Читать книгу Почетный пленник - Владимир Привалов - Страница 3

Имперцы достали и разложили большой длинный стол, накрыли столешницу яркой скатертью, поставили походные скамьи. Не то, что мои горцы-соплеменники. Впрочем, вот тут и случился небольшой прокол. Сидеть-то я мог, но только прислонясь к неподвижной опоре. К стволу дерева, например, от которого меня оторвали и притащили сюда.

Буддал соображал мгновенно. Раздав пару подзатыльников, он поднял на ноги всех слуг, и те вручную моментом прикатили распряженную повозку с высокими бортами. На пустом месте купец устроил целое представление. Прикаченную повозку поставили за скамьей, имитируя отсутствующую спинку. Купец быстро присел, откинулся спиной на импровизированную опору. Результат ему не понравился, и потому через минуту прикатили большую бочку, на бочку положили большую подушку, за бочку поставили повозку. Ну, вы поняли: Жучку за внучку, бабку за дедку… А на бочку посадили маленького меня.

– Удобно? – спросил Буддал.

И не улыбается. Переживает. Мне даже неловко стало.

– Удобно! – воскликнул я. – Никогда на бочке не сидел! А что в ней? Вино?

Вот теперь порядок. Теперь узнаю доктора Ливси. Купец опять захохотал, запрокидывая голову назад. Глядя на него, и я улыбаться начал.

Чудо, а не человек!

– Добрый вечер. – Произнесенное негромким голосом приветствие отрезало смех, как ножом.

За стол присаживался Алиас Фугг. Видимо, приглашенный ранее.

«Ведь не хотел идти…» – со злостью подумал я, придвигая тарелку.

– А! – отреагировал купец. – Наконец-то! Олтер, позволь представить…

– Брось, – махнул рукой Алиас. – Вчера я весь вечер наливался вином на пиру в честь нашего юного гостя.

Юного гостя… так, значит?! Ах ты, зараза!

– И потому ему прекрасно известно, кто я. Не так ли, мальчик? – спросил Алиас Фугг, глядя мне в лицо.

Мальчик! Вот гад!.. Хорошо бочка высокая и смотрит он не сверху вниз. Но – спокойнее, спокойнее…

– Да, – кивнул я, – ты главный имперский гость в наших горах, Голос Империи, Алиас Фугг.

– Главный имперский гость? – переспросил Алиас. – Интересно, кто меня так зовет? Рекс Рокон или танас Гимтар?

«Не зарывайся, Антон! Не зарывайся, – одернул я себя. – Засыплешься!»

– Не помню, – смутился я.

– Ты не представил еще одного гостя, – Алиас указал подбородком на Остаха.

– Это Остах, он охраняет наследника, – ответил Буддал на дорча из уважения к собеседнику.

Остах оторвал зубами кусок мяса.

– Ты родич рекса? – Алиас с легкостью перешел на горский.

– Я родич рекса, – кивнул Остах с набитым ртом.

– Ты из его даипа?

– Нет. Я из даипа его матери, Столхед.

– Столхед? – спросил Алиас. – Столхед, дочь Столаха? Редко доводится слышать это имя. Не думал, что дан держит при себе кого-то из ее родичей.

«Столхед, – повторил я. – Столхед, Столхед… Дочь Столаха».

Я всматривался-вслушивался в память мальчика, но тщетно. Это имя ему незнакомо.

– А зачем тебе слышать? – простодушно спросил Остах, вытирая губы рукой. – То наши, горские дела.

От подобной неучтивости Алиас Фугг на миг смутился.

– Вкусно? – влез в разговор Буддал.

– Вкусно, – закивал я. – Так я и вправду сижу на бочке с вином?

– Нет, Олтер. – Теперь купец не стал хохотать. – Кто же вывозит вино от дорча? Вино везут к вам, потому как виноград в горах вы не выращиваете. Только вот пьете вина вы до обидного мало, предпочитая можжевеловое пиво.

– Так это пиво! – я попытался подпрыгнуть на бочке. – Отец любит пиво.

