнул сквозь зубы, успокаивая себя. Положил локти на стол и переплёл пальцы. Постепенно злость ушла. Я оглядел остальных и спросил:

– Кто из вас маг?

– Я маг третьего ранга, – ответил Нунцио.

– Магический анализ что-нибудь дал?

– Ничего особенного, – Нунцио покачал головой, – только необычайно высокий магический уровень исчезнувших.

– Кто-нибудь ещё может что-то добавить?

Писарь и секретарь отрицательно покачали головами. Сержант кашлянул. Я повернулся в его сторону.

– Если вы не возражаете, то с глазу на глаз, – сказал он.

Я кивнул головой и ещё раз обвел взглядом всех.

– Учтите, если что-то недоговорили – душу выну. Теперь к делу. Нужно найти троих оставшихся как можно скорее и привести их сюда для допроса. Сейчас. Барон сегодня покинул город вместе со всеми слугами и родственниками, сына тоже наверняка забрал с собой. Но всё равно нужно проверить его дом. Дальше. Где дом барона, как далеко находится его загородное поместье и где живут остальные, Мирабель и Дженс?

Секретарь пошевелился, поменял положение в кресле и сказал:

– Дом барона рядом, на этой площади. Поместье находится на Кровавом холме, пятнадцать миль отсюда, даже если поспешить, то до темноты не успеть. Дженс живёт в доме отца, его пекарня недалеко от рынка. Мирабель живёт с матерью на северной окраине города.

– В поместье барона, если понадобится, поеду завтра. Дом проверю сейчас, – я повернулся к сержанту, – сколько времени тебе надо, чтобы привести остальных?

– Часа хватит. Сам пойду за девчонкой, а Галлия пошлю за Дженсом, – ответил он.

– Хорошо. Кроме писаря больше никого не задерживаю. Вы, – я посмотрел на старого служащего, – будете нужны для записи показаний.

– Слушаюсь, господин судья, – ответил он.

Мы с легионером вышли из кабинета и спустились на первый этаж. Сержант остановился перед выходом. Я спросил:

– Ну? Что хочешь рассказать?

– Видел я Стражей в деле, не один раз, но судью-исполнителя – впервые. Вы когда на префекта гаркнули, я чуть в штаны не наложил. Здорово это у вас получается.

– А по делу?

Он почесал затылок и ответил:

– Да ходили эти сопляки своей компашкой, с год где-то. Друг перед другом выдрючивались, кто кого перемагует. Надоели всем, хуже камня в сапоге. А когда пропадать стали, то все только вздохнули посвободней. Так что никто особо и не выступал, даже родственники помалкивали.

– А чего не сказал это там, у префекта?

Сержант ухмыльнулся:

– Пусть думает, что я вам рассказал что-нибудь такое, из-за чего вы ему завтра голову с плеч.

– Смотри, я уеду, а барон с префектом останутся. И припомнят, каждый своё.

Легионер сплюнул на мраморный пол.

– Я видел, как на меня прётся десятитонный морогот, весь в костяной броне и шипах. И не испугался. А они давили людей как спелые вишни, только красный сок брызгал в разные стороны. После этого меня ни один человек испугать не сможет.

– Ладно, дело твоё. Жду тебя здесь через час.

– Слушаюсь.

– Где дом барона?

– Да вон, здоровенный, трёхэтажный, – ткнул пальцем легионер и пошёл в сторону рынка.

Я пересёк площадь и подошёл к особняку. Высокий каменный забор с железными штырями наверху, двухстворчатые деревянные ворота, обитые металлическими полосами. Закрыто. Чуть дальше дверь в стене. Тоже закрыто. Я подёргал шнур звонка возле двери, никакого результата. Не работает, хрень магическая. Я постучал в дверь. Подождал пару минут. Ничего. Постучал сильнее и дольше. Прошло ещё немного времени. Наконец за дверью послышались шаги и хриплый голос спросил:

– Кто там шумит? Пацанва, совсем разбаловались, не дают человеку…

– Открывай, – перебил его я.

