Читать книгу Мразь - Владимир Поплар - Страница 2

Осень… Октябрь…

Не знаю… не понимаю… что за мысли роятся в моей башке…

Может это осенняя хандра? Так хочется верить, что это именно она, а не суть моего существования.

В такие дни, наверное, многие, если не большинство, чувствуют себя мелкими, тоскливыми мышами. Хочется забиться в теплую, сухую норку, ни о чем не думать… Смотреть на гребаный дождь и спрашивать себя: когда меня отпустит? Хотя вряд ли… В 20—25 лет так вообще насрать какая погода, энергия молодости не дает даже на секунду усомниться, что все будет зашибись… А есть же люди, которые и после сорока (и в принципе по жизни) улыбашки, им все ни по чем. Видимо все-таки это я такой…

Мдааа, осознавать, какая ты мразь очень тяжело…

Депресняк? Может быть… Но убивать себя не хочу… Ну нахер, не все так плохо. Может я просто как человек говно? Может. А вообще, просто нужно, чтобы никто не успел испортить настроение с утра по раньше и тогда вуаля, вроде и не хочется никого «мочить».

Но да, надо все-таки признать, что сразу и не вспомню день, который начался бы спокойно, без «настройки» моих нервов на «боевой лад». Крайние семь дней народу пострадало, конечно, прилично. Нет речь не об убийствах (сам пальцем никого не тронул), я никакой не маньяк-садист… Вроде. Ну, я так считаю, что нет… С другой стороны, кто-то же должен работать «успокоителем» особо-возбудимых, плохо пользующихся своим основным органом, (мозгом имеется в виду), граждан… Тем более и мне как-то легче становиться…

Изнутри засасывает черная дыра, которая подла растет и растет, не знаю уже как вырваться из тьмы ее сущности… Все чаще посещает мысль, что не такие уж чудные те, кто говорит, что чувствует себя одиноким в толпе людей.

Конец рабочей недели – пятница. Еду за рулем Лексуса домой, после очередного «дня сурка», смотрю как по стеклам автомобиля скатываются мелкие ручейки сраного, мелкого дождика и думаю, а ведь как здорово именно в такую погоду выйти на крыльцо деревяного домика, где-нибудь в тайге (привет Горный Алтай), взять с собой горячую кружку травяного чая с медком из разнотравья, укрыться пледом и просто стоять, смотреть на дождь. А если еще и мои девочки ко мне присоединятся (а они это сделают), то вообще лепота. И вроде совсем похуй на все траблы (какие, если подумать?) в этот момент, главное мои крошки, мои доченьки со мной.

Да, дочек я люблю без оглядки… всех четверых… Но бывают эти долбаные моменты, когда похер на все и всех, даже на самых близких. И потом, когда немного отпускает, приходит осознание, что пока настроение было ниже плинтуса и я вел себя с ними резче, чем это было необходимо, я все больше и больше ощущаю себя мразью. А чем поганее настроение, тем безразличнее мое отношение к ним и все начинается снова.

Замкнутый круг твою мать…

Но я вынужден, просто обязан быть «алекситимиком», в том числе ради них… пока не смогу понять, как унять эту мразь…

С женой у нас не очень… сугубо «хозяйственные» отношения. Так уж получилось, что мы почти чужие люди, хотя и живем под одной крышей и воспитываем общих с ней детей. Оказывается, так бывает, вернее так нужно было… Хотя по жизни совсем не так задумывалось… Нет, ее нельзя назвать сукой стервозной, но иногда хочется простого человеческого понимания, ничего более. Она же пытается меня воспитывать, подстраивать под себя, улучшать мои «морально-волевые» качества, не вникая в «тонкости» настройки души человеческой. А это как бы со временем начинает утомлять и раздражать. С другой стороны и ее можно понять, она женщина, а я точно не ангел, тем более совсем без эмоций, которые так нужны любой женщине и ее детям, а я просто не могу…

И все равно, иногда мерзко осознавать, что ты не являешься таким уж «защитой и опорой» для моих девчонок, как принято в обществе. Лайков это никак не добавляет к психоэмоциональному состоянию. Да еще башка постоянно болит и прессует и без того гнусное настроение, особенно в плохую погоду. Причем не во всякую, а преимущественно в мелкий, моросящий дождь, при этом, в такие моменты в мыслях всплывают одни и те же образы из подросткового возраста… Постоянно и навязчиво… Образы, которые своим появлением изменили мою жизнь, мое восприятие реальности и сделали меня тем, кем я стал и существую с этим.

Живу я в относительно небольшом сибирском городе Барнаул. Мужчина 42 года, спортивного телосложения, правда совсем не высокого роста, всего метр шестьдесят пять. Не красавчик – есть несколько физических «нюансов», но и не Квозимодо. По возрасту, обычно, мне дают лет на 5—6 меньше, чем есть, видимо из-за роста выгляжу моложе.