– Нет. Горцы растят зерна так мало, а пьют пива так много, что все выпивают сами. На продажу ничего не остается.

– Так что же в бочке?! – воскликнул я. – Или она пустая?

– Она не пустая. В ней земляное масло.

Да иди ж ты! Нефть!

– Масло… – протянул я. – Его что, есть можно?

– Некоторые женщины умащивают им кожу, чтобы сохранить молодость. Но кушать его еще никто не догадался. – И добавил: – Оно несъедобно, Олтер. Им мажут корпуса кораблей, чтобы древесина стала прочней и меньше разъедалась соленой водой. Используют при строительстве дорог. И много где еще…

– Интересно, – прервал диалог Алиас. – Мы пригласили юного наследника, чтобы познакомить его с жизнью в Империи, а рассказываем ему о горах, которые остались позади.

Кажется, нашего Ливси только что стукнули по носу.

– Что ты знаешь об Империи, Олтер?

«Олтер» – не «юный гость» и не «мальчик». Я должен возгордиться оказанной честью и разливаться соловьем? Зря стараешься, дядя. Ничего крамольного в этой детской головенке не хранится.

– Империя… – протянул я. – Она большая. Рядом с нашими горами находится провинция Атариан. Самый главный город в провинции – город Атриан. Туда-то мы и едем. В Империи несколько провинций и одна столица – сияющая Арна, на берегу моря. Там живет император. Море – это когда много-много соленой воды. Воды так много, что, когда смотришь вдаль, ничего, кроме воды, не видишь. – Я помолчал, словно заново осмысливая мной сказанное. Это было в памяти парня, так что ничего придумывать не пришлось. – Только мне кажется, так не бывает. Как это, «кроме воды ничего не видно»? Даже ни одной горы?

На сей раз Алиас Фугг не сдержался и рассмеялся вслед за Ливси.

– Бывают такие земли, – вытирая слезы, сказал Буддал, – в которых гор нет вовсе. И где гор ты не увидишь даже издали. Этому тебя будут учить в школе, как и многому другому.

– А ты учился в школе? – спросил я купца.

– Конечно, – кивнул он, – иначе не смог бы стать купцом. Я учился в школе, потом в академии…

– В Школе наместника?

– О нет, – покачал головой Буддал. – У нас не было столько денег. В Школе наместника учатся дети только очень состоятельных людей. Вот наш Голос Империи, – учтивый кивок в сторону чиновника, – постигал науки в той самой школе.

– Твой отец очень богат? – поинтересовался я и увидел, как затвердели желваки собеседника.

Наконец-то я задел этого заносчивого имперца за живое. Попал в цель, как могут попадать только дети – не целясь и не ведая, что стреляю. Просто ляпнул языком наивно и бесхитростно. Какой спрос с ребенка?

– Мой отец умер, – ровным тоном ответил Алиас. – Он служил у наместника Векса Кнея. Сиятельнейший отметил его верную службу и предложил устроить меня в школу.

– Высокая честь, – объяснил Буддал.

– Это было высокой честью и огромным доверием, – кивнул Алиас. – Однако чудесный ужин! Мы все устали, и людям необходимо отдохнуть. Легких снов!

Он встал из-за стола и, еще раз небрежно кивнув, удалился.

Стало уже почти темно. Сквозь не запахнутый проем походного шатра я смотрел, как на арбе устраивается на ночлег Ллуг. Взбивает в куче попышнее сено, застилает шкурами. Я лежал на пуховом тюфяке, который перенесли в шатер … Дедок вроде как не чесался, будем считать, кровососущих насекомых в мой тарантас не занесет.

Я прокручивал внутри себя недавний вечерний разговор. Вроде бы нигде не прокололся, но все было очень тонко. Очень тонко и очень опасно. Никто не подозревал – и не мог подозревать – в теле мальчишки кого-то другого, но и купцу, и чиновнику от мальчишки нужна была информация, которую он мог по наивности и малолетству разболтать. Из-за этого пристального внимания я чувствовал себя дерганым параноиком и в словах видел второй и третий смыслы, которых, может, и не было вовсе.