– Чего? Это кто там такой умный?

– Чёрная Канцелярия, открывай.

– Какая каце…, карце…, тьфу ты. Никого нет тута, открывать не велено.

– Открывай или вышибу дверь, – я начал злиться.

– Щас я тебе вышибу, – прохрипел голос.

Послышалась возня, лязг засова и дверь открылась. Наружу вывалился толстопузый мужик с палкой в руке. Увидел меня, охнул и попытался забежать назад. Я схватил его за шиворот, оттянул от двери, развернул и прижал к забору, палка выпала из его руки и покатилась по камням мостовой.

– Боженьки, – выдохнул он перегаром мне в лицо. Видимо у местных охранников такая традиция – пить на посту.

– В доме кроме тебя ещё кто есть? – спросил я.

– Нету, никого нету, все днём уехали. Не убивайте меня, господин хороший, у меня жёнушка, детки, ничего плохого я не делал, дом охраняю, законов не нарушаю, неуважение по незнанию проявил, вы ж сразу не …

Я слегка встряхнул его. На глазах толстяка выступили слёзы, и без того красный нос налился как спелый помидор. От него нестерпимо несло алкоголем.

– Тише, дурак, на кой ты мне сдался. Сын баронский тоже уехал?

– Вместе с папенькой и уехал, все уехали, я один остался. Не убивайте меня, пожалуйста.

Я отпустил его и пошёл назад к префектуре. Позади хлопнула дверь. Какой-то случайный прохожий уставился на меня. Бородатый высокий дед в сером плаще. Заметив, что я смотрю на него, он ускорил шаг и прошёл мимо.

Из префектуры как раз выходили Оций и его секретарь. Я окликнул их, и они остановились.

– Писарь в вашем кабинете? – спросил я.

– Нет, в своём, на втором этаже, следующая дверь после моей. Но у него есть ключи от всего здания. Если вам понадобится мой кабинет…

– Не понадобится. Доброй вам ночи, господа.

Они попрощались в ответ. Сомневаюсь, что эта ночь будет для них доброй. Я встал возле одной из колонн и стал дожидаться сержанта. Он появился минут через сорок. Рядом с ним шёл второй легионер, на две головы ниже, но раза в полтора шире сержанта. Лет под пятьдесят, тоже ветеран. Всё лицо здоровяка было в плохо заживших шрамах.

– Это Галлий, – сержант мотнул головой в сторону напарника.

Легионер козырнул мне, я ответил кивком.

– А где Мирабель и Дженс?

– Нету их обоих. Пекарь ни слухом ни духом про сынка, а вдова говорит что дочка и пекарёныш уехали днём вместе с баронской свитой. Мы осмотрели дома, там их точно нету. Может и вправду они с бароном из города смылись.

Так. Мне начинает это надоедать. Я спросил у сержанта:

– Ты говорил вас трое?

– Да, третий – Гус. Он сегодня на смене, в караулке, – ответил он.

– В каких частях служили?

– Все трое в тяжёлой пехоте лет по двадцать-тридцать отбарабанили.

– Амуниция с вами или в легионе осталась?

Сержант удивлённо посмотрел на меня:

– Какая ж мы тяжелая пехота без доспехов? С нами железяки.

– Гусу скажите, чтоб шёл спать, без вашего дежурства одну ночь город простоит. Найди префекта, пусть к утру раздобудет повозку на восемь-десять человек и лошадь для меня. Завтра, в семь утра жду вас троих здесь, возле префектуры, в полной боевой выкладке. Поедем, навестим барона. Сколько до его поместья?

– Ну, на повозке часа три, дорога сильно петляет и холмов много, – ответил он.

– Тогда к десяти будем там. Всё, до завтра.