Окончил факультет математики и кибернетики в местном политехническом университете. Работаю программистом в одной, очень влиятельной силовой структуре государственных органов, отвечаю за сектор информационно-аналитических систем безопасности. Сам род занятий очень нравится, мне всегда нравилось думать логически, вести мысленные дискуссии с самим собой и комплексно подходить к задачам. Правда, почему-то, по жизни способность мыслить «логически правильно» мало чем пригождалось в плане выстраивания социальных взаимосвязей. Наверное, даже мешало, потому что чаще получалось так, что лучше просто ступить и опустить ситуацию на тормозах, чем разложить ее на составляющие и сделать вывод, что нужно сделать нечто «плохое», чтобы в последствии получилось нечто «хорошее». Или, что еще противнее, сделать вид, что все хорошо и тогда эта связь налаживалась. Место работы, надо сказать, очень «удобное», хотя и не столь высокооплачиваемое, как на «вольных хлебах». Впрочем, с финансовым достатком проблем у меня нет, еще по студенчеству мной была заработана крупная сумма денег, которая быстро увеличивалась, а затем удачно размещена в ценных бумагах и долях нескольких фирм.

В семье у меня царит бабье царство: жена и четыре доченьки, мои умнички-красавицы (это про дочек). Есть пословица, что молния не бьет дважды в одно и тоже место, но это херня, не нужно этому верить. Даже ученые подтвердят, что вероятность того, что молния ударит в одно место дважды – сорок пять процентов, а не ноль, как принято считать. Сорок пять, считай один из двух! Как математик могу сказать, что это очень высокая вероятность. То есть событие либо наступит, либо нет. Все просто. Я выбил два из двух. Родились две пары близнецов! С разницей ровно в два года, день в день. Это же чудо-чудное, у всех четверых один день рождения!

Хотя, если подумать и взять в расчет генетику, то чему удивляться-то, если двойни, причем близнецы, в нашем роду, особенно по маминой линии, не редкость: прабабушка моя одна из близнецов, у неё была двойня-близняшки, кроме еще троих детей (одна из дочек не выжила в войну); у одной из её внучек, моей тети – близнецы; и даже у тётки по отцу – двойня. Так что могу сказать, что шансы мои были велики.

Казалось бы, нужно гордиться и радоваться. Но не все так просто. Нет, я ужасно был счастлив, причем упор на слово «ужасно». Все мои дети желанны, хотя и были большим сюрпризом. Однако для меня это дар Божий, чудо! Где-то читал, что древние славяне считали, что близнецам боги дают одну душу на двоих. Поэтому они не могут жить друг без друга. Даже на небе существует космический союз – Большая и Малая Медведица, которые кстати раньше на Руси назывались Лосихами или Лосихой и Телёнком и являлись отображением охотничьего культа. А на шаманских бляшках северных народов часто присутствует изображение двух полуженщин-полулосих, как небесных владычиц. Или существует предание о двух оленях-лосях, которые приходили к славянам в день чествования Рожаниц (кажется это праздник Богородицы), и о том, как одно животное приносилось в жертву, а второго отпускали восвояси, бытовало на Руси вплоть до XIX века.

Нет, меня нельзя отнести к верующему человеку, но иногда крещусь, когда иду спать, никогда не знаешь, какой «чудной» может быть эта ночь, а я знаю, что может быть «еще какой». Я крещен с рождения, ведь в деревне, где я родился и рос некоторое время, было плохим тоном не крестить детей, не смотря на светско-советский уклад жизни. Я не ходил в сельскую церковку, хотя любимая бабушка всегда настаивала на этом.

Естественно, не всегда и не во всем получалось жить по законам Божьим, от этого еще тяжелее было осознавать, что я не могу дать детям тех эмоций, которые так необходимы любому ребенку и наоборот, привить неправильное отношение к друг другу. Ведь именно от родителей зависит, какие отношения складываются между близнецами, да и любыми детьми. Как и у других людей, эти отношения во многом являются отражением отношений между отцом и матерью. А в этом вопросе капец как не все просто.

Так… надо расслабиться и подумать о хорошем. Вот же! Вот что сейчас будет кстати – останавливаюсь напротив бара и решаю пойти выпустить пар, залив жар терзающих душу мыслей парой литров пенного напитка. Алкашом себя назвать не могу (собственно, ни один алкаш этого и не сделает), но иногда могу пропустить «добрую» порцию. Алкоголь действительно снимает напряжение на какое-то время, но потом то, ясен пень, ничего не изменится… Ладно, хряпну бокал-два пенного, тем более, что этой осенью меня сделали «моложе» на пять лет (это я про повышение пенсионного возраста для мужчин до 65 лет) и может стану чуть добрее… Может даже получится никого не «уработать», постаравшись не принимать близко к сердцу «неправильное» поведение жителей нашего города.

В заведении, расположенном на втором этаже трехэтажки, погруженное в полумрак, мест было не много (а чего ждать от пятницы), а те, что были свободны, видимо не очень пользовались популярностью. Мне они тоже не понравились. Зато стол для одиноких (ясен пень, очень важных) персон очень даже подходил для достижения конкретных целей в этом заведении. Правда и он был занят, причем такого вида мужиком, словно это хозяин бара. Может так и было, только мне было насрать.

– Свалил бы ты отсюда быстренько, бычара колхозная, – мысленно я пожелал здоровья этому посетителю, – мне нужен этот столик.

Мужик остановил руку, полную каких-то орешков у разинутой пасти, затем бросил их на стол (подонок, насорил), встал из-за стола и пошел на выход. Вот молодец, как вовремя то!