Вот почудилось мне или нет, что Остах и Буддал знакомы, но тщательно скрывают знакомство? Кажется мне или Остах остерегается Алиаса Фугга? Мнится мне или Алиас Фугг подозревает, что близнец – не наследник: не старший, а младший сын правителя?

Ответов не находилось, одни страхи и другие не очень приятные эмоции и мысли. Чем я могу здесь заниматься? Что знаю и умею? Как и полагается подавляющему большинству жителей благополучного двадцать первого века, знаю я много чего, но по верхам.

Стекло. Знаю, что нужен песок. Кварцевый? Знаю, что стекло варят и катают, если нужно оконное. Сварю ли я стекло? Да ни в жизнь.

Порох. Тоже мимо. Все, что знаю, – селитра. Селитру добывают из куч дерьма. Дерьмо я найду, а что дальше? Мимо.

Железо. Полное фиаско. Булат? Какой булат! Я даже не знаю, чем железо отличается от стали. Кузни я никогда в глаза не видел. Разве что в кино.

Арбалет? Приблизительно. Однако неумение работать с железом… Сомнительная идея.

Нефть. Казалось бы – рояль роялей в кустах. Царский, императорский рояль. В моей истории за нефть разрушались государства и проводились масштабные операции вторжения. Древнейшие страны с тысячелетним укладом стирались в пыль. А тут – бочка с нефтью под задом. И что я могу сделать с нефтью? Бензин, керосин, парафин, солярка… Да ничего я не могу! Потому как названия-то знаю, а что дальше? Гуманитарий он гуманитарий и есть. Можно попробовать греческий огонь забабахать…

Тяжело без Википедии, одним словом.

Возможно, я смог бы усовершенствовать уже имеющиеся модели и механизмы. Водяное колесо, к примеру. Помню, что КПД колеса выше, если струя падает сверху. Возможно, смогу что-то промычать по поводу создания лесопилки. Было бы кому мычать. Самому мастерить – не вариант.

Что-то не то получается. Нужно плясать от того, в чем разбираешься. А в чем я разбираюсь? Мелкотоварное не промышленное сельское хозяйство – вот в чем. И это в масть. Адски будет не хватать современных материалов и машин, но если надо будет, справимся. Главное, чтобы сельхозкультуры были знакомые, а не с планеты Альдебаран. Хотя морковь, лук, капусту, огурцы, тыкву, яблоки я здесь уже наблюдал, так что прорвемся. Хлеб и пиво – значит, злаковые… А если найдутся картофель, подсолнечник…

Именно наличие такого букета различных сельскохозяйственных культур (и некоторые другие детали, в которых я не был столь уверен) подсказало, что я не в земном мире, если можно так сказать. Не на том отрезке человеческой цивилизации, где жил я прежде, скажем так. На столе местных аборигенов присутствовали некоторые овощи и фрукты, как будто эпоха Великих географических открытий уже произошла. Тем не менее развитие ремесел говорило о том, что я нахожусь где-то то ли в Античности, то ли в раннем Средневековье. Во всяком случае, таковы мои мысли на этот счет. Так что мое куцее знание истории здесь роли не играет.

Перед внутренним взором уже кустились помидорные кущи с красными лопающимися плодами, кукуруза выше человеческого роста…

Мысли путались, глаза слипались. Я медленно погружался в сон. Подтянув шкуру, укрылся с головой и лег на бок. И уснул.

Проснувшись, не сразу понял, где я. Сквозь неплотное полотнище шатра пробивалась серая хмарь рассвета. Только-только начало светать – ночная темень едва развиднелась.

Крутило живот – орешки в меду, виноград и персики после плотного ужина не пошли впрок. Перед сном дядька предлагал сесть на горшок, но тогда нужды я не испытывал. А сейчас нужда была столь большой, что если тотчас же ничего не предпринять, то можно оконфузиться и испачкать штаны. Что ж, придется сдаваться.