Они козырнули и я пошёл в трактир. Сказал трактирщику, чтобы разбудил меня в шесть, поднялся в свой номер. Разделся, лёг на кровать – пришло время вечернего транса. В отличии от утреннего, вечером он нужен для восстановления организма. С помощью него я замедляю процесс старения, укрепляю иммунную систему, провожу полную ревизию тела. Ещё ни один из нас не умер от старости. Да и болеем мы очень редко.

***

Узкая тропинка змейкой вилась между невысоких холмов. Сплошь поросшие кустарником и травой, причудливо изрезанные дождями и ветрами, холмы казались стадом огромных мохнатых животных, прилёгших отдохнуть. Я свернул с тропинки, взбежал на хребет одного из этих исполинов и вдохнул полной грудью, сколько было сил. Ароматы свежескошенного сена и недавнего дождя смешивались в восхитительном амбре. Легкий ветерок ласкал кожу, словно детской ладошкой, солнышко нежно пригревало, создавая контраст с утренней прохладой. Маленький певец порхал в чистом лазурном небе, исполняя оду весне на своём птичьем языке. Моё самое любимое время года, самая любимая погода, самые любимые звуки, цвета, запахи. Что и не удивительно. Ведь это место создал я.

Большинство антимагов, войдя в транс, оказывались в пустой комнате с голыми стенами. Мол, так ничего не отвлекает. Дураки. Разве может серая невыразительность сравниться со всем этим? Я потратил уйму времени на этот мирок в своей голове, но не жалею ни об одной секунде. Та смесь бодрости, умиротворения и гордости творца, которую я ощущал каждый раз, попадая сюда, стоила того. И каждый раз я вспоминал, как всё начиналось.

В Чёрную Академию я попал в шесть лет, обычный возраст первокурсника. Некоторых нефари поисковые отряды находят позже шести. Таких называют Переростками и обучают отдельно. Чем старше начать учиться, тем тяжелее стать антимагом. Мне в этом смысле повезло, меня нашли, когда мне было всего три. Свою семью я почти не помню. Так, смутные образы, подсказанные скорее воображением, чем памятью. Может это и к лучшему. Жизнь до шести лет я тоже помню эпизодически, фрагмент там, фрагмент тут. Непрерывный поток памяти начинается именно с начала обучения. Не знаю, связано это как-то между собой или нет.

Первые три года в Академии я ничем не отличался от своих однокашников. Ну, разве что, был сообразительнее и драчливее многих. Именно из-за этого, из-за сообразительности и драчливости, я познакомился с Роулом и Флавио, моими закадычными друзьями, нет, скорее даже братьями. Не помню как, но я облапошил Роула и завладел его медальоном, единственным, что осталось ему от прошлой жизни. Он набросился на меня и между нами завязалась драка. Я повалил противника на спину, победа была близка. Но тут за Роула вступился Флавио. Вдвоём они здорово отмутузили меня, хотя я тоже в долгу не остался. А затем нас отвели к наставнику.

Деревянная трость была неизменным атрибутом всех учителей Академии. Мы стояли в углу огромного кабинета, лицом к стене, как три загнанных волчонка. Наставник прохаживался позади нас, рассуждая о нашем непослушании, об оказанной нам чести и прочей подобной чепухе. В конце каждого предложения он ставил точку своей тростью на одной из наших задниц. Свист трости. Надежда, что сейчас не тебя. Не повезло. Боль. Следующее предложение.

Меня били впервые в жизни. Но я не закричал, хоть было очень больно, а мне не было и семи. Два других страдальца молчали, молчал и я, не желая уступать им. Всё ждал, что не выдержит кто-то другой. Вряд ли эта экзекуция добавила нам послушания. Зато появилось взаимное уважение, вскоре переросшее в дружбу.

В начале четвёртого курса пришло время обучения трансу. Мы должны были создать в своей голове некоего двойника, альтер эго, вторую личность. В состоянии транса этот двойник-образ должен был выскакивать из глубин подсознания, как чёртик из коробочки, и помогать нам в учении, физическом развитии, в тренировках с оружием, словом во всём, что отличает антимага от нефари.