Заняв место за столиком, я стал читать содержимое пивной карты. В основном всякая хрень, ничего стоящего. Помниться когда то, во времена студенчества, появилось пиво «Глюкауф». Вот это было пиво! Мдааа, аж слюнки потекли… Мимо прошмыгнула официантка, неся поднос полных бокалов. «Ой блин, давай ставь их мне, а?» – тут же родилась вполне закономерная мысль в моей голове. В этот же момент, она остановилась по середине зала, повертев головой, как будто решая, а надо ли ей делать то, что она делает и повернувшись назад пошла к стойке бара. Может не нашла тех, кто заказал пиво… Я тут же махнул рукой, приветствуя ее:

– Красавица, ставь поднос сюда, он же тяжелый поди, – решил сыграть в плейбоя.

Она поставила:

– А вам какое надо было? – спросила, при ближайшем рассмотрении совсем не красавица.

– Да вот это и надо было, – сказал я, а мысленно добавил, – иди с Богом, дурнушка Бетти.

Поставив поднос на уже мой столик, она улыбнулась, поправила прическу рыжих волос и двинула к бару, даже не взглянув на оставленный предыдущим посетителем свинарник. А мне почему-то вспомнились стихи, прочитанные, совсем недавно, но уже не вспомню где:

Среди других играющих детей

Она напоминает лягушонка.

Заправлена в трусы худая рубашонка,

Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,

Черты лица остры и некрасивы1.

Знаю, что неправильно так думать про людей, но что поделать.

Надо отметить, что место столика было самым «козырным» в этом заведении. Из окна был виден вполне приличный городской пейзаж: машины снуют по лужам, яркие огни ночного города освещают все вокруг, ветер ласкает редкие листочки на немногочисленных деревьях… А по тротуару, мимо здания напротив, еле ползет маленький одинокий пешеход. Видно, что он промок и ему холодно. Складывалось впечатление, что он если он сейчас же не ускориться и не появится в назначенном месте, он навсегда потеряет что-то важное.

Блять, как же болит башка, надо срочно записаться на обследование, мало ли что. Фриске вон тоже начала с головной боли. Да и психолог, на сегодняшнем, первом сеансе, настаивал на том, что нужно обязательно сделать МРТ и пройти полное, всесторонне обследование мозга.

И когда же перестанет лить этот гребаный дождь? Ненавижу октябрь! Каждый год этот месяц заставляет меня возвращаться назад, в прошлое, и задумываться над тем, что было бы, если бы я прислушался к себе и доверял своим чувствам. Хотя, скорее всего, ничего не изменилось бы.

Там, в октябре 1991 года все и началось.

Это был год начала конца. Конца существования страны, в которой я родился и жил, и начала той херни, с которой мне потом пришлось существовать дальше. Надо сказать я как-то не особо воспринимал житейские проблемы, с которыми моя мама, Людмила Петровна Юсова, билась каждый божий день. Я видел конечно, что жратвы в магазинах почти не стало, одежду с боями приходилось добывать, деньги переставали что-то стоить и прочие заморочки. В общем все проблемы того времени, что разрывали психику людей на части, я застал. Но с другой стороны – хрен ли они меня должны были волновать, когда мне всего 15 лет. Молодой пацан девятиклассник по имени Леха.

Леха Юсов.

Жили мы в совхозе Раздольный, который в до перестроечные времена считался зажиточным – от Барнаула, краевого центра, было не далеко, хозяйство большое, поля, коровники, свинарники, пруды короче все дела. Народу жило здесь, на сколько я помню, тысячи две, может две с половиной, нормальный такой совхоз. Переехали мы сюда из глухой горной деревушки Тулата восемь лет назад. Правда переехала не вся семья. С отцом мама развелась, так как он не хотел изменений в жизни и не поехал с нами на новое место искать лучшей доли. Так сказала мама.

Переезд показал, что оказывается есть более цивилизованная жизнь. Деревеньку, в которой я родился, по сравнению с новым местом проживания, можно было смело назвать стоянкой древнего человека.

Во-первых, находится она в очень отдаленном месте, в тайге, вдоль берега горной речушки, куда транспорт не всякий доедет (нужно добираться до райцентра, а там уж как повезет). Если кого-то встречают на уазиках или Нивах и есть свободное место-два, то считай тебе несказанно повезло, а иначе надо звонить, договариваться с кем-нибудь, у кого есть транспорт. Или ждать, когда попутно пойдет грузовик с продуктами в деревенский магазин и у него не будет занято заветное место.

Во-вторых, население родной деревушки не большое, не знаю, вряд ли больше пятисот-семисот человек. В какой двор не зайди – родственники в каком-нибудь колене. Наверное, правильнее говорить не деревня, а община. Насколько я помню из рассказов учителей, люди начали селиться в этих краях еще в конце XVII века. Весь наш род является потомками старообрядцев, которые селились в труднодоступных местах и проживали в маленьких поселениях на 3—7 дворов.

Местные, больше старики, не любили, когда к нам переезжал кто-то «пришлый». Но люди встречаются-женятся, от этого никуда не деваться. Дети вырастали, уезжали учиться, работать и многие возвращались не одни, а со своими «половинками», часто и с детьми. А ближе к распаду СССР все чаще, из деревни уезжали. Не то, чтобы убегали, но и задерживаться никто не хотел, как их не уговаривали старики.

Мне же тяжело далось расставание с родными местами. Как будто они не хотели никуда меня отпускать. Первое время меня донимала грусть-тоска, как будто я лишился чего-то важного и необходимого мне. Возможно отца.