Я слегка толкнул в плечо спящего рядом Остаха, и он тотчас открыл глаза. Быстрым взглядом окинув помещение, посмотрел на меня.

– Что случилось, Оли?.. – шепотом спросил спутник.

– Живот крутит… – жалобно протянул я. Тоже шепотом, чтоб не всполошить кого ненароком.

Остах вздохнул и стал подниматься, ворча:

– Кто же виноград на ночь ест? Ведь предлагал же вечером … – впрочем, бухтел беззлобно, для порядка. Что взять с ребенка неразумного?

С сомнением посмотрев на горшок – который потом все равно придется выносить, да и вонища может остаться в шатре, – он подхватил меня привычным жестом, накидывая черную бурку.

Распахнув кожаное полотнище, он несильным пинком заставил пододвинуться спящего парня. По-моему, его звали Барат. Или Йолташ. Парень вскинулся, хватаясь за кинжал.

– Спи… – шепотом успокоил его Остах. – Мы до кустов и обратно.

Пробормотав спросонок, парень рухнул обратно на расстеленную кошму.

Рдели горками углей костры, рядом сидели люди, сгорбившись и укрывшись плащами.

«Часовые? – мелькнула мысль. – За такое несение караула шпицрутенов здесь не полагается, ненароком?»

Остах отнес меня в ближайшие кусты. Ближайшие кусты оказались совсем не близко, и идти пришлось изрядно, так как все пространство у опушки было подчищено и, кроме здоровенных горных сосен, там ничего не росло.

Сняв штаны и «вывесив» меня, как мамашки держат малышей, Остах сопел сзади.

«Интересно, он и задницу мне подтирать будет?» – подумал я. Впрочем, мысль была дурацкая, потому как живот схватило совсем немилосердно. Не обращая внимания на облепивших комаров, я расслабился. Сразу же полегчало. Подождав немного, я неловко завозился.

– Все… – шепнул я воспитателю.

Но вместо того, чтобы предпринимать известные действия, Остах приблизил лицо к моему уху и тяжелым шепотом спросил:

– Ты кто, парень?

Это было так неожиданно, так внезапно! Меня тут же скрутил очередной спазм, похожий уже на приступ медвежьей болезни.

Мне казалось, что исподволь я был готов к подобному варианту событий. Близкие мальчишке люди неизбежно должны были меня раскрыть, рано или поздно. Поэтому я придумал легенду про Волю Матери Предков, ретроградную амнезию. И, как наивно думалось, был готов к серьезному разговору. Но вот так, с голой задницей в ночном лесу… Теперь я как никто другой понимал выражение «поймать со спущенными штанами» – положение более глупое и беспомощное представить трудно.

Пока я лихорадочно размышлял, что делать, эмоции ребенка вновь взяли верх, и Оли захлюпал носом. Это хлюпанье грозило перерасти в плач.

– Тихо! – вдруг резко оборвал Остах.

Руки, держащие меня, напряглись. Тревога в голосе враз оборвала начинающуюся детскую истерику. Остах медленно-медленно, не разгибаясь и держа в прежнем, неприглядном виде, двигался вглубь кустарника. Наконец он остановился и так же медленно усадил меня голой задницей на землю. Прямо на сухие колкие сосновые иголки. Опустился на землю рядом, уложил и рывком надел штаны. Я протестующе пискнул.

– Тихо… – вновь оборвал меня шепотом. – Смотри вокруг и не поднимай голову.

Сам он лег рядом и укрыл нас обоих черной буркой.

– А что такое?.. – прошептал я в ухо дядьки.

– Что-то не так, – дернул плечом Остах. – Молчи, смотри и слушай.

«Смотри и слушай! И нюхай! Не мог подальше отойти… Впрочем, было бы о чем переживать… Что случилось с Остахом, что он прервал так удачно складывающийся для него допрос? Видимо, что-то нешуточное. Что же, будем молчать и слушать».