Почему бы не делать это всё как простые люди? Не зубрить книги, не махать часами мечом, не бегать каждый день по десять миль? Ответ прост – в трансе это происходит намного быстрее и эффективнее. Образ может выжимать из тела и мозга все сто процентов, в разы больше чем в обычном состоянии. Да и время в трансе бежит намного быстрее. Десять минут транса заменяют мне несколько часов реальной жизни.

Всё это прекрасно, конечно же, но далеко небезопасно. Расщепление сознания, сверхнагрузки на психику и организм могут привести к плачевным последствиям. Очень легко можно стать пускающим слюни психом. Поэтому существует множество запретов. Нельзя персонализировать Образ, делать его слишком сложным и независимым. Нельзя чересчур сильно ускорять время в трансе, не больше чем в восемь-десять раз. Нельзя призывать Образ когда ты в сознании. Нельзя долго быть в трансе. Нельзя создавать больше одного Образа. И так далее. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Деревянные трости так и свистели. Десятки запретов, которые нам старательно вбивали в головы и в задницы. Я нарушил их почти все.

Подростковый максимализм, желание быть самым сильным и самым умным толкнули меня на это. Я грезил наяву, пока мои однокурсники создавали в своих серых невыразительных головах такие же серые и невыразительные Образы. Конечно же, мой Образ должен быть самым лучшим. Запреты, нравоучения? Они только подтолкнули меня, хотя вначале я не собирался их преступать.

Я засел за книги, проводя всё своё свободное время в библиотеке. По ночам я медитировал часами, создавая целый мир в своей голове. Безумная мечта захватила меня, вытеснив из жизни почти всё остальное. Бледный, с мешками под глазами и отсутствующим выражением лица я стал похож на измождённого призрака. Дело продвигалось медленно, но я не отступал.

Постепенно я начал отставать от сверстников в учёбе и физическом развитии. В конце четвёртого курса все они уже создали свои Образы и приступили к тренировкам в трансе. Я же только заканчивал создание этого чудо-мирка и собирался приступать к своему первому Образу. Да-да, именно первому, так как к тому времени я решил, что у меня их будет несколько.

Масса прочитанных книг и многие часы размышлений подсказали мне одну идею. В самом начале своих исследований я натолкнулся на пару абзацев в «Истории возникновения и развития Чёрной Академии». Там говорилось, что первые антимаги создавали по нескольку Образов, каждого для своей цели. Но большое количество психических срывов и случаев шизофрении заставили прекратить эту практику. Вот я и подумал, а что если самый первый Образ будет своего рода архитектором и надсмотрщиком? Что если он будет помогать мне создавать другие Образы, а потом с его помощью я буду их контролировать? Может тогда я смогу получить выгоду от нескольких личностей, не съезжая при этом с катушек, не пуская слюни и не разговаривая разными голосами?

Я засел за книги по психологии, стараясь наделить своего первенца нужными знаниями. Крупица за крупицей, кирпичик за кирпичиком, проводя в трансе чуть ли не больше времени, чем в сознании, я начал его создавать. Сам не знаю почему, видимо сказалось близкое половое созревание, но Образ почему-то получался женским.

Тем временем заканчивался пятый курс. Мои сверстники вовсю пользовались трансом и своими простенькими Образами. Мне же приходилось учиться и тренироваться по старинке, тем более, что львиную долю времени я тратил вовсе не на это. Я стал белой вороной. Эдаким слабаком, которого ученикам можно безнаказанно пнуть – потому что слабее, а учителям ставить в пример каким не надо быть – потому что глупее. Роул и Флавио защищали меня, как могли, но помогало это мало, разве что часть тумаков доставалась им.