Однако подростковая психика штука интересная, адаптировался я быстро. Тем более, что приехали мы не на «пустое» место. Совхоз предоставил нам небольшой, старенький, хлипенький домик, а маме рабочее место. Я сразу же начал ходить в школу, где достаточно быстро втянулся в учебу. Были, конечно, по началу, терки с местными пацанами, меня дразнили, подшучивали, но все как-то обошлось без крупного кровопролития, и друзья в итоге были найдены.

Наш «новый» дом же был очень отвратным. Мало того, что его построили еще в конце 50-х годов, так он был захламлен сильно. Предыдущие жильцы оставили его давно и явно были засранцами – оставили после себя много разного шмотья и мусора. А чердак дак вообще был завален газетами и древними фотографиями каких-то людей. Причем было похоже, что это фотографии военных лет, на них были запечатлены военные и пленники, наверное, фрицы. А газеты середины 50-х и 60-х, судя по датам, видимо их хранили для самокруток, так по крайней мере делали некоторые старики в деревнях. Короче выгребал я это дерьмо неверное неделю, фотографии только оставил на месте, в итоге все равно привел его в полный порядок: помыли-побелили и покрасили все, что нужно было.

Вообще, мне было вполне вольготно прозябать в те дни. Учился я без напряга, легко все давалось, особенно математика. Занимался музыкой, танцами, спортом, короче особо-то и некогда было думать о взрослых проблемах. Но особенно я любил почитать, пофиг что, однако все, что касалось мистики-суеверий, религиозных взглядов на смерть и прочих разных человеческих «необычностей», тут пить не надо, только бы читануть. В общем, про меня можно было сказать «славный, добрый, умненький», может слегка застенчивый парнишка (может не слегка) в некоторых аспектах. По правде говоря, думаю точно следует еще добавить «тихий» (сейчас я назвал бы себя «замкнутым»). Скорее всего, в скованности виноваты пара физических «недоразумений»: вся передняя часть моего туловища, грудина и пузо, была изуродована шрамами от хирургического вмешательства – рубцами. Да еще на лбу, имелась «отметина» (хорошо, что в самой верхней части и не большая) – кожаная заплатка. Мама говорила, что, когда мне было около двух, она меня на минутку оставила на улице поиграть, а сама пошла в дом. Отец был на работе, естественно. Через две-три минуты раздался детский визг, и она бросилась обратно на улицу. В общем меня рвала бродячая собака. Пришлось делать много операций, но меня выходили. Так как-то… Да, еще же, чуть не забыл, есть еще одна «фишка»: наличие гетерохромии, то есть цвет глаз абсолютно разный, левый – коричневый, как у отца, правый – серо-голубой, как у мамы. Короче интересный объект. Особенно для докторов-анатомов…

В те годы, народу нашего возраста особо развлекаться нечем было. Вечерние покатушки на мотоциклах, да по субботам танцы, если не было никаких залетов по учебе. Еще иногда кино в клубе. Поэтому, когда в деревне открыли видеосалон, молодежь ударилась в поглощение той дурнины с VHS-кассет, которую транслировали из зомбаящика. Короче цивилизация зашла и в наши края. Не отставал и я.

– Меченый, погнали сегодня вечером в Бразерс к Тяпке? – орет мне мой кореш Сеня, заходя в наш дом – у него сегодня пара фильмов уматных, ужасы мля…

Тяпка – Тяпкин Павел Петрович, сын Андрей которого служил моряком (или подводником, не знаю точно), ходил в походы по всему свету и в очередной отпуск привез ему видеомагнитофон. Вот он и заделался местным частным кинотеатром, Ворнер Бразерс в народе. А «Меченый» – это я, по понятными причинам приобретший такую вот кликуху.

– Не знаю братан, охота, конечно, но у меня сегодня «генеральный день» намечается, если успею чистануть сарай и сгонять в баню, то давай.

Генеральным днем в деревне обычно была суббота, как и 5 октября 1991 г., а называлась она так, потому что в субботу нужно было не только дома навести марафет, но еще и в сарайке говницо выкинуть из-под животины всякой. Вот и Сеня застал меня дома за уборкой своей комнаты (терпеть не могу захламление).

– Да я тоже впахивать буду, ты давай не сачкуй и успеем, там начало в семь, времени-то выше крыши, – говорит Сеня – Лис и Жора тоже пойдут.

– Ладно, думаю успею. Давай пиздуй отсюда, говноед, отвлекаешь только.

– Пошел на хер говно собачье. Ладно, давай, до вечера, – ржал Сеня, закрывая за собой входную дверь.

Да, меж собой мы разговаривали всяко-разно-безобразно. И обзывали друг друга как последних шлюх, и подколы были – жесть, но никто и никогда даже и в мыслях не допускал обидеться на друга. Это такой прикол, думаю парни меня поймут.

А Лис и Жора – это Толян и Гриша, наши друганы, такие же бравые колхозники-одногодки, которые чаялись теме же мыслями-делами, что и мы с Сеней (только что Сене вообще было похуй на учебу). В общем когда-то эта троица взяла меня, мутанта, под свою опеку, дабы местные «шакалы» не сожрали заезжего хлюпика.

Я выскребал свою комнату под песни Доктора Албана, в надежде, что все успею и смогу с друзьями посмотреть «нормальные» фильмецы. А то самыми страшным на тот момент можно было назвать разве что фильм «Заклятие долины змей». Надо сказать мистические фильмы меня очень привлекали, сам не пойму почему.