Порывы теплого воздуха изредка налетали с гор, запутываясь и шелестя в листве одиноких среди сосен берез. Ночная темень медленно отступала. Начали распеваться первые, редкие еще, утренние птахи. И тут я увидел. Увидел периферическим зрением движение в лесу справа. Переведя взгляд на это место, я долго высматривал источник движения, но не увидел ничего.

«Померещилось?» – спросил я себя. Но нет – из-за ствола сосны показалась человеческая фигура, пригнувшаяся к земле. Человек медленным шагом двинулся в сторону стоянки. В руке он держал лук с натянутой тетивой.

Стараясь не выдать себя, под буркой я ткнул под ребра Остаха, смотрящего в другую сторону. Тому не пришлось долго приглядываться. Человека с луком он увидел тотчас и хищно осклабился, едва заметно кивнув. Видимо, до конца не был уверен в своих подозрениях.

– А теперь… – горячо зашептал он мне на грани слышимости, – слушай сюда, парень… Сейчас мы долго будем лежать. Может, долго-долго лежать. Смотреть и слушать. Появится кто перед самым носом – лежи, как лежишь. Когда начнется потеха – лежи камнем. И молчи, – оборвал он мои вопросы, – это не игра.

Лежали мы, надо сказать, не очень удобно. Воняло дерьмом, прогалина походной поляны была видна едва-едва. Обострившийся слух различал журчание реки, скрадывавшее звуки. Постепенно начали затекать руки. Потом заныла шея. Поясница. Спина. Нестерпимо захотелось переставить локти с впечатавшимся в кожу сучком. Зачесался нос. Проснувшаяся не к месту букашка заползла под рубаху, начав путешествие вдоль позвоночника…

Я продолжал смотреть за фигурой лучника, что оказалось не просто. Замирая, он растворялся в предрассветных сумерках, теряясь за стволами деревьев, и лишь дальнейшее продвижение помогало вновь его обнаружить. Краем глаза я наблюдал и за своим воспитателем. Лицо Остаха – в последнее время все больше озабоченное и нахмуренное – разительно изменилось. Черты заострились, губы сжались в тонкую полоску. Создавалось ощущение, что и уши у него сейчас стоят торчком – словно охотничья собака встала на след.

Заметив мой взгляд, Остах едва заметно кивнул головой, указывая направление, куда стоит взглянуть.

«Мать честная!..»

У дерева стояли сразу трое лучников. А за ними виднелись еще фигуры. Видимо, мы лежали на самом фланге нападающих – а таинственные незнакомцы, несомненно, были нападающими, кем же им еще быть? – так как близкая речка не позволяла им растянуть цепь стрелков дальше. Увиденный мной лучник был крайним в цепи.

И тут произошло сразу множество событий. «Своего» лучника я теперь видел сбоку и со спины, почти на грани зрения. Он подобрался к краю прогалины и замер.

Неожиданно среди хора распевшихся утренних пичуг прозвучало уханье совы, резанув по уху.

– Ради Матери Предков, парень, лежи камнем!.. – прохрипел Остах, стиснув рукой шею.

«Больно, черт ты старый!»

На лучника, который, услышав сигнал, вскинул лук, с дерева упало темное пятно. Остах перестал придавливать меня к земле и только шипел яростным шепотом:

– Живьем, Барат, живьем!.. – Остах скреб пальцами по прошлогодней листве. – Вот сучонок, пайгальское семя, опять на верхотуру забрался! Медузу тебе в мошонку, что творишь! Как глотку режешь, недоношенный!.. – Остах закусил губу, чтоб не заорать.

«Эк моего воспитателя разбирает! Ему самому ножом помахать охота, да я мешаю».

Фигура тем временем, встав во весь рост, подняла руку с коротким клинком, и – «Дор-рррча! Дор-рррча!!!» – раздался боевой клич.

От громкого вопля все лесные певцы мигом замолчали. На мгновенье упала тишина, в которой слышались щелчки спускаемых тетив. А потом звуки посыпались лавиной – вопли, крики, проклятия, ржание лошадей.