Это был ужасный период. Мне назначали дополнительные занятия со старым пердуном Криллом, мастером копаться в чужой подкорке. Он всё хотел узнать, что происходит в моей голове, а я очень этого не хотел. Среди учеников появилась новая забава – кто первый поймает меня в коридоре, а поскольку все бегали быстрее меня, то ловили меня частенько, ну и били соответственно. Но я не сдавался. Лишь озлобился и замкнулся в себе. Даже со своими двумя друзьями я стал молчаливым и неприветливым. Но они не бросили меня. Так продолжалось почти целый год.

А затем мой первый Образ ожил. Это случилось не постепенно, а в один миг, и очень неожиданно. Я привычным усилием воли вошёл в транс, даже не помню для чего, то ли доделывать какую-то мелочь в этом мире, то ли продолжать моделировать Образ. И вдруг она явилась мне. Зеленоглазая красавица лет двадцати, со светло-рыжими волосами, длинными ногами, широкими бёдрами и небольшой грудью. Мой идеал женской красоты тогда, навеянный мальчишескими фантазиями. Её звали Ани. Это имя она сама себе выбрала.

Я вышел из транса ошеломлённый своим успехом. У меня получился полноценный Образ, часть моего сознания и подсознания, независимая от меня. Но потом пришёл ужас. Я вложил в неё слишком много труда и времени. Ани получилась слишком сложная и детальная, слишком независимая и умная. Чёрт возьми, я был подростком двенадцати лет, а она взрослой, пусть только в моём подсознании, но всё же. Я этого не хотел. И кто теперь будет главным?

Я лежал в своей кровати и покрывался холодным потом. Что делать? Идти и сдаваться? Они выкорчуют Ани из моей головы. Сколько труда пропадёт. А какой позор. «Слышали, наш дефективный Нико совсем с катушек съехал, ему теперь старый Крилл голову лечит». Нет, ещё одного унижения я не перенёс бы. Я пролежал без сна до утра и решил – пусть будет что будет. Назад дороги нет. А потом понеслось-поехало.

Буквально за пару месяцев мы вместе с Ани создали второй Образ. Умника. Получился долговязый и нескладный интеллигент лет сорока, близорукий и с залысинами. Эдакий книжный червь. Но внешний облик не главное. Мы постарались придать ему способность использовать возможности моей головы на полную. Мне уже не надо было внимательно читать книги, я просто пролистывал их и вспоминал в трансе. За короткий срок я смог впихнуть в него все содержимое библиотеки Чёрной академии и стал ходячей энциклопедией.

Правда существовала проблема. Я мог пользоваться знаниями Умника только в трансе. Не медитировать же каждый раз, когда тебя спрашивает учитель? И тогда я нарушил ещё один запрет – стал призывать Образ, находясь вне транса. Отдавал Умнику часть своего сознания, позволяя ему дёргать за ниточки, зато получал доступ к нужной информации. Без Ани это было бы полной глупостью, но она держала его в узде.

Со временем я научился пользоваться этим Образом, не входя в него. Он жужжал на задворках моего сознания, как надоедливая муха, давая доступ к любой информации, бесполезные советы и постоянно умничая.

Вскоре у Умника открылась ещё одна поразительная способность. В трансе или будучи призванным в сознательном состоянии он мог связывать и сопоставлять данные, выстраивая логические цепочки невероятной длины. Притом очень быстро. С Умником за плечами я мог, оглядев класс, определить: кто и что ел на завтрак и сколько родинок на заднице у горничной наставника. Умник был как художник, способный по нескольким штрихам восстановить всю картину. Правда, давалось это нелегко. Слишком сильная нагрузка на мозг, особенно вне транса, вызывала ужасные головные боли и слабость во всём теле. Один раз я даже потерял сознание. Так что к этому фокусу я прибегал крайне редко.