Как сейчас помню, весь тот день меня не покидали какие-то странные ощущения, и я не мог понять какие. Как будто кто-то смотрел мне прямо в затылок или даже сквозь меня. При этом в доме никого не было, а оборачиваться мне не хотелось до жути. Да еще подогревало мое воображение услышанное несколько раз в школе перешёптывание местных, которые тыкали своими пальчонками в мою сторону и меж собой рассказывали, что нас заселили в дом, в который никто из местных не хотел заезжать, так как в нем жил и убил себя «нехороший» человек.

Надо отметить, что особо трусом я себя не считал. Да, иногда по темноте, конечно, ссыкотно было шараебиться, но в таком возрасте ночь – самое главное время, а когда еще и не один, так вообще похуй. Ну а кто ночью, в деревне, может что-то сделать? Долбоеб Сеня, который может напугать по приколу – не в счет, конечно. Тем более, обычно это он визжит от моих выходок.

В духов я тоже не верю – слепо впечатлительным никогда не был (тем более в те времена особо пугаться то не чем было, только детскими страшилками). Тогда не верил.

До шести вечера я все успел сделать, что планировалось на этот день. Сходил в баньку, одел чистые труселя, пожрал вкусной жареной картошки со свежим сальцем, заглотил кружу горячего, сладкого травяного чая и стал собираться к Сене, который жил в доме, что располагался по пути следования в видеосалон. И пока я одевался, в моем мозгу засела и никуда не хотела уходить мысль, типа «а может ну его, этот видеосалон» с примесью еще какого-то, не знакомого мне ощущения.

Погодка была отвратной: лил мелкий моросящий дождь, было грязно и скользко, и, дойдя до первого же перекрестка дорог, я понял, что действительно почему-то не хочу никуда идти. Уже начинало смеркаться. До дома Сени оставалось еще порядка трехсот метров – всего ничего. Но в какой-то момент дождь превратился в ливень, а дорога в месиво. Все вокруг стало сливаться в единое серое пятно. Казалось, даже жижа на дороге не хотела, чтобы я куда-то шел, поэтому с легкостью всасывала в себя мои сапоги и заставляла медлить.

В общем я какое как добрался до дома Сени и постучал в окно, чтобы он выходил.

– Здорова, бродяга, – Сеня жевал на ходу бутерброд с салом, – не всякая погода благодать все-таки, блять…

Сеня натянул на себя говнотопы в виде сапог сорок третьего размера, и мы двинули в сторону видеосалона. До начала сеанса оставалось всего пятнадцать минут, а топать предстояло порядка километра.

– Что за бурду то хоть будем зырить? – спрашиваю у него.

– Какой-то старенький фильмец «Туман» и новый – «Кладбище домашних животных». Пацаны говорят зачетные фильмы, пару дней назад Андрюха прислал посылку из очередного похода. Блять, везет же ему, полмира уже видел, везде был, да еще и деньги рубит. Тоже хочу моряком батрачить…

– Ага, по три месяца болтаться как говно в проруби, ну нах… А ужастики я люблю, это круто… Кстати, после сеанса как обычно в клуб?

– Конечно, покажем клоунам как надо «плясать»…гы гы гы, – ответил хихикая Сеня, сглатывая последний кусок бутерброда. Лис сегодня обещал Кэмел притаранить, так что будем паравозить…

Вообще я не курил, в отличие от Сени, вернее сказать «Прорва» – так мы его меж друзей звали за неуемную тягу к еде. И сам Лис, и Жора тоже не курили. Все мы били, как теперь принято говорить, на ЗОЖ, занимались легкой атлетикой, футболом, волейболом, баскетболом, короче всем подряд, что было в доступности, все нравилось. Короче были крепкими. Но иногда по субботам, Лис приносил забугорные сигареты (пиздил у старшего брата), типа Кэмел или Страйк, и мы забирались в наше логово, на чердаке клуба, куда никто не мог забраться (просто палевно лезть на третий этаж по крутой лестнице) и выкуривали по одной-две сигареты. В виду того, что мы не курили эффект, конечно, был улетный. Легкое опьянение от никотина раскрепощало нас и досуг окрашивался яркими тонами. Тем более танцевать мы действительно умели, по крайней мере относительно «простого» населения, так как мы еще и танцами занимались.

Довольно быстро мы дошли до дома Тяпки, зашли в сени и постучались во входную дверь. Времени до начала сеанса оставалось пару минут. Сквозь нее было слышен гул и гогот подростковых голосов, видимо мы не одни в этот вечер решили скоротать время до клуба. Дверь открыла жена Тяпки, тетя Оля, вернее Ольга Петровна, по совместительству – кассир.

Про тетю Олю надо бы рассказать отдельно. Дело в том, что для меня, пятнадцатилетнего пацана она была идеалом. Реально, я прямо тащился от ее внешнего вида. Тело этой женщины было очень красивым и совершенно нетронутым временем. Оно казалось вырезанным из старого дерева – гладкая кожа без морщин, тонкие запястья, длинные пальцы, изящные лодыжки и ступни. Ей было уже сорок три. Сейчас то я бы сказал, «всего» сорок три!