– К оружию!

– К бою!

– Дорча! Дорча! – заухало недалеко.

– Лежи камнем! – уже не скрываясь, бросил мне в лицо Остах. И, вскочив, побежал к Барату.

Сердце билось так, что кровь прилила к голове, в висках бухало молотом, закладывая уши. А в голове дурацким хороводом металась по кругу одна и та же мысль: «Убежал и даже ножа не оставил… И даже ножа не оставил…» – и глупая обида на оставившего меня одного дядьку.

Опять мальчишка на волю вырвался. С этим что-то надо делать. В подавляющем большинстве случаев вел партию я. Десятилетний мальчик не то чтобы затаился во мне – нет, подобного шизофренического раздвоения сознания не наблюдалось. Просто я стал Ултером (хоть он теперь Олтер), мальчик стал Антоном, а мы стали единым целым. Но в моменты сильного эмоционального потрясения реакции маленького мальчика вырывались и не знали удержу. С одной стороны, меня это здорово выручало, с другой – как сейчас, например, – мешало.

Подавив панику, я кое-как взял себя в руки. Кровь в ушах перестала так сильно шуметь, и я услышал звон железа. Все-таки дошло дело до рукопашной. Значит, планы нападавших сорваны? А может, напротив, они дорезают сейчас ополоумевший со сна лагерь, а затем начнут потрошить купеческое добро? Потом, если не наткнутся на сжавшегося от ужаса в комок обезноженного десятилетнего мальчишку в кустах, растащат добро по разбойничьим норам. Помереть от жажды не грозит – до речки я доползу и на руках. Потом остается только выползти на место побоища и ждать, кто на поляну пожалует следующим…

Эти мысли промелькнули за какие-то мгновения. А тем временем я наблюдал, как подбежавший к Барату дядька Остах с размаху залепил ему справа, отчего у парня мотнулась голова. Что-то коротко прокричав, наставник махнул рукой в мою сторону и для ускорения хлопнул горца по спине. Барат, не оборачиваясь, рванул ко мне. Бежал он, вертя головой.

«Не понял толком, где я прячусь».

Я поднял руку. Взгляд Барата тут же зацепил движение, и, обрадованный, он припустил еще быстрее.

Чудом умудрившись не вляпаться в мою кучу, он опустился на бурку.

– Залезай, – скомандовал я.

– Чего? – ошалело спросил парень. Левое ухо у него наливалось красным.

«Оглох, что ли? Или не отошел еще от схватки?»

– Под бурку, она темная, и нас не видно, – объяснил я. – Спрячемся…

– Спрячемся… – с пониманием повторил Барат, отодвигаясь и залезая под бурку.

– Кто они? Их много? – спросил я.

– Тихо! – приподнял руку с раскрытой ладонью Барат. – Лежим и слушаем!

«Что? Снова лежать и слушать?..»

Прятались мы недолго. Мою разыгравшуюся фантазию о кровавой сече на поляне прервал бегущий человек. Он мчался, не скрываясь, сучья летели из-под ног во все стороны. С перепуга он несся вперед, не разбирая дороги. Возможности разглядеть, кто это – свой или чужой, не было ни малейшей. Через пару мгновений узнаем, оббежит этот лось наше убежище или ломанется насквозь. И что-то мне подсказывало, что скорее последнее.

«И даже нож не оставил», – уже без всякой паники с сожалением подумал я, взглянув на Барата. Тот подобрался. Кончик кинжала, который он держал перед собой над землей, слегка подрагивал.

Бегущий приблизился. Традиционная овечья безрукавка. Шаровары, заправленные в мягкие сапоги. Широкая лента на лбу, удерживающая длинные волосы. И небольшой топорик на длинной рукояти в правой руке, который он держал на излете, как дубину. Вот он вломился в подлесок, взметнулась бурка, навстречу кинулся Барат. Короткий укол кинжалом, отскок назад и влево. Бежавший по инерции сделал еще пару шагов и, даже не успев вскинуть руки, рухнул на землю, заливая ее кровью. Гортань вскрыта. Подергавшись и посучив ногами, он затих. Откинутый смертельными конвульсиями топор валялся в шаге от моей головы.