Само собой, мои успехи в учёбе прыгнули до небес. Теперь меня ставили в пример, но не как тупицу, а как светоч знания. Бить стали сильнее и чаще. Меня гоняла по всему зданию орава молодых засранцев и покой я находил только в своей комнате, благо она запиралась изнутри. Роул был здоровяком уже тогда, шире самых здоровых задир, Флавио был высоченным и худющим, зато поразительно ловким, хоть и выглядел нескладно. Им доставалось не намного меньше меня, но они не отступались. Пожалуй, именно в этот период наша дружба стала крепче камня.

Шестой курс закончился. Все мои оценки по учёбе были по максимуму, зато физические дисциплины хромали, даже нет, не хромали, а ходили на костылях. Я был слабее обычных подростков своего возраста, против же юных антимагов я выглядел как сушённая треска. Сказывались постоянные побои и ежедневные часы медитации, которые я проводил лёжа на кровати. Старая скотина Крилл не отставал и, кажется, начал подозревать что-то нехорошее. Мне было очень тяжело обманывать его, пятисотлетнего антимага, повидавшего на своём веку тысячи таких сопляков как я.

А затем появились Мастер и Лекарь. Мы работали над ними одновременно, два Образа, занявшие недостающие места. Внешний образ Лекаря мы скопировали с древней литографии Арриуса, великого целителя древности. Полненький, темноволосый мужчина с круглым лицом и вечно смеющимися глазами. Добрячок, готовый отрезать тебе ногу, потому что так надо. Лекаря мы наделили тонной знаний о человеческом теле и запредельному контролю над внутренними органами, гормонами, секрециями и всему тому остальному, чем набит мой кожаный мешок. Сделать это было совсем непросто, но очень помог Умник. Те открытия, которые он сделал, поставили бы на уши весь медицинский мир.

Мастер же получился худой, жилистый, готовый ко всему и безучастный. Его не интересовало ничего кроме совершенства боя. Отрешённость, сосредоточенность и шестое чувство, позволявшее чувствовать противника как самого себя. Он умел выбрасывать из головы все сложные понятия, оставляя лишь самое простое. Любовь, ненависть, надежды, сомнения и прочее исчезали. Зато окружающий мир становился как под лупой. Любая мелочь фиксировалась сознанием мгновенно, а время словно замедлялось. Каждое мгновение растягивалось в вечность. Это было субъективное чувство. Время на самом деле бежало как обычно, просто я успевал прожить больше. Попробуйте посчитать капли, падающие с протекающего крана, хотя бы минут десять. Вам покажется, что прошёл час. Тоже самое происходило, когда я входил в этот Образ. Вот и весь Мастер, простой и бесконечно сложный.

С помощью Лекаря я стал богом над своим телом. Я мог за ночь вырастить волосы до пояса или потерять десять килограмм веса за день. Мог не чувствовать боли или почувствовать волосок на пальце ноги. Мог на короткое время стать нечеловечески быстрым и сильным или обходиться без пищи месяц. Мог что угодно, правда, за всё нужно платить. Но иногда очень полезно взять кредит, когда остальные не могут.

Мастер дал мне возможность использовать по максимуму возможности тела и разума в бою. С его помощью я смог полноценно тренироваться в трансе, за считанные недели наверстав всё, что пропустил за эти годы. Когда же я входил в Образ Мастера в сознательном состоянии, то превращался в машину смерти. Меня не волновало ничего, кроме победы. Время растягивалось, словно в трансе, за доли секунды я успевал принять единственно правильно решение, действия противников были просты и предсказуемы.

Казалось бы всё прекрасно, не правда ли? Умник делает меня всезнающим и сверхдогадливым, Лекарь даёт полный контроль над функциями тела, Мастер превращает меня в непобедимого бойца. Но были проблемы. Были и есть. Очень большие проблемы.