Она была стройной, наверное, даже можно сказать худоватой, но все равно очень привлекательной. Работала она в местной канторе, кажется бухгалтером, а хозяйством в их семье занимался исключительно только дядя Паша, так что она особо не убивала свое здоровье физическим трудом. И я, бывало, просто сгорал от ревности Ольги Петровны к ее же мужу. Придурок, что сказать…

Она открыла нам дверь в домашнем халатике. Божечки ты мой, я думал мой мозг расплавится, как будто на него вылили кружку нагретого солидола. Я так о ней мечтал. Лицо залила ебучая маска смущения, я был в полуобморочном состоянии, и никак не мог отвести от нее глаз. Мне тогда казалось, что я «залип». Да, тормозил, но все-таки по-тихому двигался из коридора (предварительно как-то разувшись и найдя место для сапог в куче таких же, при этом не уебавшись в лужу какого-то ссанья, видимо с сапог) в сторону зала, которой по совместительству был и «кинозалом».

Лис и Жора были уже там, сидели на полу возле дивана, так сказать в первых рядах. На самом диване и кресле рядом, расположились четыре пацана из 11-го класса. Мы уселись на пол рядом со своими друзьями и вытянули ноги в ожидании чуда «синема».

– Че так долго шли? – спросил Жора.

– Дак эту собаку разве оторвешь от жрачки, все, не может никак нажраться, – прикололся я над Сеней, он действительно любил поесть.

– Пошел нахер, – вставил свое слово Сеня, – у меня растущий организм, который постоянно требует топлива. Я же не вы, задохлики.

Надо отметить, что Сеня в свои 15 лет выглядел минимум на 18. Может потому, что он наполовину чеченец, у него и щетина даже присутствовала приличная. А мы, я, Жора и Лис были обычными подростками, хотя и выделялись на фоне сверстников спортивным телосложением. Я же был вообще самым «стройняшкой», виной всему мой рост.

«Кинозал» был простенькой стандартной комнатой, в которой обои выглядели так, будто их купили из соображений экономии. Я бы даже сказал: они не стоили своих денег. Они просто были. Такие дешёвые, что казалось, будто ими оклеили комнату ещё до того, как всё остальное было покрашено и побелено. Но надо сказать, это был не единственный в колхозе дом, где обои были настолько дешёвыми. Старая советская «стенка», диван, кресло и телевизор на тумбочке вот, собственно, и вся обстановка. Телевизор, кстати, тоже Андрюха, их сын, привез из-за бугра, как помнится Goldstar. В общем для нас, несмотря ни на что, это были настоящие барыги, которые жили богато.

– Здорова шушера, – в комнату зашел Тяпка, неся в подмышке две кассеты, а в руках видеомагнитофон, – ну что, готовы раскошелиться?

Он аккуратно поставил видеомагнитофон на пол рядом с тумбочкой и стал соединять проводами эти две крутые вещицы. «Panasonic NV-2000», прочитал я на коробке этой чудо-техники.

В комнату вошла она, Ольга Петровна. Она принесла пару подушек, чтобы «первый ряд кинозала» смог более комфортно расположиться. У меня снова начался мандраж и предательски наливаться краской лицо. Я думал о том, что она может заметить, как мои штаны начинают медленно приподниматься в районе паха. Но она была занята «обелечиванием», поэтому я понемногу начел успокаиваться. Мы передали ей по пять рублей и вот дядя Паша, он же Тяпка, объявляет начало сеанса.

– Ну что, какой фильм поставить первым: «Туман» или «Кладбище домашних животных»? – спросил Тяпка.

– Давай с «Тумана» начнем, – сказал Паша из 11-го.

– Не вопрос, – сказал Тяпка и стал втыкать кассету с фильмом в видеомагнитофон.

Нам было все равно какой фильм будет первый, лишь бы скорее начался сеанс. Вообще мы пришли в салон третий раз. Нам, как «настоящим спортсменам», конечно, больше нравились боевики, где все друг другу разбивают морду, но в виду того, «предприятие» только начало свой «коммерческий путь», «репертуар» не блистал разнообразием. Да и хотелось, если честно, немного, так сказать, понюхать настоящего хорора.

Что ж, первый фильм мне понравился. Длился примерно полтора часа. Суть его сюжета в том, что в не большой рыбацкой деревне (я тогда первый раз подумал: «какого хрена село, где два десятка жителей называют городком») обитают духи погибших моряков. Это были духи моряков судна, которое разбилось о скалы ровно сто лет назад, и вот теперь город окутывает плотный туман, который несет в себе смерть.

В общем то ничего особо страшного, что могло бы напугать как следует я не увидел в фильме. Сам сюжет вроде интересный, но детали несколько не продуманы, что ли… Но так как по жизни я привык думать и рассуждать, меня зацепила мысль, что смерть – не конец существования. При этом, видимо важно то, как ты жил и как умер.

Второй фильм – «Кладбище домашних животных». А вот этот фильм тронул меня гораздо больше. Причем он реально меня напугал. Нет, не наличием трупаков в кадре, я в принципе не боюсь мертвых людей (а вроде бы должен, если нормальный). А своей сутью: мы можем потерять близкого человека навсегда. Даже если он вернется, например таким способом, как в фильме, это будет уже не он. Я реально ощущал, что героев фильма на каждом шагу преследует зло. Зло ощущалось в долбаной дороге (по которой гоняют охуевшие дальнобойщики), на которой гибнут животные и люди; зло исходит от тропинки, которая ведет к кладбищу домашних животных; злом пропитан туман и лес. А когда показывали сцены на индейском кладбище, то волосы на моем теле вставали дыбом как у напуганной кошки, я ощущал зло просто физически. Вот это фильм! Блять, меня словно перевернуло. Злом может стать родной человек! Которого уже не вернуть, он не будет прежним в принципе! Никогда!!!