Барат опустился рядом с поверженным и, глядя то на меня, то на труп, тоскливо произнес:

– И этого – насмерть. Опять не живьем… Ну что поделать? Ведь сам учил … В шею, чтоб наверняка. – Потом, видимо о чем-то вспомнив, он отодвинул меня подальше от расплывающейся лужи крови, вновь примостив на бурку. Мы сели лицом к тому месту, откуда выбежал бедолага.

– Ты как, Оли? – спросил меня Барат. – Живой?

Думал он о чем-то своем. Глаза охранника обшаривали местность.

– Живой, – пискляво ответил я. – Дя-я-ядька-а-а Оста-а-ах мне даже но-о-ожа не оста-а-ави-и-ил!..

Ну что ты будешь делать! Опять разревелся, сопли распустил. Хотя чего уж там, страшно было не на шутку.

– Тихо! – цыкнул Барат.

«Да что они заладили все – тихо да тихо! Я маленький, и мне страшно, мать вашу за ногу!»

Барат сам испугался своей резкости. Нос у него не дорос – кричать на наследника.

– Держи, – горец протянул свой кинжал, протерев клинок о безрукавку убитого и взяв себе его топор.

– Это мне?.. – ошарашенно спросил я. Плач как рукой сняло.

– Тебе, Олтер, – серьезно кивнул Барат. – Тебе нужен нож? Возьми мой, это честь для меня.

– Спасибо, – не стал отнекиваться я. Кинжал для меня был явно большим и слишком громоздким, но отказаться выше моих мальчишеских сил. – Спасибо, Барат!

– Что уж там, – улыбнулся он. И добавил: – По-моему, все кончилось.

Он еще раз прислушался, и мы услышали победный крик. «Дорчариан! Дорчариан!» – орали несколько глоток.

– Ты спрашивал, кто они? – спросил Барат. – Не знаю, как другие, а этот, – нагнулся над убитым и сорвал с его головы цветную вышитую налобную повязку, – гворча. Предатель, – сплюнул на землю парень.

«Гворча», «предатели» и «изменники» в памяти Олтера становились в один ряд. Мальчик знал с самого раннего детства, что гворча – злые и опасные люди, которых стоит опасаться. Когда взрослые при них с братом изредка произносили «гворча», то всегда так же сплевывали на землю. Как будто осквернили уста этим словом и, сплюнув, очищались от заразы. Однако конкретных деталей в моей новой памяти относительно предательства гворча не хранилось.

Мы услышали переливчатый свист. На том месте, где Барат убил лучника, стоял кто-то, призывно взмахивая рукой. По-моему, это Остах. Также к нам бежал парень, который спал у двери шатра. Подол его безрукавки заляпан кровью. Подбежав, он глянул на меня, повернулся и заорал:

– Хорошо! Живой!

«Чего уж хорошего. Сходил покакать, блин…»

– Ты как, брат? – спросил подбежавший.

– Ни царапины, – довольно ответил тот. – А ты? – горец кивнул на испачканную кровью безрукавку.

– Пустое, – махнул рукой Йолташ. – Прижали крепко. Учитель помог со спины. Вдвоем мы их взяли.

– Живьем?

– Какое там…

Показалось или Барат победно на меня посмотрел?

– Недобиток ничего сказать не успел: похаркал кровью и кончился.

– Учитель злится? – спросил Барат.

Йолташ пожал плечами. Он вообще был парень немногословный:

– Рычит, но так… Для порядку…

– Йолташ!!! – прервал беседу далекий вопль.

Пригнув головы, парни тут же подхватили меня и побежали к поляне.

«Вот и информация подоспела. Йолташ и Барат – братья, а Остах, значится, их учитель. Ножевого боя, как я полагаю».

