Читать книгу Анархия: эволюция без насилия - Владимир Попов - Страница 8

***

Итак, суть отличия государства как некой публичной (иногда её же буду величать и политической) власти от простых людей, народа, в том, что принято называть монополией на насилие: армия, правоохранительные или силовые органы и структуры, методы, применяемые в нарушение общепризнанных прав человека и гражданина – это и многое другое могут позволить себе лишь власть имущие. И позволяют: их глаз всегда горит, когда апогей силы проявляет себя. Кровожадность и мораль. Чувствуешь разность потенциалов двух слов?

Все остальные несут за это ответственность, как правило – уголовную.

Именно поэтому многие анархисты таковыми себя не считают. Как, скажем, автор «Шантарама» Грегори Робертс, написавший: «спросите любого человека, имеющего за плечами длительный срок тюремного заключения, и он скажет вам, что ничто так не ожесточает человеческое сердце, как правоохранительная система». Да, Грегори Дэвид вообще далёк от идеала анархизма, но за одну эту фразу заслуживает внимания и уважения.

Сделаю одну важную оговорку: в самых цивилизованных, безусловно, понимаешь6, что слово это относительно и означает скорее свой антипод, нежели отражает заложенную сущность, странах государство давно срослось с преступным аппаратом, так называемой мафией. И не важно, цивилизованность какого уровня достигнута на той или иной территории: якудза очищают Токио от мелких воришек и хулиганов, в той же Америке об итальянской или русской мафии не знает разве что самый ленивый; не стоит забывать про триады и колумбийские наркокартели, хотя всё это только заметные, но отнюдь не единственные игроки.

В России после прихода к власти бывшего офицера КГБ по понятным причинам многие крупные преступные группировки были разобщены и фактически раздавлены – если только они не успели вовремя разделить куш «с нужными людьми». Одним из ярчайших является пример с братской ОПГ, на встречу с которой прилетали ещё в конце прошлого века видные деятели данного направления. А потом её не стало. Правильней, конечно, говорить об организованных группах, но на это просто нет листов. И желания: тем более что пример обратного, Михась, до сих пор жив и одним из первых воспользовался правом на забвение. Инь и ян: даже из тьмы люди используют достижения света.

Мафия делает, как отметил, важную (для государства, а не людей) функцию: она отделяет, как принято говорить на языке самой мафии, бес-предел от условий, когда пределы устанавливаются именно высокопоставленными бандитами. Сей тезис мне поведал, как и другим студентам, один отставной полковник КГБ на лекции лет десять назад – а уж он-то знал, о чём ведёт речь.

Таким образом, если не писать много и вести беседу прямо, стоит высказаться так: государство ничем не отличается от организованной преступности. Точнее одно отличие всё же есть: оно само разрабатывает и принимает законы (в широком смысле), которые может исполнять так, как нужно, и тогда, когда нужно, либо не исполнять вовсе, если нужно. Для ОПГ сектора это несколько сложнее. Хотя лобби никто не отменял: в России оно сильнее, чем у того же врага по биполярному некогда миру, но это уже частности.

Поэтому первый принцип анархии – отсутствие монополии на насилие, иначе всегда будем жить по правилам преступников: убийц, воров и прочего сборища ныне вездесущих7.