В тот вечер я получил очень большой шквал эмоций. Наверное, я был к ним не готов. «Может я немного «другой», отличный от «нормальных» людей, раз так реагирую на «шоу», – думал я пока на экранах шли титры. «Может я вообще псих» – развивал мысль мой мозг, тем более иногда мои предчувствия действительно сбывались, а сны порой были настолько реальны, что я не сразу вкупался спросонки что происходит. Ну на хер, надо пойти в клуб, оттянуться как следует и тогда жизнь снова заиграет красками, как обычно!

Не заиграет, как оказалось…

– Сеня, че расселся, опять жрать хочешь, конь педальный, – старался отогнать я от себя навязчивые мысли.

– Я всегда жрать хочу, отвали, сейчас поднимусь, – огрызнулся Сеня.

Мы столпились в коридоре, в ожидании свой очереди обуться в сапоги и выйти из дома. Я стоял в очереди последний и все никак не мог отогнать от себя нахлынувшее с новой силой ощущение, что не нужно было идти никуда в этот вечер.

Из зала вышла Ольга Петровна, под мышками она несла подушки и проходя мимо меня слегка коснулась своей рукой мою. Боже мой! Мне как кувалдой в лицо ёбнули! Да что же это такое, как так-то… Я конечно был в нее несколько влюблен, но не до такой же степени! Так я рассуждал стоя с отвернутым в сторону от нее хлебалом. Меня больше конечно интересовало ее тело, нежели она вся целиком, дак почему такая реакция.

Вечер в клубе прошел довольно прикольно. Мы с пацанами поднялись в блат-хату, выкурили по паре сигарет и пошли на танцпол. Мы были в ударе, выдали максимум того, что могло наше молодое, крепкое, а главное наученное правильным движениям тело. Я даже пару раз танцевал медляк, под мои любимые «Ветер перемен» Скорпионов и «Отель Калифорния» Орлов с не последними на деревне девчонками. Надо же блять, под песни животных и насекомых… Короче я был очень доволен.

Вернулся я домой примерно в два часа ночи. Тихонько прокрался в комнату, где уже давно на своей кровати спал младший брат Юрка. Разделся и улегся в кровать с чистенькой пастелью. Сон, как назло, не шел, а я не хотел в тот момент думать о чем-либо. Настроение было хоть и приподнятое после вечеринки, но как будто чем-то взволнованное. Да еще этот проклятый дождь все никак не унимается, стучит навязчиво по крыше…

Я решил подумать об Ольге Петровне. Естественно, я начал представлять, как будто у нее дома никого нет и я пришел к ней ночью (почему нельзя было пофантазировать про день, ума не приложу, ведь так лучше можно рассмотреть тело). Представил, как вхожу в дверь, а в коридоре горит полумрак и лишь тусклый свет слабенькой лампочки из дальней комнаты позволяет хоть как-то ориентироваться в доме. Разуваюсь, снимаю куртку и тихонько иду на свет.

На большой, красивой кровати (откуда блять у них такая большая и такая красивая кровать пронеслось в башке) лежит она, Ольга Петровна. Или, наверное, Ольга. Или Оля. Она полностью обнажена. Ее голова отвернута от входа, руки раскинуты в сторону, как будто она зовет меня в свои объятия, а ноги слегка согнуты в коленях и так же повернуты в сторону, что и голова. Я с восхищением смотрю на ее упругое тело (ого как она сохранилась, думается мне).

Через пару секунд приходит понимание, что я стою голый, мой эрегированный член как пика, направлен в сторону Ольги и я не понимаю: а когда я успел раздеться? И кстати, почему так тускло горит лампочка светильника, особенно если учесть тот факт, что вилка не воткнута в розетку!!!

Мне становиться не по себе. Начинает охватывать паника, становиться тяжелее дышать, температура в комнате, как будто начинает резко снижаться. По телу поползли мурашки размером, наверное, с майского жука. Тут я замечаю, что тело Ольги Петровны (что блять за новость, как только наступает шухер, объект моего вожделения становится Ольгой Петровной), трясет мелкой дрожью.

Ольга Петровна пытается повернуть голову в мою сторону, но у нее это не получается, будто что-то, или кто-то невидимый прижал ее и не дает сделать движение. А под самым потолком, прямо над кроватью, вдруг ожила темнота. Нет, я не видел никого, но я уловил, а вернее почувствовал, там легкое, еле заметное движение и я понял, что там есть ЗЛО! Не просто какой-то мудак-убийца в маске, а такое же зло, как из фильма про кладбище, или даже страшнее.

– Какого хера, че за хрень?! Я что, сплю что ли? – то ли возникли мысли, то ли я это сказал вслух…

У меня возникло правильное, очень уместное, очень жгучее желание свалить нахер из этого места. А еще лучше бы проснуться! Ведь это по ходу сон, просто сон! Нет? Но, в тот же миг, я понял, что не могу двигаться! Напрочь, никак! Боже правый, помоги-помилуй и все такое… че твориться то?!

А из угла на меня смотрело что-то. Или кто-то. Опять же, как сказать «смотрело»: рассмотреть я ничего не мог, но реально чувствовал на себе взгляд, наполненный злобы и ярости. Я отчаянно не хотел узнавать, ЧТО (КТО) это, тем более тьма начала приобретать весьма конкретные очертания. Очертания человека!