Умник считал себя очень умным, что и не удивительно, интеллектом он превосходил всех нас вместе взятых. А ещё он считал, что ему и только ему принадлежит право принимать решения. Ну, как самому умному, конечно же. Лекарь относился к моему, подчёркиваю, к МОЕМУ телу, как к храму господнему и был очень недоволен тем, что не он, жрец и хранитель это храма, принимает решения. Мастер видел в жизни только две цели: совершенствоваться в искусстве боя и побеждать. Он искренне недоумевал – зачем тратить время на что-то ещё?

Каждый из троих считал главным себя, а остальных, в том числе и меня, всего лишь досадными помехами. Я бы съехал с катушек ещё в первые месяцы, если бы не Ани. Мой ангел-хранитель и тюремщик для этой троицы. Она бы создана для этого и единственной целью её существования был порядок в моей голове. Если это можно было назвать порядком. Она держала в ежовых рукавицах остальные Образы, при этом, не претендуя сама ни на что. Пока что это получалось у неё совсем неплохо. Так мы и живём до сих пор, я и мои шизофрении. Или диссоциативное расстройство личности, на профессиональном языке. Я знаю, о чём говорю, книг по психиатрии я прочёл в своё время уйму.

Седьмой курс был в самом разгаре, когда пришёл час расплаты. Сладкое время. Я нарастил себе мышцы, стал очень быстрым и жестоким. Мне ничего не стоило побить трёх-четырёх соперников. Вместе со своими друзьями я вылавливал бывших обидчиков по всему зданию Академии. Одни рыдали и упрашивали, другие пытались сопротивляться, третьи жаловались наставникам. Пощады не было никому. Наша троица стала нагонять ужас на всех однокурсников, и едва завидев нас в коридоре, они пытались скрыться в комнатах или классах. Кто не успел – тот опоздал.

Нас наказывали и уговаривали, но мы не успокаивались. Странное дело, когда я был мальчиком для битья, наставники смотрели на это сквозь пальцы. Стоило поменяться сторонами и деревянные трости заиграли на моей спине как палочки на барабане. Мне было плевать, с помощью Лекаря я легко переносил самые суровые наказания. Но где справедливость? Нету. Не было. И не будет. Я сам себе стал справедливостью.

Так продолжалось до тринадцатого, последнего курса. Я совершенствовался сам, совершенствовал свои Образы и, вместе с Роулом и Флавио, терроризировал всю Академию. Постепенно я научился не полностью становиться другой личностью, а отдавать им лишь больший кусок сознания, частично оставаясь при этом самим собой. Роул стал к тому времени настоящим здоровяком, невысоким, зато почти квадратным. Флавио вытянулся в длину больше двух метров и, в отличии от флегматичного Роула, стал язвительным до отвращения. Свою тайну, то, что я сотворил со своей психикой, я так никому и не открыл, даже этим двоим.

Затем мы сдали выпускные экзамены, и вся Академия вздохнула с облегчением. Я и Флавио подались в судьи-исполнители Чёрной Канцелярии. Роул, никогда не отличавшийся сообразительностью, стал Стражем. С тех пор прошло восемь лет, но наша дружба только окрепла.

За воспоминаниями я и не заметил, как прошёл изрезанную холмами долину, пересёк мелкую речушку по каменному мостику и вошёл в лес. Бодрость весеннего утра сменилась успокаивающей прохладой. Могучие древние патриархи возносили свои кроны высоко в небо, создавая внизу полумрак и покой.

Наконец я вышел на большую поляну, в центре которой стоял одноэтажный дом. Место обитания моих Образов. Место в моей голове, которое делало меня непохожим на всех, даже на других антимагов. Деревянная лестница привычно скрипнула третьей ступенькой, я без стука открыл дверь и вошёл.

***

Выйдя из транса, я пролежал ещё какое-то время, вспоминая события сегодняшнего дня и размышляя о завтрашнем. После вечернего транса мысли скачут легко как кузнечики, голова ясная и решения приходят сами собой. Но на этот раз ничего дельного на ум не пришло. Слишком мало информации. Я провалился в сон.