Насколько мастерски Остах владел своим страшным тесаком, который предпочитал мечу или топору, Олтер не знал. Но ножевому бою близнецов учил именно дядька, из чего следовало, что и братьев Барата с Йолташем он учит тому же.

– Жив? – коротко спросил Остах, вперив требовательный взгляд.

– Да.

– А это что? – недоуменно спросил дядька, увидев кинжал.

– Барат подарил. Мне одному страшно без ножа. А он подарил, – сбивчиво начал объяснять я.

– Не подходит, – сказал Остах. – Не по руке, слишком тяжелый… – Но, увидев, как я двумя руками прижал кинжал, остановился.

– Барат! Рыбьи твои потроха! Как думаешь, отчего наследник до сих пор без оружия ходит? Думаешь, у дана оружейная опустела, сыночку кинжала не хватило?

Парень опустил глаза. Дядька помолчал. Помял пальцами нижнюю губу. И устало добавил:

– Отец его должен был одарить. Отец!!! Или наместник. За победу какую или еще как… – Он махнул рукой. – Однако… подарок в бою – то свято. Отдариться не забудь, – велел мне Остах.

Он повернулся и велел братьям:

– Парня на бочку, и от него ни на шаг.

«Парня на бочку – звучит-то как! – думал я, развалившись на «своей» бочке. В отличие от вчерашнего дня, бочку поставили в тени дерева, и я удобно оперся спиной о ствол. – Свой баррель нефти, хе-хе!»

В стороне сволакивали трупы нападавших, наваливая кучей. Куча была невеликой – с десяток тел. Наш Ллуг вместе с парочкой из купеческого обоза деловито обирали трупы, складывая одежду, носимые вещи и оружие раздельно. Голых мертвецов укладывали штабелями рядом, перекладывая дровами.

Стараясь не смотреть на сортировку мертвецов, я оглядывал место рассветного побоища. Самого побоища как раз и не наблюдалось. Для наших копали могилы. Всего три ямы. Погибшие, насколько я мог понять, были опять-таки из окружения Буддала. Сам купец как ни в чем не бывало метался между походным столом, за которым мы вчера ужинали, и своими повозками.

Его яркий шатер уже освободили от растяжек и подпорок, полотнище разложили на земле и скатывали в рулон. Я посмотрел на свою ставку. И не узнал ее. Покосившаяся груда шатра вся утыкана стрелами. Недалеко валялись не прибранные трупы. Впрочем, к ним уже направлялись двое из «похоронной команды».

Шатер Алиаса Фугга представлял не менее плачевное зрелище, только тела нападавших, если они были, успели унести.

Что же – картина получалась уже не такая ясная, как представлялось прежде. Никаких разбойников с большой дороги не было, на повозки и добро купца никто не покушался. Нападавшие оказались непонятными предателями гворча. У моего шатра нашло свой конец немало врагов, а вот, судя по количеству выпущенных стрел, шатер Голоса Империи был для них первоочередной целью.

Как бы поменялась ситуация, если бы Алиаса Фугга прикончили? Мы еще на территории земель Дорчариан или уже в Империи?

Как же не хватает исходных данных! Как не хватает информации! Мозг жителя двадцать первого века от подобной депривации вскипал. Черт возьми! У меня уже от этих раскладов, от бесплодного гадания ум за разум заходит!

– Не волнуйся, наследник Олтер. – Ко мне неслышно подошел Алиас Фугг.

Пока я терзался неразрешимыми из-за недостатка информации вопросами, то незаметно для себя мусолил потными детскими ладошками рукоять подаренного кинжала. А невидящий ничего в задумчивости взгляд почему-то уперся в груду мертвых тел.

«Да он, видимо, думает, я переживаю, что ни одной глотки не успел вскрыть! – подумал я. – Видок у меня, наверное, тот еще. Малолетний палач-садист».

– Не волнуйся, – повторил, присаживаясь на камень рядом, имперец. – Все позади. Твоя жизнь вне опасности.

«Хотел бы я быть в этом уверен», – подумал я.