– Мыыы теббббьяяя нашшшшшшлииии, – до меня донесся тихий шепот-скрежет как будто голос умирающего курильщика: со свистом и кашлем!

Не могу отвести глаза от черноты угла, пытаюсь закричать во всю глотку и понимаю, что не могу, мой рот как будто заклеили, наружу рвется только стон! Краем глаза что Ольга Петровна с усилием, слегка поворачивает голову и слышу ее сиплый, сдавленный голос «Ннннеееетттт!». В тот же самый миг, ее голова с хрустом разворачивается на сто восемьдесят градусов, и я начинаю орать во всю глотку!

В тот же миг, я вскакиваю на кровати от собственного крика и чувствую, что меня всего трясет. Все мое тело покрыто холодным потом, подушка мокрая от слез, а голову разрывает дикая боль…

Возле кровати стоит брат с расширенными от ужаса глазами. В комнате горит ночник, я смотрю на часы – три часа ночи.

– Леха, ты чего орешь? – часто и нервно дыша, спрашивает Юрик.

– Да так, насмотрелся ужастиков в Бразерсе, приснилась херь, наверное, какая-то, ложись спать, все нормально.

Я лег в кровать, но сна, конечно, ни в одном глазу после такого «шоу». Тело еще продолжало трясти, но теплое одеяло делало свое тело – постепенно я согревался, дрожь уходила. Я попытался мысленно прокрутить увиденную во сне сцену. Сука, как же все было реально! Сейчас, когда стало понятно, что это всего лишь сон, меня поглотило странное, смешанное чувство. Смесь пережитого страха, неизбежности и «крутости от реальности увиденной картинки».

Голова разламывалась от боли. Я встал с кровати, кое-как нашел на кухне в аптечке анальгин, запил его холодным молоком и вернулся обратно. И только под самое утро, часов в пять, когда мама уже встала, чтобы накормить животных в сарае, истопить печь и идти на работу, я смог уснуть. Благо завтра – воскресение и в школу идти не нужно, так что можно было не парится.

Проснулся я поздновато для меня, часов кажется в десять. Мама была на работе, Юрка еще валялся в кровати. Я еще с час полежал, почитал книгу про Тарзана (это была уже 16 книга Эдгара Берроуза про этого героя) и только потом встал, чтобы разогреть картошку и утолить дикий голод. Да еще же в двенадцать начинались «Утиные истории»!

Примерно в половине двенадцатого пришла с работы мама. Она работала оператором машинного доения, дояркой то есть. Она была взволнована и немного бледная. Мы вместе сели за стол.

– Мам, ты чего такая потерянная? – спросил я.

– Юра, иди есть, – крикнула мама, – Да вот новость плохая есть. Ты же знаешь тетю Олю Тяпкину, дак вот сегодня ночью она умерла. Говорят толи в туалет пошла, толи попить, короче встала с кровати, споткнулась, упала видимо и свернула шею… Сильно свернула… Я все думаю: как так споткнуться можно было у себя в доме? Ужас в общем… Хотим скинуться на работе по двадцать рублей на похороны. А ты чего сегодня ночью орал-то? – спросила она.

И вот тут я чуть не ебнулся со стула. Ложка с жареной картошкой так и застыла перед открытым ртом. Мозг упрямо твердил: нет, это же был сон!!! Ну сон же!!!

– Ты чего побледнел так? – спросила мама, – прошарился вчера под дождем, заболел поди? Кстати, вы же вчера к ним собирались сходить кино смотреть кажется? Ходили?

– Со мной все в порядке… Да, ходили. Просто… она вчера была живая, а сейчас ее получается нет? – меня била мелкая дрожь.

Наверняка мама подумала, что я сейчас расплачусь. Она положила мне руку на плечо и сказала:

– Ничего, сын, ничего. Так бывает, ты же знаешь. Всех нас когда-нибудь призовет Господь!

Точно! До меня дошло, что Ольга Петровна, когда я «пришел» к ней этой ночью, лежала в позе Иисуса Христа, что на крестике! А вовсе не в призыве кинуться в ее объятия, чтобы наконец-то я смог впервые полностью отдаться греховным страстям.

Блять! Что это такое вообще! Я никак не мог прийти в себя.

– Я пойду, полежу немного, – сказал я маме, – что-то меня и правда трясет, может и приболел.

Я пошел в нашу с братом комнату. Юрка протопал мимо меня на кухню, и они с мамой продолжили обедать, обсуждая за едой, какого хрена он снова попер в школу «эту хрень»?

Юрка был младше меня всего на три года, но был очень смышленым, с инженерным складом ума. Хотя надо сказать в школе он учился не важно, без интереса. Его страстью были «железки всякие», как называла его увлечения мама. Вот он постоянно с собой и таскал везде: проволочки, гайки, болты, магнитики и прочую «инженерную» приблуду. Вполне мог в том возрасте взяться за разбор движка нашего мотоцикла, если бы его до него допустили.

Я упал на кровать без сил. Уставился в потолок и не мог никак прийти в себя. Снова начала накатывать головная боль. Не может же быть такое на самом деле, мы же живем в век «технологических прорывов», такого в принципе не может существовать!

Но факт оставался фактом, это мой мозг не мог отрицать: ее убили в моем сне свернув шею, и она умерла от такой же травмы и в реальности.